Табель о блядях. Тематика: Рассказ блядь Часть вторая: Блядь № 35 etc

Этот рассказ я посвящаю одной из самых преданных своих читательниц. Нежной и страстной, утонченной и обольстительной, безгранично преданной и беспрекословно чтящей мои пожелания девушке. Настоящего имени её назвать не смогу, ибо повязана она священными узами брака и достаточно известна в определенных кругах. Поэтому обращусь к этой особе именем, данным ей мною, однажды и навсегда. Далила, речь идет о тебе. И ты знаешь, за что именно я благодарю тебя этим произведением.

Эта история произошла в один из первых дней моего пребывания в Украине. Я даже дату хорошо помню: 29 августа.

... за два дня до того.

Отгуляв восемнадцатый день рождения в окружении родственников, на следующий же день, к вечеру, я заехал в общагу. По известным законам совместного проживания, тут же «выставился» перед будущими однокашниками за поселение и посвящение в студенческое братство. Обряд для вчерашней «абитуры», в изрядной степени, затратный, но совершенно неизбежный. Впрочем, не лишенный и своих прелестей.

Закатил я, в общем, пир, едва ли не на весь мир. Бухали по-взрослому, водку пивом запивали, да папиросами закуривали. Закуска, поначалу, тоже была. Но вечно недоедающие студенты моментально обратили её в снедь, и к исходу третьей рюмки запинали съестные припасы к чертовой матери. Но фактом этим никто особенно не омрачился. Пили-то исключительно во имя пьяного угара, и никак не ради ощущения праздника.

Народа в тот вечер на мой хмельной огонек сбежалась тьма тьмущая, однако знакомых лиц было катастрофически мало. Сосед по комнате, да несколько ребят из числа прибывших на учебу одновременно со мной. В связи с более ранним поселением они «выставились» на день раньше, так что с этим делом мне капитально не свезло. Они-то в складчину народ поили, а мне пришлось в одиночку лямку тянуть. Хотя, это были сущие пустяки по сравнению с теми затратами, с которыми я столкнулся в дальнейшем студенческом быту.

В плане оплаты обучения и проживания в общежитии, с нас, как с иностранных студентов, драли три шкуры. Но кое-какие выгоды, все же, имелись. Поселение по двое, к примеру, в отличие от четырех (а бывало и шести) человек на комнату для местного населения. Это было очень удобно, хотя и обходилось раза в три дороже обычного.

Подселился к парню по имени Максим. Макс приехал из Алма-Аты, учился на четвертом курсе и слыл, известным на всю округу, бабником. Потому вовсе неудивительно, что на «праздник жизни» сбежалось десятка полтора девчонок с верхних этажей. Общага была смешанного типа. Никто никого по половым признакам не разделял. Жили сообща, кому, где вздумается.

В самый разгар пьянки, часам к десяти вечера, я познакомился с Аленой. Довольно симпатичной кареглазой шатенкой, сходу обозначившей заинтересованность в моей персоне бестолковой, но навязчивой болтовней. Некоторое время девушка обстреливала меня недвусмысленными намеками на дальнейшее уединение и совершенно неуместными рассказами о экс-бойфрендах. Я по сей день силюсь понять, на кой черт она мне о них щебетала, но адекватной причины найти не могу.

Вероятно, это должно было быть интересно с точки зрения восхищения её дамскими чарами, действовавшими на молодых людей словно магнит. Впрочем, как показала практика, её дамские чары оказались полным фуфлом. Их не хватило на предотвращение моей полной капитуляцией перед «зеленым змием». Интригующему интимному уединению с данной мадемуазель я предпочел автопилот, доволокший меня до койки и, последовавший вслед за тем, совершенно вымороженный, беспокойный сон.

Наутро я не сразу нашел себя на кровати. Не сразу понял, что с головой укутан в покрывало, причем, явно не мое, поскольку спал одетым и постель не расстилал. Несколько раз пытался проснуться, но результаты приложенных усилий оказались сильно плачевны. Голова гудела и раскалывалась. Язык в пересохшем рту был мне явно не знаком. Тяжеленный аромат перегара, наверняка, благоухал в моем войлочном коконе во всей своей красе, но я его не чувствовал напрочь заложенным носом. Это был кошмар наяву, одно из самых сильных похмелий в моей жизни.

Наконец, я собрался с силами и вытянул свое бренное тело наружу. Сел на кровати и уставился на соседнее ложе. На нем, в обнимку, мирно сопела парочка, в которой без труда узнавались Максим и Алена, нашедшая-таки применение своим волшебным чарам. На полу, подобно хозяевам, в обнимку, валялись скомканные мужские плавки и женские трусики. Чуть поодаль, у кухонного стола, заваленного пустыми бутылками, грязной одноразовой посудой и прочим мусором обнаружился и лифчик. Очевидно, в порыве страсти он был содран самым первым и отброшен в сторону за дальнейшей ненадобностью.

«WеlcоmеtоUkrаinе, Санч», — подумал я про себя со скепсисом, и поплелся на ватных ногах к столу, намереваясь обнаружить там средство опохмела. Сканирование столешницы не принесло обнадеживающих результатов. Кроме пачки «Честерфилда» с тремя сигаретами на борту поживиться было решительно нечем. Пошарил по карманам в поисках денег, не нашел ни рубля, пардон, ни гривны. Только карта «ПриватБанка», но банкоматы в ту пору были достаточно редким явлением, и не торчали из стен зданий на каждом углу. До ближайшего из них нужно было прилично протопать, что не представлялось возможным, ввиду отказа большей части навигационного оборудования. Проще уж было выползти в коридор и долгануть пару копеек на бутолчку пенного у кого-нибудь из новых соседей.

— Ну что? Нечем полечиться? Все выжрали? — донесся до меня хриплый девичий голос из спальной части комнаты.

— Подчистую, — обернулся я к заспанной мордашке очухавшейся Аленки. Она смотрела на меня из-за быльца кровати, лежа на животе, и выглядела очень не презентабельно.

— У меня литр «Оболони» в комнате есть. Может, поднимешься к Жанке? Скажи, что для меня, она даст, — болезненным голосом предложила шатенка, устало закатывая глаза. По всему было видно, что чувствует себя она не многим лучше меня.

Я вопросительно уставился на нее, поскольку понятия не имел куда подниматься и кто такая эта Жанна. Алена поняла немой вопрос и, не вдаваясь в подробности, выдавила из себя:

— Комната «747», Жанна Свиридова, она там одна, не ошибешься.

— «747»? Жанна? Стюардесса, что ли? — пошутил я.

Судя по затуманенному взору Алены — шутка была не распознана и, следовательно, не вполне удачна.

— Самолет такой есть, — принялся я зачем-то пояснять, — «Боинг-747». Самый известный из «Боингов». «Горбатый» такой, во всех буржуйских фильмах его вечно показывают. Плюс песня у Преснякова — младшего есть «Стюардесса по имени Жанна»...

Взгляд Алены так и не принял необходимого выражения взаимного понимания, и я бросил это дело, настолько же гиблое, насколько и глупое. Молча, развернулся и поплелся на седьмой этаж за спасительным литром пива.

