Немезида

Никто не знает, какое количество девочек, девушек, женщин в одной только нашей стране ежедневно подвергается насилию и домогательствам. Речь не о крайних его проявлениях, ведь насилие может быть и психологическим, а домогательства выражены в словесной форме. Замечали ли вы, когда идете по улице, как порой реагируют на вас отдельные особи мужского пола, отмечая так, чтобы было слышно: «Эту бы сучку надо трахнуть! »

Если описать себя, то я вполне соответствую классическим канонам: подтянутая грудка-двоечка, стройные ноги, которые не слазят с каблуков, осветленные волосы, чаще заплетенные в «хвост». Я часто становлюсь объектом похабных возжеланий, пусть даже не даю к этому излишних поводов. Я не одеваюсь броско, скорее просто стильно; не шляюсь по заведениям с сомнительной репутацией и не веду себя развязно. В моем окружении есть мужчины, но общаюсь с ними я как с коллегами или друзьями, как бы им порой не хотелось большего.

Я не фригидна, как вы можете успеть обо мне подумать, но близость с мужчиной вызывает у меня чувство опасения, а после соития – ощущения предательства и использования. Я понимаю, что это не нормально, но причина кроится в событиях моей юности, и именно из-за того случая мне сложно перестроится, пусть и прошло уже порядка 20 лет.

Знаю, что есть хорошие парни и верные мужья, и рада за женское счастье их избранниц, но я не ищу для себя оправдания и за то, что стала такой. Более того, моя усредненная внешность никак не выдаст меня из сотен прохожих, которых вы ежедневно встречаете по пути на работу.

Ровно как и тех, других, для которых насилие и домогательства стали едва ли не нормой их скотской жизни. Узнав об их увлечениях, вы крайне этому удивитесь, а впрочем, возможно, и нет... Порой их желания настолько вычуры, что определяются они только по внешнему виду быдло-скота!

. .. Я не знала ни его имени, ни кем он являлся. Интеллигентного вида и уже даже не моложавый, он наверняка еще мог нравится молоденьким студенточкам-стажерочкам, как я могла определить его только по внешнему виду. Оказалось, что я почти угадала, но не стану спешить...

На тот момент я не знала ни его имени, ни кем он являлся. Я заметила его в метро, в час-пик, и ладно бы, если обратила внимание только на лицо. Выражение глаз – непоколебимое, а на губах чуть покоилась улыбка, как если бы он вспоминал что-то приятное, абстрагируясь от уличной суеты, давки в метро и многочисленных переездах, отнимающих часть нашей вольной жизни.

Для простоты дальнейшего я буду называть его Сволочью. Могу обозвать Скотиной. Что будет едино...

По сути, я лишь случайно обратила на него внимание, да и то лишь потому, что, разворачиваясь, просто вперлась в него взглядом, прижатая сбоку каким-то субъектом.

А тот возвышался над какой-то неизвестной мне девушкой, одетой в сарафан на бретельках. Она не обладала какими-то особыми изысками, и я бы не задержала на ней своего внимания, если бы не отметила едва ощутимое состояние... испуга в ее глазах.

Глазки девушки суетливо передвигались в пределах ограниченного вида перед собой, и пусть она ничем более не выдавала себя, я точно угадала, что она испытывает сильную тревогу и внутреннее смятение и беспокойство.

Причина была в стоявшей позади Скотине, которая прижалась к ней плотнее, чем на это вынуждала плотность пассажиров.

Я опустила глаза, оценивая их позицию по отношению друг к другу, и точно по моему мановению, часть пассажиров чуть расступилась, давая ответы на мои подозрения.

Скотина, при внешнем спокойствии на лице, ощупывала своей ладонь доступные ей, но скрытые от большинства остальные части тела девушки: верхнюю часть бедер и ягодицы. А еще и жалась к ней, подводя область паха к зоне интереса.

При этом со стороны, если бы девушка запротестовала или подняла шум, Скотина успела бы отстраниться, отдернуть руки, и «вмешательство» вменилось бы стоявшим рядом более молодым парням.

Скотина была расчетлива и хитра. Ее руководила змеиная непоколебимость, а то, что жертва не давала ей отпора, заставляло губы же змеится в ухмылке.

Девушка не пыталась пресечь его действия, чем вовлекала Сволочь в произвол. Но если вы не видите внешнего выражения чувств на лицах обоих, это не значит, что ими не руководили внутренние чувства: наглой уверенности для Скотины и грешной стыдливости для девушки.

В силу ли природной скромности или еще по каким причинам, она просто молча терпела это унижение и порой сглатывая давящую невидимые слезы позора и зажатой в комок гордости.

Что бы было, если бы она все же подняла крик и попыталась отбиться от Скотины?

Даже пойманный за руку, Сволочь попыталась бы сказать, что это какое-то недоразумение, а его интеллигентный вид быстро бы склонил большинство пассажиров на его сторону. Пусть девушка и не дурна собой, но даже я признаю, что Скотина выглядела выгодней на ее фоне.

Поэтому ли молчала девушка?

Это сегодня я, взрослая и уверенная в себе женщина готова дать отпор хаму и приставале, а будучи в ее годах...

Не знаю, как я выдала себя, но неожиданно я поняла, что девушка смотрела на меня. Она словно почувствовала меня, и искала во мне свою опору и защиты.

Как странно, вокруг столько людей, а она обращалась взглядом о помощи ко мне, как к человеку, способному помещать этой вакханалии.

Она искала понимания, а находила пустоту...

Ее взгляд хватал меня за сердце, и я перевела глаза на Скотину за ее спиной.

Тот ухмылялся, и пусть это было невозможно, я чувствовала его сухое частое дыхание на затылке девушки.

