Поменялись. Понравилось 4 Новый год. Из сборника Меня изнасиловали мне понравилось

Новый год в деревне, это вам не в городе. Что хорошего в городе? Ёлка и та не настоящая. Её, как в детской песенке, срубили под самый корешок. А у нас? Ель растёт перед двором, а под ней нет ни хрена никакого хрустального дома. И на ней нет ничего. Так мы по совету троицы из Простоквашино нарядили её, ту ёлочку, всяким хламом, что завалялся в доме. Ель огромная, метров восемь высотой, места на ней много. Как наверх игрушки навешивали? Так я местное начальство или погулять вышел? Пригнал автовышку, вот и выход из положения. С вышки можно и не на такую высоту забраться. Что там в городе ещё есть, чего у нас нет? Горка? Так я трактористу сказал, он мне снег со всей деревни ко двору сгрёб. Такая горка получилась, что голову задирать надо, чтобы верхушку увидеть. Александр Васильевич со своими чудо-богатырями не рискнул через мою горку перелезать. Решил, что лучше ещё разок через Альпы перейдёт. А водовозка, что на ферму воду возит, полила горочку водичкой, та замёрзла и сейчас такой лёд получился, что скатываешься с горки со свистом и улетаешь хрен знает куда. Вся деревенская пацанва на горке кучкуется. А по вечерам и молодняк деревенский. Девки, парни, визг, смех. И мои студентки там же катаются. Парни, пока едут вниз, успевают у девок в трусах пошарить. Титьки тоже не забывают, но в трусах теплее. У них ведь, у баб-то, зимой, как навздрючат на задницу сто одёжек, так там напаривается, что когда с неё трусы со всеми этими одёжками стягиваешь, такой дух идёт. Пахнёт теплом, сыростью, чем-то вкусным. Это у тех, кто ленится пизду хотя бы пару раз на дню помыть из трусов воняет, а у чистоплотных баб от пизды идёт приятный запах. Аромат пизды ни с чем не спутать. И от запаха того хуй мигом на дыбки встаёт. И вот в это тепло парни свои ледяные от мороза руки суют? Да меня бы за такое что Женька, что Танька прибили бы напрочь. И не со зла, а просто бы так среагировали. Неужто девкам нравится, когда им в тепло холодные руки суют? Спросить бы надо дочек. Помню как-то пошутить решил и сунул Женьке в трусы комок снега. Так они с Танькой меня догнали, поймали, завалили, стянули штаны и столько снега туда натолкали, что из задницы ледышки выковыривал. А хуй наверное несколько дней найти не мог, так от мороза сморщился. Ей богу не вру. Поссать на унитаз садился, как баба, иначе бы и не смог попасть. Откуда-то из шерсти струя идёт, а откуда - не поймёшь. Правда потом бабы сами и отогревали, отсасывали. А иначе как их ебать станешь? Был бы Толик дома, так помог бы, а он как раз в очередной командировке. Ну так зато потом драл их во все дыры. И хуй стоял, как сосулька на морозе. Что ещё в городе? Салюты? Так и у нас деревенские давно закупились, заготовили. Как бабахать начнут, так собаки с цепи срываются и в лес на пару-тройку дней сбегают. А зверьё их принимает, понимают ситуацию. Родственники же, хоть и собаки. Так что и у нас салюты есть. Что ещё? Праздничное застолье? Так с этим у нас полный порядок. У нас столы от продуктов ломятся. И всё своё, без всяких ГМО, нитратов, концентратов и прочей химии. Здоровая пища. Потому и мужики у нас баб ебут и днём, и ночью, только треск стоит. Что нам те санкции? Мы и ране не знали никаких фуагра, сами паштет делали. И сыр у нас на молоканке делают заграницам на зависть. Колбаса всякая? Так у нас на столе у каждого и чесночная, и кровяная, и ливерная. Накануне праздника по всей дерене визг стоит. То поросята расстаются с жизнью, чтобы присутствовать в качестве сала, мяса и прочих деликатесов. Так что наш стол намного сытнее и здоровее городского. Толпа народа? Так у нас в деревне на праздники народ по дворам так и шастает, поздравляя хозяев, вытаскивая их за собой и всей толпой перебираясь в очередной дом поздравлять хозяев. Веселье? Так вон она горка, про которую говорил. Как подопьют, так и пошли кататься. Вот тут уж точно к бабам в трусы влезут, пощупают чужих. Они завсегда слаще. Ну а морду набить друг другу, так это же народная забава. Раскровенить хари, а потом сидеть за одним столом, выпивая мировую и со смехом вспоминая, кто кому и как врезал. А уж присунуть чужой бабе, так это же сам бог велел. И коли никто не прихватит, то всё так и останется. А коли и прихватят, так побьёт мужик жёнку немножечко, и на том всё. Или жена своему благоверному чубрину потреплет. А коли детишки получатся не совсем на родителей похожи, так пусть растут. Вон они оравой по деревне носятся. Забегут такие кому в дом, так усадят за стол, накормят, приветят. Вдруг среди них твой есть. Так что пусть городские носы не задирают. У нас в деревне всё равно лучше. Даже мама дяди Фёдора говорила, что не сможет жить без Простоквашино. Пешком, на лыжах к Новогоднему празднику дошла, успела.

