Совсем одни

Мы с братом уже были взрослыми, но мало что знали о жизни. Отец всегда оберегал нас от всего. Он наказал нам не выходить из дома до его возвращения, сколько бы ни пришлось его ждать. Еще до начала наступления он запасся продовольствием. У нас в подвале было множество консервов и сухарей. Он запретил нам разжигать огонь. Электричества уже давно не было. Через дорогу была колонка, и раз в два-три дня мы ходили с ведрами за водой. Это было самое дальнее, куда мы выходили. Улица была безлюдной.

Тогда было лето. Мы считали дни и прождали его, наверное, месяц, прежде чем вышли из деревни. Солнечным днем мы поднялись на небольшую возвышенность позади огородов, и долго смотрели вокруг. Село казалось вымершим. Мы сидели там часа три, и ни одна машина, ни один поезд не проехали внизу. Трубы завода, возвышавшиеся у горизонта, там, где был районный центр, не дымили.

Наш дом был одноэтажным и совсем крошечным: два помещения четыре на четыре метра каждое и веранда. Первое помещение было кухней, и кроме всего прочего, на нем располагалась печь. Другое помещение — спальней. Правда, у дома был еще низенький подвал и чердак, на котором мы никогда не были.

Первое время мы очень ссорились, я один раз даже ударила его по щеке. Он не хотел ничего делать, а я пробовала командовать им, потому что я старше. Но когда начались осенние заморозки, мы с ним примирились. Мы почти ничем не были заняты. Готовить не нужно было, прибирались мы примерно раз в неделю, в основном это делала я. Стирала тоже я. Когда стало холодно по ночам, мы решили спать на одной кровати. Мы кутались под пятью одеялами. Мылись мы тоже редко, водой из колонки, сначала с мылом и шампунем, потом, когда они кончились, просто водой над тазом.

Мы в основном читали. В спальне было много книг на совершенно разные темы. Когда на улице темнело, мы оставались в кромешной тьме. У нас был фонарь, но мы берегли его батарею. Поэтому с наступлением сумерек нам ничего не оставалось, как разговаривать друг с другом. Мы болтали и придумывали всякие истории, как в детстве. Единственное, о чем мы никогда не говорили, это об отце. Мы оба старательно избегали этой темы и обходили ее стороной.

К началу зимы мыться стало совершенно невозможно из-за холода. Вода в колонке по-прежнему была, но она не могла нагреться. Когда кончилась его пена для бритья, он перестал бриться и начал понемногу обрастать. Примерно в то же время у меня кончился запас прокладок, и во время очередной менструации я очень сильно протекла. Это произошло ночью, и я залила всю постель, даже одежду, в которую был одет он. Мне было ужасно стыдно, а он кричал на меня. Он думал, что я описалась. Я принесла ему чистую одежду, переоделась сама, и все застирала. Только к вечеру я поняла, что, торопясь переодеться, я случайно скинула одежду прямо перед ним, и он видел меня голой со спины.

Я объяснила ему, что произошло. Нам было за восемнадцать, но мы провели большую часть детства здесь. В деревне почти не было молодежи, и мы слабо представляли себе все, что связано со взрослой жизнью. Он знал, что у женщин бывают менструации, но не знал, что именно это такое. С этого времени я взяла два полотенца и использовала их как прокладки. Когда мы с ним помирились, то распределили обязанности. За водой ходил только он, а я убила квартиру. Стирали мы каждый свои вещи, кроме постельного белья, которое у нас было общим, его стирала я.

Однажды утром я услышала звуки и почувствовала необычное движение с его стороны. Я проснулась и посмотрела на него. Он лежал с закрытыми глазами и дергал под одеялом рукой. Я догадалась, что он онанирует. Мне стало неприятно, и я ушла с кровати. Вечером я нашла на постели засохшие пятна и поссорилась с ним. Он сказал, что это опять от меня, на что я сняла трусы и, прикрываясь краем майки, показала ему, что они сухие. Я хотела заставить его перестирать всю постель, но он отказался, и я пошла стирать сама. Я понюхала пятно и ощутила слабый приятный запах. Тогда меня как обожгло. Я повалилась на пол, уселась как-то боком, запустила руку в трусы и мастурбировала. Я ни о чем не думала, мне было просто хорошо. До этого я мастурбировала очень редко. Он был в комнате и не видел, что я делала. Мне пришлось стирать и свои трусы.

Ночами мы ужасно мерзли и стали жаться друг к другу. Вначале мне было неудобно и как-то стыдно прижиматься к нему, но с третьего-четвертого раза я почувствовала, какой он теплый и приятный, я ощущала его дыхание. Пару раз под утро я ощущала, что его член уперся в мой живот или бедро. Он, кажется, понимал это сквозь сон и стыдливо отстранялся или отворачивался. Днем он делал мне массаж спины, совсем как раньше. Он начал делать мне массаж года два назад, он делал это очень редко, и я всегда ждала этого. Мы оба, казалось, не испытывали от этого какого-то особенного удовольствия, просто он хорошо это делал, и мне было приятно. Я ложилась на живот и расстегивала лифчик, который тогда только начала носить. Один раз он запустил руку под меня и коснулся моего соска. Мы оба засмеялись, но с того момента я всегда зажималась локтями, думая, что он снова полезет к моей груди.

Когда снег перестал таять, мы поняли, что больше так не протянем. Мы натаскали в дом дров с поленницы и очень осторожно стали учиться топить печь. Мы топили вечером, когда уже становилось темно, чтобы столб дыма был не столь заметен. С этого момента жить стало намного легче. Мы грели воду для мытья и даже стали пить чай из тех запасов, что были на кухне.