Пусть разоблаченные, эти уличные маньяки чрезвычайно пугливы, но весь вид Скотины говорил сейчас об обратном: он упивался состоянием жертвы и своим превосходством над ней! Никто не давал ему отпора, и Сволочь чувствовала себя недосягаемой.

Шум метро не позволял мне вдруг крикнуть сквозь головы пассажиров, да я и не представляла, что должна была кричать. Как остановить это? Как препятствовать практически неприкрытому разврату.

А девушка все ждала моих действий.

Она смотрела на меня.

Я – на Скотину, мысленно убеждая его убрать от нее руки.

А Скотина пялилась на затылок и макушку девушки, глумливо ухмыляясь и словно вещая, что никто ей не поможет.

Маленький, четкий треугольник трех людей в обезличенном людском пространстве.

Объявили мою остановку, и меня словно вынесло из вагона...

А может, такова была моя воля?

Но стоя на перроне, я глянула на нее через стекло закрытой двери.

Ее глаза уже не смотрели на меня с надеждой. В них чувствовался укор...

Она верила мне и ждала моих действий, а я лишь немо повела губами:

«Прости»...

. .. Такой я запомнила ту нашу первую встречу, и шагая далее, гадала, отчего та девушка просто не отодвинулась в сторону, и почему я сама не протянула ей руку, в прямом смысле этого слова.

Возможно, потому что сама была в такой ситуации, почти 20 лет назад...

Я не знала ни его имени, ни кем он был. Для меня он стал просто Чмо, пьяное быдло-чмо, если угодно.

Я не давала ему повода для того, чтобы он распускал руки, и с трудом представляла, что подобное вообще произойдет со мной.

В свои 18 я была достаточно уверенной в себе девушкой, которая предпочитала больше компании парней, чем подружек. Бегала кроссы, и привычка утренних пробежек сохранилась у меня с годами, разве что лень одолевала все чаще...

И вот в тот октябрьский день я впихивалась в переполненный гражданами автобус, одетая в джинсики, джемпер и курточку на замке. Какой-то мужик еще вклинился в автобус, и двери с натугой закрылись за ним, а он охнул, и меня окатила волна перегара: водка с пивом, окуренная табачными выхлопами.

Я пусть и не была ЗОЖницей, но все же поморщилась, глянув на того, кто находился рядом. Совершенно невзрачная личность с мутным, спитым взглядом.

Мне хотелось держаться от таких по дальше, но ввиду транспортных условий пришлось терпеть столь близкое соседство.

Уже тогда, с первого взгляда, я нарекла его Чмом, еще не ведая, что стану его жертвой, за счет которой Чмо возвеличится в своих глазах.

Чмо что-то спросило у меня, и я, морщась, что-то ему ответила. Он предлагал не то поменяться местами, не то, чтобы я прошла дальше, ведь ему было неудобно виснуть на подножке.

Но и идти вперед было некуда, и я не подвинулась ни на шаг.

— Ну ты же такая худенькая... Продвинь попку!

Эти слова меня возмутили, ровно как и блудливый взгляд, но все, что я сумела сказать, уместилось в паре слов:

— Двигай сам!

Но размен позиций не удался, и я осталась на месте, чуть возвышаясь над ним на ступеньке.

— А чего ты такая гордая, а? – докалебывался он.

Я была не намерена обсуждать это и отвела взгляд.

Попутно я осмотрела пассажиров.

Абсолютно безликие, живущие своими проблемами людишки, коим не было дел до Чма и молодухи, болтающейся на ступеньках.

И тогда я ощутила, как он стал трогать меня под коленкой. Сперва пробно, точно испытывая.

Конечно, я зыркнула на него в ответ, на что он лишь криво, игриво ухмыльнулся.

Я дернула ногой настолько, насколько позволяли стесненные условия, но это только позабавило это Чмо.

Если бы именно тогда я сказала ему, чтобы он не распускал руки...

Но я пережила это молча, в душе, лишь попытавшись отстраниться...

Если бы подняла шум...

Возможно, мне удалось бы привлечь чье-то внимание и люди наверняка бы пришли на мою поддержку, но я...

Я прикусила язык, и дала ему повод распустить руки.

Я чувствовала, как он стал настойчиво цеплять меня выше колен, как ощупывал бедра и пытался добраться до ягодиц, при этом пьяно хмыкая, точно оценивая.

А я просто молчала, сглатывая душащую обиду и стыд.

Я считал себя смелой девицей, но отчего же позволяла ему так поступать с собой.

Чмо лыбилось мне:

— А не такая уж ты и худенькая...

Я закрыла глаза, чтобы даже не видеть его глумливых глаз...

«Какой позор... » - отчетливо стучало в моей голове.

Когда мы, наконец, остановились, и двери стали открываться, джинса на моих ногах была стерта в гармошку, а после я обнаружила на коже синяки от его щипков, сжатий и ухватов.

Когда я выскочила из автобуса, мною еще владело желание хотя бы толкнуть его в отместку, но и здесь я сдержалась, ведь быдло-чмо смотрело на меня с превосходством, уверенное в том, что я ничего не сумею сделать ему в ответ.

Я просто ушла...

Просто ушла!

А когда один из парней, к которому я очень хорошо относилась, попытался, шутя, пощекотать меня под коленкой, я, неожиданно для себя, с силой схватила его за ладонь, утопив в ней свои ногти. Порвала ему кожу до крови.

Это было неожиданно для всей нашей компании, в которой мигом стих смех.

Мне было в пору просить у него прощения, а я орала, чтобы он не смел ко мне больше прикасаться.

Уже потом я думала, что мешало мне поступить так же с Чмом, и находила ответ лишь в одном: мой друг оставался другом, и ничего бы мне не сделал, а Чмо было способно на еще большую мерзость!

