Воробушек

Мы, вынужденные исключенные из "приличного" общества, словно ночные насекомые кружимся вокруг огня, один за другим сгорая в его пламени. Кто-то горит от неразделенной любви, кто-то от СПИДа, кто-то втянут в грязные конфликты, а кто-то становится жертвой темных махинаций. В этом равнодушном и беспокойном мире нет ни счастья, ни покоя для нас.

Как же мы можем удовлетворить естественное желание человека жить в гармонии с окружающим миром? Как две разные половинки могут стать цельным?

Так и продолжаем жить, скрывая свою неудовлетворенность, любовь и привязанность, всю жизнь балансируя на проводах подобно воробьям...

***

В этот пятничный вечер после утомительной рабочей недели я посетил нашу офисную мини-сауну для быстрого расслабления. После этого я вернулся домой, перекусил и окунулся в скандальные интернет-сайты. Не могу сказать, что я большой фанат такого времяпрепровождения, но иногда под настроение забываю о своих предпочтениях. После того, как утомился от их содержимого, решил прогуляться. Была ранняя весна, на улице было прохладно и мокро. Я шел по центру города со спокойной и энергичной походкой, куря свою любимую трубку с вишневым ароматом. В ближайших барах было полно громких людей, но я не встретил никого знакомого и после того, как освежился пивом, решил пройтись немного. Темная неосвещенная аллея наполнялась силуэтами голых деревьев, синими пятнами тени и оранжевыми отблесками фонарей, отражающихся в лужах. Пустые скамейки блестели от влаги. Влажность приятно охлаждала мое разогретое тело сквозь куртку и свитер. Проходя мимо нескольких групп пьяных парней, которые оценивающе на меня глядели, я шел, иногда оглядываясь и вдыхая свежий запах распускающихся почек, слушая звон дождевых капель и смесь различных мелодий, доносящихся из кафе и ресторанов и перебиваемых шумом автомобилей и трамваев.

Я заметил его, когда уже почти прошел мимо. Он сидел на скамейке, сливаясь с тенью огромного дерева. Смотрелся он холодно и уныло, словно мокрый воробушек на ветке. Я развернулся и медленно приближался к нему. Это был блондинистый парень с короткой прической, которая выглядела несколько запутанной из-за серой замшевой куртки, явно неподходящей для этого времени года. Он был одет в черные эластичные джинсы и серо-черные кроссовки.

Он выглядел так трогательно и одиноко... Мне вдруг захотелось обнять его, прогреть своим теплом...

Когда я подошел ближе, парень поднял голову. Как описать его? У него были большие карие глаза, всегда слегка влажные. Нос был аккуратный с легким изгибом. Над пухлыми фиолетовыми губами чуть виднелся серебристый пушок. Щеки у него были мягкими, а уши украшали серьги. Хрупкая шея... Но самое главное было выражение его лица - потерянность, беззащитность, хрупкость.

— Давай пойдем согреемся, "Воробушек", — прошептал я ему тихо, положив руку на его плечо. Парень отозвался на мое прикосновение и в его холодных глазах мелькнули благодарность и надежда.

Сначала мы зашли в ближайшее кафе на чашку кофе с коньяком, и вскоре он перестал дрожать. Его бледные щеки стали румяными, губы обрели свежую влажность, а глаза засияли. Он быстро оказался под воздействием алкоголя из-за голода, поэтому мы пошли в следующее кафе, где я накормил его до сытости.

Я не привык приглашать незнакомцев в свою уютную обитель. Возле меня была свободная однокомнатная квартира, которую мне предоставил друг перед тем как уехать за границу на пару лет. Квартира была достаточно комфортабельной. Я предложил ему остановиться там, но он отказался.

— Не глупи, Артур. Пока ты там, тут ежемесячно будет капать денюжка, пусть понемногу, но за пару-то лет соберется кругленькая сумма, - толковал я ему из лучших побуждений.

— Ага. Как раз на ремонт и хватит. Да брось ты, Кирилл! Надо мне ТАМ головную боль! Переживать, что ее сожгут, или превратят в гадюшник. Нет уж, уволь. Лучше пусть останется под твоим неусыпным оком. Прибираться в ней больно не надо. А кактусы мои - сам знаешь - частой поливки не требуют. Да и мне так удобнее.

