По грибы (Секс в деревне ) или Секс рассказы

Кто о чём, а я об инцесте. Старая, со времён возникновения мира проблема, не потерявшая актуальности и в наше время. Само понятие инцеста трактуется как половая связь между близкими родственниками с целью получения потомства. Этим грешили монархии, начиная со времён древнего Египта. В частности династия Птолемеев. Европейские монархи так же считали брак между родственниками вполне допустимым. Правда, в отличии от египтян, лишь между двоюродными братьями и сёстрами. Церковь и светские власти осуждали и запрещали такие браки. Опять же меж простолюдинами. Что дозволено Юпитеру, то... Ну, и так далее. В современном обществе отношение к половым связям между родственниками несколько изменилось. Вроде бы осуждение и запреты остались, но, если эта связь происходит не для получения наследников ( слово какое подобрал - получение), а лишь для удовлетворения страсти, то вроде как и пусть себе сношаются. Лишь бы не выносили сор из избы. Иначе осуждение. Причём даже теми, кто сам грешит подобным. Запрещено лишь заниматься сексом с несовершеннолетними, с применением насилия в отношении зависимых от насильника юридически, материально и морально. Поддерживаю этот тезис. И всё же эта тема очень интересна для многих. Интересна как раз своей запретностью.

Где как, в тех же больших городах, а в малых деревеньках, оторванных от цивилизации полным отсутствием дорог, дальностью расстояний и иными причинами, такое явление, если и не процветает, то существует. Физиологию никуда не денешь. Партнёров для удовлетворения желаний нет, а желание есть. Как говорят: Нельзя, но если очень хочется, то можно.

Маринка, девушка, как она сама считает, почтенного возраста, хотя ей едва исполнилось чуть больше двадцати лет, приехала погостить к бабке с дедом в такую глухую деревню. После трудной сессии можно и расслабиться. Бабка с дедом рады до усрачки, не знают куда внученьку посадить, чем накормить. Маринка спала, отъедалась натуральными, без ГМО и консервантов, продуктами, гуляла. Не жизнь малина. Делать ей ничего не позволяли.

— Куда? Зачем ты грядку взялась полоть? Спинку натрудишь, ручки занозишь, солнцем головку напечёт. Иди, солнышко, иди, радость наша, в тенёчке полежи, отдохни.

Маринка и отдыхала. Отдыхала, попутно, как ей казалось, нанося несколько ударов по патриархальным устоям предков. Для начала взялась загорать топлес. И очень удивилась, когда ни дед, ни бабка не обратили на это особого внимания. Титьки голые? Ну так им тоже солнышка повидать хочется. ТОгда Маринка разнагишалась совсем. Валяясь на покрывале в костюме Евы всё ждала сурового окрика бабули или деда. Дождалась.

— Мариночка, деточка, давай сметанкой спинку намажу, а то обгорит часом.

Это дед забрался на крышу пристройки с банкой деревенской сметаны, густой, как масло. А уж до чего вкусной! И заботливо смазал всё без исключения Маринкино тело. Она лишь поворачивалась. Не смутила она родственников и в бане, когда заявилась туда голышом. Так и положено. Кто же в баню в одежде ходит. Да они, предки её, оказались продвинутыми в плане свобод. Просто нудисты какие-то, только на деревенский лад. Дед в жару снимал штаны и шастал по двору в бабкином сарафане, висящем на нём как на колу. Всё же бабушка Настасья не чета деду, сухопарому и даже кажущемуся тщедушным на фоне её дебелого тела. Уж она имела телеса приличного размера, вдвое против дедовых.

Еще Маринку удивило, что дед с бабкой в их почтенном, на взгляд Маринки возрасте, трахались во всю. И не по разу в день. Несколько раз Маринка наблюдала картину, когда дед, считая, что их никто не видит, ставил бабку Настю раком и наяривал её. И так наяривал, что её толстенная жопа, огромные титьки да и всё тело просто тряслось под натиском страстного деда. Как-то не сдержалась и напрямую спросила бабушку

— Баб, вы же это... старые, а дед тебя это... как его...