. .. Конечно, сегодня я бы не позволила вершить с собой подобное, но тогда я была молода и отношения с парнями не заходили дальше поцелуев. Как было реагировать на случившееся?

И сегодняшний случай в метро вновь вернул меня во времена моей молодости, наполнив память худшим воспоминанием.

Живо ли Чмо или уже понесло наказание за грехи свои?

Довольствуется ли Сволочь тем, что облапало невинную девушку? И когда снова выйдет на свою мерзкую охоту?

Я пыталась заглушить в себе безмолвный зов той девушки, и слышала в голове лишь свои немые крики...

Почему я не помогла ей? Почему???

Я припомнила, что ранее мне доводилось встречать уже эту Сволочь, эту Скотину...

Где? В метро, конечно!

Не слишком часто да и... Метро большое, потокооборот – велик, здесь легко затеряться...

Но я уже видела его, и не раз, если получалось ехать в одном вагоне.

И когда я заходила в вагон, он уже был в нем...

Откуда он ехал, и где выходил?

В этот раз следовал далее, но почему?

Потому что не мог насладиться девушкой?

Или ему действительно необходимо было проехать дальше?

Я не знала ответа...

Я не знала ни его имени, ни рода занятий...

Лишь одну его поганую привычку, во время которой он был уличен.

И когда я встретилась с ним в вагоне метро, меня словно обдало холодом!

Я ведь почти позабыла про эту Скотину, а он словно навязывал мне свое общество.

Вытянутый по струнке, с почти немигающим взглядом, но ухмылкой, верной себе и своему грехопадению...

И совсем рядом с ним достаточно юная девушка...

Совпадение? Не думаю...

Отсюда и гадливая улыбка, и взгляд ящера...

На фоне безмолвной реакции очередной его жертвы, которую он наверняка ощупывал по ниже спины...

Я почувствовала, как ногти вдавливаются в мою же ладонь, и мне не было жаль маникюра!

Я должна была действовать, должна была что-то делать...

Я была готова к этому...

Но...

Нас разделял целый вагон, целая площадка, наполненная праздным людом.

Мне не дадут пройти и трети вагона, и все это время Сволочь будет глумится над девушкой, возвеличенный своим превосходством.

Я могла бы закричать, но тут же осознала, насколько это будет глупо выглядеть. Да, мой крик привлек бы внимание людей, отвлек бы Сволочь, и, возможно, снял бы оцепенение с несчастной, но...

Сволочь станет избирательней и осторожней!

Отныне он станет выискивать в вагоне меня, своего врага, и убедившись, что меня нет, приступит к действию с еще большей маниакальностью!

Эта девушка вовсе не искала поддержки со стороны, но я видела, как кровь прилила к ее щекам и вискам, и чувствовала ее стыдливость от происходящего.

В который раз прося у нее прощения за то, что не могла придти к ней на помощь именно сейчас, я так же убеждала себя, что Сволочь должна ответить за деяния рук своих.

Как? Иной вопрос...

Я была выносливой, крепкой девушкой, ныне – женщиной, способной в юные годы мотать кроссы наравне с парнями, а сейчас способной пробежать трешку на легке лишь только от одного желания! И я много раз убеждала себя, что могу дать отпор всякой нечестии, и смело входила в темный подъезд собственного дома, несмотря на не самый дружественный контингент двора.

До стычек, конечно, не доходило, и я даже не брала уроки самозащиты, но и без этого я была уверена в том, что больше меня никто и никогда не унизит!

Я настолько увлеклась этими мыслями, что едва было не упустила момент, как Сволочь вышла из вагона. Девушка вроде бы осталась внутри, а я...

Я выскочила в последний момент следом за ним?

Зачем?

Ведь я должна была быть рядом с той девушкой, взять ее за руку и отвести в полицейский участок, чтобы она рассказала, что с ней произошло.

А что теперь?

На перроне как раз скучали двое молодцов в форме, и Сволочь прошла мимо них, не удостоив даже взором.

Я могла бы подбежать к ним и попросить задержать эту Сволочь, но тут же представила себе нелепость событий:

— Парни, этот человек приставал к девушке... Он виновен в домогательствах! Я знаю, я видела...

— Что значит, приставал? Каких-таких домогательствах? Это у них, «там», домогаются... И что значит: «я видела»? Вы кто: свидетель? А потерпевшая где? Где заявление?

Нет, это был не вариант, я осознавала это, и потому прошла мимо патруля, не обратившись к ним за помощью.

Я шла следом за ним на почтительном расстоянии, чтобы даже в крайнем случае он не мог бы меня вычислить.

Но «хищник» налакомился, и утратил чувства самосохранения.

Район был ему хорошо знаком, он шел не оборачиваясь, и даже ни разу не приняв вызов мобильного телефона.

По пути заскочил в гастроном, и ведомая интересом я заскочила следом.

Лишь в этой ситуации мы сблизились максимально близко, да и то я находилась за его спиной.

Выбор его продуктов – пакет молока, хлеб, колбаса на развес – был скромным, а порционный салат побудили мыслить меня, что Сволочь холостяковала!

Мы шли дальше, и по пути он повстречал какого-то знакомого, с которым распинался несколько минут, вынуждая меня обнажить тылы.

Не могла же я стоять истуканом и ждать, когда он наговориться?

Пришлось импровизировать, прячась в подъезде, и дожидаясь своего часа оттуда.

Попутно я думала, как буду поступать далее.

Несомненно, Скотина перлась в свою берлогу, и я могла выведать, где она обитает.

И что тогда?

Звать полицию, чтобы его встряхнули?

Но вероятность того, что в его квартире полиция бы обнаружило нечто запрещенное, была не высока.

