Мой любимый тиран. Часть 5

Город Солнечных Камней встретил их развевающимися оранжево-красными флагами, высоко размещенными на крепостных стенах, и толпами празднично одетых граждан, вышедших на улицы, чтобы приветствовать своего правителя и его победную армию. Алессия, выглядывавшая из окна ярко расписанной кареты, ослепило великолепие этого огромного муравейника — широкие улицы, величественные здания с фасадами из золотистого камня и просто огромное количество людей — она никогда не видела такой массы людей в одном месте! И это даже не столица! Город был стратегическим и торговым центром на границе империи Адалардов, но Радован уверял ее, что он всего лишь тень перед его столицей — прекрасной жемчужиной иберийского королевства — Нимой. Он никак не мог перестать хвалить Ниму — с такой же любовью, как у скульптора к его произведению.

— Племянник, рад тебя видеть дома, — высокий мужчина с темными волосами и посеребренными висками раскрыл руки на приветствие кортежу. Большая часть армии разместилась за стенами города, только высшему командному составу и небольшому числу солдат из этого региона было разрешено войти в город — Радован не желал создавать неудобства для горожан и не хотел обременять их содержанием своей армии на закрытом пространстве, несмотря на ее дисциплинированность.

— Дядюшка, — Радован легко спрыгнул со своего нетерпеливого коня Черного Ветра и быстро опустился на колено, склонив голову перед пожилым мужчиной. Тот нежно поднял его и крепко обнял. Затем отступив на шаг, он сделал церемониальный поклон и передал Радовану массивный ключ.

— Великий правитель вернулся в столицу, — громким голосом прокричал он, — да здравствует великий Тигран! — толпа на площади возле дворца радостно зааплодировала. — Пока наш монарх с нами, мы не должны опасаться никаких бедствий — да славится щедрый Тигран! — продолжал он произносить похвальные речи, усиливая любовь народа. Гордо стоя рядом, он принимал эту любовь как должное — ведь он был их господином и императором. Он был готов пожертвовать всем ради их благополучия, но требовал от них абсолютной преданности, безоговорочного подчинения и готовности умереть по его приказу. Его любовь к родине была жестокой и неумолимой — он оберегал ее как женщину, но также использовал ее безжалостно для своей выгоды, когда она таяла в его руках и приносила новые богатства.

— Ну вот, церемонии окончены, пора отдохнуть, — спокойно заметил Радован, дружески похлопывая дядю по плечу, — разрешишь нам отдохнуть, Догуван?

— О чем ты говоришь, сынок? Всегда рад видеть тебя. Ты редко балуешь старика — отправляешь меня в такую почетную ссылку... То два года не виделись совсем, то дважды за четыре месяца такая честь выпадает. Может быть, ты решил поменять наместника? — ласково упрекнул он племянника. Его слова можно было принять за шутливое возмущение старого человека, уставшего от долгого одиночества, если бы не мощная власть, которая просвечивала из его всей фигуры и пронзительный взгляд его узких глаз, напряженно наблюдающих из-под густых бровей.

— Дядя, ты меня удивляешь, — насмешливо сказал Радован. — Я никогда не думал, что у тебя появятся такие мысли. Кто может лучше тебя охранять мои границы? И кому еще можно довериться, если не самому близкому родственнику?

Пожилой мужчина ответил молчанием и взглядом выразил свое почтение. Оба понимали, что эта обменная вежливость только начало их привычного спора. Догуван был слишком амбициозен, чтобы быть отрезанным от столицы надолго, но он боялся прямого противостояния со своим племянником из-за его силы. Пятнадцать лет назад после смерти отца Радована его младший брат полагал, что теперь его очередь пришла управлять и наслаждаться властью, пока его племянник занимается развлечениями и охотой. Но к его удивлению и тревоге Радован справился с этой новой ответственностью без колебаний. Он не нуждался в помощи родственников или правителей, которые служили при его отце. Он с полной страстью юного и любознательного ума взял на себя руководство государством, разбираясь во всем самостоятельно и редко полагаясь на чужие мнения.

Когда один из князей восстал, желая отделиться от империи, двадцатилетний император возглавил армию и быстро подавил восстание, лично казнив предателя. Догуван до сих пор трепещет при воспоминании о том дне, когда племянник, которого он привык считать мальчиком, безжалостно уничтожал осужденного ударами молота, не обращая внимания на брызги крови и фрагменты плоти, покрывавшие его тело. Крики жертвы все еще звучали в его ушах. Радован словно не слышал его просьб о прощении и наслаждался болью и отчаянием своего противника.

Тогда всем стало ясно, что наследник, несмотря на свою молодость, не будет контролируемым. Догуван был умным и хорошо усвоил преподанный ему и другим членам высшего общества урок. Но это не снизило его желания найти слабое место у племянника. Ведь он не мог быть абсолютно неприступным, и должны были быть у него уязвимые точки, о которых он мог бы использовать в свою пользу. Но ни его потрясающие способности, ни прекрасные возлюбленные, ни опий или кровавые забавы, как будто не тронули сердца правителя. Он не отказывался от предложенного — наслаждаясь как женщинами, так и блюдами, и боями на арене в его честь — но это не ослабляло его защиту или меняло его характер. Он по-настоящему был достойным сыном своего отца, как бы он сам ни относился к тому тираническому правителю в могиле.

