Со злыми ветрами. Глава шестая

Глава шестая.

1

Вислоухий заяц выскочил на опушку леса, и, замирая, тихонько повел носом. Что-то косого напугало. Он насторожился, понюхал траву и, вбирая силу в задние лапы, прыгнул обратно под сень деревьев. Но до спасительной тени он не долетел, плюхнулся, издав жалобный писк. Бранка вышла из укрытия. Закидывая лук за спину, она подошла к мертвому зверьку и вынула из него стрелу.

— Прости, зайка, — проговорила девушка, вешая добычу на пояс, на котором уже висело два его ушастых собрата. — Детям нужна пища, мягкая и сочная.

Ранним утром Бранка покинула Скола, оставила со Славичем на попечении Красини и пошла в рассветной тишине на охоту. Два десятка детских ртов надо было чем-то кормить. Вчерашнее сражение у Вручия не прошло для мужчин даром. От полученных рубленых ран Славич свалился в лихорадке. Сколу, хоть и повезло больше, но и его тело, синее от многочисленных ушибов и ссадин, временно нуждалось в покое...

Проснувшись поутру, прогибая спину, девушка сладко потянулась и оглядела наспех созданное жилище. Было уютно. Толстые бревна потолка, с уложенным наверху земляным настом, надежно укрывали мирно сопящих на сене детишек от возможной непогоды.

— При необходимости, здесь можно и перезимовать, — произнесла она вслух.

Улыбнувшись, Бранка стала одеваться. Натянула кожаные штаны Скола, сверху накинула широкую рубаху изгоя. Обхватив обручем волосы, взяла лук. Чмокнув спящего любимого в колючую щеку, она затянула на талии пояс со специальными крючками для мелкой дичи, и вышла из землянки. Возле притушенного костра Красиня ворковала над лежавшем на мягком ельнике Славичем. Шепча заклинания, та очищала на теле воина раны — накопленный за ночь гной, и прижигала расколенным на огне лезвием ножа.

Увидев Бранку в мужском наряде, Славич отвлекся от стонов и жалоб на боль и произнес:

— Не по руке лук взяла! Натянуть сил не хватит.

— Ой, ли!.. Так уж и не хватит?! — бросила в ответ Бранка.

Уложив стрелу на ложе лука, она с потугой, но все же натянула тетиву и, направив оружие в сторону деревьев, отпустила. Каленое жало стрелы с силой впилось в дуб, оперение на тонком древке задребезжало от напряжения.

— Красиня, ты его хорошо осмотрела? Не отсекли молодцу чего нужного? — съязвила Бранка в отместку.

— Главное цело, а остальное заживет! — ответила Красиня, прилаживая раскаленное железо к очищенному от смрада порубу на плече изгоя и ласково на него дуя.

Не в состоянии отразить нападение на его достоинства острых бабьих язычков, Славич только замычал от боли. Весело рассмеявшись, Бранка добежала до дерева, вынула стрелу. Поцеловала и замазала слюной след.

— Ждите меня с добычей, — крикнула она напоследок, исчезая в густом бору...

Бродя по лесу, охотница вышла к небольшой речной протоке. Узкая лента воды хорошо просматривалась с высокого крутояра. На другом, пологом берегу Бранка заметила молодую девушку. Та стояла босыми ногами в воде и смотрела вверх. Не на нее, а просто смотрела, ничего не видя. На девице была перепачканная сажей и кровью льняная рваная рубаха. Длинный, спутанный волос расплелся и беспорядочно свисал до колен. Облик незнакомки Бранке показался странным, она хотела ее окликнуть, но слова застряли в горле.

Девушка медленно пошла в воду. Волны подхватили ее волосы, пытаясь удержать на поверхности. Догадавшись о ее намереньях, Бранка закинула пояс с зайцами на ближайшее дерево, быстро скинула одежду и, что есть силы разогнавшись, прыгнула с обрывистого берега.

Когда Бранка вынырнула на середине реки, незнакомка уже почти скрылась под водой, на поверхности виднелась только густая копна волос, плывших по течению словно водоросли. Сильными, размашистыми движениями рук, она настигла их и ухватила. Тонувшая девушка не оказала никого сопротивления. Намотав ее волосы на кулак, Бранка потянула бездыханное тело к берегу.

