Как бы это могло быть на самом деле. Вояж отпускника. Сказка на ночь. Глава Эротические сказки

Эротические фантазии на тему секса с толстушкой,

рассказанные на ночь сестре вместо сказки.

Вечером, традиционно смыв в бане пот и пыль, поужинав с принятием внутрь стопочки соседкиной настойки, которой она нас периодически снабжает, завалились в комнате на диван, в кои-то веки включив телевизор. Он там чего-то бормотал, чего-то показывал, служа скорее фоном, нежели источником информации. Да, про настоечку что-то подумал. Какое-то у неё странное действие. После стопочки, а это, примерно граммов семьдесят, готов стереть свой корешок до основания. Почти как большевики, желающие разрушить старый мир. Валюшка, по началу жаловавшаяся на больную писю из-за частого её примерки на мой корешок, перестала лить слёзы по поводу этой болезни и с удовольствием раздвигает ноги по первому моему желанию. А желания возникают часто. Интересно, чего такого старая блядь, а никем иным она не может быть по определению, намешивает туда. И про блядь не для красного словца. Увидев хотя бы раз её масляно-оценивающий взгляд, не ошибёшься в природе её натуры. Блядь натуральная. Интересно, у её мужа голова в двери нормально проходит. Или она периодически спиливает мужу рога, не давая повода для подозрений. Это сейчас ей где-то под полтинник с лишком. Можно легко представить, какой она была в молодости. Тоже, поди, трусы не надевала: снимать-надевать устанешь. Без них проще. Вызывает антирес, вот ещё какой процесс: встанет ли соседка раком, если я ей предложу это? Встанет. Точно встанет.

Что-то меня мысли, которые по утверждению певца одновременно и скакуны, не туда понесли. И Валюшка чего-то говорит, а я задумался и не слышу.

— Валь, повтори, прослушал.

— Говорю: тётя Наташа просила как-нибудь зайти, посмотреть проводку в доме. Говорит, что пахнет сильно. Боится, как бы не загорелось. А её дядя Миша в этом деле ни ухом, ни рылом. Да и совсем видеть перестал. Скоро на ощупь всё делать будет.

— Примерно как ты.

Валька возмутилась.

— А что я? Я что делаю?

— Ты на ощупь, под одеялом, определяешь готовность одного предмета к употреблению по назначению. И твоя мадамка уже, поди, пустила слёзки. Я неправ?

— Прав. Прав. - Валюха заворчала. - Вечно ты так. Я ещё ничего не сделала, а ты уже подозреваешь меня в само страшном преступлении. Вов, ну я не знаю почему, но я всё время хочу и хочу. И что интересно, мне вовсе не хочется кончать. Мне стал нравиться сам процесс. Чтобы ты был во мне, двигался, замирал, прижимаясь всем телом, целовал меня, не вынимая, снова двигался. А если и вынимал бы, то лишь для того, чтобы почтить внимание другую дырочку. Мне стало офигеть как нравиться, когда ты меня в зад долбишь. Раньше тоже нравилось, но не так. И ещё ты показал меж титек. Прикольно ловить губами головку, когда она высовывается меж ними и упирается в подбородок. Мне всё нравится. А тебе?

— Валюш, а самой подумать не судьба? Я понимаю, что мыслительный процесс трудоёмок, но всё же попробуй. Ой, чего щиплешься?

— Дурой назвал, да? Я тебе покажу такую дуру, что...

В ссоре с женщиной главное во время заткнуть ей рот поцелуем.

По поводу повышенного либидо, мог бы посоветовать перестать по вечерам принимать во внутрь соседкину настойку, но мне самому нравится моё теперешнее состояние. Я такой, говорю своему боевому товарищу: Будь готов! И он в ответ рапортует: Всегда готов!

Валюха, посчитав поцелуй получением карт-бланша, взяла в плен титек член.

— Вов, ты не отвлекайся, я просто поиграю.

— Угу. Поиграет она. А то я не знаю, чем эти игрушки заканчиваются.

— И чем? Поделись своими знаниями с дурой.

— Дать бы тебе по зднице, да слишком уж мне хорошо, слишком меня твои тити расслабили.