Догуван склонял голову подчиненно, без возражений принимая приказы, но внутри он горел завистью и злобой, не теряя надежды, что однажды найдет способ унизить гордого юношу, который стал его повелителем. Поэтому сейчас он с удивлением рассматривал яркий паланкин, окруженный воинами, который пришел во двор его замка в середине процессии сопровождающих правителя. Оставшись снаружи под предлогом устройства почетных гостей и оставив старого дворецкого проводить господина в его комнаты, наместник с изумлением наблюдал за хрупкой фигуркой, обернутой в шаль из газа, вышедшей из кареты сопровождаемая служанкой. Издалека не было видно лица женщины, но насколько он знал, жены Радована никогда не покидали Ниму. Значит, эта женщина была очередной любовницей. Но разве это не было чересчур почетно для обычной проститутки привести ее в дом своего родственника? Радован не мог не знать, что это противоречит общепринятым правилам — позорить дом уважаемого человека присутствием легкомысленной женщины! Более того, он, как щедрый хозяин, конечно же предложил бы ему женщину из своего многочисленного гарема. У него уже было несколько умных рабынь, недавно привезенных с островов Двуликого Вулкана — он по-прежнему пытался подставить под племянника женщину, которая смогла бы так разжечь его страсти, чтобы быть не только высланной из его комнат сразу после этого, но и стать ценным источником информации для своего хозяина.

То, что молодой человек привез с собой свою спутницу, говорило о ее значимости для него, так как он не захотел расставаться с ней и оставить ее в лагере за пределами города. Это нарушило его тщательно продуманные планы, но открыло новые возможности. С нетерпением потирая руки и размышляя о новых идеях, Дарован вызвал вернувшегося слугу.

— Ты уже устроил даму?

— Да, господин, я разместила ее в западных помещениях, как вы приказали,— ответил старый слуга склонившись с почтительностью и звеня ключами на поясе.

— А женщина?

— Император приказал устроить ей отдельные комнаты рядом со своими. Я подумал о Хрустальном крыле, где ранее проживала госпожа, благосклонствующая богам.

— Нет! — возразил наместник. — Я не хочу, чтобы наложница моего племянника жила в комнатах моей усопшей жены. Однако я также не буду обидеть императора непочтительностью,— добавил он, отвечая на испуганный взгляд старого слуги. — Пусть ей будет предоставлена красивая комната в гареме, которая соединена коридором с комнатами императора — это не царская кровь. Пусть о ней позаботятся, как о драгоценном госте, но укажи, чтобы ее не пускали в общую залу с женщинами.

Старый слуга снова почтительно поклонился, соглашаясь с мнением хозяина.

— И еще одно, после обеда отправь Тину и Донату к императору. Я думаю, он будет рад такому вниманию,— решил наместник не отступать от первоначального плана — и при этом проверит, насколько ему дорога эта девушка.

Во время обеда, который был подан после того, как император освежился и привел себя в порядок, Дарован изо всех сил старался не произвести плохое впечатление и похвалился своими достижениями в управлении провинцией. Он задавал вопросы, с интересом и едва заметным восхищением слушал о завоевании Речных Земель и успешной кампании, надеясь услышать что-нибудь о женщине, которую привез с собой племянник.

Он уже успел заметить ее, пока ее моили в банях, из-под специально замаскированного окна, которое позволяло наблюдать за жизнью и порядком в гареме. Она была необыкновенно привлекательной — с нежной золотистой кожей, глазами русалки и длинными кудряшками цвета спелой пшеницы, достигавшими ее бедер. Но он видел женщин, гораздо красивее нее — более изящных, с более обворожительными формами и изгибами. Поэтому маловероятно, что его хладнокровный племянник был привлечен только ее внешностью. Девушка была неуклюжей, явно нервничала и стеснялась прикосновений евнухов к своему обнаженному телу. Возможно, в этом была причина? Может быть, он ошибся, отправив к императору опытных женщин-любовниц, а тот предпочитал скромных? В конце концов, у него тоже было много таких добродетелей. Сам он не любил возиться с девственницами, предоставлял евнухам проводить обряд инициации, радуясь страху молодых одалисков перед мощным деревянным фаллосом на длинной палке, который им разрывал их узкие, щедро умасленные промежности. Затем, когда девушки приходили в себя, начиналось их обучение и только после того, как они овладевали приемами в искусстве наслаждения, предпочтительно для хозяина, они попадали на его постель.

— Как прошло распределение пленных рабов? — прервал его требовательный голос императора.

— Все в порядке, племянник, тебе не о чем беспокоиться, — поспешил заверить наместник. — Женщин мы разделили и отправили по провинциям — рабочие руки очень ценятся на полях. А тех, кто моложе и красивее, отправили на рынки.