Уборная у нас находилась за домом. Она была с возвышением, и на ней можно было удобно сидеть, как на унитазе. Один раз поздно вечером я пошла туда и, сделав свои дела, вдруг начала мастурбировать. Я села на край, задрала свою зимнюю куртку, раздвинула ноги и залезла другой рукой под кофту, трогая холодными пальцами сосок. Минут через пять я заметила, что брат смотрит на меня через щель. Я вздрогнула и вся зажалась.

— Вали отсюда! — крикнула я. Он засмеялся и ушел. Ничего кроме моего темного движущегося силуэта он разглядеть не мог, но я была ужасно смущена и быстро ушла из уборной.

Он начал мастурбировать регулярно. Он явно стеснялся меня и делал это, когда я, по его мнению, не видела. Он делал это, когда я выходила из дома, но потом я находила следы, или когда я была на кухне, тогда я слышала тихие звуки, а пару раз даже видела движение его рук под одеялом. Я решила, что это естественно, и ничего ему не говорила. Потом я подглядела, что он кончает в умывальник. Вначале мне стало противно, и я долго думала, что надо сказать ему, но потом вспомнила запах его пятен, и отвращение сразу прошло.

Я всегда очень любила его как брата, и он тоже отвечал мне взаимностью. В детстве мы иногда ссорились и пару раз даже дрались, но в основном дружили и оберегали друг друга. Сейчас, оставшись вдвоем, мы постепенно становились все ближе и ближе. У нас было много свободного времени, и мы много общались.

Мы считали даты по календарю, висевшему на стене, отмечая прошедшие дни крестиком. Он нарвал веток с сосны, которая росла на соседнем участке, и мы встретили новый год. Примерно в то же время мы оба ощутили, что больше не боимся и не тоскуем по прошлому. Мы поделились этим друг с другом и поняли, что привыкли. Это не была очень тяжелая жизнь. Консервы заметно уменьшились, и мы не знали, что будем делать, когда они кончатся. Это было, пожалуй, единственное, что нас тогда беспокоило.

Он мастурбировал теперь регулярно, обычно два раза в день — утром, когда я уже вставала и уходила с кровати и в какое-либо время днем. Он, кажется, искренне считал, что я этого не замечаю. Он много занимался протопкой, и я взяла на себя стирку всех вещей. Я регулярно стирала его обляпанные трусы и футболки, но совершенно перестала испытывать отвращение. Пару раз я даже поймала себя на мысли, что мне это нравится.

Весной, когда сошел снег, и мы перестали топить. Мы встретили его день рождения. Из того небольшого разнообразия продуктов, что у нас были, я сделала несколько блюд, какие умела. Он съел все с удовольствием. Потом целый день мы веселились.

Вечером он сделал мне массаж. Я, как обычно, лежала на животе, он массировал мою спину. Вдруг он запустил обе руки под меня, под мою майку и обхватил ладонями мою грудь. Я вздрогнула, но не сопротивлялась. Я подумала, что сегодня ему можно даже это. Он мял их и перебирал пальцами затвердевшие соски. Я вспыхнула как спичка и учащенно дышала, лицо налилось красным. Я перевернулась на спину. За окном уже темнело, и он почти ничего не увидел. Майка задралась к шее, он мял мои груди. Я привлекла его ближе, и мы сладко поцеловались. После поцелуя меня окатил стыд, он был моим братом, нам нельзя было всего этого делать. Стыд боролся во мне с желанием. Я не выдержала, резко встала и вышла на кухню. Я отдышалась и заглянула в спальню. Он онанировал совершенно в открытую, откинувшись на спинку дивана, но в темноте я увидела только движение его руки. Я села под печку, стянула с себя трусы и тоже принялась жадно мастурбировать.

Мы решили не дожидаться, пока кончатся консервы. Одевшись почти во всю одежду, которая у нас была, мы вышли на улицу и зашли в соседний дом. На двери висел замок. Брат сбил его фомкой. Внутри было сыро и холодно. У нас с собой был большой мешок. Мы нашли только чайные пакетики и засохшую колбасу, которую не решились брать. В подвале кроме старого гниющего хлама ничего не было.

Мы обошли еще несколько домов, двигаясь по направлению к станции, и собрали только довольно много консервов. Основная масса еды хранилась в холодильниках и давно превратилась в перегной, который потом еще и замерз, а с наступлением весны начал оттаивать. Никто, кажется, не был так запаслив, как наш отец.

Короткая дорога к станции шла через поле. Снег еще лежал в прогалинах между высокой прошлогодней травой и в посадках. Когда мы подошли к посадкам, брат вдруг вздрогнул и остановился, преградив мне дорогу рукой.

— Там — он указал рукой на посадки.

Я всматривалась пару секунд, а потом сказала:

— Пойдем.

Когда мы подошли к деревьям почти вплотную, я тоже увидела — движение.

— Пойдем назад? — спросил он.

— Это собаки... — сказала я.

Мы ни разу за все это время не видели собак, хотя наш шум, свет и тепло должны были их привлечь. Надо было, конечно, вернуться и пройти на станцию другим, длинным путем, через центральную улицу. Но мы были почти у цели.

Мы пересекли посадки и пошли вдоль путей.

— Посмотри — сказала я. Он кивнул.

Верхняя поверхность рельсов местами затягивалась ржавчиной. Ни одного поезда за всю зиму.

