Лев пустыни

Прежде, чем окунуться в воду, царица пальчиком ноги проверила ее температуру и лишь затем начала спускаться по мраморным ступеням бассейна. Хатшепсут любила эти утренние процедуры, особенно теперь, когда ее богоподобный супруг Тутмос II прекратил свой жизненный путь. После жаркой ночи в одинокой постели, когда все ее прекрасное тело, измученное неудовлетворенностью, пылало – это было самым действенным методом.

Семьдесят дней траура прошли, погребение состоялось несколько дней назад и молодая женщина вновь, еще острее, ощутила потребность в крепком мужском плече, на которое можно было бы опереться. Но, увы. Будучи царицей, имея в подчинении сотни тысяч особей мужского пола, она не могла себе позволить ничего лишнего. Хотя… Ей на ум тотчас пришел образ одного из младших жрецов, Сенмута.

Десять лет назад он спас ее, вытащив из бурного потока, в который она бросилась, узнав о смерти своей старшей сестры. Тогда ей было двенадцать, но она и сейчас помнила прикосновение сильных рук жреца, его широкие плечи, грудь. Она уткнулась в нее, позволив нести себя к спасительному берегу. С тех пор прошло n лет. Она приблизила его к себе, сделав опекуном своей маленькой дочери. Он во многом выигрывал в сравнении с ее почившим супругом, но до этого часа она и помыслить не могла, чтобы сделать их отношения более иными. Ловя на себе благоговейные взгляды Сенмута, она каждый раз чувствовала себя еще большей женщиной.

Осторожно ступая по мраморным ступеням, она сошла вниз, чувствуя блаженство во всем теле. Ее нагота была ослепительной, а густые, черные как смоль волосы, лишь подчеркивали тонкие черты выразительного лица. Хатшепсут лениво поплыла к противоположному краю бассейна, заметив, как открывается одна из дверей, пропуская ее верную служанку Нофрет.

- К вам преподобный Сенмут, богоподобная, - доложила она, потупя взор.

Хатшепсут замедлила движения, повернула обратно.

- Пусть войдет, - ответила она, почувствовав вдруг сильнейшее волнение.

Нофрет поклонилась и через минуту вернулась в сопровождении Сенмута. Его атлетический торс был обнажен, бедра прикрывала лишь тонкая набедренная повязка. В первый момент он, казалось, смутился, увидев свою царицу абсолютно голой. Толща воды почти не скрывала от него стройное гибкое тело. Справившись со своим смущением, он подошел ближе и замер, дожидаясь разрешения говорить. Хатшепсут не спешила. Поднявшись на пару ступенек, так, чтобы ее грудь только показалась над водой, она смерила молодого мужчину обжигающим взглядом.

- Что случилось, Сенмут? – спросила она, почувствовав вдруг непреодолимое желание отдаться этому человеку.

Ее насурмленые глаза казалось, прожигали его нехитрую одежду, Она сделала еще шаг, выставляя из воды налитую, торчащую грудь и тотчас заметила, как загорелся его взгляд, скользнул в глубину по стройным ногам. Набедренная повязка не могла скрыть того, что вдруг стало увеличиваться в размерах.

- Ну, - усмехнулась Хатшепсут, - зачем ты пришел?

- Госпожа, ваша дочь, - он проглотил подступивший к горлу комок, - она…

Не дослушав его, царица протянула вдруг руку, запуская пальцы под его набедренную повязку. На тонком запястье звякнули золотые браслеты, пальцы сжали напрягшуюся плоть.

- И что же моя дочь? – снова спросила царица, высвобождая набухший фаллос Сенмута.

Тот замер, пораженный ее действиями, слова застряли в горле. А она, будто играя, поглаживала его красавца, уставившись на него завороженным взглядом. Язычок облизал пухлые губы, открывая белоснежные маленькие зубки. Молодой мужчина вмиг забыл, зачем пришел, все слова вылетели у него из головы. Голова царицы находилась как раз напротив его живота. Пряча усмешку, она потянула его на себя. Сенмут замер в предвкушении самых изысканных ласк, мысли о которых будоражили его мозг все последние годы.

Бессонными ночами ему приходили видения одно ярче и соблазнительнее другого, но о таком ему не приходилось и мечтать. Он закрыл глаза и… в тот же миг полетел в воду. Коварная искусительница столкнула его, дернув ручками за бедро. Отфыркиваясь, он вынырнул на поверхность, где услышал заливистый, звонкий смех своей повелительницы. Она уже взобралась на край бассейна, присела, опустив одну ногу в воду, и теперь смотрела на него, будто изучая. На ее устах играла загадочная, чарующая улыбка. Он видел ее промежность, окруженную ореолом аккуратно подстриженных волос, и снова испытал прилив мужской силы. Не в силах оторваться от увиденного, он подплыл к бортику, поднял глаза на божественный лик.