— А что насчет детей? — неожиданно поинтересовался Радован.

Догуван недоуменно покачал головой и повернулся к племяннику, полагая, что не понял смысла вопроса — для него рабы не разделялись по возрасту, только по цене и потенциальной выгоде.

— Дети? — переспросил он, — о ком ты говоришь? Девочки быстро уходят — востребованный товар, много желающих завести послушную служанку — для приятности или деловых нужд. А также есть любители еще не расцвивших цветочков. Мальчиков, кто подороже, отправили на галеры и рудники, слабых продали за копейки как домашних евнухов. Империя большая — всегда найдется работа для всех, — добавил он, неспособный объяснить причину мрачного выражения лица племянника.

— А что насчет усыновления? Согласно старому закону, который я восстановил, бесплодные пары имеют право бесплатно усыновлять пленных детей, чтобы вырастить их как свободных граждан империи. Сколько таких случаев было? — требовал справки Радован, полный праведного гнева.

Наместник лишь беспомощно развел руками.

— Закон не новый, племянник, но для нашего народа он очень странный. Кто захочет взять бездомного щенка домой? Если жена бесплодна, лучше приютить ребенка от рабыни, чем воспитывать чужого. За все эти годы усыновления произошло не более десятка случаев по всей империи. Но если император пожелает, я прикажу князьям собрать более точные данные.

— Да, я хочу это, — прервал Радован, — пусть все пошлют списки: сколько и куда отправлялись рабы — со списками имен!

— Нет, мой милый племянник, кто может считать рабов просто расходным материалом... И наместникам не следует оскорбляться из-за такого недоверия, — пытался успокоить его раздраженный повелитель. Здесь нам не нужна проверка — продажа рабов приносит значительные доходы, и если начать расследование, то можно обнаружить, что часть этого золотого потока уходит в сторону от государственных казней.

— Дядя! — возразил Радован, — я хочу быть в курсе всех событий в нашей стране. И если я требую доклада о рабах, то прошу предоставить его без обмана и лукавства. Если вам трудно понять мои намерения, то хотя бы не мешайте им!

Догуван возмутился от таких оскорбительных слов и ему захотелось ответить гневной речью, требуя уважения к своему опыту и положению старшего родственника — фактически замены отца. Однако он проглотил обиду и благоразумно решил смолчать, переведя разговор на другую тему.

— Я слышал, что твоя молодая третья жена беременна. Неужели уже есть новости о появлении на свет маленького принца? — с умиротворением в голосе спросил он.

— Да, только что прибыл гонец, — безразлично ответил Радован, — у меня появился еще один сын.

— Ну, это замечательно, сынок, поздравляю! — с излишним энтузиазмом воскликнул наместник. — Теперь нашему роду ничто не угрожает — у тебя уже четыре законных сына, которым ты можешь передать свое великое наследие, даже если твои жены перестанут быть для тебя интересными. Твоя обязанность выполнена. Возможно, теперь тебе захочется завести птичку не только для физического удовольствия, но и для сердца и разума. Можешь выбирать любую из моего цветника, например, — шутливо добавил он.

— Благодарю, дядя, за предложение. Но у меня нет проблем с нахождением заботливой женщины. Могу и вам помочь, — ответил он с ироничной усмешкой.

Далее обед проходил в более спокойной и расслабленной атмосфере, оба мужчины решили временно забыть о прошлых разногласиях и насладиться пиршеством. Радован отрывисто слушал многословные речи дяди, выделяя главное из этого потока слов, но его мысли все время возвращались к Алессии. Как ей там? Устроили ли ее так, как он распорядился? Не испугалась ли она этого огромного города, необычной обстановки и изобилия слуг? Он привык к ней, привязался к ее скромности — к ее стеснительным вопросам и терпеливому слушанию его рассказов. Весь поход она была рядом, и его сердце было не на своем месте. Он хотел поскорее увидеть ее, окунуться в запах ее волос, погрузиться в зеленые глаза, но специально поддерживал скучную беседу, страшась своих желаний и стремясь полностью контролировать свои чувства. Он понимал в глубине души, что она для него значит больше, чем просто игрушка, но утешал себя мыслью, что это не имеет значения, что он просто еще не взял ее и от этого томится. Он чувствовал, что она уже готова к близости, что ее страхи и воспоминания о насилии постепенно исчезают. Каждый раз она дрожала в его объятиях и страстно прижималась к нему, когда он ласкал и целовал ее — всем своим телом она подразумевала большее. Но он все не решался, сдерживая себя в стеснительности аскетизма.

Он уговаривал себя, что не желает этого делать, пока она испытывает страх перед ним. Но ее глаза уже давно перестали быть наполненными страхом — только взглянув на него, они искрились радостью, доверием и любовью. Затем он убеждал себя, что ей будет неприятно, если это случится в палатке или повозке, посреди лагеря, где каждый мог бы услышать их. Но теперь они находятся в замке, где он один в своих просторных комнатах. Он разрешал себе мыслить о ее юном теле, расположенном на шелковых простынях, но тут же отгонял эти мысли. Нет, еще не время. Ему не хотелось разрушить связь между ними, не хотелось потерять ее наивную преданность.