На станции не было никого. Рядом со зданием вокзала стояла брошенная девятка. Мы взломали вокзальную кассу. Снова чай, несколько засохших баранок и бинты.

В магазине оказалось почти пусто.

— Здесь кто-то был, уже после — сказала я.

Все прилавки были разворочены, упаковки из-под продуктов были разорваны и валялись на полу. То же самое — на складе магазина. Казалось, что их кто-то ел прямо на полу. Я снова подумала о собаках. В магазине мы нашли только мыло и шампунь.

Напоследок мы заглянули в ФАП, нашли там сухари и кучу нужных медикаментов, и двинулись назад, на этот раз по центральной улице.

Мыться с мылом и шампунем было сказочно приятно. Мы пополнили свои запасы еще на несколько недель. Спустя месяц мы повторили вылазку. На этот раз мы обследовали дома вдоль нашей улицы и собрали еще консервов.

Скоро мы перестали топить. Когда весна перешла в лето, у меня был день рождения. Он очень старался. Он прибрался и приготовил мне еды, как умел, в основном из тех же консервов.

Когда мы ложились спать, он поцеловал меня в губы. Это было очень нежно и приятно, и я возбудилась. Он погладил меня по щеке и вдруг запустил руку мне под штаны. Я вздрогнула, зажала ноги и постаралась его оттолкнуть. Его рука легла на вульву, она двигалась, и один палец проник во влагалище.

Мы молча боролись с ним, и я проиграла. Он мял мою промежность, и это было потрясающе приятно. Наконец, я извернулась и легла на бок, спиной к нему. Желание боролось во мне с возмущением и обидой. Как он посмел против моей воли... да к тому же он мой брат. Он лежал рядом и сотрясал кровать, мастурбируя. Полежав немного, я заснула.

Обычно мы мылись вечером, и в темноте не могли видеть друг друга голыми. Мы мылись по очереди, и у нас было строгое правило, не входить на кухню, пока моется другой.

Но в этот раз перед сном я не помылась, и решила помыться утром. Я встала раньше него, налила в таз воды и разделась. Теперь было достаточно тепло, мы уже давно не топили печь и не грели воду. Вода была холодной. Я встала над тазом и ополаскивала себя водой. Мыло и шампунь давно кончились. Я стояла спиной к комнатной двери. Когда я мыла промежность, присев над тазом, я невзначай обернулась.

Брат стоял прямо позади и смотрел на меня. Я вскрикнула и прикрылась. Он подошел и обнял меня сзади, поднял руки выше и обхватил мои груди. Я попыталась вырваться и этим как будто спровоцировала его. Он взял меня за плечи и резко развернул.

— Нет! — выкрикнула я.

Он был уже больше и сильнее меня, хотя и младше. Он надавил на меня, принудив меня сесть, а потом лечь на пол. Он неуклюже высвободился из штанов, и я мельком увидела его член. Я ударила его кулаком в скулу, он охнул и перехватил мою правую руку. Я зажимала ноги и извивалась под ним, как змея. Правой рукой он поднял мою левую ногу, дважды ткнулся мокрым и горячим членом мне в пах, и та третий раз вошел в меня. Он вошел быстро, будто пронзил меня. Я вскрикнула от боли. Он двигался во мне. К своему ужасу я мгновенно увлажнилась, просто потекла, и боли сразу стало меньше.

— Нет... — произнесла я шепотом.

Я немного пришла в себя и ударила его левой рукой, правда не так сильно, как в первый раз.

Он прижал к полу обе мои руки и лег на меня всем корпусом, не давая высвободиться из-под него или свести ноги. Мне было больно и тяжело.

Через пару минут он вынул член так же быстро, как вошел. Я перевела взгляд на него. Брат дрочил его рукой и кончил мне на живот. Он поднялся, надел штаны и ушел в комнату.

Я лежала на полу голая и обрызганная его спермой. Все это произошло очень быстро. Мне было больно и противно. Я шепотом проклинала его. Наконец, я встала и принялась мыться, смывая его сперму. Я помыла промежность и попробовала промыть внутри, но ничего не вышло. Я оделась и села около таза с грязной водой. Посидев немного, я заплакала.

Я сидела возле печи много часов, не в силах заставить себя встать. Боль давно прекратилась. Он выходил пару раз из комнаты и молча брал еду, один раз вышел в уборную.

Когда стало темнеть, я тоже пошла в уборную и застряла там надолго. Я сидела со спущенными шортами и трусами и думала. Мне было тоскливо и как-то стыдно. Какой же все это ужас. Ведь он — мой брат, мой любимый братишка. Я увидела тень, и зажала ноги, хотя было уже темно, и он не мог разглядеть меня. Уборная немного пошатнулась — он залез на нее, и вдруг сверху на меня упал цветок, прямо на мою макушку. Уборная снова шатнулась, и он ушел. Цветок упал на пол. Я подняла его и постаралась разглядеть. Это была ромашка, мой любимый цветок.

Придя в дом, я приготовила себе еду, поела, прибралась и, закончив все дела, села за обеденный стол.

Я долго сидела и думала. Он не сделал мне ничего плохого. Напротив, мы ведь взрослые. Конечно, этого делать было нельзя, но мы же совсем одни. Если мы одни и оба хотим друг друга и любим друг друга, так ли это плохо? Нам хорошо, когда мы рядом. И я сама спровоцировала его. Ведь мы спим рядом, и сколько раз он видел меня полуголой и сколько раз он делал мне массаж, прикасаясь к моему голому телу. Мы давно уже не можем сдерживаться, и в том, что, наконец, произошло, я сама виновата.