— Шпилит, что ли? Мариночка, деточка, да не обращай ты внимания. Он с молодости был до этого дела охоч. Я уж думала, что с возрастом остепенится, а он всё не унимается, кобель. Давай да давай. Да мне не жалко, самой в радость.

От такого откровения Маринка едва не подавилась куском оладушка, вкушаемого со сметанкой. Она сама с удовольствием кому-нибудь бы дала, да кому давать в этой богом забытой деревне. Бесперспективная, как её обозвали и махнули рукой. Выживут - их счастье. Нет - так приватизация, рыночная экономика и прочие прелести зарождающегося капитализма. Каждый сам за себя. Молодёжь, видя такое отношение властей и понимая всю бесполезность проживания в этой местности, едва получив аттестат, равлись всеми силами в город. И оставались лишь малолетки да старики. Связываться с малолетками у Маринки не было желания. И не по причине страха уголовного наказания. Просто девушки, раньше пацанов взрослеющие и созревающие, подспудно искали себе в пару парней более старшего возраста. Они с понимающими улыбками смотрели на пацанов своего возраста, играющих в детские игры, когда сами созрели для любовных томлений, мечтах о принцах, ночах, полных ожиданий чего-то пока что непонятного. Более взрослые парни были и более прагматичными. Пользуясь наивностью молоденьких и глупых, укладывали их в постель, срывали печать с запретного плода и исчезали в неизвестном направлении, оставляя девушек в полной растерянности, в соплях и слезах. Так что хоча у Маринки присутствовала в полном объёме, а мочи её исполнить не было от слова совсем. Ночами, когда всё в доме затихало, Маринка просовывала руку меж ног, находила бутон наслаждения и теребила, ласкала его, толкала пальчики меж лепестков своего цветочка, стараясь достать до хранилища нектара. И вспоминала как это делали парни, когда она занималась с ними сексом. Ей очень не хватало крепкого мужского члена. Большого, достаточно толстого, со жгутами перевивших его вен. Не хватало его вторжения, чувства заполнения им влагалища, его ритмичных движений, его напора и извержения горячей спермы, заполняющей вагину полностью, без остатка. Не хватало ощущения его вторжения: то резкого и грубого, то нежного и ласкового. Она страстно желала заполучить его здесь и сейчас. Целовать его головку, облизывать её, сосать, наслаждаясь самим процессом. И потом, чуть позже, возбудив парня до состояния животного, раздвинуть ноги, либо встать раком в позу покорной собачки и отдаться этому прекрасному чувству обладания членом. Парни думают, что обладают они. Наивные албанцы. Именно женщина обладает тем, чем так гордятся парни - их членами. Именно женщина выбирает какому из них проникнуть в её пещерку, накормить досыта её киску, собрать нектар с её бутончика. Эээххх, да что говорить и мечтать о невозможном в данной ситуации! И маринке, в её положении, оставалось лишь самоудовлетворение.

Как-то бабуля предложила сходить в лес по грибы. Уже пошли маслята, обабки, подосиновики и прочая грибная поросль. Ну что ж, всё развлечение. К сборам бабушка подошла основательно. Создалось впечатление, что идут не на короткое время с целью сбора даров леса, а в турпоход с ночёвкой у костра. Продуктов было набрано именно на такой срок и на группу не менее чем из десяти человек. Подстилка - не сидеть же на голой земле. Настойка - надо же чем-то будет запить еду. Короче говоря, не короткий поход в лес, а тщательно продуманная экспедиция на Терра Нова - в неизведанный край.

Грибы, на удивление, действительно были. Маринку увлекло занятие поиска этих ребятишек, любителей играть в прятки, их сбор. Она радовалась наполняющейся корзине. Заблудиться не боялась. Где здесь блукать? И потому оторвалась от бабки с дедом, лишь изредка аукаясь просто по заведённой традиции грибников со времён оных. Полянка, на которой бабушка оставила все припасы, не таскать же тяжесть по лесу, была неподалёку. Маринка изредка видела ей в просвете деревьев. Выйдя в очередной раз в редколесье, увидела, что дед с бабкой уже вернулись на базу, как мысленно обозвала полянку, сидят, перебирают грибы и о чём-то разговаривают. Маринка крикнула, привлекая внимание, помахала им. Бабка замахала руками

— Марина, деточка, кушать иди.

