Графиня и кастрат

Лилиан всегда любила подобные приемы и балы. Особенно, если на них собиралось столь блистательное общество. Но сегодня, на приеме в честь принца Субиза, она не могла заставить себя веселиться. Немудрено, шевалье Олифант более двух месяцев назад отбыл по приказу командования в Луизиану, где шла война с англичанами и индейцами, и с тех пор от него не было никаких вестей. Сначала она пыталась заглушить эту тоску играми с Мадлен, но после того, как она заставила служанку отдаться двум карликам, та покинула замок и больше её никто не видел. Юная Мари, которая графиня вызывала к себе, потушить бушующий в ней огонь страсти была слишком неопытна, к тому же не отдавалась этому удовольствию в полную силу.

Конечно, здесь были её прежние любовники, но разве могли они сравниться с шевалье? Это все равно, что есть остывший луковый суп после чудесного соуса с трюфелями. В этих мыслях и тревогах прием пролетел почти незаметно. Вот уже глубокая ночь, близилась кульминация, выступление знаменитого кастрата Анжинелли.

Гости собрались в афитеатре замкового парка. Многие были настроены скептически, здесь во Франции не любили итальянскую оперу, а еще больше не любили кастратов. Но сам король оказался горячим поклонником этих странных людей, и следом за ним и принц Субиз изъявил готовность и желание послушать удивительное пение. Потому, никто не смел выражать скепсис вслух.

Декорации на сцене изображали античный дворец, сегодня перед господами разыгрывалась опера «Улисс и Цирцея». Сначала на сцену выбежали поросята. Не те грязные животные из крестьянского хлева, милые чистенькие свинки, украшенные бантиками. По амфитеатру пошел смех и одобрительный гул. Следом за ними вышла женщина невероятно высокого роста, несколько нескладная, с небольшой головой, капризно поджатыми губками. Она обвела глазами зрителей, задержавшись взглядом на графине. Лилиан смотрела в ответ, на мгновение забыв о приличиях. Сложно было оторваться от этих огромных васильково-голубых глаз.

Женщина запела. И зал затих, поскольку мало кому доводилось слышать столь чудесный голос. Он сочетал в себе силу мужского, высокий тембр женского и невероятную звонкость и чистоту детского голоса. Это был глас с небес. Не зря кастрат взял себе псевдоним Анжинелли. Даже у маркизы Дессеншаль, которая больше других была недовольна идеей с кастратом, на глазах выступили слезы восхищения. Лилиан забыла обо всем на свете. Пение будоражило её, возносило на самые небеса. Ничего больше не существовало в этом мире, лишь этот удивительный человек, то ли мужчина, то ли женщина и его чудесный голос.

Графиня представила себя сидящей на облаке, рядом сидело чудесное существо ангельской внешности. В руке оно держало длинное белоснежное перо, кончик которого легко касался тела Лилиан. Перо скользило то по огромным грудям графини, задерживаясь особо на розовых сосках, по спускались к животу, то чуть ниже, нежно щекоча клитор. Лилиан изнемогала и млела от удовольствия. Правой ступней она гладила существо по лицу, кожа была нежно и атласной.

Кончик пера слегка раздвинул колечко ее заднего прохода. Тем временем длинные пальцы небожителя осторожно раздвинули половые губы Лилиан. Графиня сжала колени в предвкушении, из розовой глубины выступило несколько прозрачных капелек. Существо надуло щеки, будто херувим с картинок и стало дуть. Сильная и нежная, чуть прохладная, но такая упругая струя воздуха проникали в неё, достигали самой её глубины. Ангел то прекращал, то вновь надувал щеки, это создавало иллюзию двигающегося в Лилиан фаллоса. В то же время все было так легко и без нажима. Ветер скользил в ней, не встречая сопротивления. Графиня кричала, извивалась, пыталась ногтями впиться в облака, но ловила лишь воздух. Она словно задыхалась, когда ветер входил в неё, и одновременно легкое перышко проникало в анус, не причиняя никакой боли, одно лишь невыносимое удовольствие. Похожее чувство, но не такое сильное, графиня испытывала, когда качалась на качелях. Он ка бы входил в неё, но в то же время, будто что-то из неё вытягивал. Каждое движение становилось все невыносимее, Лилиан не выдержала, её розовая глубина запульсировала, в голове взорвались сотни фейервеков.