На стук в дверь долго не открывали, и я уж подумал, что не откроют. Но замок, все же, пришел в движение, лениво щелкнул и дверь приоткрылась. Вместо анонсируемой Жанны на пороге обнаружился лохматый заспанный парень в самопальных джинсовых шортах и с серьгой в левом ухе. Он непонимающе глазел на меня, пока я не спросил Жанну.

— Жанка, это к тебе! — крикнул он, обернувшись, вглубь комнаты.

— Кто? — раздался скрипучий, не прокашлянный еще с утра, голос.

— А я знаю? Встань, да посмотри, — раздраженно ответил лохматый.

— Спроси кто, и чего надо, — не унималась незримая Жанна, очевидно, упорно не желавшая вылезать из постели.

— Бля, Жанна, человек к тебе пришел, выйди и сама поговори, — психанул молодой человек.

С недовольным бормотанием из сумеречной зоны, созданной плотно задернутыми шторами, выплыла фигура, похожая на привидение. Жанна оказалась завернутой в простыню миловидной блондинкой, имевшей совершенно несчастный внешний вид. Красные от недосыпания глаза выдавали причину её состояния, а наличие лохматого парня в её койке являло собой непосредственную причину распознанного недосыпа.

— Ты кто такой, родной? — обратилось ко мне усталое «привидение», с плохо скрываемым безразличием.

— Ты Свиридова? — угрюмо проворчал я в ответ, возмущенный своей головной болью и её пренебрежительным тоном.

— Ну, я, а что? — чуть более заинтересованно ответила Жанна, приглаживая волнистые волосы за очаровательные ушки.

— Тогда литру пива гони, Алену будем отпаивать, — пробубнил я исподлобья.

— Понятно, — покачала головой блондинка, доставая из холодильника пластиковую бутылку спасительного напитка, — Где эта прощелыга?

— У нас, внизу, — ответил я тупо, и совершенно неопределенно.

— У вас — это у кого? — последовало резонное уточнение.

— У нас — это на четвертом этаже, в четыреста сорок восьмой.

— Вот коза драная, опять с Улановым спуталась? — ахнула Жанна, припомнив, кто же там в четыреста сорок восьмой комнате обитается.

— Спуталась, не спуталась — мне без разницы, сами разбирайтесь. Ты пиво-то даешь или нет? — поторопил я её.

— Держи, — девушка передала мне бутылку, — А Аленке можешь передать, чтобы она поднялась или хотя бы набрала меня на мобильный? У меня на счету — зеро, даже не вызов не хватает. Тебя, кстати, как зовут?

— Как АлександрИЕМ нарекли при рождении, так в миру по, сей день, и величают, — пошутил я значительно дружелюбнее, осчастливленный литром холодненького пивка.

— Держи, тогда, АлександрИЙ, еще литрушку, лично от меня. По мятой роже сильно заметно, что отпаиваться тебе самому в первую очередь надо, — рассмеялась Жанна на мой старославянский «закос», протягивая вторую бутылку, — А Аленке обязательно передай, чтобы со мной связалась, лады?

— Да я-то передам, но ты бы лучше сама к ней наведалась. Она сейчас кружечку пивка засадит, и сомлеет на старые дрожжи. И тогда уже вряд ли её другие вопросы волновать будут.

— О нет. Я и четыреста сорок восьмая — понятия не совместимые, — отрезала Жанна.

— Ясно. Смотри сама, тогда, тебе виднее, — повернулся я уходить.

— Стой! — остановил меня девичий оклик, — Тогда просто передай ей, что я на работу через час ухожу, и ключ на вахте оставлю, если она к этому времени домой не заявится.

— А не проще просто ключ через меня передать?

— Был бы второй — передала бы.

— У вас чё, один на двоих? — удивился я.

— А ты у этой пьяньчужки поинтересуйся, где она свой провтыкала. Вторую неделю ищем, — разругалась Жанна на соседку, хотя и без злобы.

— Вот мне делать больше нечего, только про ключ потерянный расспрашивать. Ищите, — пожал я плечами, — Ладно, пойду я. Все передам, как просишь.

— Спасибо! — услышал я вслед.

Затем дверь захлопнулась, щелкнул замок, и воцарилась тишина, сопровождаемая лишь невнятным электрическим жужжанием и противным мерцанием неоновой лампы, отживающей короткий век службы в рядах устройств, круглосуточного коридорного освещения.

По возвращению в комнату существенных изменений в диспозиции вещей и спящих тел обнаружено не было. Разве, что Макс принялся похрапывать, а Алена прибрала свое нижнее белье. Теперь Максовские трусы валялись у кровати в гордом одиночестве. Я окликнул девушку, предлагая хлебнуть пивка. Она махнула рукой, мол, буду, но чуть позже, и полезла с головой под покрывало.

— Наше дело — предложить, ваше дело — отказаться, — заключил я, с огромным удовольствием осушая сразу полбутылки.

Через пару минут по телу пробежала волна облегчения, и я, вмиг снова опьяневший, вывалился в коридор выкурить сигаретку. Вообще на этажах общаги курить, конечно же, было воспрещено. На всех, кроме четвертого, иностранного. Учитывая стоимость нашего проживания, коменданты закрывали глаза на сие правонарушение. Они делали вид, что не видят, а мы делали вид, что не курим. Пару раз в месяц, правда, старосте «понаехавших» выносился устный выговор, но он не имел ровным счетом никаких последствий. Формальность в чистом виде.

Я присел на корточки, подперев спиной стену, и усердно затянулся горьким дымом. Со стороны, вероятно, выглядел я жалко и, наверняка, напоминал обсаженного нарика. Не успела дотлеть первая сигарета, а я уже подкуривал ею же вторую — душа, не переставая, требовала яда. Эх, видела бы меня в тот момент Антонина Яковлевна, наша классная, составлявшая всем подопечным положительные характеристики для поступления в ВУЗы. Ох, и понаписала бы она для приемной комиссии обо мне комплиментов!

Течение пьяных размышлений прервала дверь моей комнаты. Она приоткрылась и вытолкнула наружу Алену, не твердо стоящую на ногах. Девушка присела рядом, выдохнув вопрос:

— Покурим?

— Оставлю, — протянул я, вновь глубоко затягиваясь.

— Тебя как зовут? — спросила шатенка, помолчав, — Ни хрена со вчерашнего не помню.

Я от души рассмеялся.

— Ты ж меня ночью клеила, к себе звала. А теперь даже имени не помнишь?

— Я? Тебя? Не может быть! — искренне удивилась девушка.

— Ага, не может, как же. А кто мне рассказывал, что вы с подружкой вдвоем живете? Типа, не хуже нас, хотя платите по обычному тарифу. Кто грозился спровадить её к товаркам с ночевкой, а мне устроить шоу?

— Серьезно? Ну, в принципе, это на меня похоже, — беспечно пробубнила Алена, — То я просто в ауте была. А я когда в ауте — дура чеканутая. Не было бы никакого шоу, ты на меня пьяную не ведись, если что. За нос повожу и не дам.

— Да? А Уланову, тогда с какой радости дала? — усмехнулся я.

— Да я хз. Говорю ж, не помню ничё, — отмахнулась Алена от идиотской темы, — Ты мне покурить оставляешь? Один бычок, вон, остался уже.

— С тебя хватит, — ответил я, передавая шатенке остаток сигареты.