В его фантазиях он устроил бы для нее красивый уютный дом за пределами Нимы, вдали от дворца, гарема и придворных — от его жены и детей. И он бы навещал ее там. Там он был бы просто любимым лордом Радо и хотя бы на время переставал быть жестоким тираном в ее глазах. Он понимал, что только так, установив четкую границу между своим миром и сказочной жизнью, которую создаст для нее, он сможет контролировать свою привязанность, не боясь разорваться между тем, кем он является, и тем, кем становится, находясь рядом с ней... Возможно, тогда его душу перестанет мучить взгляд ее проницательных глаз без осуждения, который причинял ему неприятное и незнакомое чувство — возможно, этому была виной...

Вспоминая о своей юной нимфе, которая перевернула его спокойную и лишенную привязанностей жизнь с ног на голову, Радован закончил обед и отправился в свои комнаты. Он приказал дяде созвать совет на следующее утро, чтобы разобраться со всеми делами провинции, требующими его вмешательства. Он также хотел дать указания относительно постепенного интегрирования новых земель в состав империи. Он сомневался в способности своего амбициозного дядюшки справиться с этой задачей, поскольку часто оказывалось, что тот путает казну провинции со своей личной.

В комнатах его уже ожидали слуги, наполняя большой низкий бассейн в прилегающей комнате. Пухлая женщина с красными руками расстилала простыни на низкой узкой кровати, готовя масла для массажа.

— Как моя дорогая пленница? — спросил Радован у верного слуги, помогавшего ему снять одежду, — я надеялся увидеть ее здесь по приезде.

— Госпожа уснула, милорд, Кара сказала, что она была очень уставшая после дороги. Я позволил ей отдохнуть, полагая, что вы захотите повидаться с ней позже.

— Ты правильно поступил, Прайм, — похвалил Радован, — всем нам нужен отдых. Думаю мы не задержимся здесь больше пары дней. Присмотри за ней в это время.

— Конечно же, ваше превосходительство, — склонился слуга в подобострастном поклоне, пока Радован размещался на кушетке и предоставлял свое тело наслаждению опытных рук массажистки.

— Докладчик прибыл? — спросил он, наслаждаясь приятной болью в мышцах, смягчаемой ловкими пальцами — все же четыре месяца похода оставили свой след, и он уже забыл о таком удовольствии.

— Да, он здесь.

— Позови его! Послушаем, чем занимались наши достопочтенные князья во время моего отсутствия.

Вошедший был далек от образа шпиона, как сам изнемогающий Радован был далек от образа непоколебимого императора. Среднего роста, в скромной, но качественной одежде, с достойным спокойствия лицом и причесанными назад седыми волосами, он больше напоминал состоятельного торговца или выходца из деревни. Но за маской уважения и благополучия скрывался один из самых ярких умов империи, чьим мнением Радован очень ценился. Катор был его глазами и ушами, а порой и быстрыми хладнокровными руками с острым лезвием, когда это было необходимо. А теперь приграничные провинции и планы его родственников вызывали все больше опасений.

Во время того, как Катор деловито рассказывал о своих сведениях с легким насмешливым оттенком, Радован мрачно слушал его, изредка скрежеща зубами, когда массажистка разминала больную мышцу. После окончания массажа он отпустил слуг одним движением руки и, присевши на стул, укутанный лишь простыней вокруг бедер, внимательно посмотрел на Катора.

— И что же ты думаешь об этом? — спросил он.

— Хозяин становится слишком толстым, — усмехнулся Катор безбоязненно, встретив прямой взгляд хозяина. — Они играют глупую игру. Им нужно либо новую жертву для разорвания, либо уменьшить численность, чтобы им не было так комфортно. Они думают, что империя расширяется и все под контролем.

— Я не могу разделиться и стать действительностью! — пробормотал Радован со слабостью перед своим старым другом. Катор философски пожал плечами. Он всегда был на стороне императора с самого начала и никогда не сожалел о своем выборе, в то время как старые дворяне боролись за трон. Радован всегда находил выход из ситуации.

— Хорошо, можешь идти, мне нужно подумать, — устало признался Радован. Катор не просил повторить.

Мужчина снял простыню и с удовольствием играл своими крепкими мышцами, потягиваясь всем своим большим хищным телом, спустившись в воду. Бассейн был достаточно широким, чтобы положиться на воду, разведя руки так, чтобы они окутывали все его тело. Закрыв глаза, Радован откинул голову, пытаясь расслабиться и отвлечься от навязчивых мыслей. Маленький фонтан в углу тихо бурлил и вызывал воспоминания. Он думал об Алисии и о том мгновении, когда он увидел ее голую нимфу выходящей из маленького чарующего озера. Желание наполнило его всю сущность. Уже несколько недель он воздерживался от женщин, защищая ее и не позволяя себе утешения с другими. Сейчас, после новостей, которые принес Катор, он не мог полностью понять, почему внезапно решил придерживаться такого строгого целибата.