Скорее всего, обычная холостякская хатка с окнами во двор, в которой не было ничего необычного. Свои пагубные страсти Сволочь удовлетворяла во время поездки в метро...

Наконец, мы продолжаем наш маршрут, и вскоре, не отмеченная Сволочью, мы подходим к типовой многоэтажке на 12 этажей.

Здесь кодовые двери, попасть внутрь можно только по чиповоному ключу, по вызову владельца квартиры или по воле случая...

Я ускоряю шаг сама не ведая почему и зачем, и успеваю придержать закрывающуюся дверь, шмыгнув в подъезд.

Скотина остановилась у лифта, а я следую мимо, и поднимаюсь на этаж выше.

Попутно надо мной давлеют мысли: что если Скотина что-то проведала, и заметила меня...

Не могла не заметить!

Внимание таких маньяков обострено, несмотря на внешнюю вялость...

Двери лифта захлопнулись и он пошел вверх.

Я выждала несколько мгновений и спустилась вниз.

Лифт остановился на 10-ом и вскоре в пустом подъезде отчетливо хлопнули двери.

Теперь я знала примерно, где гнездилась Сволочь.

На этаже – 4 квартиры... 4 шанса привести в них полицейских!

И я вновь улыбнулась сама себе от нелепости обвинения, которое готова была предъявить!

Я так и покинула дом, и уходила, не оборачиваясь...

Я не знала, как мне следовала поступить, и на протяжении нескольких следующих дней просто ехала в метро, пересаживаясь из вагона в вагон, надеясь отыскать Сволочь за его непотребным занятием.

Я была уверена, что отыщу его, что непременно задержу за руку, и что сумею убедить девушку, которую он будет ощупывать, подать на него заявление!

Но мне так и не довелось достичь своей цели за несколько дней моей «охоты», хотя, кажется, однажды, я и узрела знакомый облик.

Я была почти уверена в этом, особо, когда проследила взглядом от того направления, где его замечала.

Очередная девушка с бегающим взглядом, выдававшим собственную растерянность и чувство стыда...

Я поторопилась было к ней, но та вдруг буквально выпархнула в открытую дверь, которые закрылись у моего носа...

Я заорала от досады, молотя в дверь, и пассажиры уставились на меня с удивлением.

А я кричала о том, что Сволочь не должна от меня уйти, требовала остановить поезд!

Я сходила с ума!

И когда я поняла, что никто не может меня понять, я лишь попросила у пассажиров прощения и тихо уставилась в окно, все еще чувствуя осуждение за своей спиной.

«Какой позор... » - проняло меня.

Нет, моих действий в изобличении Сволочи было не достаточно.

Девушки, которых он унижал, не станут обращаться за помощью в полицию, а от меня просто отобьются, как от психованной.

Но не одолевала ли меня саму депрессивная мания? Желание наказать маньяка за его дела имели отсыл к прошлому, за которое мне и хотелось поквитаться...

Я не должна была бегать за Сволочью, подкарауливать его и упрашивать его жертв свидетельствовать против него.

Я собиралась изловить Скотину в его же логове, ведь не просто так я тогда следовала за ним через весь город!

Не думайте, что я выбрала на ту встречу откровенный наряд, чтобы спровоцировать Скотину. Напротив, я знала, что в стандартной ситуации тот мог оказаться немощен, мог и вовсе испытывать дискомфорт при общении с женщиной и даже бояться их.

Внешне я оделась на ту встречу неброско и не выразительно: кеды, пригодные для пробежки, не стесняющие движения джинсы, курточка-ветровка... Только лишь внешний вид никоем образом не мог побудить в нем подозрений. Пусть сколь угодно пялится на мой зад, это будет его последнее приятное воспоминание!

В кармане куртки умещался плоский канцелярский нож, который я научилась мастерски извлекать и приводить в готовность! Тонкое лезвие секло не только бумагу, и его я собиралась пустить в ход, уродуя руки этой Сволочи!

Я не могла взять иного оружия, ведь кто воспримет канцелярский нож серьезно? А куда уместить столовый нож или нож-выкидуху, который могла бы прикупить в ларьке? А если Сволочь окажет сопротивление и завладеет моим же ножом? На такой случай я полагалась на силу и скорость собственных ног, которые предусмотрительно и обула в кеды.

Я была готова выступить против него и двинулась на свою вечернюю охоту, рассчитывая на успех.

Более того, я была 100% уверена в чистоте своих помыслов и убеждений, пусть даже мне и предстояло нарушить Закон, тот самый, который не уберег ни меня, ни жертв Сволочи, когда они нуждались в помощи.

Конечно, я допускала ряд условностей, которые могли помешать нашей встрече.

Сволочь могла придти домой раньше, или я могла потерять терпение, и уйти...

Сволочь могла оказаться не одна и повстречать в решающий момент кого-то из соседей...

Я могла сама дать слабизну и провалить операцию «возмездия».

Сволочь могла оказаться сильнее, чем я могла предполагать...

Но я вновь и вновь представляла тот момент, и сотню раз оттачивала прием по незаметному извлечению ножа и способах атаки!

За мной были благие намерения, и я не должна была проиграть!

. .. Сволочь не подвела моих ожиданий, и явился к дому с традиционным набором снеди.

Я поджидала его у порога соседнего дома, отмечая, что успею заскочить в подъезд одновременно с ним.

То, что в подъезде были видеокамеры, меня не волновало: я прикрывала голову капюшончиком, таким естественным в конце лета. А в лифте, насколько мне было известно, камеры отсутствовали...

Именно в лифте я должна была покончить со Сволочью, и напряженно тискала нож, ожидая времени Х.

Сволочь шла в свое логово, не подозревая, что я следовала рядом, точно акула в кильваторной струе катера.

