Мегавозбуждающий рассказ или Секс-рассказы

Элеонора вышла на крыльцо и спустилась с мраморных ступеней. Поздний июльский вечер был тёпл, изредка подымался ветерок, и лёгкий шорох пробегал по всему саду.

Слева раздалось шарканье ног, затем смех. Элеонора вздрогнула и обернулась; парочка в карнавальных масках, взявшись за руки, пронеслась мимо неё и, взбежав по ступеням, исчезла в дверях.

Тёмные танцующие силуэты, как в театре теней, двигались сзади, за шторами высоких и полукруглых освещённых окон дома графини Шоц. Оттуда доносились смех и музыка оркестра – карнавал был в разгаре.

А впереди вдалеке, сквозь вечерний сумрак сада, то тут, то там виднелись мерцающие огоньки: те, кому надоело танцевать в душном помещении, жгли костры и играли у реки.

Вновь подул тёплый ветерок. Сердце Элеоноры забилось сильнее, грудь тяжело вздымалась, на глаза даже слёзы навернулись: она ведь не может отдаться кому попало! Семейное мистическое проклятие давало возможность секса лишь со своими родственниками. Элеонора была не на шутку возбуждена после спектакля. Ну где этот мальчишка?!. Пьянствует, наверное, или где – то среди танцующих на балу… Неужели он не чувствует, что его матери сейчас, как никогда, нужен его член?!. Словно услышав голос возбуждённой крови, сбоку возник Франц.

– Мам?..

Баронесса схватила его одной рукой за руку, а другой нащупала пах и легонько стиснула сквозь штаны хозяйство сына.

– Мам, – он на месте, никуда не делся… – насмешливо сказал Франц.

– Идём… – Элеонора потянула сына за собой к изгороди из кустарника.

Остановившись под деревом, баронесса начала задирать подол длинного платья, ощущая, как руки сына, мешая, беспорядочно шарят по её ляжкам, мнут груди и щипают ягодицы.

Задыхаясь от возбуждения, Элеонора толкнула Франца в грудь, тот, попятившись, сел на тёплую сухую траву, быстро избавился от штанов, и лёг на спину, оглядывая фигуру матери.

Баронесса, раскорячившись, встала над сыном, оголившиеся груди, белея в сумерках, качнулись. Её похабная, какая – то сортирная, поза, и тяжёлое, нетерпеливое дыхание дико взвинтили Франца. Сердце его оглушительно стучало, и от колен через живот и выше раскатилась волна страшного возбуждения.

Баронесса присела на корточки и, застонав, нанизалась на вздыбившийся член своего великовозрастного дитяти. С полминуты она, ничего не соображая от страсти, упоённо ебала сына своим горячим, липким влагалищем. Потом Франц взял инициативу в свои руки. Он повалил мать, перевернув её на спину и, не вынимая из неё члена, продолжил её сношать. Элеонора задрала ноги, поскуливая и сотрясаясь от ударов. Оба были так захвачены острым, зудящим вожделением, что их не беспокоило то обстоятельство, что, хоть это и маловероятно, но всё же их могут увидеть.

– Еби… еби меня, сынка… о – о – о… мамочке сладко… мамочка хочет… скушать влагалищем самый родной хуй… вот так… всовывай, щекоти мамину писю…иди в мамочку, иди в свой домик… ты появился из этой норы, чтоб вернуться в неё же с лаской и удовольствием… сын мой, о – о – о!.. – сквозь прерывистое дыхание горячечно бормотала Элеонора.

Франц вцепился в тёплые шары материнских грудей, сминая их, склонился, куснул твердоватую кнопку сосочка, беспрерывно двигая тазом. Мать похотливо сопела, подмахивая навстречу мокрой промежностью и отираясь слипшимся пушком. Франц, задыхаясь, вгонял и вгонял член в жадно разверзнувшуюся лакуну своей бесстыжей mutter, окуная член в клейкий любовный сироп и ощущая себя просто массой плоти, равноценно дополняющей вот эту плоть, которая когда – то амёбообразно выделила его от себя, а теперь по праву призывает своё вновь слиться воедино…

– М – м… – замычала мать. Издалека, от реки, донеслись возбуждённые весёлые голоса. В тёмном небе над рекой прыснул и медленно распустился золотой цветок фейерверка, обещанного гостям; потом ещё один, ещё…

* * *

Была уже глубокая ночь, когда совершенно пьяный Франц приехал домой. Он едва не вывалился из кареты, а зайдя в дом, долго блуждал в поисках своей комнаты. Впрочем, это и немудрено: в огромном родовом замке Штильцгеймов мог бы заблудиться и трезвый. Качаясь и ругаясь, Франц, наконец, достиг дверей одной из спален. Из – за неё приглушённо звучали какие – то голоса. Куда это его занесло? Франц, остановившись, прислушался…

– А! А! О – о!.. Мм… А!.. – донеслось из – за двери.