— Ба, я не хочу. Я за ручей схожу, посмотрю там.

Перейти через ручей оказалось не так просто. Узкий, перепрыгнуть можно. Только вот Маринка никогда не отличалась любовью к спорту и не могла похвастать спортивными достижениями. Её больше привлекали занятия чревоугодием. Тортики, пирожные. Кусок мяса навернуть тоже небольшой грех. Так что рисковать не стала, а перейти вброд не получилось. Берег топкий, русло глубокое. И вообще, ну её нафиг, эту водную преграду. Лучше пойти пожевать что-нибудь из того, что бабуля прихватила.

Маринка вышла на полянку и просто остановилась, не в силах сделать хоть шаг, ошарашенная увиденным. Её бабуля Настя лежала на боку, задрав высоко одну ногу. А сзади неё, прицепившись будто клещ к собаке, к бабкиной белой заднице, пыхтел её дед со спущенными до колен штанами, яростно трахая бабку. Бабушка наконец заметила внучку, удивлённо смотрящую на них, рванулась из рук деда, оттолкнула его, заспешила с объяснениями

— Мариночка, а мы тут это... Тебя же долго нет. А чего ты так рано вернулась?

Маринка не отвечала. Её взгляд был прикован к деду, лежащему на спине, с выражением крайней обиды на лице. Будто ребёнок, у которого отобрали конфету, он не мог понять, почему его оторвали от такого приятного занятия. Но до его обид Маринке было, как до Берлина раком. Её взгляд был прикован к торчащему члену деда. Тот, будто понимая, что на него смотрят, им любуются, им восхищаются, уставился багрово-синюшной головкой в зенит, слегка раскачивался. Маринка именно что восхищалась. Большой, просто огромный на фоне тщедушного тела деда, влажный от бабкиной смазки, перевитый жгутами вен, он стоял с гордо поднятой головой, будто говоря: Смотрите! Любуйтесь! Да, я такой! Именно такой член представляла себе Маринка долгими бессонными ночами, дроча свою писюльку, свою отзывчивую кошечку, свою конфетку. В глазах помутилось, в горле скопился ком, который было невозможно проглотить. Внизу живота вдруг вспыхнул клубок огня, быстро распространившийся по телу, пыхнувший в голову, заставив зазвенеть, завибрировать каждую клеточку тела. Маринку обуяла животная страсть, противиться которой было свыше её сил. Бабка замерла, глядя на свою внучку, враз изменившуюся. В той проглядывало что-то из первобытного, потерянного человечеством с цивилизацией. Маринка, действуя точно сомнамбула, не спеша стянула с себя трусы, отбросила их в сторону, шагнула к деду. Тот, ещё не поняв ничего из развернувшегося перед ним представления, попытался сесть, прикрывая руками вздыбленное естество. Маринка глянула на бабушку

— Ба, извини, мне надо...

Перешагнула через так и не успевшего сеть деда, встала над ним, расставив ноги, будто приглашая полюбоваться на её бутон. И дед широко открытыми глазами смотрел на раскрывшиеся лепестки, на тёмный овал зёва, казавшийся темнее, чем есть на самом деле, на фоне бледно - розовых лепестков малых губ. Маринка медленно опустилась на деда. Прикоснувшись голыми ягодицами к горячей головке, сунула под себя руку, нащупала ствол, подвела его к парадному входу. И медленно села. Она чувствовала, как дедов напряжённый член медленно входит в неё, распирая, растягивая молодое, не рожавшее влагалище, заполняет его от стенки до стенки и те трепетали от сладостного прикосновения. Плакали, выделяя смазку, обнимали дорогого гостя. Она почувствовала прикосновение головки к матке, её напор, вначале приятный, в конце несколько болезненный. Смело села до конца, до упора. Коснувшись ягодицами дедовых бёдер, замерла. Качнулась пару раз, усаживаясь удобнее, наклонилась, руками упёрлась в дедову грудь, оказавшуюся на удивление твёрдой, будто каменной. Мельком отметив это где-тона самом краю сознания, медленно приподнялась и так же медленно опустилась. Ещё раз медленно приподнялась и резко села на член, вскрикнув от сладостной боли. И заспешила, заторопилась, стараясь получить наслаждение до того, как дед выстрелит в неё спермой. Мысленно упрашивала деда: Не кончай! Дедуль, не кончай! Миленький, хороший ты моё дедушка! Не кончай! Ты самый лучший дед, только не кончай! Она и знать не знала, что дед мог заниматься этим по часу и более кряду. ИНогда так натирал бабкино влагалище, что она по несколько дней ходила враскорячку и не подпускала старого к себе на пушечный выстрел. Особенность организма пожилых людей: Долго встаёт и долго стоит.