Он оглянулся лишь раз, когда следовало придержать дверь, потому что он уловил, что я бежала за ним.

И даже любезно дал мне пройти вперед, на что я отозвалась признательной улыбкой.

А он даже соизволил улыбнуться мне в ответ.

Сволочь!

Удалось ли тебе приложить руки к чье-то попке?

Я физически ощущала его взгляд в районе своей задницы, которой не преминула еще и вильнуть.

Пусть ты, Сволочь, ценишь попки по моложе, но я чувствовала, что зацепила твое внимание.

Как бы ты был счастлив, Скотина, прикоснуться ко мне, а если бы я еще и подыграла тебе, то до самого извержения.

Вот была бы ситуация, которой ты не мог бы предусмотреть: шел бы в мокрых брюках к своему лежбищу...

Мы ждали лифта и мне уже сейчас хотелось приставить к его глотке нож.

Зачем откладывать то, чему не миновать.

Но следовало проявить терпение и – о, да! – осторожность.

Случись что, и он начнет орать и звать на помощь, а потревоженные его криками соседи вызовут «фараонов».

И все же я глянула на него через плечо, отмечая, что сволочь пялилась-таки на мой зад.

Конечно, я испытывала волнения от того, как все пройдет, но вместе со звуком своего сердца мне казалось, что я слышала и биение его сердца.

Только билось оно совсем по другому поводу!

Была ли твоя «охота» на сегодня успешной, Сволочь!

И не знаешь ты, Скотина, что через минуту превратишься в дичь!

Двери лифта открылись: узкая кабина ждала нас.

Ноги мои пошатнулись, но я все же вошла в кабину, попутно гадая, не переоценила ли собственные силы.

— Десятый, - сказала Сволочь.

Впервые я видела его так близко, и мысленно отметила, что он был даже старше тех лет, которые я ему отмеряла.

Холостой или разведенный, он жил своими пороками, в которых ему удавалось реализовать себя как личности.

При мысли о том, как он дрочит у себя в ванной, припоминая как охаживал упругую попку новой девушки, мною овладело неприятие его личности.

Даже помимо воли палец стал вытягивать лезвие из канцелярского ножа.

Именно в ту секунду, когда эта Скотина смотрела на меня немигающим взором рептилии, я поняла, что не ограничусь одним лишь порезом его рук.

— Двенадцатый... - сказала я.

Мне следовало успокоится, потому что что-то подсказывало мне, что Сволочь видела во мне не жертву, а равного себе по силам врага.

«Я сильнее тебя! – мысленно убеждала я саму себя, но чувствовала, как дрожь пробрала коленки. – Я сильнее тебя!!! »

Лифт шел на верх, а я высчитывала место для маневра.

Скотина заняла свою излюбленную позицию, позади жертвы.

Слышала ли эта Сволочь, как потрескивает, выезжая из ножен, лезвие ножа?

Мониторчик отсчитывал этажи, как если бы вел обратный отсчет.

Именно между восьмым и девятым я щелкнула по кнопке отмены, чем завершила подъем и вызвала замешательство на лице Сволочи.

Выходя из лифта, Сволочь, ты наверняка рассчитывал – случайно!- задеть меня в районе зада, чтобы потом, надрачивая этой же рукой, благодарить судьбу за вечер, который не прошел даром!

О, нет, я не упущу мгновения радости от нашей встречи...

— В чем дело? – Сволочь пусть была и трижды осторожна, но поняла, что оказалась взаперти.

Я развернулась к нему лицом так, как сотню раз отрабатывала эту сцену, одновременно выкидывая из кармана руку с вытянутым лезвием ножа.

Оно уперлось прямо в кадык Сволочи, которая мигом онемела от происходящего. Он выронил вещи из рук и поднял их вверх, сдаваясь.

Я смотрела ему прямо в зрачки, желая придать взгляду жгучую ненависть и злость.

— Ни одного вздоха, Сволочь! Иначе вырежу тебе потроха, которые ты съешь у меня на глазах!

Он испуганно закивал и повел взглядом в направлении датчика.

Сволочь боялась меня, и теперь искала пути спасения...

Я пусть и не проследила за направлением его взгляда, но догадалась, куда он метил: хотел запустить лифт дальше, или вызвать диспетчера.

— Только попробуй, - рискнула я.

И тогда рискнул он, потянувшись рукой к кнопкам.

Я тотчас чиркнула его по руке лезвием, и он в ужасе отдернул ладонь назад.

— Девушка, вы что? Кто Вы такая?...

Он был напуган, а я...

Понимая, что сдавать нельзя, я лишь крепче сжала рукоять ножа, держа его лезвие прижатым к горлу Сволочи.

Наверное, вид у меня был столь решительный, что в глазах Сволочи отразились все панические и пугающие мысли.

— Можешь звать меня Немезидой! – совершенно неожиданно для самой себя выпалила я. И при этом подумала: «А почему бы и нет? » Ведь я хотела мести? И она была неотвратима...

Его лицо исказилось от работы мысли, и Скотина наверняка пыталась сопоставить какие-то факты в своей пошлой башке, а я...

Неожиданно я испытала какой-то звериный прилив чувств, который не преследовал меня до сего момента.

Наверное, я слишком переживала то, как все пойдет, а сейчас, когда Сволочь и не помышляла о сопротивлении, я поняла, насколько же могу стать сильнее, и у меня не было ни чувства жалости к этой Скотине.

Я отступила назад, насколько позволяло пространство лифта, и с этого расстояния, широким махом, отфутболила ему правой ногой в пах!

Скотина охнула от боли и неожиданности, но нечего не сумела предпринять в свою защиту, и я успела еще трижды пробить ему в промежность коленом левой, прежде чем он стал осознавать, что что-то пошло не так!