Наши студентки не на лыжах, на машине приехали. Точнее это я их привёз на каникулы. Сессию сдали так имеют полное право отдохнуть. Тем паче, что в этот год и родители дома, никого никуда не услали. Так что к празднику готовились все хором. Девчата никуда не собираются. Молодняк их возраста разлетелся, а с малолетками праздновать интереса нет. Лучше с родителями. После двенадцати, как Президент поздравит, по дворам пойдём, если кто раньше к нам не придёт.

Женщины готовкой заняты. Всё шипит, шкворчит, кипит. Толян пока где-то там, в клубе самодеятельностью занимается со своими школьниками. Меня погнали с кухни по причине часто распускаемых рук. Как не пощупать попки и письки девчат. А их на кухне четверо. Ну да, дочек тоже пощупать надо, живые же, хочется мужскую руку на заднице да на пизде почувствовать. Раз погнали - в баню пошёл. Не то, чтобы у нас традиция с друзьями тридцать первого декабря ходить в баню, просто перед праздником надо помыться, смыть все старые грехи, а их до хренища, пот трудовой тоже смыть в старом году. Подтопил, сел у печки, на огонь смотрю. Хорошо, всё же, что мы стали жить одной семьёй. У девочек две мамки, два папки, и у нас по две дочки. Да ещё у каждого мужика по четыре бабы. А у каждой бабы по два мужика. Раньше было всего четверо нас, девочки в наши кровати не лезли. А с прошлого года всё изменилось.

Под Новый год Таньку с Толиком в район вызвали праздновать в составе администрации. Чествовать их там будут. На сам праздник вернутся, никуда не денутся, а самое время подготовки повесили на наши с Женькой плечи. Сачканули, короче, наши деревенские интеллигенты. А работы много. Как раз перед праздником кабанчика забили, до ума довести надо. Благо девочки на каникулы пошли, привёз их домой. Они же деревенские, ко всякому труду привычны. Переоделись, засучили рукава и всали на трудовую вахту. Передовички производства, блин. Мандёхались весь день, но справились. Ближе к вечеру женщины остались мыть посуду, прибираться, я пошёл баню топить. Можно и в ванне помыться, да это всё не то, это так, на скорую руку. А в бане посидишь, погреешься, пот дурной вместе с болезнями какими выйдет, веничком усталость разгонишь, в сугроб после парилки нырнёшь - считай заново родился. А после бани водочки хряпнешь, хорошенько закусишь, бабу подомнёшь - вообще лепота. И понимаешь, что жить - хорошо. А хорошо жить - ещё лучше. А вот и баня нагрелась. Пора Женьку звать. В бане не до баловства. По такой жаре и не встаёт на бабу. Это уж потом, после бани дерёшь её и наебаться не можешь. Устали оба, пОтом покрылись, а всё хочется и хочется. И никакой усталости, никакого пресыщения. Нацелуешься вволю, исцелуешь всю, каждый кусочек желанного тела, засосов оставишь массу. И в радость это безумие. Обоим в радость. А в бане париться надо.