Поначалу я и впрямь заходил туда раз в неделю, иногда даже оставаясь на ночь. Протапливал, проветривал, пока как-то по-пьяне не забрел с очередным дружком на очередной трах. С тех пор жилище сие часто стало использоваться с подобной целью.

Туда-то мы и отправились, прихватив по дороге "Фанту", "Шато" и "Кьянти", головку "Чеддера", фрукты и французские булки. Воробушек мой, уж полностью оживший, вызвался нести продукты сам. На улице он снова стал дрожать в своем легком прикиде. Худощавый, но стройный, среднего роста он выглядел лет на восемнадцать.

Мы мало общались. Из скупых его рассказов выяснилось, что учится он на втором курсе в медучилище, жил в общаге, из которой вылетел из-за драки, а сейчас временно перебрался на квартиру к дальней родственнице - старой деве в летах - уже доставшей его своим бесконечным брюзжанием. В мотивы драки я не вникал и о себе рассказывал так же скупо. Как-то сразу меж нами установилось какое-то особое понимание, не требующее словесной шелухи, разноцветной лапши на уши или спиртного катализатора. Нам и так было хорошо. Мы четко знали, чего хотим, и желание это было обоюдно. По дороге парень взял меня под руку и невольно прижимался, словно пытаясь согреться. Озноб его все возрастал.

***

Миновав знакомые улочки, мы подошли к подъезду. Квартирка являла собой бывшую мансарду на третьем этаже, с полукруглым окном во всю стену и старой изразцовой печью в углу. К ней вела узкая и скрипучая винтовая лестница с витыми же перилами, темная на верхних этажах из-за отсутствия лампочек. Поднимаясь ступеньками парадного, парень споткнулся, и я подхватил его, предупреждая падение. Привлек к себе. Он приник губами к шее, прижимаясь всем телом. Где-то рядом скрипнула дверь. Мы неохотно разъединились и продолжили путь, минуя старуху с собачкой на руках.

На лестнице я взял его под руку, так как была она довольно крутой, и незнакомец вполне мог оступиться. Оба были хмельными. Подъем давался с трудом. Наконец, на последней перед нашим этажом площадке с окном между пролетами он тихо попросил передохнуть и вновь обнял меня. Мягкие губы опять целовали заросшую щетиной шею. Тихо звякнул опустившийся на кафельный пол пакет. Руки-ледышки проникли под куртку и гладили спину. Я отвечал ему взаимностью, прижимаясь щекой к мокрым вихрам, пытаясь согреть в своих объятиях.

Внизу живота быстро накалился дополнительный калорифер. Паренек жарко льнул к нему животом, подпирая снизу своим остреньким хоботком. Вскоре неугомонные пальцы его проникли под свитер и стали гладить квадратики пресса, путаться в заросли груди, теребить соски. Затем свитер был подтянут к шее и на них, отвердевших, переместились губы. Не переставая гладить спину, парень медленно целовал грудь и живот, постепенно опускаясь, все ниже - туда, где давно уже вырвался из-под пояса мой окрепший ствол. Наконец мягкие прохладные губы нашли головку и жадно припали к ней. Руки быстро освободили корень из плена брюк, и Воробушек попытался втянуть его в себя, во всю разевая свой розовый клювик.

Но, увы, как ни тщился он, как ни помогал ему я сам - разгоряченный и взведенный прелюдией, - кроме головки в себе он уж ничего более вместить не смог. Тогда я просто прижал светлую голову к паху, а сам прислонился к стене. Сверху нас никто уже потревожить не смог бы - напротив входа в квартиру была только дверь на чердак. Снизу же мы были совершенно неразличимы в кромешной тьме. Я стоял, тихо наслаждаясь ласками малыша, всматриваясь в мозглую синеву ночи за окном, подсвеченную снизу заревом городских огней, на фоне которого четко вырисовывались черные громады соседних зданий и искореженные, жадно тянувшиеся ввысь голые ветви редких деревьев. Мне давно уже не было так хорошо...

