День святого Валентина

Все произошло в один миг. Стражники навалились на уснувшего Жерара, скрутили и бросили в телегу. Быстроногий юноша убежал бы от стражников в кирасах и шлемах и в этот раз, если бы не курица. Она была вкусна, жирна, и, насытившись, юноша уснул у затухающего костра сном младенца. Если бы курица принадлежала не кюре, а какому-нибудь неграмотному Жаку-крестьянину, который и до десяти-то считать не умел, может быть все и обошлось. А так.... Кюре вечером пересчитал свою птицу, понял, что одной курицы не хватает, и пожаловался мэру. Мэр вызвал стражу, стража поймала вора, Жерара доставили в тюрьму, зачитали приговор (повешение за бродяжничество) и бросили в тесную темную камеру. Юноша в темноте узилища наткнулся на жестяное ведро, которое обдало его удушливой вонью, и услышал веселый голос:

— Осторожнее, висельник! Не сломай наше отхожее место!

Голос принадлежал еще одному заключенному, который лежал в углу камеры.

— Иди на голос, здесь есть еще одно королевское ложе!

— Здесь всегда так темно?

— Скоро принесут ужин и факел. Только от него больше копоти, чем света.

Так и случилось. Угрюмый тюремщик принес факел, две кружки воды и два куска черствого хлеба, воткнул факел в отверстие в стене, а «ужин» поставил на пол. Стало немного светлее, и одновременно в темном углу кто-то завозился.

— Ешьте быстрее, юноша, иначе крысы все сожрут!

— Ах, я не могу есть, как я могу есть, если меня сегодня повесят!

С этими словами Жерар зарыдал.

— Перестаньте, юноша, Вас сегодня не повесят. Виселица не готова. Не повесят Вас и завтра, потому что завтра праздник – день святого Валентина. Так что у нас две ночи и один день. А это – целая вечность! Лучше расскажите, почему Вы здесь.

Жерар поведал сокамернику свою короткую историю пленения, а узник (его звали Луи-Доминик Бургиньон, по прозвищу Картуш) – свою. Оказалось, что Картуш, известный разбойник, сдался властям при условии, что они не тронут его семью, когда стражники окружили его дом, где он укрывался.

— Странная штука – жизнь! – резюмировал Картуш. – Вас, мой юный друг, казнят за какую-то несчастную курицу бедного кюре, меня – за то, что я украл тысячи ливров у богатых, а веревка, которой мы будем задушены, одинакова для двоих: толста и жестка. Парадокс!

Хлеб был съеден, вода выпита, и узники улеглись на свои жесткие ложа из гнилой соломы. Картуш скоро уснул, а Жерар шумно ворочался и поминутно будил его. Наконец Луи это надоело, и он проворчал:

— Не спится, юноша?

— Какой уж тут сон, когда так страшно ждать смерти! Я так молод!

— Я тоже не стар, а пока мы молоды и живы, предлагаю Вам наилучшее лекарство для сна в нашем положении.

— Что же это?

— Предлагаю Вам заняться тем, чем занимался Онан. Вы знаете Ветхий Завет?

— Н-нет...

— Так вот этот самый Онан должен был стать отцом ребенка своего старшего брата, который погиб после свадьбы и не оставил потомства. Он должен был осеменить вдову, а вместо этого Онан изливал семя на землю, и бедной вдовушке не доставалось ничего. Она расстроилась и пожаловалась богу, который покарал Онана за рукоблудие. Поскольку никакого божьего наказания, кроме грядущего повешения, я в ближайшем будущем не наблюдаю, то предлагаю Вам заняться именно онанизмом. Надеюсь, Вы не против?

— Я даже не знаю,. .. я это пробовал, но у меня не ничего получилось.

— Я немного старше Вас, юноша, вырос в относительно благополучной семье (мой отец держал трактир), и насмотрелся на постояльцев, которые снимали комнаты на одну ночь. Мы с братьями проделали дыру в стене и, сменяя друг друга, смотрели на мужчин с женщинами. Это нас возбуждало, и мы, несколько это было возможно в нашем юном возрасте, пытались повторить сношения взрослых и изливали семя слишком быстро. Как-то за этим занятием нас застал отец, но не разгневался, а, наоборот, ласково беседовал с нами. Мне он сказал примерно следующее:

— Представь себе, что ты взбираешься на гору или холм. Склон крут и каменист. Но ты настойчив, потому что знаешь, что там, на вершине тебя ждет награда. И вот ты на вершине! Там маленький сад, журчит прозрачная вода в роднике, здесь можно постоять, осмотреться, но и быть равнодушным наблюдателем долго невозможно, потому что нужно прикладывать усилия, чтобы оставаться там. Иначе неудержимо потянет назад, и придется снова карабкаться вверх. Но и находясь на вершине холма, не нужно прикладывать чрезмерных усилий, чтобы оставаться там, иначе сорвешься вниз, но уже с другой стороны горы. Тот спуск невыразимо более приятен, но недолог. Мягкая трава, по которой стремительно мчишься вниз, таит в себе небольшие неровности в виде ямок и кочек, на которых потряхивает все тело, но это лишь добавляет удовольствия. Сам спуск длится очень недолго. Там, внизу, нужно отдохнуть немного, и можно снова взбираться вверх, на вершину услады. Но при некоторой умелости там, на вершине, можно оставаться часами, доводя себя до экстаза! Для этого нужны только руки и желание! Эти умения пригодятся тебе, если ты, не дай бог, попадешь в солдаты или в тюрьму.