Легкий плеск, приглушенный журчанием воды в ушах, не сразу привлек его внимание. Лишь когда нежная рука легкой лаской коснулась его мускулистого бедра, он очнулся. Рядом с ним в воде находилась очаровательная женщина, улыбавшаяся зовущими, полными губами. Кожа ее была темно-оливкового цвета, выдающая уроженку островов, волосы прямые и черные, забранные в высокий хвост, крепкие груди с темно-коричневыми сосками приподнимались над водой. Девушка, глядя ему в глаза, нежно продолжала ласкать его, тонкими пальчиками подбираясь к восставшему члену. Поддавшись желанию, мужчина присел на ступеньку в основании бассейна, притягивая к себе обольстительницу. Девушка, не сказав ни слова, податливо опустилась ему на колени, запрокидывая голову для голодного поцелуя. Руки ее крепко обхватили его шею, сочные грудки как будто сами легли в мужские ладони.

Упиваясь соблазнительным ртом девушки, жарко отвечавшей на его жадное вторжение, Радован ощутил как кто-то столь же горячий, приник к его широкой спине, покрывая ее легкими поцелуями. Обернувшись, он встретился с желтым кошачьим взглядом женщины, как две капли воды похожей на чаровницу, сейчас раскованно покачивающуюся на его бедрах. Единственным отличием была впопыхах не скинутая одежда, сейчас облепившая ее мокрое гибкое тело. Девица, плотоядно улыбнувшись, перехватила его губы, проникая скользким языком ему в рот, пока ее сестра нетерпеливо ерзала по его налившемуся кровью стволу, возбуждая его еще больше. Девушки соперничали друг с другом за его внимание: скользили мягкими руками по его сильному телу, покрывали дорожками знойных поцелуев, прижимались мягкими грудями к его спине, груди, животу, мурлыча от удовольствия, как кошки, и чуть не шипя друг на друга в борьбе за его ласку. Радовану, не привычному долго обходиться без женской компании в постели, оставалось только отдаться на растерзание экзотических красоток. Последней его связанной мыслью, когда девушки, отпихивая друг друга, принялись лизать его член, была, что разрядка будет ему как раз кстати и он сможет после навестить свою маленькую фею, не опасаясь своей несдержанностью расстроить так тщательно выверенных планов.

***

Алессия резко, словно выныривая, очнулась от затянувшего ее сновидения. Сердце суматошно стучало, а на душе было от чего-то неспокойно, хотя она не могла вспомнить даже малой толики своего кошмара. Немного придя в себя, она огляделась — в комнате никого не было, на резном, низком столике с витыми, позолоченными ножками в форме виноградных лоз, одиноко горела свеча, отбрасывая длинные тени в наступающих сумерках. Она смутно помнила, как после обеда Кара предложила ей прилечь отдохнуть, и она, к собственному удивлению, несмотря на одолевавшие ее тяжелые предчувствия, и в самом деле провалилась в сон.

Сколько же времени она спала? Ее лорд Радо наверно уже должен был вернуться со званого обеда в его честь. Он обещал проведать ее вечером. Утром, одеваясь в парадное облачение перед входом в город, он был чрезвычайно ласков с ней, пытаясь уверить, что с ней ничего плохого не случится, слуги всегда будут рядом, и даже если он не сможет приблизиться к ее паланкину во время процессии, что делал так часто в последние пару недель, она не должна из-за этого переживать — таковы нравы высшей знати, он прикажет хорошо ее разместить и навестит, как только освободится.

Алессия, с тоской вспоминавшая его уверенные слова, с горечью думала о том, что будь она простой служанкой при нем, ей не пришлось бы терпеть эти непонятные церемонии. Слуги не стесняясь сновали из покоев в покои, устраивая своего господина, лишь она чувствовала себя лишней, мешаясь у всех под ногами. Кара была весела и полна энергии, радуясь наконец вернуться к изысканности дворцовой жизни. Она суетливо восторгалась комнатой, предоставленной для Алессии, перешептывалась с местными слугами, и сама щебетала как птичка, чего Алессия от нее никак не ожидала.

Когда Кара предложила Алессии посетить парную, она согласилась, надеясь отвлечься от всех проблем. Однако обычная процедура умывания превратилась в настоящую пытку для девушки, когда оказалось, что помимо Кары в бане всегда находились бритоголовые евнухи, которые стремились служить ей с еще большим усердием, чем Кара и Прайм. Для Алессии это было необычно, потому что она уже привыкла к услугам этих двух людей. Более того, сама парная была совершенно другой — огромные комнаты наполнялись ароматным паром и были разделены на несколько зон для очищения тела и души. Ее долго отпаривали, то мочали жесткими спонжами из конского волоса в горячей, то холодной воде, а затем наносили специальные глины и масла. В результате ее кожа стала прозрачной и нежной, а волосы гладкими и шелковистыми, как в детстве. Евнухи были удивлены ее сопротивлением, поэтому они молча следовали за ними, позволяя Каре заботиться о своей госпоже. Алессия наслаждалась этим вниманием и чувствовала себя художником, создающим произведение искусства.