Дождавшись пока Воробушек вволю наиграется, я мягко отстранился, застегнул пояс и, подхватив его на руки, понес наверх. Оставил в прихожей. Быстро вернулся за пакетом с припасами и захлопнул дверь изнутри. Срывая на ходу куртку и свитер, набычившись и растопырив руки, с вывалившимся из расстегнутой ширинки болтом я грозно двинулся на него со зверским оскалом, и шутливым рычанием. Паренек, сразу врубившись в игру, испуганно прижался к стенке, закрываясь руками и делая большие глаза; затем, не выдержав, засмеялся, и бросился мне навстречу. Мы вновь сплелись в объятиях. Нацеловавшись вдоволь, я усадил его на свой корень, перенес в комнату и раздел.

— Ну что, малыш, в гусеницу мы уже поиграли. Может, сыграем теперь в мотылька, а? А там глядишь и воробушка на дудочке изобразишь?

Он, улыбаясь, закивал.

— Можно попробовать... Да вот только вряд ли у нас получится на дудочке, скорей на столбе!

— Хорошо, раз уж так. Тогда сначала отправляйся греться и купаться. А я пока приготовлю все остальное.

Проводя его в ванную комнату, включив горячую воду и объяснив, что нужно делать и где находятся необходимые предметы, я вернулся в комнату. Включил слабый свет от бра, сделанного из раковины морского происхождения, поставил магнитофон с музыкой Морриконе и зажег печь, оставив дверцу приоткрытой. Огонь был хорошо виден с тахты. Быстро разложив постель, я направился на кухню для приготовления простых угощений. Из ванной доносились шум плеска и фырканье. Слава Богу, что у нас в этом безводном городке еще была вода в кранах на это время суток.

Приготовив крепкий кофе, накрыл столик в комнате и устроился на тахте, ожидая гостя. Можно было бы конечно присоединиться к нему, но я решил не показывать свое неряшливое тело перед парнем. Оно было в хорошей форме, но все же это тело сорокалетнего мужчины.

Кофе остывал, а в морозильнике "Шато" леденело, а парень явно не спешил появиться передо мной со свежим видом. Наконец, вместе с Морриконе затих шум из ванной. Я сменил музыку на рондо Вивальди и увидел через дверь Воробушка, который был завернут в банный халат, который ему оказался чуть-чуть больше размера. Его румяное лицо радостно светилось, его волосы были мокрыми и разбросанными в разные стороны. Спотыкаясь о длинные подолы халата, он подобрался к креслу, которое стояло рядом со столиком, устроился уютно и, взяв бокал с уже налитым "Кьянти", немного растерянно произнес:

— Я ждал тебя так долго в ванне, а ты все не приходишь. Ну ладно, я вышел... Нет, это не правда. У тебя там так здорово! Не то что у нас с еле-теплым душем в общежитии. У тетки тоже не лучше.

Попивая вино мелкими глоточками, и заедая его ломтиками сыра, он оглядывал комнату, бросая на меня осторожные взоры, а затем вновь заговорил:

— Это ты тут значит обитаешь? А что ж окно-то не закрыл? А, ну да - подглядывать некому. Больно тут пустынно как-то и... не похоже на твое жилье.

Хоть я и был тут всего пару дней назад. И проветрил, и протопил, конечно же, во всем чувствовалось внимательному зрителю некая заброшенность, отсутствие постоянного ухода, человеческого участия и тепла. Мелкие эти детали проглядывались и в запыленных окнах, коврах, и в давно не мытом паркете, да и в той, пусть едва уловимой, затхлости воздуха, которая исчезает лишь при постоянном жильце. И я не отрицал, что квартира эта не моя, и что оставлена она на мое попечение, и что живу я в значительно более уютном доме.