— Тебе Жанна ключ на вахте оставила, — добавил я, поднявшись на ноги, и шагнул в оставленную открытой дверь, — Сделайте дубликат, что ли? Или замок смените.

Остаток дня, до самой ночи, я продрых беспробудным сном. Точнее, почти беспробудным. Один раз, «отлить», все же поднимался. Максима не застал. Его постель была заправлена, бардак в комнате частично ликвидирован, а на прикроватной тумбочке валялась записка, составленная в стиле Максима, приверженца краткости и минимализма:

«Уехал. Буду первого. Звони. Макс».

В десятом часу, наконец, окончательно очухался и поперся в душ. Некоторое время простоял под холодными струями, изгоняя из организма последние алкогольные пары. Потом еще столько же времени вымывался и выбривался. К двенадцати часам, наконец, привел и себя и жилплощадь в надлежащий вид. Чем заниматься дальше — решительно не представлял. Спать, естественно, не хотелось. Вмыкать в «ящик" — не вариант. Копаться в телефоне — скучно. Слоняться по соседям в столь поздний час — не комильфо. Решил пойти на общую кухню. Заварить чайку, постоять у распахнутого окна, покурить, подышать ночным воздухом.

Сказано — сделано. Пакетик черного «Липтона», при содействии ломтика лимона, сделал свое дело. Взбодрил, тонизировал и окончательно привел меня в чувство. Откуда-то сверху донесся громкий девичий смех, показавшийся мне до боли знакомым. Высунулся в окошко и задрал голову вверх. Так и есть. Тремя этажами выше из окошка торчало несколько девчонок. В одной из них узнал Алену, во второй Жанну. Еще двух помнил плохо, но знал, что они были вчера на моей «first-studеnt-pаrty».

Девки курили и отчаянно веселились какой-то дико юморной нелепице, которую вещала Алена. Поддавшись порыву импровизации, я громко проголосил ввысь фальшивым голосом куплет из бессмертного хита советской эпохи:

Эй, вы там, наверху,

От вас опять спасенья нет.

Не могу больше слушать

Я этот ваш кордебалет.

— Это кто там такой музыкальный? — последовала почти враждебная реакция в исполнении Жанны.

— Женщина, которая поет, — ответил я весело.

— Алла Борисовна, вы? — продолжилась словесная перепалка.

— Ну, а кто? Конечно, я!

— Алла Борисовна, а что с голосом-то? — вступил в диалог другой, незнакомый мне голосок, — Куда подевался ваш чудесный альт?

— Куда-куда? — закудахтал я, — Проебала я его.

Мой ответ произвел на седьмом этаже настоящий фурор. Девки гомерически заржали, и продолжалось это, по меньшей мере, минуту. Вот тут-то я и понял, что смех не вполне здоров и адекватен. Этот надрывный хохот с заторможенной амплитудой гортанных сокращений и протяжными провисаниями не спутать ни с чем. Без «волшебной» травки, определенно, не обошлось.

— Ну что, поискать мой чудесный альт поможете? — обратился я наверх, как только поутих гогот, — Может, и ключ потерянный отыщем заодно.

— Ааа, я поняла, кто это! — пропела Жанна, — АлександрИЙ, изволь к нам на огонек пожаловать?

— А веселой сигареткой угостите? — подколол я девчонок.

— Да ты что ж такое кощунственное говоришь-то, АлександрИЙ? Мы водку не пьем, ганжик не сосём и в зад не даём, — последовал смелый ответ, сопровождаемый новым взрывам подкумаренного хохота.

— Расскажи бабушке, про эрекцию дедушки. Видел я вчера ночью, как вы не пьете, не сосёте и не даёте, — дерзко парировал я.

— Вечер перестает быть томным, — произнесла Жанна многозначительно, — Это веское обвинение. Доказательства есть?

— Доказательства — не проблема. Спорим, сейчас поднимусь, и улики сами найдутся?

— Спорить, наверное, не будем. С нами тут Алена, а она у нас элемент ненадежный, — девушка предусмотрительно отказалась от возможного расследования, — Но ты все равно поднимайся, разбавишь наш женский коллектив. Сразу в комнату заходи, у нас там небольшой банкет.

Приглашением я, разумеется, воспользовался, но не сразу. По дороге заглянул к себе, и зацепил мешок фисташек, привезенных с собой из Узбекистана и чудом уцелевший, после вчерашней, всепоглощающей, попойки. На всякий случай расфасовал по карманам спортивных штанов пару презервативов. В правый — ребристый, в левый — ультратонкий. Судя по всему, они сегодня могли очень даже пригодиться.

— Что празднуем? — спросил я, заглядывая в дверь с табличкой «747».

Девчонки сидели вкруг журнального столика, приставленного к паре сдвинутых панцирных кроватей. Это довольно частая практика в женских комнатах, применяемая для экономии места. Парни, по понятным причинам, этого никогда не делают, а вот девчонки — запросто. Сдвигают кровати, застилают поперек несколькими матрасами и, вуаля, широкое ложе, значительно более удобное одноместной койки, готово. На таком комфортно и спать, и перед телевизором валяться и трахаться, само собой разумеется.

— День Петра! — не задумываясь, и даже не моргнув глазом, ответила Жанна, выглядевшая раз в сто привлекательнее, чем давеча утром.

— Это чё еще за праздник такой? — усомнился я (и небезосновательно) в существовании подобного торжества. Впоследствии я узнал, что студенты нашей общаги, выпивая без особого повода, круглогодично «отмечают» это псевдособытие. Но тогда мне это было невдомек, потому я и был, вполне справедливо, осмеян, все тем, же неадекватным коллективным хохотом.

— Как? Ты не празднуешь великий День Петра? — надрывалась одна из двух незнакомок, русоволосая девушка в домашнем махровом халатике.

— Было бы — чем праздновать, а вот, что именно отмечать — мне до настольной лампы, — ответил я лаконично, и меня вновь окатили волной довольного смеха. Одобрительного, на сей раз.

— О! Наш человек! Бери тару и подваливай на раздачу, — тряхнула иссиня-черными кудряшками вторая незнакомка, хватаясь за большой бутыль с вином, очевидно, домашним.

Приглашать дважды меня не потребовалось. Захватив в кухонной части комнаты самую обычную керамическую кружку с забавной надписью «Ilоvебухать», я разместился на полу, рядом со все той же кудрявой девушкой, наполнившей емкость до краев ароматным крепленным вином.

— Танька у нас молдованка, — пояснила Жанна, — Её родичи-винокуры нас виношкой с первого курса снабжают. Знакомьтесь, кстати, это — Аня, это — Таня. Аленку знаешь, меня тоже.

— Я гагаузка, — вежливо поправила подружку Татьяна.

— Тогда пьем сначала за автономию Гагаузии, потом за знакомство, а там и Петра вашего помянем, — поднял я первый тост.

Следующий час мы активно знакомились поближе. Девчонки, впрочем, практически ничего о себе не рассказывали. Четвертый курс, друг дружке все землячки, учиться приехали из соседнего Днепродзержинска. Вот и все, по большому счету, что мне стало о них известно. Зато они, в свою очередь, безостановочно расспрашивали меня про мою родину, казавшуюся им столь же экзотическим краем, как, скажем, Бангладеш.