Валька засмеялась.

— Того и добиваюсь.

— О, женщины! И имя вам коварство! А закончится тремя вариантами развития событий: Либо ты сядешь верхом, либо встанешь раком, либо ляжешь на спину. А к соседке завтра загляну, посмотрю, что там и как.

— Я с тобой.

— Зачем?

— Беречь твою нравственность. С неё станется изнасиловать тебя. Баба здоровая, силушкой бог не обидел. Завалит и маму крикнуть не успеешь. Да шучу я, шучу. По делам надо, кое о чём поговорить.

Валюха потискала пионера титьками, поиграла с головкой, ловя её открытым ртом, спрашивает, оторвавшись от приятного время провождения.

— Вов, а тебе какие женщины нравятся?

— Как понять - какие?

— Ну, блондинки, брюнетки, стройные, пухлые. Сисястые или с маленькими титьками. Жопастые. Да много вариантов.

— Мне, Валь, нравятся которые дают, не ломаясь и не строя из себя невесть что. У самой трусы промокли, по ляжкам течёт, а она всё нет и нет. А потом себя дрочит, завывая и проклиная свою несусветную дурь.

— И правда, братик, дуры. А я же у тебя умная. В первый же день дала. Да и раньше ты был первый в моей заднице. И последний. Вов, а ты толстых ебал?

— Доводилось.

— И как?

— Всяко. И раком, и стоя. И лёжа.

— Дурак какой. Или придуряешься. Я спрашиваю как с ними?

— Валь, всё то же самое. Только у некоторых до пизды добираться тяжко, складки сала мешают.

— Вов, а у них пизда не становится шире?

— Валюш, скорее уже. Сало давит на всё, в том числе и на это. Но это не научные выкладки, мои личные наблюдения.

— А расскажи.

— Хм. А про кого?

— Про толстых, конечно. Мне твои рассказы, словно сказки на ночь для детей. Только детишкам такое не рассказывают.

— А ты дочек попроси, они тебе такого расскажут, что у тебя уши в трубочку свернутся.

— Приедут, так и сделаю. С мамкой поделятся. Ты рассказывать будешь?

— Тогда я, как послушная девочка, рядышком лягу и сисю твою в рот возьму. Привыкла с соской во рту засыпать. Чо ржёшь? Сам приучил. Мне Серёжка мой пытался несколько раз в рот всунуть, так чуть не прибила, скотину. Для него жопу помыть - целая трагедия. Вечно пьяная вонючка. А ты чистый, вкусный. И вообще, рассказывай, а то я начну приставать со всякими глупостями.

— И какими?

— Сам догадаешься? А если подумать? Я понимаю, мыслительный процесс трудоёмкий, но...

— Уела. Один-один. Слушай. Можешь перебивать. Всё равно от вопросов не удержишься. Всё, бери в рот соску и слушай.

Рассказ о толстушке.

- Помнишь, у нас в соседях жила тётя Рая? На нашей улице. Помнишь? - Валюха согласно кивнула головой. Рот-то занят. - Её дом у водокачки стоял. Материна подружанька. Вместе водочку вкушали, плакались о своей вдовьей доле. Она часто звала меня к себе помочь по хозяйству. Мне не жалко, тем более, что никогда не отпускала, не покормив, а молодому организму вечно не хватало еды. Времечко-то какое было. Да и без того чем-то да побалует. Так вот, было однажды так:

Матушка пошла к тётке Рае и зависла там. Дело к вечеру. Зная, чем обычно заканчиваются их посиделки, пошёл забирать домой ослабевшую от трудов праведных женщину. Обе были уже хороши. Когда зашёл, загамели радостно. Одна от радости, что сын не бросил, пришёл за ней и теперь шанс добраться до дома в целости и сохранности, без приключений на задницу, приблизился к ста процентам. Гарантия, что доберётся. Вторая просто радовалась своему всегдашнему помощнику. Шатаясь и хватаясь за предметы мебели, тётя Рая встала и попыталась накормить меня всем, что есть на столе. Не преуспела в своих попытках принять вертикальное положение и снова грузно опустила свой пухлый зад на сиденье. Они с мамкой выпили на посошок, и я помог, опрокинув стопочку После мы с матерью поплелись домой. На середине пути мать вспомнила, что оставила у тётки кофточку, а утром на работу идти. А вдруг будет прохладно. Вертаться вообще плохая примета, а возвращаться назад с пьяной женщиной и вовсе швах. Пообещал, что сейчас вот до дома доберёмся и я сразу побегу к тёте Рае за кофтой. Молодому это мигом? одна нога здесь, а вторая уже там. Шаги у меня такие широкие, на половину улицы потянут. Абы шаны не порвать, так широко шагая. Дома мигом уложил мать на кровать, раздел, вытер промежность зассыхи, в очередной раз не сдержавшейся и слегка пискнувшей в трусы. Оставь до утра, так раздражение пойдёт по ляжкам, идти не сможет. Она, даже когда ещё не заснёт, воспринимала это как само собой разумеющееся. Это поначалу возмущалась, потом привыкла. И не только к вытиранию.

— Вовка, ты тётю Надю ебал? Мать свою? - Валька оторвалась от соски, уловив из сказанного самое важное. - И как?

— Валь, пизда как у всех. Не отвлекай.

— Ты мне потом обязательно всё расскажешь. Сколько в тебе ещё интересного!

Уложив маму, быстро добежал до тёти Раи. Лишь бы не закрылась и не легла спать. Её же потом и пушкой не разбудишь. Не закрылась, а вот спать легла. Точнее, не легла, а заснула там, где сидела - в кресле.

Я зашёл и охренел. Спит, похрапывая, сопит в две норки. Халат распахнулся, а под халатом ничего. То есть абсолютно. Видать поссать ходила да сняла трусы. И по пьяни натянуть их назад забыла. А может просто сил не хватило. Бюзик она отродясь не носила дома. Жаловалась как-то матери, что пудовые титьки, спрятанные в натитник, оттягивают бретельками плечи. Ещё бы не оттягивали. Постоянно таскать такой рюкзак. А я же тогда молодой был, горячий. У меня от одной мысли вставал, а тут полулёжа расположилась пьяная голая баб. Смотри, любуйся. На пизде редкие волосы ровным треугольником, будто газон, подстриженный садовником.

— А может она брилась?

— Валь, что городишь? Ты давно стала пизду брить? Вот именно. В те времена бабы пизду брили в нескольких случаях: перед абортом, перед родами и если мандавошек поймают. И всё. В остальное время натюрель. Ладно, ты не отвлекайся. Соси себе молча и слушай. У тебя так классно получается.

— Правда?

— Правда. Ты лучшая хуесоска-минетчица изо всех, с кем мне доводилось быть. Не вру ни капельки.

— Спасибо.

— Кушай с булочкой, сестричка.

— Добрый ты, братик. Вот хуесоской обозвал.

— Можешь меня взамен пиздолизом называть.

Посмеялись и я продолжил рассказ.

Пузико у тёти Раи, будто казан, в котором Тимурка-узбек плов готовил. Помнишь, его всегда приглашали готовить плов, когда собирался какой праздник. Разглядел я всё это подробно, потому что тётка заснула и свет не выключила. А я почему должен выключать? Может хозяйка без света спать боится. Известно же, что в темноте тараканы бегать начинают стаями. Рассмотрел я всё это богачество и у меня мигом встал. Я же тогда молодой был, горячий. Бывало не успеешь о пизде подумать, как уже стоит.

Валюха изнава перебила

— Можно подумать у тебя сейчас не встаёт. Встаёт, да ещё как. Не веришь - у неё спроси. - И себя меж раздвинутых ног похлопала ладошкой. - Мы с ней удивляемся: сколько же силушки надо иметь, что бы по нескольку раз в день ебать. Ладно, ладно, молчу. Рассказывай дальше. Ты её выебал?

— Не гони лошадок, сестрица. Иначе вместо рассказов сейчас делом займёмся. Именно там, в том самом месте, которое ты так торопливо прикрыла рукой.