Я прошла в комнату. Он лежал на кровати и, кажется, спал. Я легла рядом, на самый край и потянула на себя одеяло, укрываясь.

Утром он сходил в уборную, потом сходила я. Он лег и продолжил спать. На его скуле виднелся синяк. Я сходила на кухню и намочила полотенце. Я мягко разбудила его, поцеловав в губы, и приложила холодное полотенце к его ушибу. Он вздрогнул и открыл глаза.

Он посмотрел в мое лицо, я улыбалась ему, потом он посмотрел ниже. Его глаза удивленно раскрылись, он сел. Я стояла перед ним совершенно голая. Он внимательно рассматривал мое тело. Я села рядом с ним и погладила его по голове.

— Почему ты не кончил в меня? — спросила я.

— Ты что, глупая? От этого дети будут.

Он снова набросился на меня и уложил на кровать. Он целовал меня в губы, потом мял груди одной рукой и сосал их, а другой рукой гладил промежность. Я помогла ему скинуть штаны и трусы, и направила его член в себя.

Он двигался быстро и резко, и мне снова было больно. Я вся текла и намочила постель. Я надрывно вскрикивала одновременно от боли и удовольствия и сжимала руками его плечи или мяла свои груди. Когда он вышел, он как-то взгромоздился на меня, и кончил мне прямо в лицо, часть попала на подушку.

— Ах ты поганец... — прошептала я.

Он лег рядом на бок. Я лежала на спине с обрызганным спермой лицом. Ощущая ее тепло и острый, приятный запах, я одной рукой мяла попеременно обе груди, а другой яростно мастурбировала. Он наблюдал за мной. Когда я кончила, он пошел мыться. Я еще долго лежала голая в приятном полузабытье. Когда я встала, сперма на моем лице уже высохла тоненькой неприятной корочкой.

Через пару недель мы сделали очередную вылазку в деревню. Мы прошлись по центральной и собрали довольно много всего ценного, включая консервы.

После тех двух дней, когда мы занимались с ним любовью, мы долгое время делали вид, что ничего не произошло. Мы даже перестали прижиматься друг к другу.

Лето вступило в полную силу. Мы устали мыться водой из колонки, которая, находясь в доме, не успевала нагреться. На холмах позади дома был пруд. Мы собрали свои грязные вещи и поднялись туда.

Поднявшись, мы огляделись. Никакого движения нигде не было заметно. Мир казался совершенно пустым и каким-то таинственным. Я разделась ниже пояса, оставшись в одних трусах и майке, и вошла по колено в воду. Вода была мутной, в ней плавало множество головастиков. Брат сидел на небольшом возвышении и наблюдал, как я стирала наши вещи. Простирнув, я вернула их в пакет.

— У тебя красивая попа — сказал он. — Сними трусы.

Я вдруг покраснела, как будто между нами ничего не было.

— Хватит — сказала я вкрадчиво. — Мы с тобой родные... Давай купаться и пойдем назад, мне здесь не нравится.

Он продолжал сидеть. Я повернулась к нему спиной, разделась, представ перед ним с голой попой и спиной, и вошла в воду. Я погрузилась в воду и обернулась к нему. Он голым шел к воде. Он и не думал прикрыться, и его поднявшийся член раскачивался в такт шагам. Он встал на меня, подумала я.

Я поняла, что никуда не денусь от мужского желания брата, вспомнила, как мне было приятно удовлетворить его, и с этого момента я отдалась тому, что казалось теперь совершенно естественным.

Он вошел в воду и обхватил руками мою попу. Я вывернулась и засмеялась. Разбрызгивая воду, я вышла на берег и легла на спину, на траву.

— Полижи мне — сказала я, когда он подошел ко мне.

— Что, прямо там?

— Да, языком.

Он лег на траву, я раскинула ноги и ахнула. Это было очень приятно. Он облизывал все, сверху донизу, я гладила свои груди. Я кончила и легонько оттолкнула его голову. Он сел и мастурбировал, глядя на меня и поедая меня глазами. Я полежала немного, раскинув руки и ноги и тоже глядя на него. Наконец, я снова возбудилась. Я перевернулась и легла на живот, оказавшись головой между его ног. Я приподнялась на локтях и взяла в рот его член. Он был солоноватым от своей влаги. Я придерживала его обеими руками и глубоко всасывала в себя. Брат обхватил руками мою голову и принялся двигаться сам. Он буквально драл меня в рот, и я сильно возбудилась. Освободившуюся руку я засунула под себя и терла пальцами клитор. Он кончил мне в рот, и я сглотнула.

Мы встали и еще раз окунулись в воду. Когда мы собирались уходить, я вдруг увидела, что нет трубы завода, обычно видневшейся на горизонте. Я остановилась и указала туда пальцем.

— Она упала — сказал он.

Мне стало как-то не по себе. Обратно мы шли молча.

Мы занимались любовью два раза в день, утром, сразу после сна и вечером. Это было божественно. Иногда он лизал мне. После соития он всегда кончал мне в рот. Это нужно было в первую очередь для чистоты, чтобы меньше пачкать вещи. Когда он сношался со мной, я иногда вскрикивала во весь голос, не в силах сдержать удовольствие. Мы уже давно убедились, что мы одни, поэтому мы не боялись разводить огонь или шуметь.

В одно утро он залез под мое одеяло, приятно уткнулся своей бородкой мне между ног и смачно лизал.