Продолжительный разговор о среднеазиатских странах, как правило, рано или поздно, упирается в обсуждение доступности там наркотических средств. Людям, проживающим в странах Европы, отчего-то думается порой, что на Востоке можно выйти к ближайшему базарчику и, совершенно не напрягаясь, наряду с изюмом или курагой, прикупить килограмм-другой героина. А заросли конопли — это и вовсе типичное зрелище, присущее декоративно-растительному оформлению каждого уважающего себя двора.

Так считали и мои новые знакомые. Я не стал вдаваться в подробности, объясняя им, что в Узбекистане, к примеру, незаконная торговля и употребление наркотиков карается куда строже, нежели в Украине. Просто сказал, что их представления несколько ошибочны, и напрямую вломил вопрос о наличии у них «веселой травки»:

— Ну, так, а вы где свою «шмаль» храните?

Девчонки переполошились. В их планы явно не входило обсуждение их собственных запасов.

— У нас нет никакой «шмали», — осторожно ответила за всех Жанна, определенно игравшая в их квартете роль «первой скрипки».

— Ой, та ладно! — отмахнулся я скептически, — Кому ты рассказываешь? Курите же? Курите. Сегодня курили? Курили. Всё скурили? Не всё. Ни за что не поверю, что всё. Почкой правой чую, что «кораблик» с вечера брали, а «напасли» максимум полтора «косяка». А остальное, значит, где? Остальное, значит, в «нычке». Вопрос не в том, есть ли она, а в том — где она.

— Ты полегче с выводами, Шерлок, Танька у нас староста этажа, вообще-то, — Жанна решила защищаться нападением.

— Пфф... , — скорчил я рожу, — А староста что, не человек что ли, расслабиться не любит?

— Да любит, конечно же, любит. Жанка, хорош в шпионов играть, давайте лучше «подогреемся», — встряла в разговор с разумным предложением та самая Таня-староста.

Жанна, которой, вероятно, доставляло некое удовольствие пререкаться со мной, на это ничего не ответила. Молча, подставила табуретку к стене и достала из глубины вентиляционного отверстия пакетик зеленого порошка растительного происхождения.

— Кто «забивать» будет? — спросила она, покручивая заветный узелок на указательном пальце, — Я не буду, бо психовать опять начну.

— Я «забью», — предложила Алена, — Анька, дай сигарету.

— Стой! Давайте лучше по паре «мокрых» сделаем, до самых костей «проберет»? — выдвинул я свое предложение, — Вы, где обычно «напасаетесь»?

— В семьсот четырнадцатой, но это строго между нами, окей? — заговорщицки шепнула Таня-староста, будто её кто-то мог подслушать, — Эта комната у нас для заочников содержится. Убитая — в задницу. Там только шкаф, да пара кроватей. Ключ у меня, как у старосты, хранится.

— Понятно, — улыбнулся я, — Пользуешься служебным положением.

— Типа того, — улыбнулась в ответ брюнетка, и взглянула на меня с особой симпатией. Этот взгляд был мне знаком и означал, что я очень даже ей приглянулся. Да и она была весьма недурна собой. Под спортивным костюмчиком угадывалась неплохая фигура, а смазливое личико не портила даже пара красных прыщиков, старательно замаскированных тональным кремом. На эту молдавскую курочку вполне можно было пустить запас презервативов, пролеживающих в карманах без дела.

Четвертью часа позднее, мы тихонько пробрались в, ужасающе пустую, комнату «714», и закрылись изнутри на замок. Не завидовал я заочникам, дважды в год въезжающим, в эти унылые стены, украшенные обоями, раза в два, пожалуй, старше меня. Зато для бывалого «планокура» этакое помещение было воплощением самых смелых фантазий. Комната совершенно нежилая, можно смело следить, плеваться, тушить сигареты об пол. А когда поймаешь «приход" — завалиться на пружинную кровать и, мерно покачиваясь в такт наваливающемуся на тебя миру, любоваться табунами розовых слонов, носящихся по периметру комнаты, залитой бирюзовым светом пурпурной луны.

Из эмалированного ведра, наполненного водой, пластиковой бутылки и фольги, добытой из пачки сигарет, я собрал элементарный «курительный гаджет». Не заморский бонг, разумеется, но «сойдет, для сельской местности», как говорится. Установил приспособление на табурет, запалил галлюциногенное топливо и подозвал к дымному источнику свое дамское сопровождение.

Девчонки пыхнули по паре раз, я — трижды. Пока глухо откашливались и запивались пивом, особенного веселья не наблюдалось. Но вскоре ситуация в корне изменилась. Недовольство Ани, укуренной в полнейший хлам, высказанное в адрес своего зрения произвело эффект разорвавшейся бомбы. Девушка пыталась рассмотреть который час на экране мобильного телефона, но никак не могла глаза в кучу собрать. Изображение, вероятно, двоилось или прыгало. Она тщетно прижимала устройство к правому глазу, не на шутку бесилась и, наконец, заявила ему, правому глазу, что ненавидит его за предательство. Мы, что называется, полегли.

Я ржал до слёз. Ржал так, что дыхательный аппарат мог вполне выйти из строя. Остальные девушки, включая саму Анну, не отставали. Алена даже на пол завалилась, поджала под себя коленки, и лежа на боку, корчилась в конвульсиях, которые незнающий человек, наверняка, счел бы предсмертными. Приступ безудержного хохота стих не скоро, а когда стих, то сменился вторым. Это Жанна взялась рассказывать «бородатый» анекдот про черепаху, получавшую анонимные звонки.

Девушка умудрилась впихнуть в коротенькую историю описание пляжа, на котором, якобы, загорала черепаха. Название коктейля, который она при этом попивала. Тарифный план её сотового оператора и даже производителя мобильного телефона, на который поступали звонки. Однако в новом взрыве хохота мы зашлись вовсе не из-за этих подробностей, хотя и они были довольно забавны. Убило нас её признание в том, что, увлекшись подробностями, она напрочь позабыла, что именно рассказывала.

Сколько продолжался сеанс нашей смехотерапии я не знаю. Аня тогда так и не рассмотрела точное время. Знаю одно — попустило нас всех далеко не одновременно. Из плена дурмана я выпутался первым. Затем Жанна с Таней. Третьей — Алена. А вот Аньку, вслед за ощущением эйфорического смеха настигла болезненная задумчивость. Она забилась в дальний угол и замолчала. На вопросы отвечала скупо или вовсе не отвечала, признаков участия в жизни коллектива не проявляла. Перекурила, одним словом.

Девочки всерьез обеспокоились за нее, а когда она жалобно попросила Таню идти домой (они жили в одной комнате), последняя, не задумываясь, простилась с нами и повела подругу спать. Перспективное, в плане потенциального сексуального приключения, знакомство на сегодня было окончено. (Специально для . оrg — BestWeapon. ru) Применение презервативов откладывалось до следующего раза. Оставались еще Алена с Жанной, но мне, вряд ли, что-то с ними светило. Алена не проявляла вчерашнего влечения, а Жанна все время лезла на рожон и противоречила. Ругаться с такой барышней можно сутками. А вот трахаться... Трахаться, только если обоим приспичило, но не с кем.