Графиня пришла в себя. Опера закончилась, ночное небо и вправду расцветилось фейеверками. Анжинелли ушел, сорвав неистовые овации. Лилиан же теперь не было покоя. Она жаждала увидеть лично, поговорить с этим удивительным человеком. Гости начинали потихоньку расходиться в отведенные им покои. Графиня раскланялась с принцем, который уже клевал носом, и незаметно скрылась в своих апартаментах. Она вызвала служанок и велела срочно её переодеть. Она избавилась от тяжелого неудобного платья, убрала украшения с прически, надела более неприметную и практичную одежду, лицо скрыла шляпкой с темной вуалью.

Легкой тенью Лилиан выскользнула в предрассветные сумерки. bеstwеароn. ru Вскоре она достигла домика возле амфитеатра, который был выделен кастрату в качестве жилья. Там горел свет, Анжинелли еще не спал. Она вошла без стука и иных церемоний. Кастрат сидел перед зеркалом по-прежнему в женской одежде, избавившись только от громоздкой юбки. Его длинные стройные ноги ничем не отличались от женских, то же изящество и приятные формы. Особенно удивительно было лицо, которое графиня теперь могла видеть вблизи. Оно сочетало в себе как мужские, так и женские черты. Обладатель подобного лица в обществе сошел бы и за красивую женщину, и не менее красивого мужчину. Анжинелли повернул голову в её сторону. Их взгляды снова встретились.

— Я знал, что, Вы придете — сказал он хрустальным голосом.

— Вы знаете, кто я? — удивилась Лилиан.

— Нет! Но какая разница. После выступления ко мне всегда кто-нибудь приходит. Чаще женщины, хотя бывает и мужчины. Им нужно лишь одно.

— И что же это?

Сердце графини забилось, грудь сжалась в сладкой истоме.

— Им нужно приобщиться к моему безмерному таланту. А поскольку они все глупцы, им известен лишь один способ это сделать. Проникнуть в меня, или сделать так, чтобы я проник в них. Иначе говоря обменяться со мной соками своего организма, попытаться выпить мой талант, будто бокал кьянти. Пустышки, что хотят получить хоть толику моей полноты.

Щеки Лилиан вспыхнули румянцем. Никто еще не был с ней столь дерзок и высокомерен.

— Идите сюда, раз пришли — сказал кастрат, — я никогда не отказываю в этом. Это своего рода кульминация, завершение моей партии.

Он достал свой фаллос из панталон, длинный, узкий, чуть загнутый кверху. Чем-то похож на него самого. Лилиан не могла отвести от него глаз. Завороженная она подошла к нему.

— На колени перед великим Анжинелли! — сказал кастрат. Его голос будоражил, заставлял беспрекословно подчиняться.

Графиня опустилась на колени перед сидящим в кресле кастратом. Она немного приподняла вуаль, её полные губы заскользили по фаллосу Анжинелли. Кастрат откинулся на спинку, ноздри его раздувались.

— Да... — говорил он, — так я люблю. Нежно и шелково.

Лилиан сжимала губами его член так, будто и правда надеялась высосать всю его силу. Она то нежно щекотала языком самый кончик, то заглатывала его целиком. Иногда она надувала щеки, как то существо из фантазии, но лишь затем, чтобы её любовник почувствовал невыносимо приятные ощущения. В эти моменты ноги Анжинелли судорожно сжимались в коленях, ему невероятно нравилось то, что с ним делала незнакомка, которая так и не сняла вуали. Когда Лилиан взяла в нежную ладонь его мошонку, он не выдержал. Издав стон, он начал извергаться ей в рот. Графиня даже не успела удивиться, она полагала, что кастраты не способны к извержениям. Но доказательство обратного сейчас наполняло её рот, стекало по подбородку.