— Клитор... клитор... — шептала я в полусне. — Сколько раз тебе повторять...

Не добившись желаемого, я сунула пальчик и принялась тереть клитор сама. . оrg Его язык касался моего пальца. Когда я кончила, он вылез из-под одеяла и ушел куда-то.

Я окончательно проснулась. Он лежал рядом со мной, спиной ко мне и, казалось, видел десятый сон.

— Спасибо, очень классно было, только надо клитор... — сказала я.

Он заворочался и сказал:

— Что? Ты о чем?

— Ты полизал мне сейчас...

— Что? Я сплю.

— Не притворяйся.

— Я сплю, лизать потом буду...

Я привстала и потрогала себя между ног. Там все было в его слюне, а, может быть, это была моя влага.

Он встал, сходил в уборную и вернулся.

— Ты писала? — спросил он.

— Нет — ответила я. — Но ничего, давай сейчас.

— Полизать тебе?

— Как хочешь. Ты же уже лизал...

— Черт, да не лизал я тебе сегодня.

— Ладно, давай сразу.

Он вошел в меня. Я постанывала и мяла пальцами свои соски. Наверное, мне это приснилось, подумала я.

Через пару недель это повторилось. Когда я спала, он залез мне между ног и классно лизал. Я терла клитор, кончила и уснула снова. На этот раз я не стала ничего ему говорить.

В один погожий день мы сидели на крыльце и болтали о чем-то несвязном. Мы часто говорили о разных людях и ситуациях, причем выглядело это так, словно все это — не в далеком прошлом, а происходит сейчас, будто эти люди здесь. Нам казалось, что мы просто уехали куда-то на время, но скоро вернемся к привычной жизни, и мы действительно верили, что это возможно, что все вернется. Я вдруг совершенно случайно упомянула отца, и мы замолчали. Мы сидели в тишине. Спустя какое-то время он сказал:

— Надо идти в райцентр.

Я промолчала. Он был прав, но эта перспектива пугала меня.

Стояла середина лета и была сильная жара. Он ходил в одних трусах и однажды, после секса, подмывшись, я не стала одеваться. Увидев меня голой, он решил, что я снова хочу, уложил меня на кровать и поимел. Спали мы из-за жары на полу, постелив одеяла.

Я взяла привычку ходить голой по дому. Вначале я одевалась, выходя на улицу, просто по привычке, но скоро и этого перестала делать. В результате брат сношался со мной гораздо чаще, а еще чаще трогал меня и постоянно смотрел на мою грудь. Я выходила на улицу голой и босой, а возвращаясь, просто вытирала подошвы ног об тряпку при входе. Быть постоянно без одежды было очень приятно, это были новые, незнакомые ощущения.

Однажды вечером мы убирали дом. В основном убирала я, он помогал мне, но совсем немного. Протирая от пыли книги, он нашел ромашку, которую подарил мне. Она засохла и потемнела. Он попытался выбросить ее, но я его остановила.

— Зачем тебе это? — спросил он.

— Ты подарил ее мне, помнишь?

— Нет.

Я напомнила ему.

— Я не делал этого — сказал он.

— Ты серьезно?

Мы несколько секунд молча смотрели друг на друга. У меня возникло какое-то странное неприятное чувство. Я выбросила ромашку.

Следующей ночью он снова лизал мне, а я теребила клитор и самозабвенно постанывала. Я протянула руку, чтобы погладить его голову и тут моя рука уткнулась в густые грубые волосы. Я резко приподнялась с пола, сводя ноги. Из-под моего одеяла скользнула приземистая тень. Она быстро скрылась где-то в стороне кухни. Я услышала легкий топот и какой-то резкий звук. Я села, увидела силуэт спящего рядом брата, ощупала свою мокрую от слюны промежность и закричала.

— — —

Мы обошли весь дом с фонарем, потом спустились в подвал, затем вышли на улицу. Я прижималась к брату и дрожала.

Тогда мы впервые поднялись на чердак. Мы открыли люк и приставила лестницу. Фонарь был тусклым, и освещал мало. Здесь была какая-то солома и старые истлевающие вещи. Когда мы забрались на чердак окончательно и встали на пол, брат охнул. Я прижалась к нему и увидела кости каких-то мелких животных, а в самом дальнем конце — что-то наподобие большого гнезда из соломы.

— Собака — сказал брат.

Мы спустились вниз.

— Боже мой... боже мой... мне лизала собака... а я кончала.

Я налила воды в таз и в ужасе принялась мыть промежность.

Мы сидели в комнате в темноте, закутавшись в одеяло. Он гладил меня по голове и по плечам, меня это успокаивало.

— Как она могла уйти? — сказал он. — Дверь была заперта.

Неделю спустя у нас проломился пол в сенях, и брат полез в подвал его чинить. Дом был очень старый, и теперь без специального ремонта долго не простоял бы. Впрочем, мы могли занять любой другой дом. Брат не очень хорошо умел делать все это. Он перетаскивал вниз доски и инструменты, долго возился там, потом начал стучать молотком.

Я лежала в комнате на полу и читала книгу, когда в дополнение к грохоту брата услышала шум со стороны кухни.

Я ничего не успела сделать или подумать, когда он вошел. Я сразу поняла, что это был тот, кто приходил ко мне по ночам.