Тем не менее, вечер, переставший быть томным, на этом не заканчивался. Девчонки позвали смотреть кино и допивать винчик. Наскоро уничтожив следы своего пребывания в семьсот четырнадцатой, мы поспешили обратно в семьсот сорок седьмую. Фильмотека у обитательниц «авиационной» комнаты оказалась скудной, комедии практически отсутствовали.

В итоге допотопному видеомагнитофону была скормлена кассета с записью комедии «Без чувств», вполне актуальной на то время. Просмотр ленты сопровождался обильным поглощением бананов, яблок и винограда. Больше у девчонок разжиться было нечем. Фисташки, приволоченные мной, в ход пущены не были. Уж больно ценным был продукт, чтобы забивать им симптом нездорового голода, практически неизбежного после курения травки.

«Без чувств» не оправдал возлагаемых на него надежд. Хотя, по правде сказать, не его вина, что той ночью, он так и не дождался наших улыбок. Мы выхохатали в семьсот четырнадцатой весь доступный запас смеха. Эмоционально опустошились, так сказать. Как следствие, на краешке сдвинутых кроватей восседали три буки, безразлично пялящихся в экран телеприемника.

Не знаю, о чём думали Жанна с Аленой, но, лично я, размышлял о перемещении в свою берлогу. Единственное, что удерживало меня от осуществления этого маневра — недобитый бутыль вина, казавшийся поистине бездонным. У меня, что называется, «открылся клапан», требовавший безостановочной подпитки виноградным пойлом.

В какой-то момент я, всё же, решился на прощание с заветным сосудом и гостеприимными хозяйками. Однако именно в тот момент, когда я вознамерился откланиваться Жанна, сидевшая по левую от меня руку, внезапно вцепилась в моё лицо руками и задушила слова вежливого прощания безумным поцелуем. Я не ошибаюсь в подобранном выражении.

Поцелуй был пьяным и опьяняющим, развязным и безудержным, страстным и требовательным. Одним словом, именно безумным. Девушка совала язык в мой рот с таким напором, будто боялась, что я вот-вот его отвергну. Напрасно боялась. Кто ж от такого отказывается? На поцелуй я ответил взаимностью, ухватив блондинку за затылок обеими руками. Посасывая её винно-табачный язычок, хотел было задуматься о позабытой Аленке, но не успел. В эту самую секунду пара ловких девичьих рук дотянулась до резинки моих спортивных штанов, и я понял, что сейчас случится нечто фееричное.

Предположения незамедлительно материализовались. Жанна, не прерывая поцелуя, резко уложила меня на спину и запрыгнула ко мне на грудь. Градус противостояния повышался. В нижней части моего туловища ситуация также обострилась. Всё те же ловкие руки торопливо стащили с меня спортивки с трусами, и сгребли член с яйцами в букет. Всё произошло настолько стремительно, что моя физиология и отреагировать должным образом не успела. Впрочем, очень скоро она наверстала упущенное, однако сделала это уже у Алены во рту.

Признаться, обуявшие меня ощущения, были настолько пленительны, что я оцепенел и даже не пытался участвовать в происходящем процессе. Просто лежал, кайфовал и благодарил судьбу за бесценный подарок. Ничего подобного я, до той ночи, не испытывал. Всегда знал, что однажды это случится, много фантазировал на эту тему. Но не думал, что произойдет это не по моей задумке и даже не по моей инициативе. Что же до конкретных, плотских, ощущений то моё тело просто пело от счастья. Целоваться с одной барышней, в то время, как вторая отсасывает — это, буквально, неописуемый спектр эмоций и чувств.

Это настолько изысканное наслаждение, что его невозможно передать набором слов. Его нужно только пережить. Причем, для этого не обязательно быть именно мужчиной. Впоследствии, методом проведения личного опроса, я выяснил, что женщины тоже переживают нечто подобное, занимаясь сексом одновременно с парой самцов. Впрочем, не о том сейчас речь, в следующий раз обсудим эту животрепещущую тему.

Вскоре ощущение всепоглощающего восторга сменилось ещё одним возликованием души. Для начала дамы рокировались. Ощетинившийся фрагментом скалы пенис переместился в неугомонный рот Жанны, а винно-табачный поцелуй с заменившей её Аленой, обогатился пикантной ноткой моего члена, привнесенной в симфонию орального торжества устами шатенки. Девушка, кстати, целовалась как-то иначе, хотя и с не меньшей страстью. Более томно, что ли. Да и техники минета, применяемые подружками, разительно отличались.

Алена уделяла внимание всему стволу, стараясь заглотнуть его поглубже, а когда добиралась до мошонки, то подолгу держала её во рту, посасывая и перекатывая языком напряженные яйца. Жанна же сосредоточилась, в основном, на головке. Она усердно, порой даже слишком, сосала её, периодически принуждая, если не переносить боль, то, как минимум, содрогаться всем телом. Остальную площадь члена и выбритые яйца, блондинка только облизывала и целовала. Хотя и делала это, жадно постанывая, с демонстрацией очевидных признаков искреннего наслаждения процессом.

А потом мой поцелуй с Аленой, резко оборвался. Но лишь для того, чтобы шатенка сползла на пол, и присоединилась к подружке. В этот момент и произошло помянутое выше ликование души. В такие моменты невозможно дать однозначный ответ на вопрос: что лучше, созерцание двух мастериц, исполняющих минет на твоем «инструменте» или непосредственно сам минет? Я, по крайней мере, ответить тогда не смог.

Минут десять, а то и пятнадцать, я тупо пролежал, приподнявшись на локтях, и с восхищением пронаблюдал за беспрерывным кочеванием своих внешних половых органов из одного дамского рта в другой. За слаженной согласованностью в действиях непредвиденных любовниц, совершенно точно забавлявшихся подобными проказами не впервые. За энергичной старательностью обеих девушек, стремящихся с наскока, одной лишь оральной искусностью, заставить меня капитулировать и окропить их счастливые мордашки свежим семенем.

Но не тут-то было! Невдомек им было, глупышкам, что член мой — персонаж своенравный. После плотной накурки оживает, порой, не сразу и не по мановению волшебной палочки. Зато, если уж подымается — то это надолго. Так что, сколько они не бились над этой задачей, а решение всё никак не находилось. Онемевший ствол возвышался в паху неприступной башенкой и даже не думал складывать оружие.

Он ещё очень долго мог держать героическую оборону, но превращать двойной минет в рутинное зрелище, желания у меня не было. Поэтому еще, немного, полюбовавшись картиной, невероятно тешившей моё мужское самолюбие, я отобрал у подружек инициативу и взял контроль над ситуацией в свои руки. Как в прямом, так и в переносном смысле.

Перво-наперво, огорошил партнерш неслыханной наглостью. Бесцеремонно прихватил каждую девушку за волосы и поднялся на ноги. Поставил рядом и Алену, но тут, же толкнул её в грудь, повалив на кровать со словами:

— Ты у нас сосать умеешь, так что жди очереди.

— А тебя, — обратился к Жанне, — Будем учить, раз до меня никто не постарался.