— Вов, я вообще ничего такого. Всё осознала, всё поняла. В качестве извинения могу встать раком. Не хочешь? И не надо. Я лучше полежу и с пацаном поиграю.

Так вот. Рассмотрел я всё. И так захотелось тётке влупить, аж до звона в ушах и до мошкары перед глазами. А уж шишак как стоит. Дымится просто. Через триканы чую запах палёного. Начал я тётю раю кликать. Она не отзывается, лишь сопит ровно. Спит сном младенца. Я громче. Фигушки. Тогда решился. Думаю: за титьку подюрмыгаю. Проснётся, скажу, что о ней же заботился. Спать в таком неудобном положении вредно. Утром не разогнётся. Не проснётся - выебу. Только сначала поиграю.

Я её и за соски тягал. И щипал их, правда не сильно. Спит. Тогда решился. По очереди закинул её ноги на подлокотники кресла. Две сразу и не поднял бы. Пизда расшиперилась, открылась, как ворота. Заходите, гости дорогие! Гость, правда, один, но хороший. На всякий случай я и с пиздой поиграл. Потягал губы малые, секиль потёр. Мне показалось, а может и нет, но вроде как у неё веки дрогнули. Присмотрелся. Нет, спит. Ух, как масть покатила. Тогда трикуху с трусами долой. Я вначале с титьками играл. И по соскам головкой тёр, и меж титек впускал своего красавчика. Кайф ловлю. Сплошной кайф. По губам тоде поводил. Она рот приоткрыла, да я не рискнул в рот-то совать. Со сна чавкнет и нет у меня залупы. И что тогда? А потом, присев, до чего же мне было не сподручно, поводил залупой меж губ. И вставил. Спустить скоро я не боялся. У меня и тогда подолгу мог стоять.

— Да уж, помню. Бедная моя жопа. Она тоже помнит.

— Повезло вам обеим, что кроме твоей задницы я ещё... Что-то я не то понёс.

— Ну-ка, ну-ка, с этого места подробнее. - Валюха села. Рукой член теребит, в глаза смотрит. - Кого ты ещё, кроме меня, ёб?

— Валь, давай об этом чуть позже.

— Ладно, но я запомню. Я вот думаю тетрадку завести и всех твоих баб туда записывать. Казанова хренов. Дальше рассказывай.

Ну что, вставил я ей, ебу не спеша. Куда торопиться. Мать спит, тётка тоже, никто не мешает. Долго ли гонял, коротко ли, только вдруг тётка говорит

— Сил нет, ноги затекли. Пошли, Володя, на кровать ляжем. Сподручнее буде.

Блядь! Тридцать три раза блядь! Я едва не обосрался от неожиданности. Не почудилось мне, не спала тётка. И всё это время со смехом наблюдала, как пацан собирается её выебать. И рот, скорее всего, не случайно открыла. Замер, что та статуя, которая у нас в парке стояла. То ли пионер с горном, то ли ещё кто - и не понять было. Всё, что можно, отбито было. Стою вот таким статуем, а тётка руки протягивает

— Встать помоги, затекло всё. Плохо ты меня положил. Надо на пол было.

Потянул её за руку. Встала. Глянула в окошко.

— Темно. На крылец проводи, сбрызну. Страшно одной.

Ну да, при её комплекции кого-то бояться. Раз приложится, второй не требуется. Помню, как она мужика у магазина приложила кулаком в ухо. Что-то тот не то сказал, вот и получил. Ничё. Полежал, очухался да и ушёл, причём своими ногами. Ну да раз просит, проводил. Она в халате нараспашку, я штаны забыл надеть, так растерялся. Вслед за ней тоже побрызгал. Со страху, что ли. Не хотел ведь. Вернулись в дом, она меня в спальню тянет. Халат скинула и на кровать легла, ноги развела в стороны, на меня смотрит. А я в ступоре, отойти не могу.

— Ну, чего встал? Лезь ко мне.- Я на кровать полез. Она поправляет. - Нет, меж ног влезай. Да не бойся ты так, не съем я тебя.