Я не могла вскрикнуть, потому что меня парализовал ужас. Он был, наверное, размером с человека, но казался меньше, потому что стоял на четырех конечностях. У него были тонкие ноги и руки, но пропорции не были собачьими. Ноги были длинными, как у человека, а руки... такой же длины. Маленькое сгорбленное тело, под которым раскачивался большой член, и совершенно человеческая голова с густой, но короткой бородой и короткими волосами. Он был весь покрыт короткой шерстью темно-серого цвета, кроме щек и крупного лба, кожа тоже была сероватого цвета.

Он замер метрах в трех от меня, а потом быстро приблизился. У него были почти человеческие кисти рук, только очень тонкие. Он откинул рукой мое одеяло и залез на меня. Надо было что-то делать, надо было сопротивляться или хотя бы крикнуть, позвать брата. Он обнюхал меня с любопытством, мое лицо, груди и живот, легко двигая и сгибая свое короткое туловище, потом уткнулся носом в промежность.

Своими тонкими и горячими руками он раздвинул мне ноги, лизнул там пару раз, я сразу узнала его язык и дыхание, потом навис надо мной и вошел в меня. Я тихо ахнула и закрыла глаза.

Его член был огромным и горячим. Я открыла глаза. Он нависал надо мной, как-то по-собачьи лизал мои груди и сотрясал все мое тело очень быстрыми и сильными движениями. Мне было немного больно. Его член двигался гладко, хотя я не возбуждалась.

Он задергался в очень быстром темпе и кончил прямо в меня.

Он слез с меня, вышел из комнаты, и я снова услышала тот же шум.

Я лежала в той же позе, потом повернулась на бок, зажав колени, из меня тоненькой струйкой текла его сперма. Когда вернулся брат, я лежала в той же позе. Он тормошил меня, поднял меня на кровать и укрыл одеялом, а я все не могла придти в себя.

Я видела, что он испуган моим неожиданным состоянием. Он постоянно спрашивал, что произошло. Наконец, я сделала над собой усилие и рассказала ему все.

Он побледнел. Он сидел надо мной неподвижно еще пару минут, потом резко встал и вышел на кухню. Я снова услышала тот самый шум и только теперь поняла, что это отворяется люк на чердак.

Его не было, казалось, целую вечность. Когда он вернулся, то сказал, что там, наверху есть небольшая дверца на щеколде, которая выводит на крышу.

Он заставил меня подняться, первый раз сам налил для меня воду в таз, усадил меня на таз и тщательно подмыл, потом отвел меня в комнату, уложил на кровать и укрыл. Он взял инструменты, полез на чердак и заколотил эту жуткую дверцу.

Перед сном брат разжег печку, погрел чай и напоил меня им. Он запер дверь и лег со мной рядом, обняв меня сзади. В изголовье он положил фомку. Я долго не могла уснуть, и он, кажется, тоже не спал.

Я лежала два следующих дня, выходя лишь в уборную в его сопровождении. Он кормил меня и рассказывал мне о чем-то отвлеченном. Я молчала. Ночью мне снилось, что это существо возвращается, и я просыпалась с криками.

На третий день я заставила себя встать и постирала вещи. Брат постоянно убеждал меня, что все кончилось, что оно больше не вернется, но я видела, что он теперь всюду носил с собой фомку.

Я более или менее пришла в себя через пару недель. Одним утром я обняла его, и он поимел меня. Мне было очень приятно, эти ощущения вытесняли мой ужас.

Еще через неделю мы отправились за продовольствием. Мы собрали немного. Деревня, оставленная людьми, бурно зарастала травой. На обратном пути в поле, со стороны кладбища мы увидели стадо кабанов. Мы ускорили шаг, но через несколько минут услышали топот и увидели мелькание коричневых спин среди травы. Тогда брат схватил меня за руку, и мы побежали.

Кабаны выбежали на асфальтовую дорогу. Они были огромные, кажется, четверо. Мы бросили мешок с продуктами. Когда мы обернулись в следующий раз, то увидели, что прямо позади нас на дорогу выскочило то самое существо. Он остановился посреди дороги, головой к кабанам, широко расставив все свои четыре неестественно длинные конечности, и закричал. Это был оглушительный и жуткий, почти человеческий крик. Кабаны затормозили. Крик прекратился, потом повторился снова, и кабаны бросились врассыпную, исчезнув среди травы.

Мы замерли на несколько секунд и снова побежали. Он бегал очень быстро, двигаясь совершенно по-собачьи, он перегнал нас и перегородил нам дорогу.

Брат прижал меня к себе, в правой руке сжимая фомку. Существо село в двух мерах от нас, потом легло. Мы медленно обошли его.

Я остановилась и отошла от брата, сделав пару шагов в его сторону.

— Что ты делаешь? — крикнул брат.

— Спокойно — сказала я. — Мы должны дружить с ним.

Я еще немного приблизилась.

— Что ты несешь? Пойдем, пока можем.

— Мы не можем — сказала я. — Он не даст нам уйти.

— Тогда будем защищаться...

— Прекрати — ответила я. — Мне кажется, он понимает, что ты говоришь.

При дневном свете посреди улицы он не казался таким страшным, хотя и выглядел по-прежнему отвратительно. Я подошла к нему вплотную, присела и осторожно погладила его по голове. Он приподнял голову и его глаза стали спокойными.

Брат шел за мной. Существо посматривало на него.

— Стой там — сказала я. — Ты его нервируешь.

— Что?! Он же изнасиловал тебя!

— Не совсем — ответила я. — Я не сопротивлялась.

— Что ты хочешь? — сказала я тихим и ласковым голосом. — Я тебе нравлюсь?

Он тихо заурчал.