Смесь шока и изумления, застывшая на лицах девушек, не поддается описанию. В наше время подобную реакция принято озвучивать буржуйской фразой: «Whаt thе fuck? ». Именно этот немой вопрос читался в двух парах карих глаз. Отвечать на него я не то, чтобы не торопился — не собирался, в принципе. Жанна сделала попытку что-то возразить и даже вскочить на ноги, но я, в пылу азарта и возбуждения, грубо пресек эти поползновения одним из самых варварских методов.

Сначала влепил звонкую пощечину, а затем, неожиданно даже для самого себя, нахально плюнул ей в лицо. Попал в правую щеку. Захлебываясь возмущением, девушка ломанулась было в сторону, что-то злобно шипя, однако я не только удержал её за волосы, но и отвесил ещё несколько хлестких пощечин. Нанося последний удар, мелькнула мысль, что переборщил я с кровожадностью. Да и вообще, зря всё это затеял. Жанна — сучка гордая и самоуверенная, живой врагу не дастся. Сейчас начнется истерика, переходящая в панику. Поднимется дикий шум. Из соседних комнат набежит толпа заспанных парней в одних трусах и, цитирую окончание той своей мысли, «даст мне пизды, и это я ещё легко отделаюсь».

Однако произошло невероятное. Жанна вдруг замерла, оставшись на коленях. Криков и дальнейшей ругани тоже не последовало. Блондинка часто дышала, раздувая ноздри, но молчала, ненавистно испепеляя меня взглядом. Терять нельзя было ни секунды. Ещё немного и верная добыча предпримет новую попытку спастись бегством, разглядев в моих глазах сомнение в необходимости крайних мер. Нужно было, не щелкая клювом, закреплять наметившийся успех импровизированного наступления.

Ещё одного точного плевка, на сей раз, точно в левый глаз, и скорченной страшной гримасы, оказалось достаточно. Жанна зажмурила «подбитое» око, и угнетенно прикрылась руками. Инстинктивно дернулась назад, когда я деланно занес руку, якобы, для ещё одного удара. Бить девушку я больше не собирался. Это была проверка её реакции. Если б гордо стерпела ещё одну затрещену — пришлось бы ломать стержень самолюбия ещё более суровым способом. А раз дернулась, пала духом и даже взмолилась: «Всё! Всё! Не надо! Больше не надо! », можно было расслабиться, дело сделано.

Занесенной рукой, вместо удара, я «умыл» блондинку слюной, стекавшей вниз по её личику. Она не сопротивлялась и терпеливо снесла унижение. Не сопротивлялась она и паре пальцев, вложенных в рот, даже когда я бесцеремонно полез ими в её глотку. Блондинка ошалело пялилась на меня, пока я елозил пальцами по нёбу, языку и зубам. А когда без предупреждения вогнал их вглубь, насколько смог — натужно зажмурилась, дважды крякнула, давясь кашлем, и неприлично, хотя и неконтролируемо, огласила комнату звонкой отрыжкой.

— Привет из глубины души? — усмехнулся я, бессовестно утирая оба пальца о краешек её рубашечки.

— О, господи... простите, — блондинка сконфуженно прикрыла ротик ладонью и, сгорая от стыда, отвела глазки в сторону.

— Что естественно — то небезобразно. То ли ещё будет. Рефлексы у тебя хорошие, приглушенные, будем совершенствовать, — пообещал я и покровительственно потрепал девушку за краснющую щечку.

Как именно совершенствовать её рефлекс, я ещё не решил. Но хмельная дурость, воспалившая моё сознание, без труда подготовила для блондинки следующий этап испытания. Оглянувшись по сторонам, я зацепился взглядом за пустое ведро, сослужившее недавно роль составной части «курительного девайса». Тем же взглядом запнулся о маленький кассетный диктофон, лежащий на ученическом столике, рядом с конспектами.

Буйная фантазия моментально сгенерировала коварный план, впихнув в него не только запуганную Жанну, но и оцепеневшую Алену, о которой я не забыл, как ей могло успокоительно показаться.

— Чья игрушка? — вопросил я, рассматривая диктофон.

— Моя, — глухо и обреченно ответила понурившая голову Жанна, — Я журналистом в газете подрабатываюсь. Во время интервью пользуюсь. И на лекциях тоже.

Я включил запись и маленький динамик запищал голосом какого-то неизвестного типа, рассказывавшего о выставке народного творчества, то ли проведенной, то ли планировавшейся.

— Есть чистая кассета? — задал я новый вопрос, останавливая запись.

— В первом ящике стола, — последовал ответ.

Заменив магнитный носитель, я небрежно, ногой, придвинул ведро к Жанне, испуганно скосившейся на него. Она, несомненно, догадалась, что её ожидает. А если и не догадалась, то поняла, что ничего доброго мои приготовления ей не сулят. Когда же я подобрал утюг, стоявший на полу около кровати, размотал его шнур на всю длину и велел блондинке убрать руки за спину — выражение её лица и вовсе приняло свой окончательный на сегодня вид. Вид злачного животного, ведомого на скотобойню.

Шнуром крепко стянул запястья белокурой красавицы, предупредив, заодно, что чем сильнее будет дергаться, тем заметнее будут следы. Затем включил режим записи на диктофоне и поднес его к губам Жанны:

— Представься, — начал я коротко извращенную секс-игру.

— ... Жанна, — прозвучал напряженный голос после короткой паузы.

— Что Жанна? — переспросил я, не особенно ожидая получить какое-либо уточнение.

— Жанна... Конченная блядь Жанна... , — прозвучал неожиданно точный в своем определении ответ, в мгновение ока закипятивший в моих жилах кровь.

Спрашивать что-либо еще сразу расхотелось. Башню от услышанных слов снесло не по-детски. После них хотелось действовать. Хотелось жестить. Раздумывать над способом утоления низменного голода долго не пришлось. У меня имелся член, разрывавшийся от безграничного возбуждения, и превосходный рот, в который этот член можно было засадить по самое «не балуйся». Тянуть с этим делом я не стал. Схватил девицу за очаровательные ушки и всадил упругий стержень разом на две трети доступной длины. Дальше ствол не вошел, упершись в наглухо запечатанную глотку.

Жанна в порыве ужаса отшатнулась, вскинула на меня обезумевшие очи, и влажно захрипела. Не давая жертве послабления, я схватил её за затылок и с новой силой задвинул член внутрь встречным движением бедер. Ррраз! Ррраз! Ррраз! Никак! Жанка утробно клокотала, надсадно давилась, буквально выплевывая крупные слезы из глаз, и конвульсивно дергалась из стороны в сторону. Но глубже в рот не пускала, держалась.

— Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому, — ожесточенно пригрозил я в порыве первобытной ярости, — Способы найдутся.

И нашлись. Точнее нашелся. Первый же примененный оказался максимально эффективным. Продолжая давить на затылок одной рукой, пальцами второй я зажал девушке нос. Та зажмурила заплаканные глаза и замерла. Запас воздуха в легких позволил ей немного оттянуть неизбежное.

Еще секунда! Две! Три! И... ! Вот оно! Жилистый стержень, под мой победный клич, плавно вкатился вглубь под самый корень. Сфинктер гортанной щели тут же вгрызся мертвой хваткой в распухшую от прилива крови головку, а его обладательница, не владея собой и своими рефлексами, с мучительным стоном извергла мне в пах поток густой слюны, а вслед за ним и отвратный коктейль из употребленного ранее вина и фруктов. Сей неприглядный, для эстетов, процесс совершенно неизбежен, если имеешь желание оттрахать дамочку в рот, а дело происходит несколько не натощак. Уж простите за подробности.