Вытянув на прибрежный песок, она перевернула ее на бок и стукнула по спине. Из-за рта девушки полилась вода. Подавая признаки жизни, надрывным кашлем, та открыла глаза.

— Очнулась, русалка? — спросила Бранка. — Почто Водяного тревожишь?

— Пусти!..

Девушка приподнялась и рванулась обратно к реке, но волосы в руке Бранки удержали ее. Она упала на песок и заплакала навзрыд.

— Как звать тебя? — снова спросила Бранка.

— Яра... Ярослава, — ответила девушка всхлипывая.

— В ярости славная! Чего-то не схоже имя с ликом-то. Скорее — Плаксинья.

— Ярой меня называют! — девушка перестала плакать, кольнув жестким взглядом свою спасительницу.

— Вот теперь верю. Поплыли, Яра, на тот берег. Как бы моих зайцев лисы не растаскали? Да и одеться мне надо... Только, смотри, не балуй! — Бранка пригрозила девушке. — Рука у меня тяжелая! Враз отучу.

Ярослава шмыгнула носом, утерлась от слез и кивнула в знак согласия.

Переплыв реку, они поднялись на обрывистый берег. Пока Бранка одевалась, девушка влезла на дерево, сняла зайцев и подала хозяйке. Спрыгивая, она зацепилась за сук и окончательно разорвала на себе рубаху.

— Ничего! Мы тебе новую, нарядную, справим! — засмеялась Бранка. — А пока, вот, — она скинула с себя только что надетую рубаху Славича и подала девушке.

— Мужская? Не надо мне! — ее глаза опять погрустнели. — Зря ты меня из омута вытянула.

— Бранкой зови меня.

— Больно мне, Бранка. Весь низ разворотил норманн проклятый. Душу вынул.

Яра присела на корточки, держась за живот. Только сейчас Бранка заметила кровяной потек у нее между ног.

— Один или многие?

— Один... Второй не успел, сестрица помешала. Говорила я ей: сиди тихо, чтобы не случилось, да не послушалась она. Когда меня боров варяжский на стол для потехи кинул, с ножом на него бросилась...

— Убили?

Яра потупила взор и промолчала.

— Сама-то, как ушла?

— Ушла... Зубы хряку выбила, когда он глаза от услады закатил, и убежала.

— Заговорить кровь надо, а то истечешь.

— Я не умею.

— Кровь унять, — не любого отнять. Помогу.

Бранка возвела руки к небу, сделала оборот вокруг себя, потом, вокруг Ярославы и начала:

— Бабки-шептуньи, старые ведуньи, соберитесь в густой лес! Словно на насест! Наложите шепота на девичьи уста! Укажите солнцу — печь! Воде — течь! Ярославе рану зажать, кровушку унять.

От ее слов в тихом лесу повеяло свежим ветром. Макушки деревьев чуть накренились, будто и вправду на них кто-то сел.

— Возьми в правую руку матушку землю, положи в лоно и зажми, — Бранка присела рядом — сильно зажми.

Яра набрала в ладонь сухой земли и приложила. Зажимая свою руку ногами, она поморщилась от боли.

— Три раза молви на выдохе и плюй через левое плечо. Смотри, остановишься, кровь пойдет еще больше. Готова?

— Готова?

— Повторяй за мной, слово в слово!

Девушка кивнула.

— Дерн дерись. Земля крепись. А ты, кровь-руда, уймись!

— Дерн дерись. Земля крепись. А ты, кровь-руда, уймись! — трижды повторила девушка и плюнула через левое плечо.

— Ты посиди пока, не двигайся, а я сейчас.

Бранка вскочила на ноги и, немного подумав, уверенно направилась на просвет, в сторону поляны. Вскоре, она вернулась с охапкой разных трав.

Раскладывая их по кучкам, она проговорила:

— Это мы потом заварим. Это надо высушить. А вот, это сразу можно, — Бранка протянула Яре цветок с небольшими белыми цветами. — Кислица. Хорошенько разжуй и обложи нутро. Она и боль уймет, и семя норманнское вытравит.

Ярослава размяла траву и сунула в рот. Сплевывая в ладонь кислую зеленую кашицу, она спросила:

— А если не вытравит?