Бабка, открыв от удивления рот, смотрела ошарашенно, как её внучечка, её радость, её невинный цветочек скачет на члене деда. прикусив губку и прикрыв глазки. По раскрасневшемуся и вспотевшему лицу, по красноте, перешедшей на шею, грудь, лопатки, по покрасневшим ягодицам, словом, по многим признакам так знакомым ей, женщине с опытом, она понимала, что внучке была нужна эта разрядка. И она даже не задавалась вопросом: Почему именно с дедом? А где в округе есть ещё мужики, кроме её старика? Она смотрела, как внучкино влагалище, не желая выпускать из себя такую вкусняшку, тянется за членом, удерживая его кольцом малых губ. Как это кольцо скользит по стволу, впуская его в себя. Смотрела и завидовала белой завистью молодости и задору внучки. Для неё давно уже отношения с дедом потеряли былую новизну. Чувства притупились и секс стал скорее обязанностью, чем наслаждением. Сравнивая внучкину аккуратную попку и свою раздобревшую задницу, трезво оценивала интерес деда к ней и к внучке. Ясно, что теперь старый девочке прохода не даст, липучка банная, тот самый лист, что прилипает к жопе. Ему же абы сунуть.

Деду было не до бабкиных размышлений и любований. Он млел от наслаждения. Вначале оторопев от внучкиных решительных действий и приняв её главенство, не решаясь оттолкнуть любимое чадо своей резкостью, сейчас он просто млел, наслаждаясь единением с внучкой. С его Мариночкой. Тесная, по сравнению с бабкиной, вагина, принимала его член и дарила сладостное чувство обладания такой тесной, узкой и мелкой вульвочкой. Её стеночки, с лёгким рифлением, плотно облегали член, чего он не наблюдал у своей старухи уже и забыл сколько лет. На дак не рожала же. К тому же у его супружницы то ли от времени, то ли от душившего её сала, мышцы влагалища стали дряблыми и сколько бы она не напрягалась, такого близкого контакта с членом ей вовек не достичь. Головка доходила до матки, упиралась в неё и Маринка слегка морщилась, продолжая раз за разом насаживаться на член до самого конца, будто стараясь через эту лёгкую боль получить райское наслаждение, блаженство. Дед посмотрел на жену, на свою Настю, сидящую с открытым ртом. Так и захотелось крикнуть: Рот закрой! Ворона залетит! Маринкины глаза были закрыты, на лице то ли мука, то ли блаженство, враз и не поймёшь. Подскакивает, упираясь в его грудь руками, пальцами вцепилась так, что ногти врезались в кожу. Титьки подскакивали в такт её прыжкам на члене. И тот с каким-то чавкающим звуком входил в тесную пещерку внучки, выходил, сопровождаемый лёгким свистом воздуха, заполняющим освобождающееся место. Нижнюю губку прикусила. Вот приоткрыла ротик, обнажив белые ровные зубки. С губ слетел лёгкий стон. СкачкИ стали ускоряться, ягодицы со звонкими шлепками соприкасались с его бёдрами, с лобком. Вдруг Маринка замерла, крепко вдавив ягодицы в деда, будто стараясь своим задом вогнать его в земную твердь, по телу пробежала судорожная волна и дед почувствовал, как стенки влагалища затрепетали, сжимаясь. Внучка запрокинула голову и исторгла звонкий крик, направляя его в бездонное небо. И просто рухнула на грудь деда.