Парень спокойно воспринял объяснения, сменил сыр на дольки апельсина и протянул мне пустой бокал. Когда я вновь его наполнил, он подкатил кресло поближе к печке и протянул к пуфику у люка розовые ступни, жмурясь и млея от жаркого ее дыхания. Мы еще какое-то время расслабленно болтали ни о чем, поглощая легкий ужин. Он оказался весьма интересным собеседником, остроумным и ненавязчивым. Я с удивлением отмечал про себя как у нас, таких разных, много общего, как уютно и легко мне с ним. Именно тогда, во время этого безобидного трепа и появилось в груди легкое, сначала едва уловимое щемящее чувство.

Я хотел его, хотел его страстно и неистово, и все же не спешил, сам же затягивая беседу, продлевая эту сладкую пытку, упиваясь созерцанием тонких кистей его рук и едва заметного светлого пушка чуть смуглых ног, его милой улыбки и вспыхивавших в бездонной глубине карих глаз веселых искорок. Когда вино благополучно перекочевало в наши утробы, я вновь разогрел кофе, добыл из холодильника начатую накануне бутылку "Larsen", набил свою вишневую трубку душистым марокканским табаком и, раскурив ее, вернулся в комнату.

Подозвал к себе утомившегося Воробушку. Занял его место и посадил на свои колени. Мы продолжили разговор, уже более игривый и свободный. Малыш, играя завитками волос на моей груди, осторожно спрашивал о прошлых приключениях, и я кратко поделился воспоминаниями о далекой юности и недавних событиях, узнавая при этом о его небольшом опыте. Вскоре он изменил положение. Сел верхом на меня и легкими движениями ласкал возбужденный член, уже полностью раскрыв халат и показывая крепкую грудь и живот. Его мошонка скрывала виднеющуюся головку моего члена, а его собственный член стоял прямо направо от темно-бронзового куста, прижимаясь к животу.

Наконец разговор, который пару раз прерывался, закончился. Парень полностью снял халат и освободил меня от одежды. Начиная с ног, он ласкал языком и губами, поднимаясь все выше, пока не достиг лобковой зоны. Углубившись в нее, он на мгновение остановился, а потом удивленно посмотрел:

— Слушай, ты такой чистый, будто только что вышел из ванны! Ты случаем не мылся на кухне? Нет. Неправдоподобно... Ведь ты уже был таким и на лестнице...

Я просто улыбнулся и раздвинул бедра шире, снова приближая его к жаждущему ласки члену.

Он экспериментировал с ним как только можно! Целовал снизу, сбоку и сверху. И пытался заглотить. Но не получалось. Большой червяк оказался слишком толстым. Бедный Воробушка – покраснел, задыхается, слюна текла изо рта, он держался за ствол руками. Упрямец! Но потом до него дошло, что против природы не попрешь – он примирился и начал лизать его как конфетку, все время постоянно стремясь глубже. Здесь я уже не выдержал. Я не хотел кончать так. Это было похоже на цель в горлышке бутылки. Я схватил его за плечи и снова посадил сверху.

— Лады, хватит уж пресмыкаться. Раз так не получается, надо классиков вспоминать. А из их сентенций можно сделать вывод, что рожденный летать ползать не умеет. Давай-ка мы попробуем из тебя мотылька сделать.

— Да-да-да! Хорошо тебе говорить. Куда ж этот обелиск-то вставишь? Он же мне все нутро разворотит! Да я такой громадины в жизни не видал! Даже у абреков!

— Ну, во-первых, многого ты еще не видел. А, во-вторых, всего можно достичь упорством и тренировкой. Вот мы ее сейчас и начнем.

Зацепив парня все на тот же "крючок", я отправился в ванную. Добыл из шкафчика некую чудную мазь и... детскую соску этакого современного дизайна. Разогрел на кухне водичку и залил в нее. Соска была примечательна тем, что плавно утончаясь к вершине, заодно и смягчалась. А на попке, диаметр которой почти соответствовал диаметру моего ствола, имела крышечку, через которую и вливалась жидкость. При прямом использовании, которого она у меня не знала, пипочку сверху следовало проколоть.

Имея от матушки-природы этакий "подарочек" у меня иногда возникали проблемы с партнерами. Увидев как-то у родственников сие чудо, я быстро мысленно сравнил его со своим. Оценил все достоинства. Расхвалил до небес и сам продукт и продукт их совместных усилий, которому он-то и предназначался, и расспросил где ж его можно приобрести. Конечно, соску, а не мальца. Так она у меня и появилась и не раз уж выручала в постельных баталиях.