— То, Роженицам решать! Лада просто так дите не дает. А коль понесешь, так тому и быть!

— Дите норманнское будет.

— Полно, Ярослава! Наше дите! Твое, — мое! Бабок-шептуний. Коль мальчик, — леса могучего. Девочка, — речки быстроногой. Ведь ты лоно детородное и водой умывала и землей почивала. Коль Роженицам угодно станет, понесешь, и от гороху, и от пыльцы цветочной.

Бранка разорвала остатки рубахи Ярославы на лоскуты, положила на них лечебные травы и подала.

— На вот, обвяжись, да надевай рубаху, что тебе дала. В ней мужской дух, он согреет тебя.

— А ты, как же?

— Меня солнышко обласкает.

Ярослава безропотно подчинилась Бранке. Эта женщина в мужских штанах, с пышными волосами рыжеватого цвета, льющимися по обнаженному сильному торсу, сама была похожа на Ладу-Берегиню. Ее красиво-распахнутые глаза имели завораживающую, магическую власть. Рядом с ней было спокойно и уютно. Яра почувствовала себя девочкой в теплых объятиях матери.

— Бранка, ты не Берегиня? — спросила она, одевшись.

— Я огнищанка Бранка из рода Волохатого! — засмеялась та. — Не бойся, я из крови и плоти. Пошли, а то уже полдень. У меня детишки голодные.

Услышав о детях, Яра успокоилась, начиная верить в то, что ее спасительница не богиня, а простая женщина.

— Много их у тебя?

— Много! Точно не считала, но десятка два наверно есть.

Ярослава вновь остановилась в оторопи.

— Десятка два?!..

— Ну, да!.. Мы с Красиней, — сестрой любого моего, их в городище собрали. От полона киевлян да норманнов спрятали... Чего стоишь? Пошли.

До землянки в дубовом бору, Ярослава с Бранкой добрались быстро. Пока готовились три жирных зайца, любопытная детвора окружила нового человека, познавая его как часть большого и еще неизвестного мира. Накормив детей, взрослые сами сели трапезничать. Маленькая девочка, не желая расставаться с Ярой, взобралась к ней на колени и уснула.

— Смотри, как она к тебе приросла, — засмеялась Бранка.

— Пусть, она мне не мешает, — ответила та, беря ложкой похлебку из общего котла.

— Стало быть, ты из Вручия? — спросил ее Славич.

— Из него.

— Норманны лютуют?

— Лютуют. С одного края они, киевляне — с другого. Еще неизвестно, кто хуже. Земля стоном полнится. Один князь Ярополк, с дружиной, особняком стоит. Не участвует, но и не перечит. Гридни его — Олега всюду спрашивают. Ни мертвого, ни живого отыскать не могут.

Услышав о князе Олеге, Скол всполошился.

— Во рве он! Лежит под трупами. Я видел, как князь с моста упал. Столкнули его в суматохе.

— Надо бы оповестить Ярополка. Негоже князю под водой гнить, рыбу собой кормить, — вздохнул Славич.

— Гоже! Негоже! Пока киевский князь там, древлянину во Вручий хода нет! — ответила Красиня и, вопросительно посмотрев на изгоя, добавила: — Полон собой множить?

— То верно. Но, верно и то, что Ярополк с места не двинется, пока брата не отыщет, — ответил Славич, смотря на Скола. — Тогда стоять в городище останутся и норманны с киевлянами. Опоганив город, они примутся за округу. Станут рыскать по огневищам.

— Стало быть, надо идти? — спросил Скол.

— Тебе решать. Коль поедешь, — к Вышате обратись. Он укажет, как с князем встретиться.

— Бранка, седлай коня.

— Может, завтра утром? — жалобно спросила Красиня. Понимая необходимость сего, и ожидая от брата именно такой ответ, она заплакала.

Девочка, на коленях Ярославы, проснулась и зашарила ручками по ее рубахе, ища грудь. Из глаз девушки, тоже брызнули слезы.

— Молоко ей надо, иначе помрет.

— В лесу лосиху с лосенком видела. Попробуем завтра поймать, — ответила Бранка.

Встав от костра, она пошла седлать коня Скола. Только по необычно медленному шагу, можно было заметить тяжесть ее волнения за любимого.