Гладил спину, плечи, попу любимой внучки, шептал что-то успокаивающее. Благо старой хватило ума не влезать в интимную близость двоих. Та так и продолжала сидеть с ошарашенным видом.

Маринка успокоилась, встала с деда, демонстрируя ему свою промежность со слегка припухшими губками, с неполно закрывшимся входом в грот наслаждения. Посмотрела на бабушку, на деда

— Осуждаете?

Дед промолчал. Он ещё не отошёл от ощущения тесной вагины на своём члене. А бабка сказала

— Чего уж там. Дело житейское. Тело молодое, требовает. Ты это, Марин, ты, если что, ты говори.

— Спасибо, ба. - Сладко потянулась, глянула вниз.- Дед, а ты не кончил.

Это был не вопрос, скорее утверждение. Дед лёжа развёл в стороны руки, будто извиняясь. Бабка прокомментировала

— Дак его, аспида подколодного, не дождёсся.

Внучка засмеялась.-

— Ох, старички вы мои. Чувствую не раз порадуюсь, что решилась на это. Деда, а ты ещё сможешь?

— А чего не смочь? Садись.

И похлопал себя по низу живота.

— Ну уж нет. - Маринка наклонилась, упираясь руками в колени. - Теперь ты поработай. Дед, ну ты чего тормозишь?

Ей было легко и свободно. Решившись под влиянием непреодолимого желания на совокупление с дедом, ожидала осуждения,, да вообще чего угодно, а вышло, что её ещё и пожалели. Как же, внучка столько времени не трахана, не мята. Вот и сейчас, замерев в ожидании дедова вторжения, заранее предвкушала, почти чувствуя, как в неё входит большой и твёрдый дедов член, как распирает влагалище, упирается в матку, а потом дед начинает двигаться и его удары приносят просто райское блаженство, отправляя внучку в полёт к звёздам. Так и получилось.

Дед подскочил после окрика внучки, будто подброшенный пружиной, путаясь в спущенных штанах просеменил к ней ближе, взявшись руками за бёдра притянул к себе и стал тыкаться головкой куда-то меж ягодиц. Маринка хихикнула

— Дед, целкость потерял? Попасть не можешь?

Дед, сопя, ответил

— Так тесная же ты. Не враз попадёшь.

Маринка протянула руку, сама направила головку ко входу, подалась попой назад, насаживаясь на член.

Дед драл внучку, то натягивая её на себя за бёдра, за паха. То отпускал её зад и тянулся к титькам. Драл и вспоминал молодость. Казалось и его член, будто кто-то живой, тоже вспоминал такие тесные кунки. Сколько было их за бурную жизнь. Скольких перепробовали и осчастливили. Та же его старуха не всегда же была такой. И у неё в своё время была задница ничуть не шире внучкиной. И титьки не болтались огромными арбузами, а были наливными яблочками, дыньками, если уж на то пошло. Упругими и ужасно вкусными. И пузо не висело. Да что там говорить: Кого из нас красит старость.

Маринка при каждом дедовом толчке с каким-то хеканьем выталкивала воздух из груди. Смотрела на бабулю, наблюдающую за тем, как дед с внучкой занимаются любовью. И было не понять, чего больше в её взгляде - ревности или радости за внучку и своего старика. Тоже ведь свой. Так пусть полакомится на старости лет.

Движения деда стали быстрее, резче. И Маринка торопливо задвигала задом, чувствуя приближение кульминации. Редко, но бывает такое, что дед и внучка кончили практически вместе. Едва почувствовав сжимающиеся объятия внучкиной вульвы, старый несколько раз резко, до самого донышка, всадил в вагину свой член и просто прилип к внучкиной заднице, содрогаясь всем телом выпустил в неё одну за другой несколько порций спермы.

Маринка так и стояла, слегка наклонившись и упираясь руками в колени. Дед стоял сзади, отойдя на шаг. Тяжело дышал и не делал попыток подтянуть спущенные штаны. Маринка же ощущала, как дедово семя вытекает из приоткрытого зёва, стекает меж губ и, собравшись в капли, падает в траву, пятная её сгустками цвета разбавленного молока. Бабка с кряхтением поднялась, вытащив что-то из корзинки.