Позвал Женьку в баню. Она бельё приготовила. Да какое там бельё. Мне трусы чистые, а себе и того не берёт. Зачем? На потное тело напяливать одежду, так только мучаться. Халат накинет, а то и просто фуфайку, ноги в валенки сунет и бежит домой, сверкая голой жопой. Кому не нравится, тот пусть не смотрит. То ли она одна такая в деревне. Бабы сплошь и рядом так делают. Девчонки захмыкали. Как же, родители номер раз в баню пошли на пару. Почему номер раз? Да всё просто: мы с Женькой чаще всего с ними остаёмся, общаемся, вот и стали номером первым. От Женьки могут и ругань стерпеть, и поджопник при нужде. Да и я могу приложиться ладошкой к заднице, если есть за что. Ремнём бы их надо пороть, да жалко такую красоту портить. Попки у них просто чудо. Насмотрелся до ломоты в яйцах. Уже уходили, как девчата окликнули мать

— Мам Жень, а мы с вами?

— А в бане в трусах не моются. Раздеваться будете? Нет? Тогда одни идите.

Переглянулись, фыркнули разом

— Ой, то мы чего-то не видели! Или папа Вова нас не видел? Так покажем, мы не стеснительные. Отец родной, ему можно.

Женька плюнула

— Сучки малолетние. Что с вас взять?

— И не малолетние вовсе.

— А что сучки не возражаете?

— Ваши дети. От осинки не родятся апельсинки.

— Да идите вы. Делайте что хотите.

Что-то мне не нравится сей разговор. Темнит моя вторая жена, ох темнит. И эти что-то задумали, малолетки. Да какие малолетки. Уже по девятнадцать стукнуло. По деревенским меркам так перестарками скоро станут. В смущение меня ввести хотят? Прямо я так и засмущался. То я не видел своих дочек в разном виде. Сами демонстрируют все свои прелести, все выпуклости. Приятные, кстати, выпуклости, что на взгляд, что на ощупь. А что девочки уже попробовали мужиков, так к бабке не ходи. Ранние, блин, деточки. И знают больше нашего в разы. Дети современные.

В бане погрелись, потом Женька развалилась на полке, подставляя под веник тело. Начал священнодействие. Под напором пара и веника тело Женьки краснело, багровело. Наконец вскочила, в предбанник выскочила, по пути опрокинув на себя шайку холодной воды. Я зимой предпочитаю в сугробе покуряться. Следом за женой я выскочил. Отдышались, квасом остудились, по второму кругу пошли. Теперь просто посидеть, погреться. Женька прижалась потным, горячим телом, заговорила

— Вов, а ведь девки и прямь собрались с нами в баню.

— Да иди ты. И где они?

— А сейчас придут. Я их попросила погодить маленько, пока попаримся.

— Жень, ты что?

— А что здесь такого? Подумаешь, с отцом помоются в кои-то веки. То ты их раньше не мыл.

— Жень, я раньше писюньки им целовал. Так что, теперь тоже целовать?

— А и поцеловал бы, чай не убудет. Мне так очень нравится. Им тоже понравится. А кто их в пизду целовать будет, кроме отца. Вон бабы наши деревенские и не знают, что так можно. А уж как сладко!

— Жень, сдурела? Дети же. Наши дети.

— Именно, что наши. Только давно не дети. Вов, честно, ты же не раз говорил, что засадил бы им. Ну так засади, чего ждёшь?

— Жень, ты перегрелась? Ты что несёшь? Как можно своим девочкам? Ну ты, мать, совсем. Я вот сейчас тебе самой засажу по самые гланды!

Только вымолвить успела, дверь тихонько заскрипела и в светлицу входит... Твою дивизию! Какая светлица? Баня у нас. И никаких царей вокруг с семнадцатого года. И даже цариц нет. А входят в баню две девицы, папы с мамою царицы. Голенькие. Так кто же в бане в одежде моется? И мордашки такие любопытные. Мигом осмотрелись в банном полумраке, увидели всё, что им интересно.

— Мам, пап, нам показалось, или кто-то кому-то чего-то засадить собрался? Это вы о чём?

Женька махнула в мою сторону рукой

— Да вон, папенька ваш выебать меня собрался.

Девки охренели, но морды весьма заинтересованные, любопытство так и прёт.

— А чего так? Мам, так это же хорошо. Значит папа Вова вполне нормальный мужчина.

