Образ

Я проснулся от яркого солнечного света, пробивавшегося сквозь порванные занавески. Утром мне надо было предоставить инвесторам первую часть моей книги, но я проспал. Страшно было включать мобильник. Босс наверно в ярости. Я попытался встать с кровати, но мои уши пронзил отвратительный скрип ржавых пружин. Голова закружилась. Я упал на пол. Почему эта ржавая симфония просачивается через закрытые руками уши. Мне говорили, что меня погубят вредные привычки, но никто не догадывался, что виной всему глубокая меланхолическая яма, из которой мне никак не удается вылезти.

Холодный металл немецких маникюрных ножниц, забытых одной из гостиничных шлюх, мягко вошел в липкую от пота щиколотку, и симфония стихла. После этой, казалось уже обыденной процедуры, я обычно выпиваю пару таблеток аспирина и отправляюсь готовить завтрак. Но в голове до сих пор звучало вчерашнее «позвоню» и я отважился включить телефон. Он сообщил мне, что я уволен и уже не придется заканчивать этот ужасный роман для одиноких сорокалетних мамаш с букетом комплексов и предрассудков. Я решил пройтись по улице и обдумать где взять денег, чтобы оплатить счета которые получил еще два месяца назад.

Осень. Еще не холодно, но резкий свежий ветер, втискиваясь в дырявые джинсы, заставлял мою бледную кожу содрогаться и пускал, казалось, нескончаемые волны мурашек. Полдень. В кафе и закусочных полно обедающих клерков. Желудок издал звук, похожий на стон собаки, предстоявшей обрести вечность в ближайшей канаве. Я отправился к своему другу, надеясь что у него в холодильнике еще остался кусок копченой говядины который мы сперли неделю назад.

– Эй. Кавада!

Вода в душе утихла, и из огромного облака пара вывалился мокрый и отвратительно веселый Кавада:

– Знаешь, а я вчера нагнул ту девицу за стойкой. А ты все еще веришь, что эта замужняя сучка будет рисковать из – за какого – то оборванного наркомана как ты?

От его слов я автоматически уткнулся в пол и закрыл глаза. Кавада пихнул меня на кресло, и моя голова уже находилась между колен.

– Если ты своими приступами испортишь мне настроение я, обещаю, вырублю тебя и отправлю на растерзание «черножопым» военным! – сказав это он высыпал на стол, кое как стоявший на трех ножках, весь свой запас «Ниброль». – Вот! Ты достал меня! Обожрись и здохни. Здохни! Избавь меня от своего нытья!

Я впился руками в волосы, пытаясь нащупать уши. Я не выносил его криков, ведь Кавада единственный близкий мне человек. Мы вместе выросли в приюте и вот уже 20 лет не расстаемся.

Мы сидели в тишине несколько минут. Я – скрюченный в старом пропитанном алкоголем кресле, а он на спинке дивана из протертого материала темно зеленого цвета абсолютно голый. Я не видел его, но мне казалось, что по его щекам текут слезы. Кавада не может плакать. Ведь он сильнее меня. От чего он так расстроился? Может от того, что его друг жалкое ничтожество? А может из – за того кокаина, который он принял перед душем.

Из – за того что я сильно зажмурился у меня разболелась голова и я стал погружаться в стремительный поток мыслей и образов, никогда не оставляющих мня в покое. Но все испарилось в один миг. Виной этому пролетевший надо мной и разбившийся о стену стакан. Я почувствовал стоящего надо мной Каваду. Он схватил меня за волосы, взвалился на мои истощенные колени и запустил мне в рот свой мятный язык. Вместе с мятным вкусом во рту растворились две таблетки ниброли.

– Ты вырвешь мне все волосы. – Успел выдавить я, пока он стягивал с меня свитер.

Прошла неделя, но работу я так и не нашел. Придется перебираться к Каваде. «Он продаст меня с потрохами». Я сел на корточки и взвыл. С потолка, стекая по стенам, ко мне поползли воспоминания. Когда нам стукнуло по 18 лет мы уехали на окраину Окинавы, где еще были американские войска. Чтобы выжить, мы зарабатывали всем, чем могли, а так как мы не умели почти ничего мы продавались военным за еду и американскую валюту. Платили нам не плохо, так что мы позволяли себе баловаться наркотой. Со временем Кавада стал не интересен иностранцам, и он выполнял роль сутенера, а мне доставались все тяготы этой «работы». Даже сейчас Кавада не прочь зарабатывать таким путем, а не потеть, таская кирпичи на стройке. За дозу героина он отдаст меня роте солдат и глазом не поведет. Но у меня только два пути: или к нему, или на улицу. Я зажмурился. Из глаз потекли слезы, скатываясь с кончика носа, они тяжелым пушечным ядром ударялись о паркет.

– Ало.

– Датура? Это Николь. Мы познакомились в клубе «Мертвый Ангел». Помнишь?

– Помню.

Дрожащей рукой я положил трубку. Томный голос женщины все еще отзывался в разных частях черепа. Неужели я увижу ее. Смогу коснуться ее. Облокотившись о стену, я начал представлять ее образ. Вдохнув мнимый запах ее духов, я стек на пол, дотянулся до пакета с кокаином. Еще секунда и в мозг ударил приступ эйфории. Я закрыл глаза.