— Ох, деточка, дай я тебя вытру. Не мог в сторонку спустить, старый?

— Ба, не ворчи. Это полезно.

— Полезно, полезно. - Бабка ворчливо попеняла и внучке и деду, одновременно вытирая внучкину пиписку. - А как понесёшь от деда? У него семя-то ещё ого-го. В прошлом годе соседкину квартирантку обрюхатил. Благо ей тока ребятёночка и было надо.

— Ба, да не понесу я. И не собираюсь нести. Предохраняюсь я.

Бабка, не переставая ворчать, насух вытерла внучку, вспомнив те времена, когда мыла эту попку малышки. Маринка, дождавшись окончания экзекуции, выпрямилась, упёрлась руками в поясницу и выгнулась, застонала от удовольствия, ощущая молодое, здоровое тело, только что удовлетворившее долго мучавшее её жаление. Вытянула руки над головой и так же сладко потянулась. Развернулась и уставилась на деда, сиротливо стоящего со спущенными штанами. И выглядел он так жалостливо, что Маринка едва не рывком забрала из рук бабушки полотенце, присела перед старым на корточки

— А кто это у нас стал такой маленький? Ой, какой грязнулькин! Дай я тебя приведу в порядок.

Мнет в руках член, вытирает его. Несколько раз поплевала на видимые лишь ей пятнышки, протёрла ещё раз. Подняв к деду смеющееся лицо с глазами полными скачущих там бесенят, вдруг крепко, в засос поцеловала головку члена. Оторвавшись сладко причмокнула.

— Дед, ты вкусный.

И победно посмотрела на замершую в ступоре бабулю. Эк её проняло! Не скоро забудет. Ничего, я вас научу и минету, и куни. Всему научу. Мы ещё такой замутняк сотворим а-ля труа. Правда бабуля у нас будет нижней. С её весом только нижней и быть. Не вставая с корточек, подтянула деду трусы, штаны, застегнула их. Напоследок потрогала через штаны дедов член, сжала его в ладони. Бабка подала трусы.

— Надевай.

— Зачем? - Маринка удивилась. - Ты же без трусов. Твои где?

— Известно где, в корзинке.

— И мои туда же сунь. Так хорошо без них, обдувает. Приятно. Бабуль, я теперь буду всегда без трусов ходить. - Не дождалась бабкиного вопроса о причине такого решения. Видать бабке всё одно, хоть голяком ходи день деньской. - Вдруг деду захочется, а я в трусах. Пока сниму, дед и перехочет. А так задрала подол и готово.

Сама первой засмеялась своей шутке. Дед с бабкой поддержали.

— Ничо, потерпит, пока стянешь. Ну чего, поедим или до дому потерпим?

Маринка фырнула

— И стоило столько с собой тащить сюда, чтобы потом тащить назад. Давайте поедим да отдохнём маленько. Время-то есть.

Бабка выкладывала снедь и удивлённо наблюдала, как её внучка, которую ещё сегодня утром приходилось уговаривать съесть хоть кусочек, поглощает продукты почти не жуя, глотая, как чайка. Маринка насытилась, погладила заметно округлившийся животик, тяжко вздохнула

— Ну разве можно так жрать? Я чуть не лопнула. Ба, дай я тебе на коленки голову положу.

— Да ложись, дитятко, ложись. Дед, дай подстелить чего под спинку ребёнку.

Маринка засмеялась

— Ба, ребёнку третий десяток пошёл.

— Ну и что? Для меня ты дитя была, дитём и останешься.

Маринка смотрела на голубое небо с плывущими по нему облаками, мысленно напевала: ОБлака, белогривые лошадки...

Бабка думала, что вроде бы и нехорошо то, что случилось. Ну так лучше уж с дедом, он хоть не обидит. А внучка молодая, созрела, тело требует. И куда тут денешься.

Дед мечтательно щурил глазки, представляя, как он ещё не раз и не два поимеет тесную пещерку внучки до той поры, пока ей не настанет время возвращаться в город.

Каждый думал о своём и все об одном и том же: Как хорошо получилось сходить за грибами.