Слушая Картуша, Жерар возбудился настолько, что первый раз в жизни омочил панталоны. Из его напряженного члена толчками вырвалась некая жидкость. Сначала он подумал, что это была моча, но эта жидкость была липкой и имела другой запах. Он сразу вспомнил цыганят, чья жидкость имела такой же запах. Кроме повышенного сердцебиения и прерывистого дыхания, Жерар ничего не получил. Вряд ли это было тем удовольствием, о котором говорил Картуш.

По тяжелому дыханию Жерара проницательный Луи понял, что юноша излил семя, что успокоит его хотя бы на несколько часов, и Картуш заснул. Заснул и Жерар, а утром их разбудил пронзительный скрип и стук. Это появились тюремщики.

— Эй, висельники! – радостно вскричал один из них. – Вставайте! С днем святого Валентина! Это – подарки от мэра!

Один из них нес перед собой большой поднос с яствами и вином, а второй вел за руку высокую темноволосую женщину в белой рубахе. Утреннее солнце светило прямо маленькое тюремное окошко, и щедро освещало ее большое тело, пробивая тонкую ткань насквозь. Удивленный Жерар увидел ее большие груди с почти черными сосками, вздрагивавшие при каждом шаге, выпуклый живот, и черный треугольник волос внизу живота.

— Наш добрый и щедрый мэр прислал вам, негодяи, праздничной еды и шлюху, – сказал второй тюремщик. – Цените это, мерзавцы!

Поставив поднос на донельзя грязный пол, тюремщики, звеня ключами и оружием, важно удалились, а женщина осталась.

— Клотильда! – громким шепотом проговорил Луи. – Не верю своим глазам! Ты, и в этом прибежище печали?

— Да, мой любимый, это я, твоя Клотильда! Меня, эту еду и других девушек прислали твои тайные друзья, чтобы порадовать тебя и помочь выбраться на волю. Слышишь эти крики? Это пируют тюремщики, а девочки их развлекают. С днем святого Валентина! Возьми же наши подарки!

Скинув рубаху, она предстала перед узниками обнаженной! Картуш протянул к ней руки, и она, шагнув вперед, отдала свои груди в его крепкие мозолистые ладони. Луи тискал их, гладил и крутил соски, а его член, вздымая бугром панталоны, наливался силой.

— Ах, дорогой! – вскричала Клотильда. – Возьми меня грубо! Ты это хорошо умеешь! Но не сразу, ибо там, внутри – главный подарок!

Она, изогнувшись, сунула во влагалище пальцы, извлекла оттуда покрытые слизью деревянные цилиндры и отдала их Луи.

— Что это? – удивленно вопросил Картуш, вытирая цилиндры о солому.

— Это – твоя свобода! В большем футляре – складной нож, а в меньшем – ключ от двери подземного хода. Теперь возьми же меня скорей!

— Потом, Клотильда. Сначала – свобода! Но как мы отсюда выберемся? Там полно тюремщиков.

— В вино подмешано снотворное, и они скоро уснут.

— А этих двух я просто проткну! – вскричал Картуш. – Жерар, стучи в дверь!

Жерар поднялся и, недоумевая, принялся колотить в дверь руками и ногами, а Луи закричал снова:

— У этой проститутки – дурная болезнь, уведите ее немедленно!

Дубовая дверь, окованная железом, отворилась, и в камеру, качаясь от выпитого, ввалились оба дежурных. Они, было, кинулись к Картушу, но повалились на пол и захрапели. Снотворное подействовало!

— Вот и славно, – сказал Картуш, пряча нож и ключ в карманы. – Не люблю лишней крови.

В караульной комнате вповалку лежали тюремщики и публичные девушки. Некоторые из них были застигнуты сном в самых неудобных позах: мужчины на женщинах, женщины на мужчинах, а также по отдельности: проститутки с бесстыдно раскинутыми ногами, а тюремщики с торчащими членами. Пахло крепким табаком, потом и выделениями. Пробираясь к выходу, беглецы наступали на руки, ноги, а, кое-кому даже на голову. Наконец, они оказались перед небольшой железной дверцей. За ней начинался подземный ход. С трудом открыв дверь, Картуш, Жерар и Клотильда оказались бы в полной темноте, если бы не расторопность женщины. Выдернув из колец в стене факел, она осветила путь, и беглецы, переступая через комья земли и корни, устремились к свободе.

Подземный ход окончился, но не где-нибудь в овраге или на берегу реки. Он вывел беглецов в темный подвал какого-то дома, где пахло кислой капустой, гнилым картофелем и мышами. Осторожно поднявшись по крутой лестнице, жаждавшие свободы попали на кухню, а из нее – в просторную комнату с большой кроватью под балдахином, трехстворчатым зеркалом и сидевшей пред ним прелестной молодой девушкой в розовом пеньюаре, которая немедленно упала в обморок, увидев незнакомцев, вооруженных ножом, дубинкой и погашенным факелом.

— О! – сказал Картуш.

— Какая красавица! – восхитился Жерар.

— Симпатичная, – ревниво сквозь зубы заметила Клотильда.

Девушка лежала на полу, покрытом ковром, ее пеньюар распахнулся и обнажил ее прелести, которые немедленно захотел потрогать Жерар. Но Картуш скомандовал: «Берем ее! », и мужчины, подхватив девушку, устремились к выходу из дома. Никто из слуг, или жильцов дома им так и не попался, так как все ушли на Площадь Звезды на празднование дня святого Валентина. У самого выхода нашлись мешок с углем и тачка. Уголь высыпали, связанную девушку засунули в мешок вместо угля, погрузили в тачку и повезли похищенную по пустынным улицам.

Картуш оглянулся на оставленный дом и удивился:

— Вот повезло! Этот дом – дом мэра, и эта девушка, может быть, его родственница! За нее мы потребуем выкуп. И теперь нам нужно выбраться за город.

(Продолжение следует)