В плену у любви (Рассказы о любви) Часть 7

Когда я, наконец, проснулся было уже далеко за обед. Солнце ярко светило на нас. Наполненный утренним возбуждением, я опустился Ольге между ног и ласково раздвинул их. Медленно и почти незаметно, словно дуновение ветерка, я касался ее внешних губ. Я покрывал легкими поцелуями ее лобок, животик и внутреннюю сторону бедер. Постепенно Ольга стала просыпаться и сладко постанывать от приятных ощущений. Я впился поцелуем в ее лоно, водя языком вокруг клитора, а губами целуя ее губы, как будто это были обычные губы и обычный поцелуй. Окончательно проснувшись, Ольга начала поглаживать мои волосы и двигать бедрами навстречу мне.

— Да, да, любимый. Целуй меня, мне так хорошо. Так хорошо, господи.

Ольга шептала мне слова любви и извивалась своими бедрами. Так мы лежали несколько минут или часов, я потерял счет времени, полностью растворившись в ее удовольствии, пока она не прижалась к моим губами своими бедрами, изогнувшись мостиком и визжа от удовольствия. Несколько секунд она тряслась в моих руках, пока не затихла и не упала без сил на кровать. Я подтянулся к ней и лег рядом.

Придя в себя, Ольга настороженно смотрела на меня. Она ждала моей реакции на ее столь ранние для наших отношений признания. Я навис над ней, и, разведя ей ноги, медленно и осторожно вставил в нее свой член. Я прижался к ее шее и прошептал, что люблю ее. Она посмотрела мне в глаза и улыбнулась. Расслабившись и доверившись мне, она обняла меня ногами и стала нежно сжимать меня своим нутром. Мы начали медленно и осторожно, растворяясь в моменте единения, но постепенно страсть овладела нами и мы стали двигаться все быстрее. Я то сжимал ее бедра, то обхватывал ее тощий зад, губами, языком и зубами лаская ее шею и плечи.

Лаская ее попку, я все ближе и ближе приближался к ее анусу. Облизнув пальцы, я водил, сначала вокруг него, потом вставил в него два пальца и стал крутить ими.

Почувствовав, что она достаточно расслабилась, я остановился и вытащил из нее свой член. Он блестел в ее соках и был весь мокрый и жаждущий плоти. Я схватил Олин зад и приподнял его, чтобы облегчить доступ к ее попке. Закрепив ее в более менее удобной позе, я ввел в нее свой член до самого конца, не торопясь, но и не останавливаясь.

Видимо в этой позе я смог достать особенно глубоко, потому что ее глаза раскрылись от боли, удивления и удовольствия. Я замер, ожидая, пока она привыкнет, но Ольга сама начала двигаться подо мной. Все еще осторожно, боясь сделать ей больно, я аккуратно двигался в ней, наслаждаясь узостью ее зада, любуясь ее напряженными мышцами, и бликами солнца на ее лице, от которых она постоянно пыталась спрятаться.

Ольга стала ласкать себе клитор, и, закрыв глаза, шептала, как ей хорошо, как глубоко я ей достаю и умоляла меня не останавливаться. Вцепившись свободной рукой в подушки, она металась головой из стороны в сторону, её влагалище, а вслед за ним и анус стали пульсировать в оргазме, накатывая на мой член волнами. Я застонал и позволил привычному с Ольгой свету наполнить себя и осветить все вокруг нас.

После, когда мы лежали рядом с ней, наслаждаясь остатками сияния, я не мог понять, как я мог не видеть, ее красоту, ее искренность и чистую душу. Не прятавшаяся за маской напускного довольства, не запятнанная ханжеством, не закрывающаяся бесчисленными табу, навязанные обществом, она сама смотрела на мир своими глазами. Она все мерила своими мерками, не боясь ошибок, не ищущая их, но и не стесняющаяся. И ее мерки сказали, что я хороший человек. И я верил, что смогу найти спасения в ней и ее любви ко мне.

Оля была пацанкой: думала своей головой и говорила то, что думала. Занималась спортом, играла в футбол и обожала секс во всех его проявлениях. А я предпочитал действовать хитростью и чужими руками, со всеми поддерживая хорошие отношения. А сексом даже сам с собой не мог заняться без подходящего эмоционального настроя. Она была сильной и самостоятельной, мужественной, а я слабым, нерешительным и женственным.