— Госпожа, вы так прекрасны, — сказала служанка, благодарно складывая руки на животе и отступая. Алессия быстро прикрыла себя простыней, стремясь скрыться от любопытных глаз, и отмахнулась от слов Кары. — Господин будет безусловно доволен, увидев вас сегодня, — продолжила Кара без колебаний.

Алессия подергалась и с широко раскрытыми глазами спросила Кару в недоумении. Что она имела в виду? Неужели она думает, что Радован уже... Алессия испуганно замолчала при виде непонимания в глазах Кары и боялась развивать эту мысль. Кара не могла знать, что император еще не забрал ее, она как и все в лагере полагала, что Алессия является его наложницей. Поэтому в ее замечании не могло быть никаких скрытых смыслов. Она просто радовалась тому, что может угодить хозяину, приведя его игрушку в порядок.

Однако Алессию эта возможность внушила тревогу до самой глубины ее существа. Она была привыкла к беззаботности, которую он приносил в ее жизнь, и чувствовала себя комфортно и спокойно рядом с ним. Его ласки поджигали ее страсть, она жаждала большего, но забыла о том, что однажды он может по-настоящему потребовать это. И возможно, этот момент настал сегодня... Забытый страх захватил ее внутренности и не давал возможности нормально дышать. Впустую она убеждала себя, что хочет этого и просила его об этом. Она верила, что это даст ей ощущение смысла своего настоящего существования и поможет избавиться от чувства обмана как невыполненного контракта. Она пыталась думать только о его улыбке, его горячих губах и крепком теле, к которому так сладко прижиматься. Но воспоминания настойчиво возвращались — о физической боли, которую она испытывала, когда ее насиловали солдаты, когда ее бросили на кухонный стол в ее собственном доме; о чувстве стыда и унижения, когда Аскольт исследовал ее раздетое тело, растянутое на земле; о запахе алкоголя и тошноты, когда Гарт лапал ее грудь перед тем, как пристроиться над ней.

Алессию охватывал трепет, и рядом не было ее любимого лорда Радо, который мог бы развеять все ее страхи своими надежными объятиями. Она должна была быть смелой — так уверяла себя Алессия — только так она может выжить и отблагодарить своего спасителя за то, что он освободил ее от жизни продажной шлюхи. Тогда у нее не было другого выбора — она была готова предложить свое тело тому, кто заплатит больше. Но сейчас она паникует от мысли о том, что мужчина, которого она полюбила всем сердцем, желает ее и возможно хочет скрепить их договор событием, гораздо более значимым, чем любой контракт в мире.

Алессия, испытывая сильное волнение, выбросила себя из постели и спешно встала. Она не могла больше оставаться там, думая только о том, чтобы наконец увидеть его лицо и окончить эту мучительную неопределенность. Ей было так нужно увидеть его глаза, чтобы вспомнить его ласку и понять, насколько он нуждается в ней и как долго он готов ждать. Город и дворец вызывали у Алесии подавляющее чувство, а присутствие евнухов и слабые звуки счастливых голосов из гарема только усиливали ее беспокойство, призывая страхи из глубин сознания.

Днем Кара показала ей скрытую дверь в задрапированном алькове ее комнаты. Дверь вела к коридору, который приводил к комнатам императора. Кара предупредила Алессию, что вероятно император будет приходить к ней через этот путь. Комната Алессии находилась на границе гарема и была построена специально для фавориток, которые имели больше свободы по сравнению с другими обитательницами и могли покидать гарем без сопровождения евнухов.

Алессия решила рискнуть и открыла тяжелую задрапированную дверь, нащупав тяжелое железное кольцо. Темный коридор был освещен только парой факелов, висящих на стенах. Девушка осторожно ступила на каменный пол босыми ногами, чувствуя холод через тонкую газовую рубашку. Но она не хотела возвращаться назад, она просто обняла себя руками, чтобы согреться, и поспешила вперед, стремясь преодолеть расстояние между ней и ее возлюбленным. В конце коридора неожиданно заканчивался, упираясь в одну-единственную дверь. Алессия решительно открыла ее, затаив дыхание, ожидая войти в комнату, полную людей. Однако в комнате было тихо. Войдя, Алессия обнаружила себя в прихожей, полной сундуков и брошенных доспехов. Пройдя через нее, она попала в большую спальню. В очаге трещал огонь, грея от первых холодных ночей осени. На столике возле кровати стояла ваза со сладостями и графин с вином, которые явно были недавно приготовлены заботливыми слугами. Алессия остановилась в нерешительности. Может быть, ее возлюбленный еще не вернулся? Может быть, ей стоит подождать его здесь? Ведь все эти недели они всегда спали вместе.