Одной «порцией» тело Жанны не ограничилось и опытным путем доказало обоснованность заблаговременно подставленного мной ведёрка. Раз тридцать, с передышками, я силой вторгался в горло своей новой любовницы, и каждый седьмой-восьмой раз на дно эмалированной тары изливалась омерзительная масса, сопровождаемая характерным шелестом. Омерзительная, кстати, по составу, но не по факту своей данности. Не скрою, в пылу дикого возбуждения, мне нравилось ощущение беспомощности своей жертвы. Нравились потоки не контролируемых ею слез. Нравилась совершенная униженность положения недавней гордянки.

Время от времени я прибегал к дополнительным средствам надругательства, активно подключая к процессу лучшую подружку своей подопечной. Пару раз раскрывал двумя руками рот блондинки, подобно античному Самсону, разрывавшему тем же манером львиную пасть. Плевал туда и сам и Алену заставлял. Впрочем, какие принуждения? О чем я? Шатенка только в первый плевок вложила немного страха и сочувствия, а впоследствии, сама, и даже с удовольствием, расписывала слюной узоры по всей ротовой полости своей товарки. Ей вообще явно нравилось то, что я делал с Жанной, и она с готовностью выполняла мои поручения.

Но самая главная интересность заключалась не в этом. Бесчинства, учиненные мной над телом блондинки, пришлись по душе и Алене и самой блондинке! Это было особенно заметно в моменты изменения курса моего настроения. Меня регулярно швыряло из состояния буйнопомешанности на бесчеловечном сексе в зависание исступленного умиротворения и обратно. Вторая стадия приносила блондинке несколько минут спокойствия и возможность отдышаться. Именно в эти мгновения она смотрела на меня далеко не волком, а вполне миролюбиво и даже с некоторым обожанием. Если это выражение вообще уместно в контексте учиненной расправы.

Вдоволь натрахавшись с верхней половиной Жанкиного тела, я решил, наконец, удовлетворить свой интерес, и осмотреть достопримечательности её нижней половины. Тот же плотский интерес имелся и к Аленкиным прелестям. Шатенке велел самой скинуть с себя одежду, а блондинку взялся раздевать собственноручно. Развязал ей руки и растер занемевшие запястья. Подал полотенце и бутылку воды, позволив привести себя в божеский вид и прополоскать рот. Ведро выставил за дверь.

После этого наскоро стащил с нее рубашечку, вельветовую юбчонку и шелковые трусики, оказавшиеся насквозь мокрыми. Как шатенка избавлялась от одежды — не видел. Но её джинсовые шортики, маечка и голубенькие стринги валялись неподалеку и своим неряшливым расположением на полу наводили на мысль, что снимались они поспешно и в состоянии крайнего возбуждения.

Лифчики, по моему распоряжению, остались на обеих барышнях. Не хотелось отвлекаться от их промежностей на остальные девичьи принадлежности. Точно также, согласно моей воле, обе девушки улеглись на кровать рядом друг с другом и раскинули в стороны стройные ножки, согнутые в коленях. Получился чудесный натюрморт. Обе «пилотки» рядышком и, как на ладони. Хочешь — любуйся, хочешь — лакомись, хочешь — трахай. Именно этим и именно в этой последовательности, я и занялся.

Сначала досконально осмотрел обе «расщелины». Помассировал оба клитора. Поковырялся в обоих влагалищах. Попробовал обе (с пальцев) на вкус. По всем параметрам, не исключая последнего, девчонки существенно отличались друг от друга. Жанна была выбрита «под ноль» и имела довольно крупные, мясистые половые губы насыщенно-красного цвета. Массивный клитор, набухший и заметный невооруженным глазом. Вкус пряно-соленый и вполне себе обычный. За такую анатомию девушек и принято называть «мясом».

Вторая вагина оказалась не более примечательной, но иной. Половые губки мелкие, коричневато-бордовые с приятной кислинкой. Клитора, как такового, не наблюдалось. При детальном изучении обнаружился на законном месте, но размера был более, чем скромного. Украшала сие великолепие аккуратная щетинистая полоска, выбритая прямо по центру лобка, чуть выше своего традиционного расположения. Это добавляло внешнему облику дамской промежности некой свежести мысли.

Следующим предпринятым шагом стала углубленная дегустация «дамских напитков», испиваемых прямо с источника. Начал с Алены, присев на корточки у края кровати и присосавшись к обильно точащей «смуглянке». Жанне велел мастурбировать, в ожидании своей очереди, и отвечать на мои вопросы интимной тематики. Сделано это было не просто так. Диктофон, как и прежде, продолжал писать свою аудиодорожку и откровения девушек, как нельзя лучше заполняли эфирное фремя.

Первый же вопрос расставил все точки над «i» в вопросе сексуальной ориентацией подружек. Они оказались пассивно бисексуальными. То есть совместным сексом занимались с удовольствием, но удовольствие получали только при наличии партнера-мужчины. Лизать друг дружку пробовали неоднократно, но выяснили, что их эта тема практически не будоражит. Зато, если в процессе участвует член — это совершенно другой коленкор.

Во время ответа на второй вопрос, Алена уже постанывала и подмахивала бедрами в такт движения моего языка. Жанна рассказывала, про первый минет, сделанный в раннем юношестве взрослому мужчине, старшему нее ровно в три раза. Третий вопрос ознаменовался предоргазменным состоянием шатенки. Её подружка сказывала про свое отношение к анальному сексу, который очень нравится ей, как раздел сексуальных утех, но практикуется редко, в связи с болезненным восприятием первичных ощущений.

Четвертого вопроса Алена не дождалась и бурно кончила, разметавшись по кровати. Оргазм, вероятно, был ярким и красочным. После его наступления девушка очень долго приходила в себя, с блаженной улыбкой на устах. Склонив голову набок, она, минут пять, молча, наблюдала, как я занимаюсь второй кошечкой, страждущей оральной ласки. А затем сама, без моего вопроса, стала рассказывать, о первом минете, исполненном из праздного любопытства двоюродному брату.

Я ушам своим не поверил, а Жанна, и без того разогретая до предела собственными пальцами, а затем и моим языком, затрепыхалась, часто вздыхая, в сумасшедшем оргазме. Кончая, девушка комкала в кулачках покрывало, на котором лежала,

причитала что-то бессвязное и поминала отца небесного. Таинство было красивым и величественным. Я по сей день помню его в мельчайших деталях.

Когда Жанна притихла и свернулась калачиком, я поднялся на ноги, отыскал в кармане презерватив, тот который ультратонкий, и применил его, наконец-то, по назначению. Невероятно живучий той ночью член был втиснут сначала в эластичное одеяние, а затем, в полном обмундировании, и в податливое влагалище не успевшей прийти в себя Жанны. Получившаяся поза могла бы назваться миссионерской, если бы я не затеял страстный поцелуй с лежавшей рядом Аленой. Вряд ли миссионеры, в свое время, позволяли себе подобные вольности. Это была еще одна дебютная для меня приятность. Хлюпать членом в сочной вагине одной девушки, и целоваться с другой — ощущение из той же оперы, что и изречение: «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать».