Ааа, - думаю, - семь бед - один ответ. Бог не выдаст - свинья не съест. И меж ног ей вклинился. Валюха, я даже представить не мог, что такая толстая тётка может так сгибаться. Ноги развела, задрала и даже руками их не придерживает. Руки-то у неё заняты были. Пальцами одной руки края пизды развела, а второй за конец ухватилась и меж губ водит. И тащится, аж жопа подпрыгивает. Уж потом, наигравшись, насадилась полностью. Ну тут уж я в родной стихии. Когда спускал, похулиганить решил. Вытащил конец и сбрызнул на лохмашку тёткину. А она не сердится. Пальцами по волосьям размазала и пальцы потом облизала.

— Ох, Вовочка, порадовал тётку. А ещё сможешь? - Пожал в ответ плечами. - Что примолк? Ответь.

А у меня язык к гортани присох. Тётка посмотрела на этот статуй с висящим хуем, поднялась и на выход из спальни. Меня впереди себя в спину подталкивает. Да так, что остаётся лишь ногами перебирать. Ей дай волю, так просто подмышку возьмёт и понесёт, не запыхавшись. На кухню вышли, Она и говорит

— Сейчас покормлю тебя, а то откуда силы брать будешь. А такую корову проебать, ого-го сколь здоровья надо. Тока вот лохмашку помою, а то слиплось всё. Присела над ведром, поссала. Потом набрала воды в ковш и помылась. Меня зовёт

— Володя, иди сюда. Я не понял зачем, подошёл. Она меня за конец ухватила, к себе тянет. А я отстраниться пытаюсь. Ржёт

— Не бойся, не оторву. Помыть тебя хочу. Ты присядь маленько, а то всё зальём.

Помыла и за стол усаживает. А мы ведь с ней оба голышом. Смотрю на тётку и просто душа поёт.

Какая же у неё шикарная пятая точка. Засадил бы такой по самые помидоры. Аж слюна потела. Тётка, будто не замечая моё восхищение её формами, суетится, кормить меня собралась.

— Володь, Володя, ты чего завис? - Так я и сказал, что задницей твоей очарован.- Может яишенку поджарить? Я быстро. Или бутербродов с колбаской?

— Бутербродов.

Поесть да скорее валить отселева, пока попутный ветер в жопу дует. Сейчас радуется, что выеб, а вдруг осердится потом. Нет уж, штык в землю и по домам. Пока размышлял, тётка бутеров настрогала, тарелку с ними на стол поставила и чаю налила. Села напротив, рукой подбородок подпёрла и смотрит, как я торопливо, плохо пережёвывая, трескаю бутеры. Поел.

— Спасибо, тёть Рай.

Расцвела под окошком белоснежная вишня... Тётка расцвела. Вздохнула.

— Володь, Володенька, наелся, милый?

— Да.

Удивился: с какого времени я милым стать успел?

— Волдь, попрошу тебя: не называй меня больше тётей.

— А как?

— Рая, Раиса. Можно Раечка. Не хочу тёткой быть. Тем более теперь, когда мы с тобой стали любовниками. Ну что, пошли, поваляемся?

Не дожидаясь ответа этот тягач на базе танка Т-72 подхватил меня под белы рученьки и доставил по месту дислокации - на кровать. Рядом завалилась, вытянулась.

— Володя, милый, полюби меня. Делай со мной всё, что с мамой делаешь.

Ох-ре-неть! Это получается, что эти кобели женского рода сговорились и играли постановку в театре одного зрителя для меня лопоухого. Это выходит, что маман, мать бы её, она ещё своё получит, растрепалась соседке-подружаньке. А из меня клещами вытягивала клятву сохранить наши отношения в тайне. Делать, значит, что хочу? Да я с тобой сделаю то, что не позволял себе делать с матерью. Переспросил на всякий случай

— Всё-всё?

— Всё-всё-всё. Тебе можно делать всё, что захочешь.

— И я могу...

Перебила.

— Можешь всё. Можешь обоссать, если захочешь. Можешь заставить на четвереньках ползать собачкой. Можешь кататься верхом, как на лошадке. Всё - значит всё.

— Рот открой. Шире.

Не спрашивает ничего. Вот сейчас я тебя выебу в рот.

Валюха спрашивает

— Сосать заставил?