Сволочь не могла кричать от давящей пах и нижнее нутро боли, лишь сдавленно застонала, предприняв неудачную попытку прикрыть свое мерзкое, жалкое достоинство ладонями, вдоль которых я тут же черканула лезвием!

— Убрать руки, Скотина!

Он повиновался мне, и это завело меня.

Держа нож у его горла в вытянутой руке, я с каким-то садистским остервенением, со всего размаха, с носочка, стала лупасить ему между ног, стремясь задеть именно яички, которые он даже не пытался прикрыть.

Чувствуя, как запекло у меня в груди, я ощутила и странный, возбуждающий прилив сил между своих ног, а в мозгу звучала садистская мысль вмазать ему еще и еще...

— Получи, Скотина! Сволочь!

Я била его в каком-то исступлении, а его бошка с охами и ахами из перекошенного рта отлетала назад соразмерно каждому точному удару.

А я не имела права промазать!

Я схватила его за отвороты сорочки и с силой потянула на себя, вбивая колено аккурат меж широко расставленных ног.

Прямо в центр его дъявольских наслаждений!

Я почувствовала, что угодила коленом в его пах, но даже более того – точно в его яички, которые ощутимо прощупались под тканью брюк!

Вот они, какие-то ослизлые, сочились, расползались у меня вдоль колена...

Что творилось со мной в этот час, сложно было передать!

Это была какая-то эйфория, не ведомая мне.

Близость с мужчиной сковывала меня, а встреча со Сволочью даже пугала, но не сейчас...

Сейчас, глядя в его щенячьи глаза и перекошенный от немого крика рот, я чувствовала моральный подъем!

Я хотела уничтожить его, как личность!

Как когда-то Чмо погубил мою психическую волю, и как сама Сволочь поглумилась над своими жертвами, возвеличиваясь над собственной безнаказанностью!

Только теперь это было доступно мне!

Новый удар коленом в яички вызвал у него приступ болевого шока, а во мне...

... Я ощутила, как половые губки вздулись и отяжелели, как если бы я смотрела уж очень откровенный фильм, принизанный сценами совокуплений, и каждый новый фрагмент был еже более сочным, чем предыдущий.

И еще я почувствовала, как налилась грудь!

Когда парни в былые годы пытались потрогать меня там, мне рефлекторно хотелось прижать руки к груди и сжаться, даже несмотря на то, что ласки груди так естественны и желанны.

И вот сейчас я ощущала почти неведомое желание, спрятанное глубоко во мне все эти годы...

Груди мои словно протестовали от того, что не могли быть свидетелями происходящей сцены, и я чуть приспустила замочек ветровки.

Мне удалось быстро сменить положение ног и Скотина отведала, сколько силы содержалось в моей левой ступне, которая динамитным разрядом ворвалась в брешь его ног, громыхнув взрывом боли в его яйцах!

Скотина не могла орать, лишившись голоса от своего яичного спазма, и стала заваливаться на меня, но я тут же встряхнула ее и безжалостно вбила колено левой в его пах, удовлетворенно отмечая, что вновь угодила по яйцам!

Сволочь совсем лишилась силы и воли к сопротивлению, и стала заваливаться на меня с мольбами о пощаде.

Мне было плевать на то, что он там мне шептал, но мое дыхание сбилось, и лишь потому я взяла паузу...

Впрочем, не на долго!

Я дала лишь отдых своим ногам, а ладонью левой резко тисканула его промежность, ощущая в ней вяловатый член и пытающиеся укрыться в мошонке яйца.

Мне было достаточно защемить пальцами одного «беглеца», чтобы глаза моего противника заволокли слезы боли и позора.

— Пож... алуйста... за... что...

Как же хотелось хрустнуть ими в ладони!

Такие нежные женские пальчики, которые привыкли стучать лишь по клавиатуре ноутбука, могли с изяществом причинять боль мужчине, ломая его психику и калеча организм.

Я выдохнула ему в лицо.

— Когда там, в метро, ты тискаешь девушек, ты, Скотина, не задаешься себе вопросом, что чувствуют они?

Несмотря на то, что сегодня Сволочи много досталось, мой обвинительный вопрос, кажется, прозвучал сильнее всех тумаков и ударов!

Его лицо побледнело от осознания того, что он разоблачен, и я уверена, в тот миг он посчитал, что мое лицо – последнее, что он видит в своей никчемной жизни.

Я разжала кулак, но лишь затем, чтобы вбить ему между ног свое колено.

Второй!

Третий раз!

Того просила не моя разбушевавшаяся фантазия...

Того было угодно моим половым губкам...

Возможно, это вызовет у вас усмешку, но...

Но ведь именно яйца толкали Сволочь на все эти извращения и домогательства, которыми он досаждал девушкам.

Так чему удивляться?

Мой лоб покрыла испарина, но я не потрудилась промокнуть его.

— Ну-ка, расставь ноги шире... Еще шире...

Скотина безмолвно повиновалась мне, то и дело косясь на носочки моих кед.

Мне не было жаль Скотину, именно из-за ее безропотности и безволия.

Я вновь нанесла ему сильный и точный удар прямой ногой, от которого его отбросило к стене, но руки так и не соизволили собраться в защитный замок...

— О, да...- сказала я. Глядя, как он осел на колени, дуя щеки...

Мои глаза осолили капли пота, и я почувствовала, какими тяжелыми были груди в тот момент. Вдоль узких джинсов стремилась просочиться влага, и когда я произнесла те слова, я прежде всего испытывала некое предоргазменное состояние, чем признавала, что сломила эту Сволочь.