Я встала и отошла на пару метров. Брат и это существо, оба внимательно наблюдали за мной. Я сняла майку, груди выпали из нее и покачивались в такт моим движениям. Потом я сняла ботинки, джинсы и трусы, ступив босыми ногами на пыльную обочину. Я стояла совершенно голая в нерешительности. Потом я легла на траву.

Он встал, подошел ко мне. Я раскинула ноги. Он уткнулся ртом в мою промежность и лизал, потрясающе приятно, совсем как тогда, по ночам.

— Ты что совсем очумела?! — крикнул брат.

— Все

хорошо — прошептала я. — Не шуми.

Я гладила свои груди и постанывала. Брат стоял в нескольких метрах и смотрел на меня. Существо встало надо мной. Он помял мои груди своими тощими руками и вошел в меня. Я вскрикнула и громко застонала. Он двигался очень быстро, шумно дышал и лизал мои груди, а потом лицо и губы. От него шел сильный неприятный запах, похожий на запах козла или барана. Я открыла рот, и он засунул туда свой язык и облизал мой язык и небо.

Он мощно кончил и слез с меня. Я с трудом встала. Он сел рядом со мной. Из меня текла его сперма. Я сорвала травы и немного обтерлась, потом напряглась, выдавливая остатки спермы, и обтерлась снова. Я взяла свои трусы, он тихо зарычал. Я положила их назад.

— Возьми мою одежду — сказала я.

Брат подобрал одежду, и мы пошли домой. Существо двигалось параллельно с нами. Я шла голой и босой между ним и братом. Мы шли молча. Он проводил нас до наших ворот, развернулся и скрылся в траве.

Дома я подмылась и оделась.

— Что ты теперь будешь делать? — сказал брат. — Трахаться с ним?

— Да, я думаю, он нам пригодится.

— Ты с ума сошла?!

Я промолчала.

Мы по-прежнему спали под одним одеялом, но ночью он ко мне не прикасался. Утром он сходил на улицу и принес брошенный нами мешок. Его содержимое было нетронуто. Вечером он молча и очень грубо поимел меня. Я не сопротивлялась, мне было приятно, что он больше не сердится на меня.

— Что это такое? — спросил брат, когда мы укладывались спать.

— Ты о нем? Не знаю...

На следующую ночь я проснулась от того, что кто-то скребет дверь. Брат встал и подошел к двери, я тоже вскочила и подошла.

За дверью стоял он. Я открыла дверь.

— Что ты творишь?! — сказал брат.

Он вошел и сел перед нами. Я присела на корточки и погладила его по голове. Брат запер дверь, недовольно вздохнул и ушел в спальню.

Мы с ним прошли на кухню. Я зажгла фонарь и открыла ему три консервных банки.

— Ты будешь тратить на него еду? — сказал брат из спальни.

— Он спас нас, не забывай — ответила я.

— Чтобы иметь тебя.

Он тихо зашипел глядя в сторону спальни. Он сидел и ел, я сидела рядом с ним на полу и гладила его жесткие волосы. Своим видом он все еще немного вызывал у меня отвращение и страх.

Чтобы переломить себя, я села к нему поближе и погладила его соски. Они у него были совсем человеческие. Он шумно задышал. Я легла на пол под его торс и взяла в руки член. Он был похож на собачий и имел бледно-серый цвет. Он быстро поднялся и отвердел.

Существо доело, село и приподняло голову. Я легла перед ним на живот и взяла его член в рот. От члена и от всего него шел сильный неприятный запах. Я старательно сосала его член. Мой рот залила его влага, густая и терпкая, я проглотила ее.

— Я назову тебя Максим, хорошо? — прошептала я.

Он перевернул меня на спину и вошел в меня. Я громко стонала и гладила руками его худые бока. Подошел брат, он сел на пол и смотрел на нас. Когда Макс кончил в меня, брат встал, подрочил надо мной и кончил мне на грудь и лицо.

Я поднялась, вытерла сперму обоих полотенцем и пошла спать. Макс лежал на небольшом отдалении от брата. Я легла между ними.

Когда я проснулась утром, брата не было. Макс лежал рядом и смотрел на меня. Он лежал на животе и был похож на длинноногую собаку. Подбородок его покоился на руках, и от этого его вида мне стало снова не по себе.

Он, кажется, не умел улыбаться, но лицо его выражало удовольствие. Я улыбнулась ему и потрепала его по холке.

Он встал, обошел меня и облизнул мои ягодицы, потом подтолкнул, понуждая лечь на живот, а потом поднять попу кверху.

Я повиновалась и ничего не успела подумать. Вдруг он навис надо мной и вошел мне в попу. Он вонзил в меня свой член, очень быстро. Я никогда не делала этого и закричала. Я и до этого вскрикивала, сношаясь с ним, и он не обратил на это внимания, а может быть, его это вовсе не интересовало. Я кричала и скребла ногтями пол.

Было очень больно, но я не хотела ему сопротивляться, и, наверное, боялась это сделать. Я справилась с собой и перестала кричать. Вошел брат с ведрами воды, поставил их на пол и бросился ко мне.

— Нет, все хорошо! — крикнула я. Он остановился.

Макс кончил мне в попу, полакал из одного из ведер и ушел.

Брат с досадой вылил ведро с крыльца и снова пошел к колонке.

Мой зад сильно болел, и я с трудом ходила.

Брат взял меня вечером. Когда он имел меня, пришел Макс. Когда брат вышел и кончил мне на живот, меня тут же взял Макс, не давая мне передышки.