— Дуры. Из-за вас пообещал выебать.

— А мы при чём?

Святая невинность. Они здесь вообще не при делах, проходили мимо и просто заглянули на огонёк. Сами тихой сапой на полок влезли, оттеснив Женьку в сторону, сели по бокам от меня. Вроде смотрят куда угодно, а я просто чую, что у меня от их взглядов головка задымится. И что там может быть интересного? Это вот у баб пизда - штука весьма заманчивая и красивая. Глаз бы не отводил. А у мужиков что? Колбасы кусок. У кого ливерная, мягкая, а у кого и сырокопчёная, сервелат. Женька меж тем с полка слезла, встала в любимую позу, подбоченясь. Когда она так стоит, похеру, как у тебя тюбетейка надета.

— Это вы-то не при чём? Ах вы, мандавошки мелкие! А кто мне истерику закатывал? Не вы? Вов, ты знаешь, чего они хотят?

— Мам Жень, не надо, перестань!

Мне стало интересно. Посмотрел на дочек. Красные и явно не от банного жара.

— И что они хотят? Колись, раз уж начала.

— Чего хотят? Да эти овечки хотят, чтобы ты их выебал. Вот!

Девочки замерли. Я посмотрел на них, головой покачал.

— Милые вы мои! Да разве можно родителю дочерей ебать? Вы своим умом подумайте...

Анька перебила

— Да? А кто говорил, что засадил бы нам? Не ты? Не отпирайся, мы своими ушами слышали.

— Вот те на! И когда это было?

— Вы с мамой Женей разговаривали... Ну... Вот... Она спросила, а ты сказал, что... Ну...

— И чего заикаемся? Что я сказал?

— Что засадил бы им с удовольствием. - Женька влезла в разговор. - Забыл, что ли, как пиздёнки их разглядывал? Вот тебе шанс полюбоваться и приласкать. А что нельзя родственниц ебать, так это бред собачий. Они же от тебя рожать не собираются. Нет? А в остальном, какая разница пизде, чей хуй её ебёт. Лишь бы приятно было.

— Жень, ты дура, что ли? Про нас и так в деревне молва идёт...

— Да никакой молвы. Попиздели и забыли. Кому интересно, кроме тех, кто завидует. Да с нашего примера уж сколь народа так жить стали. Особенно одинокие бабы. Тьфу на тебя, тютя! Я думала у нас Толик один такой: Быть или не быть? Вот в чём вопрос? И ты стал такой же. На тебя общение с ним вредно действует. Тоже интеллигентом становишься. Помылся? Домой пошли. Пусть девчонки моются.

Дома оба молчали, сердились друг на друга. Девчата пришли из бани, молча шмыганули в свою комнату. Женька накрыла на сол.

— Так, народ, харэ губы дуть. Быстро все за стол.

Поели. Выпили, как без этого поле бани. Женька мне подливает, не жалеет. Дурак и рад дармовщинке. Захмелел слегка. Пора спать ложиться. Пока девчата со стола прибирали, завалился на кровать. Даже задремать успел, пока жену ждал. Она пришла, мигом навела порядок, содрав с меня трусы.

— Что за новости? Баба рядом, а он в трусах. Ещё ватники нацепи.

— Жень, да что-то не хочется.

— Я те дам не хочется! Щас захочется.

И правда захотелось. А как иначе, если Женька и руками, и губами, и титьками потёрла. Думал она ляжет, может раком встанет. Нет, она на меня садится. И к ногам передом, а к лицу пышным задом. Приготовился приласкать языком. А эта бомбовозка мне на грудь села, придавив руки, кричит

— Девки! Ну вы где там?

Задёргался. Да куда там. Легче из-под танка вырваться, чем из-под жены. Вот же сучка хитровыебанная! Это она меня так подставить решила. Ещё и смеётся

— Если у вас нет возможности избежать насилия, расслабьтесь и получайте удовольствие. Не дёргайся, милый. Как говорит Таньча: Хорошо зафиксированный больной в наркозе не нуждается. Девки, я папе поставила. Сейчас мы его лишим невинности.

