Мои музы. Часть 1

У каждой творческой личности есть свой собственный, уникальный, порою совершенно экстраординарный источник вдохновения. Для кого-то это шелест листвы на берёзах в середине весны, для кого-то — любимая песня, или, может быть, картина, рассказ или даже слово; для кого-то источник вдохновения заключается в постепенно гаснущей сигарете или бутылке вина, — но, для меня, нет ничего лучше живого, не сокрытого под пеленой одежды и нижнего белья, отдающего ароматом пота и духов, женского, девчачьего тела.

Маленькие ступни, размер которых аккуратно подчёркнут чёрными колготками или разноцветными, яркими, как сердца детей, чулками, худенькое тельце, вроде бы такое хрупкое, но готовое к любым, подстерегающим его на протяжении жизненного пути, испытаниям, грудь, то совсем незаметная, то вырывающаяся из-под блузки молодых красавиц, и наконец, их личико: прекрасное, чуточку смазливое, лишённое морщин или угрей, хранящее на своих просторах сияющие, подобно бликам солнце на водном полотне, глаза, белоснежные зубки, жаждущие вкусить запретный плод, длинные волосы, длина которых, будто специально, позволяет им лишь прикрыть грудь своих обладательниц, но ни коем образом не скрыть её от моих глаз. Да, они, мои музы — прекрасны. Они любят меня, я же их боготворю.

Вы верно думаете, что я какой-то извращенец, нагло использующий невинных девушек, девочек, женщин, потому что я могу себе это позволить. Это не так. Я писатель. Творец. В каком-то смысле, я — Бог! Но я не тот, за кого вы могли принять меня, прочитав первый абзац моего признания. За долгие годы своей жизни я перепробовал всё, прошёл через многое. Боролся, падал, вставал, снова падал, иногда полз по грязной, залитой лужами земле, — и делал всё это исключительно ради того, чтобы оставаться тем, кем я был, буду и, надеюсь, навсегда и останусь: писателем, творцом, в определённом смысле, Богом. Неизвестно, к чему привела бы меня та дорога по которой я шёл, если бы однажды, в дождливый зимний вечер в мою дверь не постучала бы Она.

Я был молодым, но переживающим глубокую депрессию писателем. Носил отребья. Жил в квартире (в которой, кстати, живу и по сей день), доставшейся мне от отца: мебель была изношена, покрыта пылью, телевизор, как и вся прочая электроника, работал по собственному графику (то есть, только тогда, когда ему того хотелось), у меня не было ни душа, ни ванной, лишь туалет, в котором нельзя было найти ничего кроме запачканного унитаза и исходящей от него, покрывшейся ржавчиной и налётом, трубы. В общем, я жил в клетке, из которой ни в коем случае не хотел выходить, так как только здесь, в этой пыльной, грязной, омерзительной любому простому человеку норе я чувствовал себя и своё творчество, свой талант в безопасности. Только в этой клетке я мог творить.

И всё это долгое описание моего жилища могло бы быть исключительной тратой читательского времени, если бы не то, что произошло со мной в тот дивный зимний вечер, когда я услышал стук в дверь, пересёк узенький коридор, прихожую, дёрнул ручку... и увидел перед собой молодую, не старше девятнадцати лет, девушку. Она была абсолютно голой. Не имея возможности отвести взгляд от её обворожительного тела — груди и узкими, сжавшимися от холода в маленькие, еле заметные коричневые точечки сосками, тоненьких, дрожащих ручек с узкими пальчиками, которые то и дело пробегали по той области, где должны были бы быть трусики, и конечно же, тёмных, но переливающихся зеленоватым цветом волос на лобке, чуть ниже которых скрывалась то самая, желанная, давно уже забытая мною, одиноким писателем, пещера, — я старался собраться с мыслями, с духом, задать незнакомке какой-нибудь из множества витающих у меня в мыслях вопросов, но я не мог этого сделать. И, то ли сообразив это, то ли попросту не желая ничего слышать, она сделала несколько шагов в мою сторону, нежно взяла мою левую руку своей холодной ладонью и положила её прямо на волосы ниже её живота. Я ощутил влагу на кончиках пальцев, а вместе с этим и забытое чувство — возбуждение.

Постояв так, посреди холодного подъезда, около минуты, она неожиданно лёгким толчком заставила меня вернуться в квартиру, и, захлопнув за собой дверь, последовала за мной. Я не устоял на ногах, повалился на пол, но был рад этому — отсюда открывался прекрасный вид на её влажную, розовенькую, омрачённую несколькими тёмными волосинками, вульву. Наверно, мне следовало бы что-то сделать. Остановить её, сказать хоть слово! Но я не мог... Мне вспомнился кадр из фильма, когда рабыню ударил по лицу её хозяин и она, стараясь как-нибудь спрятаться от него, затаилась в углу комнаты, прижала ноги к обнажённой груди, и молила его о пощаде. Тогда, я ничем не отличался от этой рабыни. Ну, разве что тем, что я хотел, чтобы моя хозяйка, та самая незнакомка, дрожащая от холода, лишённая какой-либо одежды, меня наказала. И желание моё было исполнено спустя несколько минут.