Я лишь усилием воли совладала с собой, хотя руки так и тянуло прижать к клитору, которому словно не терпелось выглянуть из своих створок, чтобы посмотреть, что происходило в кабине лифта.

Я сглотнула и повела ножом в направлении кнопок.

— Беги к ним, если сумеешь, - сказала я.

При этом я стояла так, что ему не удалось бы обойти меня без новой стычки, но глядя на нож в моих руках, он не стремился продумать свой маневр.

Но еще более его пугало то, как крепко и устойчиво я упиралась на обе своих ноги, готовая в случае необходимости буквально пришибить ими.

— Пожа... луйста... Не надо... больше... - взмолилась Скотина.

Жалостливый тон, с которым Сволочь обращалась ко мне, еще больше взбудоражила меня.

Я вспомнила себя в том автобусе, когда Чмо лапало меня, и когда крепко сжимала зубы, вместо того, чтобы просто высказаться ему о непотребствах.

А эта Сволочь еще посмела взывать к пощаде.

Я с наскоку ударила его левой в пах, ощущая, как от этого движения струйка влаги все же скользнула у меня вдоль бедра.

Удар сразил его, и я уже не слышала стонов боли.

Скотина блевала, истекая густой слюной у моих ног, и пусть со стороны это выглядело мерзко и отталкивающе, я смотрел на происходящее с каким-то личным триумфом.

Лежа на заплеванной полу лифта, в который ежедневно входила сотня пар обуви, он совсем не походил на того высокомерного типа, тискающего молоденькие попки, зная, что ничего ему за это не будет. А сейчас, когда часть его внутренностей просилась наружу, и он выглядел просто отталкивающе в своем бессилии, я чувствовала, как меня переполняет гордость за свой поступок!

Едва он закончил растекаться блевотиной, я присела рядом с ним, запустив пальцы в волосы и приподняв его голову.

При этом я ощущала, что в джинсах моих уже столь же влажно, что и на этом самом полу, на котором разворачивались события.

Скотина скосила на меня глаза, опасаясь прямого взгляда.

Ее била дрожь...

Знакомое мне ощущение, когда руки Чма касались меня в автобусе, а я не могла сказать ни слова или воспрепятствовать этому.

— Тебе, Сволочь, должно быть ужасно страшно от происходящего, и ты гадаешь, что с тобой произойдет далее...

Скотина вдруг не сдержалась и блеванула едкой желчью, и я едва успела отстранится, чтобы не заляпать себя.

Но такая реакция меня дико взбесила и я дернула Сволочь за волосы, едва не сорвав скальп.

— Простите... Простите...- залепетал он, выплевывая пузыри слюны.

— Клянусь тебе, если ты вновь это сделаешь, я заставлю тебя съесть эти отбросы! Слижешь их языком, чего бы это не стоило!

Он быстро-быстро закивал и прикусил губы, опасаясь, что не сдержит очередной приступ рвоты.

Мне хотелось окунуть его в его же лужицу, но это было бы совсем жестоко, и я лишь плюнула ему в глаза.

Он сам пал харей в лужицу собственной блевоты, и только тогда я вдруг ощутила удовлетворение.

Напряжение стало уступать место расслабленности, как если бы я пробежала свою дистанцию, а теперь у меня был перерыв...

Сволочь утратила для меня значение...

Наверное, как и для нее перестают иметь значения те девушки, которых он облапал, когда он жиденько кончает в своей ванной этими самыми руками...

Я нажала на кнопку вызова, и лифт продолжил движение.

Двери открылись, и Скотина посмотрела перед собой.

— Что, вот она, свобода?! – прочла я мысли Сволочи.

Скотина, казалось, не верила в счастливый для себя исход, и глянула на меня, точно спрашивая разрешения.

Я кивнула на выход.

— Ползи...

Нож в моей руке был опущен.

Но прошло несколько томительных мгновений, прежде чем Скотина, точно растерзанная гусеница, смогла начать грести к выходу, волоча за собой следы собственной блевотины и крови изрезанных рук.

Неожиданно Сволочь заторопилась, наполняясь силами, и жалостливый скулеж сменился выбросами насмешки.

Именно в ту секунду я ощутила, как в груди назрел протест, а в трусиках потеплела накопленная влага...

Не стоило ему смеяться надо мной!

Я сделала шаг вперед...

Скотина приподнялась на четвереньки, улепетывая из лифта, но заслышав мои шаги, оглянулась, и смех сменился криком отчаяния, а во взгляде была обреченность...

Я выбила его из кабины лифта, нападав ногой между его ног, аккурат между обоими, вверх, на подъем! Сразу в оба!!!

Но даже его тяжелый стон не мог заглушить звук того хруста, который я услышала за долю мгновения ранее.

Я поняла, что сокрушила, опустошила ему яйца, и жизнь для него уже не станет прежней!

Не этого ли я сама хотела?

Скотина была без сознания, когда я выкидывала в нее личные вещи.

Больше всего забавляли руки, собранные в защитный замок на месте несуществующих отныне яиц...

Не помню, как я дошла домой, но ноги жутко распухли, и на них было страшно смотреть... На следующий день я жутко хромала, но старалась держаться, дабы ничем не выдать своих травм.

Лишь мысль о том, что кому-то досталось больше моего заставляла отступать боль.

А еще помню, что когда добралась домой, приняла душ...

Но не для того, чтобы снять усталость или видения минувших событий.

О, нет, именно последние я отчетливо запечатлела в памяти. И прогоняла их перед собой каждый раз, когда теребила набухший клитор в ванной.

Мне хотелось помастурбировать, и я делала это!

Часто, совершая этот акт, я представляла себя наедине с недоступным мужчиной, но сегодня я кайфовала от пережитых моментов своего триумфа, о том, как стала сильнее и что сумела избавиться от стыда прошлого!