И лишили. Чего они только со мной не делали. Легче сказать чего не делали. Сучки мелкие, насмотрелись видиков всяких. Я им устрою интернет. Подёргался, а потом самого так забрало, что Женька перестала держать. И я разбушлатился. Драл их по очереди и раком, и стоя во все дырки. Нет, мелких в попу не драл. Побоялся. Не разработано пока, вдруг больно будет. А Женьке со злости за её подставу всандалил. Кончив первый раз, дальше уже не смог долго завершить. Девчата оказались далеко не марафонцами, пощады запросили. Женька выгнала их в свою комнату.

— Зассыхи! Втроём одного мужика заебать не смогли.

— Ага, мам, это у тебя там уже всё давно разработано.

Женька взмутилась на слова Надюшки

— Хочешь сказать, что у меня пизду шапкой не прикроешь? Да я тебе...

Пошли на попятную

— Мам, мам! Мы не про то. Ты уже привыкла с папой, а мы нет. Ма, па, мы пойдём, а вы еб... это... ну, вы поняли.

Женька, стоя раком и подмахивая, выдохнула

— Быстро сдристнули отсюда, мелочь пузатая. Теперь папа вас постоянно ебать будет, пока не привыкнете. Кыш, соплюхи! Ещё и папу Толю припрягу.

Девчонки исчезли, двигаясь совсем неуверенно, в раскорячку. Молоденькие пиздёнки, не привыкли. Вот Женькина пизда привычная, вон как поддаёт жару. Только брызги летят. Ну вот, помогла милая, кончил этот забег. Застонал, спуская. Завалились без сил на кровать. Женька привычно ногу на меня закинула, придавив ляжкой сопливый хуй, прижалась мокрой пиздой к бедру, поцеловала

— Всё, спи, работник ты мой. И что, небо на землю упало? Нет? А что? Луна? Война началась? Тоже нет? А что тогда? Ничего страшного не случилось? Ну вот, а ты, дурочка, боялась. Даже юбка не помялась. Преступником себя чувствуешь? Нет? Ну и молодец. Отдышись. Загнали тебя совсем. Тебе силы беречь надо. Теперь трёх тёлок ебать придётся. Нет, двух тёлок и одну корову старую.

— Жень, какая же ты старая корова? Титьки торчком, жопа не висит, пуза нет. И ебёшься молодым на зависть. А с тёлочками пусть Толик помогает.

— Ага, жди от моря погоды. А вообще мысль. Таньку вылизывает, пусть дочек полижет. Им понравится.

— Жень, а что теперь Толька с Танькой скажут?

— Толик заткнётся и утрётся. Он сделает то, что мы с Танькой решим. А Танька... Так девки и Таньке всю плешь проели. Она в курсе. Не знали, как их под тебя подложить. И ведь хотел, паразит, и не решался. Скотина ты, Вова-корова. Дай за титьку подёргаю, хоть она у тебя и одна.

— Жень, Жень, бесполезняк. Сейчас не скоро встанет.

— Мне не надо, чтобы вставал. Думаешь я не ревную. Как же. И к Таньке ревную, и к девкам. А всё же свои, надо. Всё, спи. На вот титьку в рот и спи. Ой, не кусайся! Паразит какой!

Утром разбудил будильник заразы Кашпировского. Зажимая конец рукой, чтобы не расплескать по дороге ничего, добежал до туалета. Ноги трясуться, будто вчера литряк засадил. Да в хорошие времена мне литр под нормальную закуску, что слону дробина. Это, видать, девки всё же выжали. Присел на унитаз, раз уж сил нет стоять. Уффф! Полегчало. Поплёлся назад. У двери в комнату девочек встал, смотрю, любуюсь. Раскинулись две звезды, наружу свои писюльки выставили. Они у девочек красивые. Губы не очень крупные, и не мелкие. Самое то. Малые губы гребешком не торчат, спрятаны. Розовые, молоденькие. Вспомнил, как драл вчера эти пиздёнки. Анькину, Надькину, и Женькину до кучи. Как слил в Анькину сперму. Пизда тесная, мелкая, излишки спермы выступили по краям и Женька с Надькой слизывали эти капли, попутно облизывая хуй. Как Надька стояла на четвереньках, упираясь головой в Женькин живот, а та перебирала её волосы, одновременно что-то нашёптывая сидящей рядом Анечке. Вспомнил, с каким интересом девочки наблюдали, как папин хуй ходит в маминой заднице, но к своим попам примерить не решились. Как устав, лежали на кровати, раскинув в стороны руки-ноги и их припухшие пиздёнки не могли прикрыть половые губы. Расслабился и не услышал, как сзади подошла Женька, обняла, прижавшись к спине.