— Валь, когда сосут, это минет. А когда лежит, раззявив рот, я ты в него елду вгоняешь, это просто в рот ебёшь. Короче: хуй сосать - это не в рот ебаться.

— И выебал?

— Выебал. Спустил, правда, часть в рот, часть на титьки.

— А она? А она радуется, как дура.

— Вов, а потом чо?

— А потом в очо.

— В смысле? В жопу дала?

— Кто её спрашивал? Сам вставил. Но это было потом. Сначала она меня опять кормить принялась. Пока лежал, она яишню поджарила с салом. Как там у Твардовского:

Эх, яичница, закуски нет полезней и вкусней.

Полагается по - русски стопку выпить перед ней.

Пропустили и по стопочке. Потом Райка меня тискала.

— Как тискала?

— Вот так. Придавила титьками и целовала. Всего. От темечка до пяток. Переворачивала и дальше облизывала. Всего обслюнявила.

— Вов, а как это - толстых ебать?

— Так же, как худых.

— Тебе глянулось?

— Валь, сейчас скажу крамольную мысль, за которую меня могут закидать ношенными тапками. Мне нравятся полные женщины. Понравились и толстушки. Мне не нравятся те, которые изнуряют себя бесконечными диетами. Мне не нравится, когда у бабы меж ног ладонь свободно проходит и от ляжки до ляжки пифагоровы штаны. Я предпочитаю спать на мягкой перине, а не на досках. Того, кто придумал идеальную фигуру с параметрами 90Х60Х90 надо кастрировать. Стройность - одно. Анорексия - совершенно иное. У меня при виде таких возникает ассоциация с ручкой от швабры.

— Вов, а я какая?

— А ты самая нормальная, такая, какой положено быть женщине. Не задыхаешься от жира, но и ветром не качает. Есть что пощупать и на что посмотреть. Там, где должно быть мягко, там у тебя мягко. - Потискал за жопу. - На тебя лечь, на себя посадить, да хоть раком поставить - просто прелесть. Так что любители спать с досками, это мимо нас. Ещё заметил вот что. Нет мои впечатления никак не претендуют на истину в последней инстанции. Это лишь мои впечатления. Тощие девки, как правило, злые. Понятно отчего. Голод не тётка. Такую ебёшь и проебать не можешь. Всё, что можно, об её кости отбил, а ей хоть бы хны: "Я не могу настроиться". Дура, блядь, нужно в это время о ебле думать, а не о жратве. Сама голодает, хвихуру блюдёть, и тебя хрен покормит. А пухляшки, они добрые, потому что сытые. И сама поест, и тебя накормит. С такой жить одно удовольствие. И мягкая, и тёплая. Обнимешь, мордой в титьки зароешься, будто в детство вернулся. От неё маминым молоком пахнет. Такая мигом заводится и мигом кончает. Момент - снова готова. Нежная, ласковая. Разбуди такую, докажи, что не нужно стесняться своего тела, а нужно гордиться им, такая любовница получается, просто на зависть. Ещё мне кажется, что они свою ранимую душу прячут за напускной грубостью. Это что-то вроде панциря черепахи. В любовных играх неутомима. Ну так сытая, сил полно. И если уж поверит тебе, то с такой позволено всё.

Ладно, что-то я раскипятился, холодный самовар. Спать будем?

— Будем, Вов, конечно будем. Только это, Вов, ты меня в нижний ротик поцелуешь?

Хитрованка какая. Нравится ей куни до опупения.

— Валь, ты на бок ложись, будем на пару ласкать друг друга. Или ты против?

Валюха мигом переместилась, как было предложено. Приподняла ногу, отставив её в сторону. Прежде, чем занять рот, спросила

— Вов, а ты завтра мне ещё сказку расскажешь?

— Валь, ты как маленькая. Сама уже должна сказки рассказывать.

— Я не умею. А у тебя так складно получается. Даже если приврёшь чего, всё равно складно.

— Расскажу, куда же я с подводной лодки денусь. Ну-ка, сестричка, пирожок свой дай покушать. Умммм, какой вкусный.

Так и уснули - носом в задницы друг друга.