Мне не просто так нравилась Стерва. У нее с Олей было много общего: отсутствие стеснения, любовь говорить все напрямую, страстность в постели... но насколько в Оле это было естественно и чисто, настолько Стерва все это искажала и пачкала. Да и со Стервой у меня были общие черты: умение выживать, подлая натура, но её уже ничего не спасет, а я нашел свой спасательный круг. Как жаль, что все озарения приходят к нам так поздно.

Належавшись, мы встали, поели и решили, дать, знать о себе на работе. Стерва кричала, как обычно, хотя и необычно громко. Но я не стал ее дослушивать и просто положил трубку. Хватит. Больше я не буду ее рабом. Оля наполнила меня светом и силой. Я обнял ее и сказал, что мне надо отойти по делам. Тревога, отразившаяся в её глазах, больно напомнила мне, как я также после прошлой ночи нашей любви убежал, и как плачевно это закончилось для меня. Но в этот раз я сбегаю не от неё, но к ней, и нашему счастью.

Я успокоил ее, что вернусь через пару часов так, что пусть она отдохнет и приготовится к вечеру. Успокоившись, она лишь улыбнулась и поцеловала меня на дорожку.

***

Я вышел на улицу и не мог поверить тому, что я жил столько лет и не видел того, как прекрасен мир. Воистину нет никакого рая на небе. Рай всегда был у нас внутри, и нас из него не выгоняли, это мы его прогнали из своих душ и сердец, увязнув в мелочных обидах и меркантильных ценностях. Но я его обрел. Мой рай зовут Оля, Олечка, Оленька, ее свет озарил меня и благословил, и это не может быть случайностью. Это мой шанс на прощение, мой шанс на искупление — и я не упущу его. Раньше мной руководил расчет и неудовлетворенные желания, а теперь любовь, и я не могу проиграть.

Я отправился прямиком в милицию. В другое время я бы сказал, что это полнейшая глупость, но сейчас я был уверен, что все будет хорошо. Выяснив, имя участкового, который мне нужен, я прошел в его кабинет. Он сидел в одиночестве и, когда я зашел удивленно посмотрел на меня и спросил, что мне нужно.

Как хорошо играет, как будто и не знает меня, подумал я.

— Я к вам по поводу смерти моей тетушки.

— Ааа, так это вы. А я не был уверен, что правильно узнал вас. Как раз недавно смотрел это дело, вы пришли сообщить, какую-то новую деталь или спросить о чем-то? Только боюсь, у меня и новостей то никаких нет.

— Да. Я хотел бы обсудить с вами, как бы сделать так, чтобы дело было тихо закрыто, и как я смог бы отблагодарить вас за это? — выдал я разом, роковую фразу.

Он смотрел на меня и медленно соображал. Потом, на его лице, как будто появилась какая-то мысль и всё прояснила. Он потрогал себя за подбородок и задумчиво стучал пальцами, затем посмотрел на меня недоверчиво. Он достал из стола дело и стал читать, временами он взглядывал на меня и удивленно открывал свой рот. Его фигура, как будто источала удивление и непонимание. Мне было непонятно его поведение.

Наконец, перестав читать, он отклонился на спинку, достал сигарету и стал курить.

— Надо же, Евгений Борисович, вот значит какой вы человек-то? А ведь я этой шибзанутой сначала не поверил. Даже высказал ей за то, что отвлекает меня от работы своими маньячными идеями. А вот оно, как на самом деле значит получается?

— Надо сказать, молодой человек, что дело вашей тетушки мне изначально не нравилось. Снотворное, следы ваших отпечатков на нем, я уж молчу про следы длительного и жестокого изнасилования на половых органах вашей тети.

— Но вот это то, как раз меня и отвело от мысли на вас. Ну вот, как вы могли насиловать ее длительное время так, чтобы она никуда не обратилась, никому не рассказала? Да и вообще, племянник и тетя: в убийство я бы еще мог поверить, но в то, что племянник может в течении длительного времени измываться над своей тетей, которая приютила его и помогала? Нет! Я в это не поверил.

— У нас были следы спермы, но я решил даже не проверять на соответствие с вами. У меня просто в голове не укладывалось такое — выходит зря. Сколько

лет занимаюсь этим делом, а все никак не поумнею.

— Что же касается вашей просьбы, то, увы, ничем не могу помочь. Я не могу закрыть дело, которое уже закрыто. Но, раз уж вы сами добровольно решили отблагодарить меня, то можете отблагодарить за то, что я не возобновлю дело. Что-то мне подсказывает, что вам будет совсем не выгодно, если остатки спермы, извлеченные из тела вашей покойной тети, проверят на соответствие с вашей?