— Любуешься?

— Да.

— Жалеешь?

— Нет. Раньше надо было.

— Говорю же: дурак. О, смотри ты, отдохнул! - Женька взялась рукой ха конец. - Ну иди, вставь.

— Спят же. Не надо тревожить.

— А ты что, разучился галантно будить? Или язык не работает. Иди. С Анечки начинай.

— Почему с Анечки?

— По кочану. Кто был крайней? Надюшка? Потому и с Анечки. У сестричек всё должно быть поровну. Иди уже, горе моё нерешительное!

Женька подтолкнула под задницу, даже для верности поддала коленом. С тем напутствием и влетел в комнату. Присел на край кровати, осторожно провёл рукой по груди, по животику, дошёл до лобка. Аня рефлекторно сжала ноги, тут же расслабила. Не открывая глаз улыбнулась

— Ещё.

Теперь уже губами провёл по грудочкам, лаская языком сосочки, по животику, по волосикам лобка. Аня шире раздвинула ноги, подала таз вперёд, пальчиками одной руки растянула в стороны губки. Вторая в это время теребила сосочки. Ахнула, выгибаясь, когда всосал в себя губки, лизнул клиторок. А дальше лишь стонала, изредка вскрикивая, извивалась, сжимая и расслабляя бёдра. Скороспелочка ты моя, быстро кончающая прелесть. Едва расслабила бёдра, оторвался от этой вкуснятины. Оглянулся. Надя сидит, подобрав под себя ноги, тискает писюнечку. Едва обратил на неё внимание, протянула

— Пааап, а мне?

Теперь наслаждался ароматом Надюшкиной пизды, её вкусом. Теперь уже Надюшка пела на все голоса. Недавно пытали Женьку, что же такое с ней папа Вова делает, что она так кричит? Теперь поняли, что делает папа Вова. Успокоив девчушек, встал. Аня тычет пальчиком, спрашивает

— Пап, а ты куда? Ты же это... как его... не спустил.

Засмеялся. Настроение под небеса, грудь от полноты чувств распирает

— Маме Жене тоже надо что-то оставить. Вы пока на кухню не ходите. Вдруг она застесняется.

Рассмеялись

— Ну да. Вчера от стыда чуть не сгорела. Я не знал, что у меня мама такая.

Анютка поддержала.

— И что папа такой, тоже не знали.

Соскочили с кроваток, обняли, повиснув на шее, целуют.

— Ой, папка, мы такие счастливые!

Очень счастливые. Только не надо тереться своими телесами о папин хуй. Так ведь можно вообще никуда не уйти. Еле отрвал их от себя, шлёпнул по попам

— Всё, отстаньте. Бегом в туалет, а то пол намочите.

— Не намочим! Не зассыхи. Взрослые.

Ну да, взрослые, папу на пару с мамой изнасиловали. Троица маньячек. На кухне Женя что-то шинковала, стоя у стола. Прижался, упираясь торчащим хуем в задок, потяну вверх халат. Женька привычно наклонилась, легла грудью на стол.

— Приласкал?

— А то не слышала?

— Да слышала. Анька или Гадька громче орали?

— Надька. - Сопя, сталася попасть головкой в пизду. Женька специально сжала ляжки, издевательница. - Жень, ну расслабь булочки.

— А ты их поцелуй. Ой, не кусайся! Целуй! Ну ладно уж, вставляй. Сама взмокла. Девчонки где?

— В ванне.

— Давай скорей, пока моются.

Как же, моются. Ради бесплатного зрелища бросили всё. Не прячась, выставились, смотрят. Женька их не видит, а они мне большие пальцы рук показывают. Типа: Давай, батя! Ты молоток! Ты супер! Мотнул головой, чоб исчезли, пока мать не засекла. Пиздюлей огребут. Всё поняли, испарились, растаяли туманом. Застонав, прижавшись к Женькиной заднице, кончил. Хорошо-то как, Женечка! Успокоившись сел на стул. Женька не стала одёривать халат, повернулась

— Доволен?