Вернулись мы в комнату. Экипировку я отправил на тумбочку, парня на тахту. Молча напоил его остатками коньяка и принялся изучать нежное, благоухающее парным молоком тело.

Как описать чувства, испытываемые, когда ощущаешь под ладонью нежную бархатистую кожу еще не сформировавшегося окончательно, но упругого тела и легкий шелковистый пушок предплечий и бедер; темные, невообразимо нежные бугорки сосков, твердеющих под подушечками пальцев и мягкую впадинку пупка; толстенькие розовые пальчики стоп с усеянными крапинками лаковыми ноготками и жилку, пульсирующую у основания корешка, скрытую от глаз аккуратным, мускусно благоухающим кустиком лобка? Как передать что чувствуешь, касаясь кончиками пальцев промежности и на миг испуганно сжавшегося валика ануса?

Гладя и целуя, я мягко перевернул своего купидона на живот и поразился впервые открывшемуся виду его высоких совершенной формы ягодиц. И пусть простит мне читатель избитое сравнение, но в тот момент, озаренные оранжевыми сполохами бушующего в печи огня, они и впрямь удивительно напоминали упругий, тугой и сочный персик. Разве мог я не объять его ладонями, не припасть к нему губами?! Он неумолимо влек к себе, туманя разум, будя в душе зверя, властно требовавшего броситься на него, вонзиться внутрь в столь жгуче желанную влажную теснину! Невероятным усилием воли загнал я его в самые глухие закутки естества, и принялся трепетно ласкать сей экзотический плод губами. Я словно пробовал его на вкус. Слегка покусывал, лизал, углублялся языком в тесную ложбинку, ощущая щекой легчайшую золотистую кисею пушка. Воробушек грациозно прогнулся, тихо постанывая и приподняв попку вверх, подставил ее бутон ласкам моего настойчивого языка. Теперь валик ануса мягко уступил столь нежному агрессору, пропуская его внутрь абсолютно чистой горячей пещерки.

Тело била мелкая дрожь. Корень, исходя соками, накалился так, что казалось малейшее прикосновение взорвет его лавиной медленно подступавшего к горлу семени. Голова кружилась, руки растягивали тугие булочки в стороны, а язык все настойчивее атаковал розовую пещерку. Но этого мне уже было мало! Его сменили дрожащие и нетерпеливые большие пальцы сразу обеих рук, начавшие свой бешенный торопливый массаж. Сознание растворялось в неге и зверь властно рвался вперед... И в какой-то миг он победил!

Разогнувшись, я уже готов был схватить парня за бедра и вонзиться, но тут он, мгновенно извернувшись, бросился на меня и со всего размаху налетел ртом на окаменевшую головку. Руки инстинктивно рванули голову на себя и член вдруг провалился во влажную его глубину до основания! В мозгу что-то взорвалось! Онемевшее на мгновение тело сотрясали одна за другой невероятной силы волны оргазма и член, завибрировав, разразился, наконец, своим половодьем!

О, как бесконечно долго и как невероятно кратко длилось оно!!!

Когда сознание неохотно вернулось, я как-то сразу ощутил, затихавший в глотке вопль, взбугрившиеся и онемевшие от невероятного напряжения мышцы; руки, намертво прижавшие к паху голову малыша, его яростные попытки вырваться из их тисков; и все еще пульсирующие внутри отголоски мощной разрядки. Накал вдруг исчез. Руки расслабились. Паренек рванулся назад, от неожиданности отвалившись на спину и хрипло, судорожно задышал, захлебываясь пузырившимся из ноздрей и уголков рта молочком. Лиловое от удушья лицо его было искажено гневом, а в глазах ярко сияло счастье. Едва отдышавшись, он набросился на меня, молотя по груди кулачками и яростно хрипя:

— О Боже! Неужели ты не задумываешься, когда машешь этим опасным оружием? Ты мог бы легко задушить меня своим грубым предметом! Почему ты смотришь на меня так, будто глазки выпали... Ну перестань плакать, большой грубиян... Ну... успокойся... Как же ты так!.. А если бы и я... о-хо-хо-хо-хо...