– Чёртова семейка… – пробормотал Франц, и осторожно толкнул створку, приоткрывая дверь и вглядываясь в образовавшуюся щель.

Комната освещалась всего лишь одной свечой, да и то она стояла где – то сбоку. Франц не сразу разглядел впереди в полумраке, на большой широкой кровати огромное пугающее существо.

Оно выглядело, словно сиамские тройняшки, сросшиеся где – то внизу… или как зловеще шевелящийся, растроившийся ствол корявого дуба – колдуна в чёрно – синих дебрях сказочной тайги… или… «Эк сплющило – то меня!.. Неужели я вижу движения человека не плавно и слитно, а все его отдельные движения в каждый отдельный момент времени?.. » – мелькнуло в голове у Франца. Наконец, ему удалось разглядеть, что на кровати совокупляются трое. Мать охала и стонала, долбимая в две трубы своим братом и своим мужем. Глядя на её открытый рот, закрытые глаза и вздрагивающие титьки, Франц возбудился.

Достав из брюк пенис, Франц стал его разминать и массировать, глядя вперёд.

Неожиданно – Франц даже вздрогнул, едва не потеряв эрекцию – откуда – то снизу и сбоку, из темноты, мгновенно возникло нечто, напоминающее огромного паука. Франц его не видел, но именно такой образ представился ему на основании осязательных ощущений – паук охватил головку Францева члена своими омерзительно мягкими конечностями, и головка ткнулась в его мягкое брюшко. Затем паук потянул Франца в комнату… Франц повиновавшись, шагнул вперёд, посмотрел налево… и увидел свою младшую сестру Софи, которая стояла за дверью.

Софи хихикала и улыбалась совершенно счастливо, обнажив розовые дёсны и показывая кончик влажного язычка между ровными белоснежными зубками. Одной рукой она прижимала пальчик к губам, призывая брата хранить безмолвие, а другая зажала братов член в пятипало – паучий плен.

Глядя на влажно – блестящие дёсны сестры, Франц вдруг захотел, чтоб Софи взяла у него в рот. Он положил руку ей на плечо, пригнетая книзу. Софи опустилась на колени и заглотила член брата. Франц закрыл глаза.

– А! О! О, о, о!.. – стонали за спиной с кровати. Гладкий слизистый эпителий внутренней стороны щёк, нёба и подъязычия во рту сестрёнки упоительно уласкивал член Франца.

– М – м… Соси… Дочурка моя… – пробормотал Франц.

– Дочурка?! – удивлённо воскликнула Софи, выпустив член брата изо рта и улыбаясь снизу.

– Ой!.. Оговорка! По Брейму, – поднял палец Франц.

Софи вновь принялась сосать.

Нечаянно сказанное не покидало голову Франца… он закрыл глаза и во временами искрящейся тьме зашторенных век представил, что в самом деле его член сейчас во рту не у сестры, а у дочки, которой у него пока нет… она такая любопытная и хорошенькая юная лисичка… улыбается, хитро блестя развратными глазками… с восторгом первооткрывателя трогает взбухшую и покачивающуюся папину дубинку… облизывает глянцево – бордовую головку… охватывает её небольшим, но жадным ротиком… м – м – м…

– Сынок! Иди… иди ко мне… – задыхаясь, позвала мать сзади. Франц открыл глаза и обернулся. Мать отворачивала лицо в сторону, ожидая сына. Франц похлопал сестру по щеке, освободился и подошёл к кровати, поскрипывающей под натиском сношающеся троицы, от которой веяло жаром. Баронесса, шумно выдохнув, схватила ртом член сына и упоённо замычала:

– М – м!

– О – о… – через несколько секунд прокряхтел Франц. Флоп! Флоп! – сказал выскакивающий член.

Франц обернулся назад, к портьере: кончить он хотел в рот сестры. Но Софи там уже не было. Франц отодвинул портьеру. Там он сестры тоже не увидел. Дверь была приоткрыта, наверное, Софи ушла.

Франц вознамерился пойти её искать, но передумал. Где её теперь найдёшь? Франца не прельщала перспектива блуждать в поисках по всему огромному дому Штильцгеймов, лишь для того, чтобы брызнуть спермой в рот сестры. «Где она может быть? Может, с Герти ебётся где – нибудь? » – подумал Франц. Вряд ли, учитывая, как она к ней относится… Потоптавшись в нерешительности на одном месте, Франц рухнул на ковер, одолённый хмельным сном.