Печальным взором, провожая Скола на верную смерть или неволю, Бранка прошептала:

— Одолень-трава, помоги ему одолеть любую невзгоду.

2

Поиски князя Олега длились третий день. Ни самого, ни его тела нигде не было. Мрачный как туча, Ярополк заперся в покоях брата, не желая никого видеть. Охранявшим светлого князя гридням было велено: к нему пропускать только людей с вестями о младшем брате.

Отторгнутый князем, воевода Блуд толкался в княжеских клетях, обдумывая сложившуюся ситуацию. Обида на него Ярополка, за то, что настоял на военном походе, приведшем к гибели младшего брата, его мало беспокоила. Киевский князь был еще молод, и убедить его в обратном, для изворотливого ума опытного воеводы не составит труда. Возрастающее все больше доверие Ярополка к Варяжко, вызывало настороженность, но не более того. Беспокоился Блуд совсем о ином. Великий полон, который воеводе удалось собрать во Вручие, стал тяготить. Чтобы не потерять в цене, плененных древлян надо было чем-то кормить.

В разоренном городе практически не осталось продовольствия. От мертвых, неприданных земле, людей стало веять моровой гнилью. Появившиеся в городище торговцы драли непомерные цены, предлагая купить пленных за половину того, что можно взять за них в Киеве. Простые воины быстро избавились от лишнего груза, отдав, что заимели, предприимчивым купцам или старшим дружинникам. Бояре же, подумывали отрядить отроков, с людской добычей в Киев-град.

Воевода, связанный большим денежным долгом Иссаи, обещанием расплатится рабами, не мог сделать ни того, ни другого. Хитрый караим, наверняка, подкупит его людей, и появись Блуд в городе после передачи древлян купцу, он узнает что треть, а то и половина, полоняников умерло или разбежалось по дороге. Такого расточительства воевода себе не позволял. Острая надобность найти причину, и самому отъехать в Киев, последнее время полностью завладела им.

Торговые мысли второго воеводы, оборвало ржание коней. Лязг воинского железа и разговор во дворе. Выйдя на крыльцо, он увидел Варяжко, вернувшегося из очередного поиска князя Олега.

Бросив поводья младшему отроку, витязь поднялся в хоромы детинца.

— Нашел? — с надеждой спросил его Блуд.

— Нет... Уже и заречье обыскали!

— Может, скрылся где? Силу копит?

— Был бы жив — откликнулся. Князь здесь?

— Горюет Ярополкушка наш. Места себе не находит. — Блуд сотворил на лице печаль. — К нему пойдешь?

— Пойду.

— Ты уж, Варяжко, скажи князю, что к Киев-граду отходить надо. Жар на дворе, не ровен час мор начнется. Вон, сколь люду скопилось, а городок махонький! Тесно.

— Говорил я ему — слышать не желает.

— А ты еще раз намекни.

— Почто, сам не скажешь?

— Не хочет меня видеть светлый князь. Гневится, что не удержал его от похода.

— Ладно. Слыхал я, Блуд, что ты полон великий держишь? В поле у речки. Позволил бы людям родных захоронить. Воздух чище и станет.

Варяжко посмотрел на воеводу исподлобья.

В глазах Блуда пробежала искра гнева, но он ее быстро спрятал в глубине взора, выставляя наперед масленность и добродушие.

— Сбегут, людишки-то! Там не токмо мои, но и княжьи. Где мне их потом искать? Пусть уж в поле сидят, под присмотром.

— Как знаешь.

Варяжко развернулся и направился к палатам князя. Гридни, пропустили его в покои без возражений.

Ярополк лежал на постели в полутьме опущенного шелкового алькова, задумчиво смотря в одну точку. Услышав шаги, он устало произнес:

— Кто там?

— Я, княже, — Варяжко поклонился.

— Отыскал князя Олега?

— Нет, княже.

— Зачем же пришел?

— За словом твоим, княже. Разреши, от светлого имени обратиться к Вышате. Волхв древлян многое ведает.

Ярополк встал. Стряхивая с себя усталость бессонной ночи, он омыл лицо в кадушке с водой.

— Думаешь, нет больше Олега?

— Ответить — означает знать, а я не ведаю. Пустые слова сеять, не по мне, княже.