Всё происходило медленно, но для меня каждое её действие совершалось так, словно я наблюдаю за ситуацией со стороны, просматривая старую видеозапись, и почему-то проматываю кассету на большой скорости, и лишь наслаждение отдавалось в моём мозге медленной, приятной песней, бывшей для меня пыткой — пыткой удовольствием и чувством эйфории. Я даже не заметил, как она сорвала с меня одежду! Вот её влажный, слегка шершавый язычок скользит вдоль моего тела, начиная свой марафон с моих иссохших губ, заканчивая его возле давно уже возбудившегося члена; вот мой пенис колышется где-то внутри её рта, вибрирую под влиянием её ловкого языка, пульсируя под давлением её глотки, купаясь в обильной слюне и периодически подвергаясь воздействию острых, но мягких зубок, слегка сжимающих его в белоснежных тисках, пока её извивающийся инструмент обрабатывает остальную часть члена: гладит крайнюю плоть, после чего протискивается под ней и оказывается у заветной точки, начинает массировать, лизать краешек головки; слегка щиплет, и оттуда не переставая течёт липкая, скользкая жидкость, которую незнакомка, со смаком и явным воодушевлением, умело, но безуспешно слизывает.

И вот, когда, казалось бы, девушка почти добилась своей цели, она отстраняется, глотает остатки слюны и смазки, после чего встаёт и, словно собираясь уходить, делает шаг в сторону двери, после чего вдруг разворачивается и наступает своей босой ножкой прямо на мой член. Семя струёй вылетает из меня и расплывается по моему животу, груди, соскам. Она быстро убирает ножку, заметив, как пенис под её холодным покровом начинает становиться всё меньше и меньше, садиться на колени, правой рукой хватается за затухающий орган, а пальчиками левой собирает семя с моего тела и, положив его себе на язык, мгновенно погружает его в себя. Я смотрю на неё удивлёнными благодарными глазами, и издаю стон: её рука, то мягко массажирующая мой орган, то грубо играющаяся с ним, возвращает его к жизни, заставляет меня вновь чувствовать это неописуемое удовольствие, когда кажется, словно сердце может остановиться только от того, что тебе слишком приятно, чтобы продолжать жить.

Добившись своего, она отправляет бравого солдата в последний путь; искателя приключений на поиски сокровищ; аквалангиста прямо на дно океана. Мой член медленно погружается в её влагалище, скользит вдоль влажного туннеля, упирается в стенки матки... проходит мгновение, и незнакомка, повернувшись ко мне спиной, уже скачет на моём органе, словно наездница, оседлавшая лошадь. Удовольствие, удовольствие, неописуемое удовольствие — вот всё, что я чувствую. Я лежу в расстёгнутой рубашке и со спущенными джинсами на грязном полу отцовской квартиры, занимаюсь сексом с незнакомкой, с которой мне не удалось перемолвиться и словом, — и всё, что я чувствую, это наслаждение. Через моё тело будто бы проходит заряд тока, лёгкий и приятный; я будто бы нахожусь под действием наркотика, чувствую себя так, будто парю в облаках. Каждый раз, когда её ягодицы соприкасаются с моим телом, через меня проходит импульс, импульс удовольствия. Каждый раз, когда головка наконец-то высвобождается от крайней плоти и прикасается ко влажным стенкам влагалища — я чувствую наслаждение. И так за разом. Несколько раз в секунду, десятки раз в минуту...

И вот, неожиданно и абсолютно внезапно, всё это кончается, завершается самым невероятным оргазмом, какой только может ощутить мужчина. Меня сдавливает, потом отпускает, потом снова сдавливает... я не могу пошевелиться... всё тело вибрирует и безмолвно скрепит под тяжестью всепоглощающего оргазма... из члена вылетает один залп, второй, третий — я не могу остановиться, всё заполняю и заполняю влагалище незнакомки своим семенем. Она судорожно дышит — она тоже испытала оргазм. Мы не двигаемся на протяжении нескольких минут, после чего она встаёт, пальцами соскабливает остатки семени, вытекающие из её влагалища, проглатывает их так же, как и то, что собрала с моего тела прежде, после чего произносит лишь четыре слова:

— Мелисса. Ваша большая поклонница.

Она протягивает мне руку и помогает мне подняться.

Прошло вот уже три года с того момента, как это произошло. Вокруг меня появилось множество прочих девушек, отцовская квартира приобрела значительно более ухоженный вид, я написал несколько романов, все из которых были признаны шедеврами современной литературы, — но кое-что так и не изменилось: незнакомка, пришедшая в тот сумбурный зимний вечер, всё ещё рядом, всё ещё со мной, прямо здесь — достаточно дёрнуть за поводок и она исполнит любое моё желание, сделает со мной, или с любой другой моей музой, всё, что я пожелаю. Она — богиня, которую я боготворю.

— — -

Комментарии, пожелания и предложения отправляйте по электронному адресу: аdriаn. wоlf. аrt@gmаil. cоm!