- Ну, и что же ты хотел мне сказать? – спросила она.

Он молчал, покоренный, растерянный и выбитый из колеи ее красотой. Тогда она села поудобней, опустила в воду вторую ногу и поманила его пальчиком.

- Иди ко мне, - повелительно прозвучал ее голос.

Он сделал шаг, потом еще и оказался как раз у ее ног.

- Ну, же! – голос царицы прозвенел совсем рядом.

В душе Сенмут понимал, чего она от него хочет, но, боясь ошибиться в своих предположениях, нерешительно замер, потупя взор. Тогда она протянула руку, положила ему на плечо и легонько потянула на себя. Молодой мужчина напрягся, сделал последний шаг и… Его голова склонилась к разведенным бедрам царицы, губы коснулись шелковистой кожи. По телу Хатшепсут пробежала волна желания, сладкий вздох вырвался из ее груди.

Теперь Сенмут не сомневался. Сжав руками божественные ягодицы, он накрыл горячим ртом трепещущий бутон ее плоти, язык нырнул в расселину. Хатшепсут застонала, еще шире распахивая бедра, ее руки опустились на затылок мужчины, притянули к себе. Задыхаясь от возбуждения, Сенмут тщательно вылизывал промежность своей госпожи, то и дело запуская язык между створками раковины, легонько прикусывая зубами жемчужину клитора.

- Иди сюда, - донесся до него ее голос.

Повинуясь приказу, он выбрался из бассейна, придерживая рукой вздыбившуюся под набедренной повязкой плоть. Но царица тотчас убрала его руку, обхватила член пальчиками и накрыла его пылающими от страсти губами. Теперь она ублажала его, как последняя шлюха, вылизывая разбухшую головку, напряженный ствол, заросшие волосом гениталии. Из ее груди то и дело вырывались короткие стоны, а, когда она, наконец, заглотила его член глубоко в горло, все тело завибрировало, напряглось, забившись в оргазме.

Два черных, как смоль нубийца молча взирали на разыгрывающееся перед их глазами действо. Стражники привыкли видеть еще и не такое.

- О, как ты силен! Утоли мою жажду… проложи дорогу между моих бедер… - шептала Хатшепсут, взбадривая его член рукой.

Молодой человек подхватил ее на руки, поискал взглядом ложе, но она вдруг выгнулась дугой и, обжигая дыханием, прошептала:

- Не так… не так, мой лев пустыни… ведь я не сирийская женщина… я не должна ложиться… разве ты не знаешь?

Тихий смех прозвучал как перезвон хрустальных колокольчиков. Сенмут опустился на мраморную скамью. Хатшепсут тут же скользнула к нему на колени, прижав восставшую плоть к животу. Он потянулся к ней губами, хотя это тоже было запрещено, но она неожиданно ответила, обжигая его дыханием. Они слились в поцелуе, упругая грудь уперлась в его грудь твердеющими сосками. Мягкий шелк бедер, запах ее волос, тепло и влажность лона кружили голову. Внезапно она откинулась, приподнялась над восставшей плотью, закусила губку, вскрикнула и опустилась на затвердевший член. Она нанизалась на него, будто подстреленная лань, но тотчас приподнялась и снова опустилась, впуская его в себя до упора.

Божественный миг проникновения, казалось, сблизил их – царицу и простого жреца. Склонив голову ему на плечо, Хатшепсут ритмично двигалась на его члене, то и дело, касаясь торчащими сосками его груди. От этих прикосновений, от всего того, что происходило с ним, Сенмут потерял голову окончательно. Обхватив ее за ягодицы, он старался помочь ей, приподнимая и снова опуская на закаменевшую плоть.

Казалось, этому не будет конца. Но вот Хатшепсут вскрикнула, забилась на нем, словно раненная птица и разом обмякла, прижимаясь к его груди. Сенмут снял ее со своего члена, осторожно опустил на скамью и выпрямился, потрясая плотью у ее лица. Повинуясь порыву, молодая женщина притянула его к себе, обхватила член жадным ртом. Он не сопротивлялся, с каждым движением погружая свое орудие все дальше, добираясь до самого горла.

Она сама руководила процессом, притягивая его к себе за ягодицы, оставляя на них следы от ногтей. В какой-то момент он понял, что не может больше сдерживаться, попытался отстраниться, но она крепко держала его и заставила излиться у нее во рту. Теплые мутные струи спермы ударили ей в горло. По лицу царицы разлилась волна удовлетворения. Проглотив все до последней капли, она облизала его всего и подняла восторженные глаза на своего Льва пустыни.

За крайней колонной Нофрет издала тихий стон, выдергивая взмокшую руку из своего лона.

Так было раньше, так есть сейчас, так будет всегда. Ведь женщина всегда остается просто женщиной.

SAS