— А ты?

— Кончила. Сучки подсматривали?

— С чего взяла?

— В стекле отражались, мокрощелки зассатые. Уж я им устрою бесплатный концерт. Мыться пойдём?

В ванне вспомил давнее, засмеялся. Женька смотрит непонимающе

— Ты что?

— Вспомнил, как первый раз еблись с тобой и потом я тебя мыл. Жень, это сколько же прошло? А будто вчера было.

— Помню. Толик так сопел, когда Танюхину пизду вылизывал.

— А я?

— А я как бы тебя увидела? Ты же между ног был.

— Зато твою попу рассмотрел, когда ебал тебя раком.

— Да уж, моя жопа тебе всегда нравилась.

— Она и сейчас нравится. А помнишь, как ты, едва в ванну залезла, сразу писать села. А тут Танька и тоже уссалась. Помнишь?

Сам Женьке пизду намыливаю. Она ноги расставила, млеет. Вдруг мою руку поймала, держит меж ног и ляжки сжала. И чую, как по руке потекло горячее. Вот же сучка какая, на руку мне ссыт. Сама смеётся, коровка.

— Напугался? Не бойся, у меня моча лечебная. Это называтся золотой дождь. Правда, правда. Сама читала. Девки давали журнал.

— А если я тебя обоссу?

— Давай. - Поймала ствол, залупила плоть и уткнула головку себе в живот. - Пись, пись, пись! Ссы давай!

— Не могу.

— А так?

Развернулась задом, наклонилась, тянет хуй к заднице.

— Куда ты? Оторвёшь!

— Не оторву, пригодится ещё. Четырёх баб ебать - не шуточки шутить. Ссы давай, попробовать хочу, что это за дождь.

Если бы у меня стоял, вставил бы Женьке в задницу и клизму сделал. А так лишь прижал головку к попе и полилось.

Сидя на краю ванны умирали со смеху. Женька задыхалась

— Ой! Не могу! Бля! Обоссали друг друга и весь дождь! Да у меня такой дождь сто раз на дню. Радуются, дураки! Ой, мама, сейчас кончу!

Просмеялись, оделись. Женька высвистала девчат.

— Девки, зассыхи-запрудаихи, быстро на кухню. Скоро обед, а у нас конь не валялся. Скоро родители вторые приеду, праздник надо праздновать, а мы тут сидим. Не успеем же ничего.

Всё успели. Приехавшие Толик с Танюхой впряглись в общую работу. Часов в десять вечера сели за стол. Нарядные, красивые. Пока ни Таньке, ни Толику про то, что случилось, не говорили. Вот подопьют хорошо, тогда и поставим в известность. А пока пусть побудут в неведении. Под бой курантов подняли бокалы с шипучкой.

— Ну, за то, чтобы Новый год был не хуже, чем старый. Чтобы в нашей большой семье царили мир, лад и любовь! Чтобы всем нам собираться за общим столом много раз. С праздником!

И правда, пусть Новый год будет лучше старого. Пусть всё у нас сбудется, всё получится. С праздником!

Огонь в печке почти погас, пока предавался воспоминаниям. А ведь год уж прошёл. Недопонимание, возникшее поначалу, сразу после известия о том, что дочери стали любовницами отца, сошло на нет. Тем более, что Толика всё же сунули мордой девчонкам меж ног. Вылизывает, ещё как вылизывает директор. Свои потому что, никуда не денешься. Танька с Женькой за этим строго следят. Замуж девчата пока не собираются, учатся, не до того. И потому каждый выходной приезжают домой. Купили им машинку на двоих, чтобы не мотаться в город самим. На выходные мама Таня и мама Женя получают отставку. Все силы девочкам. Да вообще и мамам хватает, чего уж лукавить. Пока работает язык, шевелятся пальцы, ты просто обязан ублажить женщину. Всё у нас хорошо, просто отлично. Внуков бы дождаться. Пусть и не в браке, вырастим, прокормим. Эх, горе-мать! Пойду звать народ в баню. Мы её, кстати, расширили. Шестерым тесно стало мыться. И предбанник увеличили. И мебель для лежания поставили. Живи и радуйся, как тот Валетка в кино. Помоемся а там и за стол пора. Праздник же.