Пока он закуривал новую сигарету, вместо закончившейся, я сидел и никак не мог прийти в себя. Это был блеф. Стерва не могла мне ничего сделать, участковый ей тогда не поверил, она просто позволила мне его увидеть, чтобы запугать и взять на страх, уверенная, что я никогда не рискну проверить, а я рискнул.

— Учитывая деликатность ситуации, я бы сказал 500.

Он сидел и с презрением смотрел на меня. Но я не принимал это на свой счет. Все это делал другой человек, не освещенный Олиной любовью, и его больше нет. Не беда, что мы с ним делим одно тело, все это в прошлом. Впереди у меня счастливая жизнь рядом с любимой женщиной, а это все пустяки. Конечно, вряд ли бы тетя со мной согласилась, но что я мог сделать теперь? Как мое несчастье и страдания могли помочь исправить содеянное?

Я и сам, смотря назад, не мог поверить, что до этого все дошло. Но именно, какая-то сюрреалистичность моей прошлой жизни позволяла мне сохранять надежду на будущее. Это все казалось, скорее страшным сном, чем тем, что произошло со мной.

Надо было перевернуть страницу и двигаться дальше. Мы обменялись визитками и договорились, что я принесу деньги завтра днем.

Когда я пришел на работу Стерва набросилась на меня с криками и угрозами, но я, не обращая на неё внимания, просто прошел мимо и пошел собирать деньги со своих откатников, набралось почти 450 тысяч, сходив в банк, я добавил к ним еще 50. Придя домой, я оставил их пока там, переоделся и вернулся к своей Оленьке. Ночь, которую мы провели вместе, была волшебной. Наполненная легкостью и избавлением. Я смогу начать новую жизнь. Мне было не жаль денег, хорошо, что их не станет. Пусть меня ничего больше не связывает с прошлый мной.

На следующий день довольный и счастливый я отправился на работу. Я удалял все следы своих действий на работе. Я не хотел даже оставлять себе даже возможность вернуться к своим грязным делам. Даже, если мысль об этом будет на всякий случай, просто лежать в дальнем дальнем уголке моего сознания это будет портить все мое счастье с Олечкой.

Я решил начать с компьютера Стервы, и, когда уже готов был все удалить я увидел ее уж слишком довольное лицо. Мне стало слишком интересно, чему она там может так радоваться и я включил звук, но она просто улыбалась и мечтательно смотрела в окно, нетерпеливо поглядывая на часы.

Не сдержав своего любопытства, я решил просмотреть последнюю запись и узнать, что она там затевает. Мне осталось совсем чуть чуть до жизни наполненной счастьем, нельзя было допустить, чтобы она всё мне испортила.

Запись началась около 10 вечера, Стерва яростно металась по квартире. Круша все вокруг и проклиная меня. Потом она села за компьютер и начала что-то в нем искать. Прошел час, потом еще полчаса. Наконец, она начала улыбаться чему-то, посидев минут 5 в задумчивости, она взяла телефон и позвонила. Полчаса я слушал, как она успокаивала своего мужа и пыталась помириться. А в конце разговора попросила дать ей номер его друга домушника, о котором он рассказывал.

Затем она снова позвонила, и стала договариваться о встрече.

— Нет, нужно сделать прямо сейчас. Искать нужно фото, и внешний жесткий диск. Какой какой? Не знаю какой? Оранжевый вроде. Я видела, что он постоянно приносит его с собой на работу, но никогда не оставляет и очень внимательно за ним следит, он должен быть спрятан у него где-то дома.

— Да, его нет сегодня дома. Живет он один, значит, там будет пусто.

— Да я знаю, что вы не работаете без подготовки и, когда в доме, кто-то есть. Да точно никого не будет.

— Само собой, оплата будет двойная.

Несколько часов она просто сидела возле компьютера и чего-то ждала, поглядывая, постоянно на телефон.

Потом раздался дверной звонок и Стерва ушла из кадра. Через несколько минут она вернулась в сопровождении какого-то человека в темной одежде. Он положил на стол до боли знакомый мне диск, и деньги.

— Это, что все хранилось у него дома?

Человек просто кивнул.

— Сколько здесь?... Полмиллиона. Но зачем ему столько? Куда он собирался их потратить?

Человек пожал плечами и продолжал сидеть, все так же, молча.

— А еще что–нибудь было? Фото, записка, заметка, хоть какая-нибудь подсказка?

Человек встал и протянул ей визитку участкового.

— Только это?

Он кивнул и вышел из кадра, а Стерва стояла несколько минут молча, смотря на визитку и раздумывала. Затем она выключила компьютер и легла спать. Когда запись пошла снова, она уже говорила по телефону.