— Езжай. Даров отвези. Поклонись волхву от меня. Пусть, что знает об Олеге — скажет. Объяви: худо брату не будет. Ярополк жалеет о содеянном.

Варяжко поклонился и вышел. Блуда на крыльце уже не было. Крикнув гридней, витязь снова сел в седло, которое не покидал уже много часов, с раннего утра.

Усердие воина в розыске Олега обусловливалось не столь охотой проявить себя перед князем, сколь желанием отвести беду от простых людей. Тех, кого она еще не коснулась. Ради этого уже третий день он рыскал без устали, заглядывал в сгоревшие дома, колодцы, перемерил скакуном поле брани и округу. Лишь Зорькина гора, оставалось нетронутым.

Волхвы древлянской земли держались особняком, не желая вмешиваться в перебранку братьев. И любой визит на гору воинских людей мог бы быть расценен как вторжение, нападение на капище, — святое место для всех славян, к какому бы роду или племени они не принадлежали. Только заручившись княжеским словом, витязь направил коня к святилищу славянских богов.

Волхв Вышата встретил княжеских дружинников у ворот капища, властно остановив поднятой к солнцу рукой.

— Пеший ты или конный. Худой или добрый. К солнцу спешишь, аль от солнца бежишь. Стой, где стоишь!

Лошадь под Варяжко, от слов волхва, поднялась на дыбы, опустилась и встала как вкопанная. Витязь спрыгнул с нее и, с долей страха в голосе, обратился к Вышате:

— Поклон тебе, старче, от светлого киевского князя Ярополка! Поклон, и дары из его рук, богам нашим.

— Кровь славян, на алтарь гордыни принесенную, князь умилостивить желает? Не помогут ему дары богам. Род — веревка, а братья и сестры в ней волокна. Макошь нить судьбы Ярополка плетет, да скоро закончит. Так и передай.

— Не возьмешь дары?

— Пусть отступит от города. Этим он сохранит себе жизнь, но ненадолго. Чело князя покрыла тень смерти, и я не в силах тому помешать.

— Ярополк ищет Олега. И пока не найдет с места не тронется, — ответил волхву витязь, подавая знак гридням спуститься с горы и ждать внизу.

— Я дам тебе того, кто знает, где искать тело князя древлян. Но обещай мне, витязь, что, совершив погребальный обряд, Ярополк покинет Вручий.

— Я не могу говорить за светлого князя, старче! Если тебе достаточно моего обещания: передать твою речь слово в слово и сделать все, чтобы князь выполнил тобой молвленные условия. То я, княжеский гридень Варяжко — обещаю!

— Того довольно. В тебе, витязь, есть сила, о которой ты пока сам не ведаешь. Она направит князя в потребное русло.

Старик развернулся и исчез за воротами. Тайно принявший крещение Варяжко не отважился следовать за ним в святилище. Вскоре, ведя под узды лошадь, из капища вышел молодой парень. Воинский наряд на нем был изрядно потрепан. Древлянин явно был одним из тех, кому удалось сохранить жизнь в сражении и избежать плена.

— Назови себя, воин, — обратился к нему витязь.

— Огнищанин Скол из древлянского рода Волохатого.

До городища ехали молча. Въехав во Вручий, Варяжко пришпорил коня, чтобы как можно быстрее попасть в детинец. Он понимал, что древлянину лучше не попадаться на глаза норманнам. Во дворе княжеского дома, они остановили разгоряченных скорым ходом коней. Варяжко велел Сколу сойти на землю и крикнул отрокам Ярополка.

— Позовите князя! Скажите: древлянин Скол хочет видеть его и сообщить, где находиться тело князя Олега.

На крыльце Ярополк появился сразу, как едва лишь отрок вбежал в дом. Только положение, помешало светлому князю спуститься во двор.

Сдерживая волнение, он проговорил:

— Слушаю тебя, Скол!

— Князь Олег мертв! — поклонившись Ярополку, сообщил Скол. — Его тело лежит во рву у ворот Вручая, я видел, как он упал туда с моста.

— Стало быть, ты видел убийцу моего брата?

— И да, и нет!

— Как понять тебя, Скол? Ты боишься назвать имя?