К моей попе он вернулся через день, когда она уже успокоилась. Помня о прошлом разе, я впервые попробовала ему сопротивляться. Он вдруг ударил меня своей тонкой и сильной ладонью по спине и прижал мою голову другой рукой к полу. Я охнула. Брат стоял рядом и ничего не делал.

Я кричала и била руками об пол. Брат подошел ко мне, снял трусы, встал на колени и сунул мне в рот член. Он быстро двигал им, трахая меня в рот, а Макс одновременно имел меня сзади.

Брат кончил мне в рот, потом Макс кончил в зад. Я лежала на полу и плакала от боли и унижения.

С этого момента брат поменял к свое отношение к Максу. Они даже как-то сдружились. Брат стал разговаривать с ним, хотя и немного, и даже иногда кормил его. Макс брал меня в попу, и с каждым разом это было все легче.

Однажды вечером, когда пришел Макс, мы с братом занимались сексом. Он сел рядом и недовольно урчал. Я протянула руку и погладила его ступню.

— Сейчас, сейчас... он скоро закончит... — прошептала я Максу.

Не прекращая совокупляться, мы перевернулись, и я оказалась сверху. Я почувствовала, как Макс лизнул меня между ягодиц и засмеялась.

Вдруг по сторонам от нас в пол уперлись его руки, и он вошел в мою попу. Я вскрикнула от боли.

— Сгони его — сказал брат, не прекращая двигаться во мне.

— Нет... пусть... — я задыхалась от возбуждения.

Они сношали меня в оба отверстия одновременно. Я вскрикивала от боли и от удовольствия. Макс рычал и бешено раздирал мой зад.

Один раз вечером они сыграли в своего рода игру. Брат сказал ему, что хочет трахнуть меня так долго, как получится. Макс видимо понял его слова. С этого момента я знала, что он хорошо понимает речь. Мне идея, предложенная братом, не понравилась, и я попробовала не даваться им.

Они вдвоем насильно поставили меня на четвереньки. Брат имел меня в рот, а Макс во влагалище. Они имели меня около получаса, потом один за другим кончили. Посидев пару минут около меня, они снова взяли меня, и на этот раз это продолжалось очень долго. Брат кончил примерно через час, но скоро начал снова. Макс оказался крепче. Прошло еще часа три. Я едва держалась на коленях и локтях. Они передохнули немного, и брат подложил под меня подушки. Еще через час я начала окончательно выдыхаться. Они кончили и легли спать. Внутри меня все болело, во рту творилось что-то страшное. Я стонала от боли и долго не могла уснуть.

Ночью брат проснулся, разбудил Макса, и они снова поимели меня, примерно в течение получаса. То же повторилось утром. В этот день я не могла встать, и брат носил меня на руках на улицу, чтобы я пописала.

— — —

Макс теперь жил с нами. Он много ел, но сопровождал и охранял нас, когда мы ходили искать продукты. Он трахал меня по два раза в день, обычно после брата. Спала я между ними. Они совершенно не ревновали друг к другу, потому что я всегда давала им все, что они хотели.

Мы с братом решили, что теперь можно сходить в райцентр. Мы собрали с собой еды и воды, и вышли рано утром. Макс шел с нами. Я впервые за долгое время оделась, и он с неудовольствием поглядывал на меня.

Мы пересекли поле и поднялись на железнодорожную насыпь. Мы двигались вдоль путей около трех часов. Вокруг тянулись однообразные поля и небольшие полосы леса в низинах и оврагах. Скоро мы остановились и немного поели.

Сначала по сторонам возникли деревенские дома, явно брошенные и пустые, потом дома побольше, двух — и трехэтажные и длинные серые складские помещения. Вокруг не было ни души. Кое-где попадались брошенные автомобили, в некоторых окнах были разбиты стекла.

Двухколейная дорога разошлась на несколько путей. Макс вдруг зафырчал и пошел впереди нас.

Когда мы подошли к товарному поезду, стоящему на путях, из-за вагонов вышло несколько таких же, как Макс, существ.

Мы с братом замерли от испуга и неожиданности. Они стояли напротив и немигающими взглядами смотрели на нас. Они были такие же худые, как Макс, одни покрупнее, другие поменьше. Лица их, почти лишенные привычной человеческой мимики, казались похожими и одинаково кошмарными. Кажется, все они были самцами, хотя я могла ошибаться.

Макс посмотрел на меня, потом — назад, туда, откуда мы пришли, и я поняла, что они не дадут нам пройти и нужно уходить. Мы стали отступать назад, но они тихо зарычали, и мы остановились.

Вперед вышел один из них. Он был огромный, раза в полтора больше остальных. Я посмотрела на Макса. Он смотрел на меня очень выразительно.

Я разделась, легла на железнодорожную насыпь, прямо на нестерпимо жесткий гравий, и раздвинула ноги. Вожак навис надо мной и вошел в меня. У него был огромный широкий член. Я стиснула зубы и закрыла глаза, чтобы не закричать.

Он имел меня минут двадцать. Я почти не открывала глаза и едва терпела. Потом он кончил в меня.

Я с трудом поднялась. Мы оставили им мешок с нашей едой, повернулись назад и ушли.

Мы были рады вернуться домой. Я подмылась и сразу легла. Я долго не могла уснуть и думала над тем, что произошло. Брат ни сказал мне не слова, он выглядел очень подавленным.

Утром меня разбудил Макс. Он имел меня и лизал мои груди. Я гладила его по голове и задумчиво вглядывалась в его лицо.

Внезапно я поняла, что передо мной сильно искаженное лицо отца.