— Те для вас слово, данное этому ублюдку, что-то значит? Он же убийца, что может значить слово данное такому человеку, если его можно так назвать?

— Я понимаю, что дело в вашем слове, а не его...

— Ну хорошо, хорошо, я поняла, вы дали слово и вы человек чести. Но что, если он не сможет сегодня прийти, тогда ваше слово будет свободно?...

— Естественно я дам столько же.

— Тогда я позвоню вам вечером, когда он не придет и мы с вами договоримся о встрече и обсудим все детали будущего дела...

Я выключил видео. Я проиграл. Участковому звонить даже нет смысла: полмиллиона мне за 2 часа не собрать.

Только одно не давало мне покоя: Стерва сидела весь вечер в расстройстве и ничего не могла придумать. А потом в пол 12 она откуда-то узнала, что я не дома и дома не буду. Но как? Искра осознания пронзила меня, за несколько секунд я нашел твиттер Оли, промотал записи с фотками ее обеда и улыбок на фоне окна, увидел наши утренние фотки и ровно в 23:30 себя, спящего на ее кровати и подпись: «Мой самый любимый мужчинка на свете»

Как обреченный я пошел домой, на полпути понял, что идти мне туда, собственно, и не зачем? У меня там ничего нет, лишь пара вещей, да и те, скоро у меня отберут. Все что у меня оставалось — это пара дней, может недель на свободе и возможность закончить свою жизнь досрочно, без помощи тюрьмы, если я захочу.

Я проиграл.

Я играл чересчур рисково. Опять недооценил противника и поспешил. Что мне стоило вчера в последний раз сыграть раба, и тогда сегодня все было бы уже позади. А теперь все кончено. Я шел и думал, где я же ошибся? В чем просчитался? В мыслях я зашел в банк и снял остатки денег, раз мне оставалось пару дней, то надо было отгулять их по полной. Эх, щас бы достать Стерву и поиграть с ней, да вряд ли она подставится. Пойду к Оленьке и проведу хотя бы последние дни вместе с ней...

Ольга! Да! Точно! Это не я проиграл! Это эта тварь меня подставила! Это все она виновата! Я все учел, все просчитал, но эта Тварь меня подставила!

В бешенстве, проговаривая про себя проклятия в адрес ее твиттерозависимости, я шел к ней и раздумывал над тем, как она подставила меня и тем, как я расквитаюсь за это.

Едва она открыла мне дверь, я ворвался внутрь и ударил ее в живот. Сначала я хотел чем-нибудь подобным и ограничиться, но едва я ее ударил, как понял, что мне этого мало. Я захлопнул дверь и, схватив ее за волосы, поволок в спальню. Она попробовала визжать и отбиваться, но все ее занятия спортом, не могли помочь, против мужчины на 20 кг тяжелее ее. Подловив момент, я ударил ее в грудь, и, пока она, согнулась, пытаясь отдышаться, я повалил её на пол и несколько раз ударил ногой. Я пошел на кухню, нашел там скотч и заклеил ей рот, предварительно запихнув в него свой платок.

Разрезал ножницами всю ее одежду и голую повалил животом на кровать. Несколько минут у меня ушло на то, чтобы привязать ей скотчем руки и ноги к краям кровати. Она так возбуждающе виляла задом, так непонимающе на меня смотрела, что я на мгновение залюбовался ею. А ведь у нас и вправду все могло получиться. Сексуальная, необычная, умная, а ее пизда? Есть ли на свете песни, чтобы достойно восхвалить ее великолепие?

И уже через пару дней, я из-за нее лишусь не только ее пизды, но и любой другой пизды. Навсегда! Я позволял своей злости накапливаться внутри меня, чувствуя, как ненависть переполняет меня и жаждет освобождения. Я не переживал, она найдет его. Пусть я програл всю свою жизнь, но сейчас у меня осталась последняя игра, и я собирался насладиться ей по полной. Медленно, смакуя момент, я достал ремень и со свистом опустил ей на зад.

Ее крики были слышны даже через скотч и кляп, под ним. Снова и снова я опускал свой ремень на нее, наслаждаясь ее чуть слышными рыданиями. Я бил ее по спине, заднице и ногам, пока на ней не осталось места, не покрытого красными следами, нанесенными моей яростью. Я отложил ремень и сел у ее ног. Руками я раздвинул ее кровавый зад, наслаждаясь новыми воплями, которые вызывали мои прикосновения. Смочив свой член, я ворвался в ее зад. Может у нее и было много любовников до меня, но уверен, ни от чьего члена в своей попке, она не испытывала такого удовольствия.