Лицо князя стало гневным. Скол понял, что Ярополку нужен человек, на которого он мог бы свалить ответственность за смерть брата. Княжеские глаза почти с мольбой впились в незнакомого древлянина. Назови сейчас он любое имя и тот человек не только будет жестоко умерщвлен, но и предан позору. Соблазн наречь человека со шрамом, острой болью засосал у него где-то под ложечкой. Скол не знал его имени, но описания облика вполне было достаточно. Мести — страшней этой, трудно было себе представить.

Привыкший честно добывать зверя, охотник откинул закравшееся в душу, словно червь, желание солгать и вымолвил:

— В смерти князя Олега повинен рок! Соскользнув с моста, он упал в смертную пучину без помощи человека. Богиня Макошь оборвала нить его жизни, отняв удаль княжеских ног.

Услышав слова древлянина, Ярополк обмяк. Последняя надежда выгородить себя, обелить перед собственной совестью, рухнула. В смерти родного брата был виновен он, и только он.

— Имеешь ли какую-нибудь просьбу? Желание?

— Имею, княже, — Скол снова поклонился. — Есть у меня заклятый враг, — убийца моего отца и матери. Прошу, светлый князь, разреши мне сразиться с ним на девятую пятницу... В Киеве, перед твоими очами на поприще Теремного двора.

— Разрешаю тебе, огнищанин Скол, искать правды на княжеском дворе. В девятый день Макоши, против кого бы то ни было. Ступай.

Разговор был окончен, Ярополк распорядился достать тело брата из оборонительного рва, зашел в детинец, совершенно не заботясь о дальнейшей судьбе древлянина.

Скол почувствовал на себе жадные взгляды киевских бояр, при нем не было даже ножа, чтобы противостоять враждебному окружению. Интуитивно он потянулся к воину с которым сюда прибыл. Догадываясь об опасениях древлянина, Варяжко подал знак следовать за ним.

Покинув город, так же быстро, как и въехав, они остановились только в открытом поле.

— Теперь ты свободен, лес укроет тебя, — сказал Варяжко, разворачивая коня обратно.

— Если спрошу, еще об одной услуге — не окажешь?

— Смотря, какой!

— Ведаешь ли ты, как зовут норманнского воина со шрамом на лице? — спросил Скол.

— Это он, твой обидчик?

— Да.

Лицо витязя потемнело. Сколу даже подумалось, что он зря назвал своего врага. Княжеский дружинник вполне мог быть в приятельских отношениях с норманном. Ему ничего не стоило передумать, захватить безоружного древлянина и отдать варягу. Ожидая ответ, он нервно теребил гриву коня, готовый пустить жеребца во весь опор.

Наконец, гридень князя вымолвил:

— Его полное имя: ярл Сигвальд Меченый, сын Гакона Толстого. Он сильный воин. При встрече удача отнюдь тебе не помешает. Но я, — Варяжко, ее никому не пожелаю. Прощай.

Слова, сказанные киевлянином тихо и спокойно, весьма озадачили Скола. Но на возникшие у него вопросы отвечать было уже некому. Княжеский гридень, с которым охотника свела судьба, умчался к городищу.

3

Труп древлянского князя достали изо рва и принесли в княжеский дом. Пряча глаза от бояр и воинов-норманнов, в содеянном, Ярополк укорил все же не себя, а старого Свенельда. В полном молчании, обойдя труп брата трижды, он прилюдно объявил воеводе: «Порадуйся теперь, твое желание исполнено». Человеческая натура слаба и видеть плохое в ком-то другом гораздо легче. Больше всего, человек жалеет и прощает себя, обходит острые углы правды, сглаживая их изобретательной ложью Совесть нельзя уничтожить, но ее можно усыпить и держать в дремотном состоянии довольно длительное время.

Князь Олег, второй сын Святослава, был сожжен в поле возле Вручия, по обряду предков. Останки кострища забросали землей, образуя огромный могильный курган. Справив поминки по брату, Ярополк наложил на древлян княжью виру и отправился в Киев, где очень скоро объявил себя единоправным владыкой Русской земли.

В Новгород, были отправлены княжеские тиуны с указом: отныне платить ежегодную дань киевскому князю Ярополку. Младший, побочный сын Святослава и древлянской рабыни Малуши, Владимир, узнав об участи Олега, бежал из Новогорода за море. На богатом Севере, стали править посадники киевского всесветлого князя...