Ей показалось, что идея была удачной. Особенно здесь, где его вещи были расставлены, и он казался присутствовать в каждом уголке незримо. Это успокоило ее и придало ей уверенности, а страхи, которые только что испытала, показались необоснованными - она снова была уверена, что он не причинит ей боль. Внезапно из соседней комнаты раздался приглушенный смех, и тут же тело отозвалось на глубокий бас Радована - голоса Алессия не перепутала ни с чьим другим. С радостным предвкушением девушка выбежала из комнаты навстречу своему возлюбленному, надеясь поскорее оказаться в его объятиях. Но на пороге купальни она застыла в шоке от того, что увидела. Радован лежал на краю бассейна так, чтобы его ноги выходили в пар. А на его теле скакала прекрасная темнокожая девушка. Ее полные груди подскакивали и колыхались при каждом движении, ударяясь о мужскую грудь. Ее глаза были закрыты, а лицо искажено наслаждением. Мужские руки крепко держали ее за ягодицы, заставляя ее еще сильнее прогибаться, приближаясь к его возбужденному члену. Другая девушка, не вылезая из воды, разместилась между ног Радована и то щекотала его окаменевшие яички своим длинным узким язычком, то растягивала его заднюю дырочку своими руками, доставляя им обоим наслаждение. Она тоже хотела почувствовать в себе твердый член хозяина, но терпеливо ждала своей очереди, наслаждаясь своей подчиненной ролью. Радован был молод и энергичен - его хватит не только на один раз. Она еще успеет полностью погрузиться в него. И если они сумеют завоевать его сердце, то она больше не будет вылизывать скучного помощника-заместителя. Стать любимой наложницей императора, жить в столице и наслаждаться роскошью - эти мечты наполняли девушку желанием и приближали ее к головокружительному оргазму.

— О нет! — протяжный, унылый крик грубо перебил троицу, которая находилась на последнем этапе. Радован, с реакцией, выросшей из долгих тренировок, повернулся и быстро оценил ситуацию, оттолкнув от себя девушку, которая с трудом мыслила от страсти.

Быстро встав и не обращая внимания на сестер, которые были разочарованы и недоумевали, он побежал к полусложившейся Алессии, которая задыхалась. У нее все еще было широко раскрыто рот в безмолвном крике, а из ее глаз текли потоки больших слез.

— Моя любимая, мое счастье, — он схватил ее в объятиях, пытаясь успокоить ее, — это ничего не значит. Девушка яростно вырвалась и оттолкнула его.

— Нет, не подходи ко мне... пожалуйста! — она умоляла его и оттолкнула его вытянутой рукой. Затем у нее произошел спазм и она начала рвать. Она была вывернута наизнанку, а он стоял в ужасе, не зная, что делать. Вначале он попытался обнять ее и держать ее за волосы, но она почувствовала его все еще стоящий член и резко оттолкнулась от него и заплакала еще громче.

Не давая ей снова оттолкнуть себя, Радован подхватил ее на руки и они опустились на массажный стол, чтобы она могла выплакаться. Испуганные девушки уже давно ушли, они были одни в огромной комнате для купания, которая до сих пор пахла благовониями, испорченными кисловато-сладким запахом рвоты. Он налил бокал розовой воды и молча протянул его к ней.

— Милая... не мучайся так... я — мужчина, — он смущенно попытался объясниться, впервые не найдя подходящих слов.

— Я знаю! — возмущенно вскричала девушка. — Знаю, что ты мужчина! Но почему ты не выбрал меня? Ты предпочел их... Зачем я тебе? Кто я для тебя?

Слова вырываются из нее одно за другим. Никогда она не решалась так говорить с ним, требовать. Но теперь ей не страшно. Боль и ощущение своей ничтожности настолько велики, что она не боится его гнева.

— Ты еще не готов к этому, — пытается объяснить он, — ты заслуживаешь большего... Ты — моя волшебница, мое сокровище, я не могу относиться к тебе как к простой девушке...

— Я — никто! Ты заставил меня поверить, что я особенная... что что-то значу для тебя... — прерывается от слез девушка.

Он покачивает ее как ребенка, обхватив ее за талию сзади, не зная, что сказать или как объясниться, но понимая, что он не может потерять ее.

— Лучше бы ты обращался со мной как с обычной рабыней! Я бы знала чего ожидать. Моя жизнь была бы простой и понятной! Но вместо этого ты обращаешься со мной как с принцессой, украшаешь меня как куклу, улыбаешься и ласкаешь... Но не позволяешь мне выйти за пределы моей золотой клетки... Я не понимаю... Не знаю, как жить... Ты хуже тех солдат, что брали меня насильно! По крайней мере, я знала, почему они это делали...

— Не говори так, прошу тебя, это не правда! Ты нужна мне. Я готов защищать тебя от всех, лишь бы ты была счастлива!

— От всех... кроме себя самого, — немного успокоившись, грустно шепчет девушка. Она поворачивается лицом к нему и вызывающе смотрит в его полные тревоги глаза и заключает: — Только ты сам можешь причинять мне боль. Так ведь ты хотел этого, мой лорд Радо? Самостоятельно наслаждаться моим страданием? Об этом ты предупредил меня ранее, когда говорил, что возможно понравится причинять мне боль?