Это был великолепный секс, все было чудесно. Ее слезы и сдавленные хрипы возбуждали меня, как никогда. Она постоянно ерзала подо мной, стараясь найти положение, при котором ей будет не так больно. От этого всего я весь покрылся её кровью, и это было прекрасно. У меня никогда не было девственницы, но эта кровь была еще лучше. У многих член пачкался в крови девушек, но, сколько из них искупались в их крови целиком? Много раз я подходил к оргазму, но, останавливаясь, не достигал его, чтобы продлить наслаждение. Наконец, я устал ебать эту шлюху и отпустил свой оргазм, ожидая наплыва света, к которому я уже привык с Олей.

Оргазм получился тяжелый, не как раньше, а на свет не было даже намека. Видимо, Оля не желала делиться со мной светом таким образом. Я и раньше был на нее зол, но это её последнее предательство по отношению ко мне, вывела меня из себя окончательно. Я вскочил на ноги и стал бить ее ногами по ребрам и голове, пока она не затихла. Когда я понял, что она потеряла сознание и уже не почувствует моих ударов, я встал над ней и стал на нее мочиться.

Это было последнее, что я мог с ней сделать.

Потом я вспомнил о игрушках, спрятанных у меня дома. Я решил принести их, чтобы поиграть с Оленькой, когда она очнётся.

Я оделся и пошел домой. Все прохожие, как-то странно на меня смотрели, но я не обращал на них внимания. Я был весь в своих фантазиях. На очередном углу меня остановили пара полицейских, и спросили не ранен ли я? Я не понял к чему они спрашивают и ответил, что чувствую себя просто великолепно.

Краем глаза я увидел за их спиной своё отражение в витрине магазина. Взъерошенные волосы, лицо и руки в крови и я рассмеялся. Полицейские настороженно смотрели на меня и ждали.

— Ах, это? Это очень смешная история, просто тут такое дело... — не дав им сообразить, что мне совершенно нечего им сказать, я бросился на одного из них и толкнул на второго. Пока они пытались подняться, я нырнул в ближайший двор и побежал.

Я несся, как никогда, петляя между машин, опасаясь, что они начнут стрелять. Наконец, я увидел вдали значок метро — это был шанс. Только нырнуть в толпу, а там надо будет только хотя бы как-нибудь оттереть свое лицо и уже никто меня не найдет. Кто знает, может найду способ скрыться от правосудия совсем. 200 метров до метро, 100. Когда оставалось уже 50 метров до подземного перехода, я обернулся на мгновение и не увидел сзади никого. С восторженным криком я забежал в переход и начал петлять в толпе. Купить билет не было времени и я пробился сквозь людской затор и перемахнул через турникет.

Охранник появился прямо из-за столба и схватил меня за руку. Я попробовал вырваться. Но не смог. С криком я бросился на него и повалил его на землю, еле я вырвался и хотел опять побежать, как на меня навалился второй. Пока они держали меня подбежали мои преследователи милиционеры, и, стянув мне руки наручниками, поволокли в отдел, разбираться.

Говорить толку не было, и я решил молчать и ждать. 3 дня они выясняли мое имя. Еще через два у меня взяли тест на днк. Прошло две недели и вот я уже в суде. Камеры, журналисты, интервью — всё, как положено — прям звезда.

Понимая, что терять уже нечего я рассказал журналистам всё и даже, кое-что сверху. Но на допросах продолжал всё также молчать. Уже просто из упрямства, чем от расчета.

Единственное, что я сказал в суде, так это оформил прошение о помещении меня в одиночную камеру. 3 месяца слушаний и разбирательств и вот он час оглашения приговора.

— Решением суда бла бла бла бла гражданин бла бла бла бла приговаривается к пожизненному заключению в колонии строго режима бла бла бла бла прошение обвиняемого об одиночной камере отклонить за неимением оснований.

Конечно, я не ждал награды, собственно я выйти из тюрьмы не особо надеялся, но колония, но строго, но пожизненно, но на общих основаниях. Это не приговор о пожизненном, это приговор о моей смертной казни.

Я начал кричать о несправедливости, о жестокости, о том, что меня убьют. Я молил о снисхождении, молил о пощаде, кричал, что больше так не буду... но встречал лишь безразличные взгляды окружающих меня людей.

И последнее, что я увидел, когда меня уволокли из зала суда — это глаза Стервы, насмешливо смотрящие на меня из зала.