Блондинку трахал я недолго. Алена, оторвавшись от моих губ, жарко шепнула мне на ушко, что Жанна не испытывает больше одного оргазма за раз. Так что, я зря стараюсь, ей и так безгранично хорошо. А вот сама она — склонна к множественному оргазму и жаждет, к тому же, ощутить в себе мой член. Ходатайство шатенки было рассмотрено и тут же удовлетворено. Со скоростью человека, меняющего домашние тапки на пляжные, я переместился из одних «дамских апартаментов» в другие, и через минуту вовсю орудовал членом в уютной пещерке Аленки.

Невзирая на общее утомление организма, действовал я довольно бодро. Девушка вновь текла, вновь стонала и вновь двигалась тазом мне навстречу. А в промежутках между протяжными вздохами рассказывала с придыханием пикантные подробности того самого минета двоюродному брату. Окончив нетривиальную историю, шатенка замолкла, и сосредоточилась на ощущениях. Задвигалась подо мной резче и активнее, вцепилась ногтями в спину, прижалась ко мне всем телом и стала безудержно кончать, уткнувшись лицом в мое плечо.

Я, к этому моменту, также получил оргазменные позывы и мог разряжаться, когда пожелаю. Совершенно выбившаяся из сил Жанна валялась рядом с нами, и смахивала на спящего человека. Тревожить девушку было бессмысленно, хотя я, учитывая её позитивное отношение к сперме, и планировал кончить ей в рот. Аленка, по её признанию, к сперме была равнодушна, поэтому кончать я решил тупо в «резинку», раз уж скормить условный «белок» все равно было некому.

Прилично разогнавшись в теле шатенки, я припустил галопом в заключительный забег. Поймав излюбленный ритм, блаженно зажмурился и открыл внутренний клапан насоса, враз качнувшего в латексный резервуар, суточную норму молодой, бурливой спермы. Еще несколько инерционных фрикций, сопровождаемых стонами и вздохами долгожданного удовлетворения, и я откинулся на спину, ощущая, как опадает мой порядком натруженный «боец».

Пока приходил в себя с закрытыми глазами и собирался с мыслями, не заметил, что Аленка уже не лежит, а сидит на кровати по-турецки, и с интересом наблюдает за изменениями, происходящими с моим членом. Когда все же заметил — девушка стянула с обмякшего ствола презерватив и рассмотрела на свет собранную в него мутную сперму.

— Вообще-то, сперму не очень люблю, — начала она, — Но твою почему-то очень хочу попробовать.

— Сначала, вот так, — Алена склонилась к абсолютно безжизненному пенису, взяла его в рот и тщательно обсосала. Мне это безумно понравилось, хотя я и не был возбужден.

— А теперь, вот так, — шатенка запрокинула голову, открыла рот, и залила в него водянистую сперму из презерватива. Быстро сглотнула и улыбнулась.

— Теперь и я — полноценная конченная блядь. Записывай в список трофеев, — скабрезно пошутила Алена.

— Записал бы, да бланка официального с собой не взял, — пошутил и я в ответ.

— Ну, раз бланков нет... , — Алена дотянулась до своей сумки, покопалась в ней и извлекла наружу небольшой блокнот и ручку, — ... заведем «амбарную книгу».

Девушка увлеченно расписала замысловатыми вензелями обложку записной книжечки.

«Табель о блядях" — прочел я про себя.

— Табель о блядях? — переспросил затем вслух.

— Ага, — улыбнулась шатенка, — Первых двух уже записывать можно. А остальных будешь добавлять по мере поступления.

— Экая ты выдумщица! — рассмеялся я, умиленный идеей.

— Это я выдумщица? — усмехнулась Алена, — А что о тебе тогда сказать? Я ещё никогда такого затейника не встречала. И диктофон, и утюг и ведро. Я чуть не охренела, когда ты Жанку пиздить начал, а потом ещё и в рот до рвотных масс ебать (ахахаха). Извини меня, конечно, за мой «frеnch», но иначе и не скажешь.

Мы оба расхохотались, а Жанна, не подававшая доселе признаков присутствия, вдруг, не размыкая век, хрипло добавила:

— Ты просто изверг, АлександрИЙ. Тебя мама, разве, не учила, что с девочками так обращаться — нельзя?

— С девочками — нельзя, а вот с блядями — очень даже можно, — незамедлительно ответил я, — «Назвалась груздем — полезай в кузов». Тебе номер-то присвоенный озвучить?

— Первый, наверное, раз уж нас в списке двое, а Аленка после меня в бляди записалась, — блаженно проговорила Жанна, зевнув и сладко, по-кошачьи, потянувшись.

— Ни хрена подобного! Сухая нумерация — это ж тоска смертная. Твой номер по номенклатуре «Б-747». Хочешь расшифровку — обращайся к Алене. Она постарается и припомнит логическую цепочку. А? Алёна? Припомнишь? Справишься?

— «Б-747», «Б-747»... , — задумчиво пробормотала шатенка, — «Боинг-747»... «Боинг" — это «Б», и «Блядь" — тоже «Б»! Хм... Прикольно... Догнала. Справлюсь.

И девушка терпеливо пересказала подружке, пока я одевался, мою утреннюю, не вполне удачную шутку, послужившую в итоге, основной концепции формирования номеров, выдаваемых всем последующим «Б».

Перед тем, как проститься, Алена задала мне вполне резонный вопрос относительно её собственной маркировки. Я загадочно усмехнулся и назвал число «35».

— А расшифровать? — надула губки шатенка, осознав, что разъяснять я ничего не собираюсь.

— Захочешь разгадку — приходи ко мне, как отоспишься. Но не одна. Приведешь новенькую кандидатку в «Табель" — будет тебе популярная декодировка.

Больше я ничего не сказал. Козырнул довольным девкам, притворил за собой входную дверь и спустился к себе. На улице светало, и если бы дело было в деревне, наверняка б петухи голосили. Но вместо них предрассветную дымку наступавшего дня прорезали звуки просыпавшегося мегаполиса. Простучал металлом трамвай, прошелестел электромотором троллейбус, из дома напротив — просвистел вскипевший чайник. Окружающий мир спал, пока я бодрствовал. Теперь же настала пора меняться местами.

Перед тем, как задрыхнуть, я окатился ледяной водой из душа и, в чём мать родила, повалился в постель. Голова полнилась изумительными воспоминаниями и сладостными фантазиями.

«WеlcоmеtоUkrаinе, Санч» — вновь, как и давеча, поздравил я себя с прибытием на историческую Родину. Но произнес это не в пример тому, как сделал это сутками ранее. На сей раз, без сарказма и совершенно искренне.

Напоследок, предшествуя погружению в глубокий сон, вспомнился отчего-то слоган известной рекламы: «Жизнь хороша, когда пьешь не спеша». Наверное, потому, что реальность была густо украшена сказочными событиями. И последовавший далее сон был сказочным. И даже пробуждение. Поскольку проснулся я от нетерпеливого стука в дверь, а на пороге обнаружилась сияющая Алена, в компании соблазнительной незнакомки в коротенькой юбочке... Впрочем, это уже совершенно другая история.

С Уважением ко всем Вам, Александр Кириленко.