Меня ждал бурный оргазм!

Его дополняли мысли о том, что я, живая и красивая, еще могла все исправить и наладить в своей жизни, и что смогу, если захочу, использовать мужчину.

А Сволочь уже ничего не сможет!

Она будет жить, осознавая всю свою оставшуюся жизнь свою немощь...

Да-а-а-а!!!

Именно этим осознанием я жила и на следующий день, и это помогало мне не обращать внимание на боль в стопах и коленях.

А под вечер в местном «Контакте» я перехватила новость про зверское избиение почетного преподавателя одного из наших ВУЗов на пороге собственной квартиры. Были приложены и его фото в рабочей обстановке и в компании студентов.

Я узнала на них эту Сволочь!

У Сволочи было имя, фамилия, множество регалий!

Но я буду звать его Сволочью!

Или Скотиной, что также естественно, с учетом его скотского положения.

Особых подробностей расписано не было, разве что говорилось – что не могло не радовать! – будто бы на преподавателя напали двое...

Я сразу скумекала, отчего Скотина придумала эту байку: какое же унижение быть избитому женщиной! К тому же, если полиция начнет копать и уточнять причины, придется раскрыть и часть своей гнусной истории, которую Сволочь хотела бы сохранить в тайне...

А потому и выходило, что нападение совершили неустановленные лица из личной неприязни. Скорее всего, студенты, отчисленные из универа за неуспеваемость! Ищи свищи...

Мне даже самой не верилось, что все так пройдет...

Но желая осведомиться о состоянии Скотины, я набрала по телефону приемное отделение больницы, в котором – по счастливой случайности! – работала дочка моей соседки по дому.

Хорошо, что с соседями я была приветлива, знала многих подросших детей, а потому не стала давить на девочку авторитетом.

— Маш, скажи, пожалуйста, этот... - я чуть не сорвалась, назвав Сволочь Сволочью. – преподаватель... Ему сильно досталось?

— Ой, да, Вы знаете... Не люди, тот, кто на такое способен!

— Да уж...- я выдержала трагическую паузу. – Но ведь жить будет...

Маша успокоила меня, что я не взяла грех на душу.

— Однако... Здесь одна проблема...

— Ну... - я затаила дыхание.

— Ну я не могу так говорить... врачебная тайна...

— Маш, ну ты ведь меня знаешь...

— Ок... Просто я сама тому была свидетелем... Я знаю, что (она назвала его по имени и отчеству, которые я и слышать не желала) пережил сложную операцию на... м-м-м... гениталиях...

— Оу... - сочувственно произнесла я, хотя это было высшее лицемерие. Более того, я вдруг почувствовала, как мои губки, точно по сигналу, напряглись, словно жили отдельной от мозга жизнью и жаждали пикантных подробностей.

— И... в общем... ему пришлось ампутировать оба яичка... Точнее, то, что от них осталось...

— О-у-у... - загудела я, чувствуя, что начинаю подтекать.

— Представляете... Какие негодяи...

В моей груди загудело.

— Маш, скажи, то есть, с его мужскими функциями теперь – все?

— Ой, ну кончено... ну, вы же понимаете... ну что это за мужчина, да без яиц!

— Меткое сказано, - сказала я, ничуть не испугавшись, что голос мой отдавал металлом.

Мне захотелось ласкать себя и особо бередило сознание мысль о том, что Скотина сейчас ныла в палате, тиская безвольную пустую мошонку со следами операции.

Мне уже не терпелось закончить разговор и пройти в ванную, но если с первой частью удалось быстро свернуться, то до второй я не дотерпела: я приступила к мастурбации прямо в комнате, на диване, прокручивая в голове отдельные фразы Маши...

«Скотина, я оставила тебя ни с чем! » - эта мысль, полная торжества стучала у меня в висках, в то время как влага буквально фонтанировал из меня, запятнав обивку любимого диванчика...

И все еще все себя от эйфории, расхаживая почти полностью обнаженной по квартире, я продумала последнюю кляузу этой Скотине, которая должна была его добить!

Я собиралась послать ему открытку, весьма далекую от традиционных пожеланий, которыми наполняли Скотину студенты и коллеги.

Я собиралась отныне писать ему письма каждый месяц, одного числа, чтобы он никогда не забывал того, что с ним произошло.

Физически он был уничтожен, но я хотела додавить его морально!

Без злости, но и без сожаления!

Одна только мысль о том, что я была где-то рядом, вынуждала бы его с опаской поглядывать по сторонам перед спуском в метро, и ждать, трясясь от страха, моих новых посланий...

Раз в месяц, одного числа...

А на годовщину этих событий я вышлю ему свои кеды, которых ему во век не забыть!

... Взяв открытку на нейтральную тему, я оставила на обороте след губной помады, поверх которой кокетливо вывела:

«Не уважаемая Скотина! Когда ты будешь читать эти строки, твои яйца уже превратятся в пепел в огне крематория... Но лучше бы им покоится в формалине, будучи наглядным образцом для студентов-медиков! Да я бы и сама приобрела их (в колбе), справляя перед ними нужду, зная, что это вызывает у тебя массу затруднений... Надеюсь, утренняя эрекция тебя уже не беспокоит?! К ее отсутствию ты скоро привыкнешь... Хотя, почем мне знать? За неимением такой проблемы, я счастлива и беспечна! И знаешь, мне будет очень жаль, если нам доведется снова встретится, ведь я не смогу набить тебе твои старческие яички, хотя одна только мысль об этом заставляет течь меня, точно суку, которую ты не сможешь трахнуть от слова «никогда» и «вообще»! Не обессудь, и прими все, как есть! Шмяк-шмяк, и ты – кастрат! Смирись... На веки твоя, Немезида! »