— Глотайте! — сказал кастрат, — глотайте мою сущность!

Лилиан подчинилась, едва не подавившись.

— А теперь я попробую Вас.

Он встал с кресла, навис над ней. Член его несмотря на опустошение оставался торчать. Анжинелли бросил Лилиан на кровать, задрал юбку, сорвал с неё панталоны. Замер, любуясь её лобком, заросшим светлыми волосами, бесстыдной розовой пещеркой. Он прильнул к ней, заскользил языком. Графиня раскинула ноги в стороны, один из туфлей упал с её ступни, второй продолжал держаться. Его длинный язык бесцеремонно проникал в глубины, носом он щекотал клитор. Графиня под вуалью вся раскраснелась, у неё давно не было близости, она двигала бедрами ему навстречу. К тому же эта бесцеремонность делала все ощущения острее. Его язык вынырнул из вагины и устремился к заднему проходу. Графиня прижала его маленькую женскую голову к себе ногой.

— Чудесно... чудесно... — шептала она.

— Да! Великий человек велик во всем! — согласился Анжинелли, убирая лицо от её промежности. Между его губами и анусом Лилиан все еще оставалась ниточка слюны.

— А теперь я проникну в Вас! — заявил он торжественно, — запомните это мгновение навсегда. И вечно храните в своем сердце.

Он прижал головку к её промежности, провел по половым губам, потом ниже и неожиданно с силой стал проникать в анус.

— Что Вы делаете? — задохнулась Лилиан.

Но Анжинелли уже проник почти на всю длину. Член его был довольно узок, к тому же обильно смазан, ему не составило труда проникнуть туда. Лилиан замерла от острого непривычного чувства. Анжинелли начал медленно двигаться, наращивая темп. Его длинные пальцы одновременно скользили в её вагине, указательный и средний проникали внутрь, большой скользил по клитору. Это все вызывало непривычные ощущения, чем-то схожие с теми, что она мысленно испытала на облаке. Кастрат проникал в неё, но в то же время, будто что-то вытягивал. Каждое его движение было все невыносимее и все приятнее. Графиня подняла глаза к потолку. Кровать в домике для кастрата не была завешена балдахином, лежа на ней можно было увидеть потолок. Но на потолке была одна деталь, которой раньше не было. Там висело огромное зеркало, видимо Анжинелли въезжая, распорядился его повесить сюда. Лилиан впервые увидела себя со стороны, в момент совокупления. Она лежала на спине, её лицо по прежнему закрыто вуалью, но даже сквозь неё видно, как блестят глаза, как шевелятся губы, будто в воздушной поцелуе, как прыгают две огромные груди в корсете, как ритмично движутся пышные бедра. Анжинелли двигался, стоя перед ней на коленях, будто стараясь не загораживать открывшегося вида.

Сам он был неотличим от женщины, высокой, нескладной, но невероятно волнующей и красивой. Его округлые небольшие ягодицы были такие же прекрасные, как у Мадлен. Сама мысль, что она сейчас совокупляется с женщиной у которой член сводила Лилиан с ума. Когда Анжинелли в очередной раз проник на всю длину, графиня пришла к пику наслаждения. Она жадно смотрела на себя в этот момент. Лицо её исказилось, губы приоткрылись, издавая нежный протяжный стон, руками они впилась в ягодицы кастрата, яростно насаживая его на себя, ноги сжались в коленях, сминая простыни на кровати. Пространство вокруг сжалось и запульсировало. В этот момент не выдержал и Анжинелли. С криком он кончил во второй раз. Графиня же не могла остановиться, оргазм сотрясал её, особенно когда она видела, как вытекает из её заднего прохода семя.

— Это был чудесный последний аккорд — сказал кастрат отдышавшись, — а теперь оставьте меня, великому Анжинелли требуется отдых!