В сердце Алесии пылает отчаяние, но в ней просыпается что-то новое - она стремится задеть его за живое, причинить некоторую боль, чтобы не чувствовать себя одинокой.

- Какие глупости ты говоришь, девушка! Я не такой жестокий, как твой первый хозяин! Я не насилую женщин! Мне этого не нужно! Они сами приходят и просят меня удовлетворить их! Только ты закрываешь глаза и трепещешь в моем присутствии!

- А тебе бы хотелось, чтобы я была как эти одалиски, радующиеся твоим ласкам? Умоляющие о них? Мой первый хозяин - Аскольт был так любезен научить меня этому! Я могу это сделать! Если это то, что тебе нужно!

- Алесия, дорогая, перестань! Все не так просто! Ты должна понять это! Они - всего лишь оболочки, а ты - радость моей души, моя волшебная фея...

- Ты еще хуже них! - с злостью глядя на черные глаза Радована, прошипела Алесия, освобождаясь и соскальзывая с его коленей. - Им нужно было только мое тело, а ты хочешь забрать все! Но я никогда не отдам тебе этого! Ни один хозяин не может отнять даже у самого ничтожного раба его душу! Ты - монстр, тиран, убийца! Но меня ты не получишь!

Радован испуганно смотрит на вспыхнувшую ярость Алесии. Он никогда не представлял, что его спокойная, ласковая и понимающая нимфа способна на такую злость. И что он стал объектом этой злости. Он привык видеть только любовь, преданность и радость в ее глазах. Он знал о ее слезах, о горе по умершим и потерянным близким - он знал, как с этим бороться. Но перед этой безумной ненавистью он чувствовал себя беззащитным.

Но к своему изумлению Радован вдруг осознает, что молнии в ее глазах, неосохшие слезы на щеках, соблазнительная поза на коленях с задернутой волнующейся рубашкой, свернутая в кулачок, делают ее еще привлекательнее. Она прекрасна в своей праведной ярости, и он больше всего хочет прижаться губами к ее пылающим губам, чтобы почувствовать этот огонь, растопить этот гнев и сгореть вместе с ней до конца. Его член оживает, наполняется кровью, требуя свою долю радости в этом бурном эмоциональном шторме. Глаза загораются хищным блеском, тело напрягается, готовясь к мгновенному прыжку.

Алессия, почувствовав изменения внутри себя, быстро встает с кушетки, готовая убежать, словно испуганное животное. Она теряет не только ярость, разрывающую душу, но и свою притворную храбрость. Но она не может далеко убежать - Радован мгновенно настигает ее и сильно дергает за руку, прижимая к себе и обхватывая своим большим мускулистым телом.

— Тихо, — шепчет он, погружаясь в ее шелковистые локоны. — Ты же этого хотела, дорогая.

Его руки скользят по ее трепещущей коже, а в его голове царит хаос. Он только что пережил стыд, испуг и беспомощность - чувства, которые так давно забыты, что кажутся нереальными. Затем последовал гнев и похоть - более знакомые и контролируемые чувства. Хоть все произошло не так, как он планировал, но сейчас она в его руках и жаждет его - это самое главное. Он на своей территории и знает, что делать.

Девушка молча сопротивляется ему, пытается вырваться, отвернуть голову от его приближающихся губ. Но она слишком слаба и неопытна, а он силен и осознает свою мужскую привлекательность. Его поцелуи приходят в неожиданные места - обжигая открытую шею, румянец на щеках, уязвимые точки за ушами. Ее дыхание учащается, кровь бурлит в венах. Эмоциональное потрясение требует физического выпуска. Она не замечает, как начинает расслабляться и поддаваться его губам, жаждущим новых ласк. Она так хочет забыть все как страшный сон. Сознание готово отключиться, подчиниться плотским желаниям - здесь есть только он, его руки на ее спине, его губы на ее губах, его слова в ее сердце - он нуждается в ней и все остальное неважно...

Она не замечает, как он ослабляет объятие, берет ее на руки и несет в спальню. Он крепче обнимает ее за шею и наслаждается его страстными поцелуями. Она не осознает, что он аккуратно кладет ее на простыни и снимает с нее тонкую рубашку. Еще больше притягивается к нему, чувствуя жар его кожи каждой клеточкой своего тела. Она не замечает его восхищенного взгляда, когда он поднимается на локтях и размещается между ее бедер. С нетерпением закрывает глаза и ждет его проникновения. Она отдается ему с голодной страстью, а он принимает ее со страстью и яростью, каждый слабый стон и мимолетное движение ее тела доставляют ему удовольствие. Она забывает о себе, о том, кто он такой - есть только мужчина и женщина, поглощенные друг другом.

На короткое мгновение Алессия выходит из состояния наслаждения - когда он быстро двигается внутри нее, внезапно судорожно дергается и грубо стонет, выпуская свое горячее семя. В этот момент она слышит пронзительный крик и, с некоторым недоумением, понимает, что он вырывается из ее горла.