Он обнял меня, прижав голову к груди, и продолжал рыдать бессловесно. Мы упали на одеяло вместе, так и не разлепиваясь.

Я сам не понимал, что со мной происходит, что только что случилось - такое мощное и всеобъемлющее, яркое и мучительное, жгучее и прекрасное... Слезы текли сами по себе, а сердце содрогалось от рыданий. Я чувствовал себя единственным в этой безграничной Вселенной... Нет... Не единственным... Рядом со мной было нежное тельце того, кто подарил мне ... это... счастье?..

Да?..

Да!..

Это счастье!

Вот оно, настоящее...

И в памяти медленно всплывали строки:

"Счастье, что оно? Та же птица..."

Мой дорогой Воробушек...

***

Внизу, прижавшись ко мне тесно, малыш тихо храпел. Покалывание в мышцах после утомительного напряжения постепенно проходило. Я задремал... И внезапно проснулся от испуга, который охватил меня. Если бы продолжался этот экстаз еще немного дольше, парень бы задохнулся! Боже ты мой...

Но как это было здорово!

Память устремилась в глубины прошлого, пытаясь найти хоть что-то слабо напоминающее то силу и страсть. Скажу вам - долго пришлось рыться в своем прошлом. Что-то подобное, но значительно менее мощное, я испытывал лишь дважды.

Впервые это было с моей, тогда еще любимой, бывшей. Я вернулся домой из длительной хабаровской командировки с кучей подарков (великолепный китайский фарфор, икра, тряпки, игрушки), невероятно соскучившийся по домашнему теплу и уюту. Жена с сынишкой буквально повисли у меня на руках. Это был настоящий праздник души. Всю последующую ночь я любил ее жарко и пламенно и корень мой, казалось, не собирался расслабиться хоть ненадолго, вонзаясь и вонзаясь, извергаясь раз за разом и продолжая рваться вперед. Лишь на рассвете мы уснули уставшие и счастливые...

Во второй раз это произошло так. Добираясь ранней осенью из Бармашова до Херсона, я остановил попутный ЗИЛ. В кабине места не было, и я согласился ехать в кузове более чем на половину загруженном яблоками. Там же на их груде полулежал и грузчик - русый, поджарый кобелек лет 25-ти, одетый лишь в шорты и сандалии. Я умостился рядом с ним, больше было негде. Закурили, вяло перебросились несколькими фразами и затихли. Погода стояла солнечная и ясная, ветра почти не было. Машина не спеша пожирала километры расплавленного шоссе, урча и покачиваясь. Ехать было далеко, и я расслабился под жаркими лучами солнца, овеваемый легким ветерком, объятый невероятно свежим ароматом зрелых фруктов. Помню редкое чувство бьющей через край жизнерадостности, охватившее меня в тот по-летнему яркий день, когда солнце, казалось, решило на прощание заключить людей в свои пылкие объятия перед длительным расставанием.

Развалившийся рядом парень дремал, тихо посапывая и покачиваясь в такт машине, постепенно склоняясь к моему плечу. А дальше все развивалось по хорошо известному вам сценарию. Сначала голова его легла на плечо, затем сползла на грудь и на живот, пока не очутилась на давно взведенном корне. Какое-то время мы поиграли в непонятку, наслаждаясь тактильными ощущениями... Затем он будто во сне улегся боком и я ощутил на стволе сквозь легкую ткань брюк горячее дыхание и касания мягких губ. Одна моя ладонь легла на жесткие кудряшки головы. Вторая, скользнула по загорелому плечу и ложбинке позвоночника, и юркнула под шорты, гладя и массируя его восхитительно упругие и пушистые полушария.

Играть на случайности происходящего уже не требовалось. Молодой человек быстро извлек мой корень из-под одежды и прикоснулся к нему прохладными губами. Его рот, в отличие от клюва воробья, был гораздо более емким и напоминал певца Пугачева. Он сразу же принялся поглощать его, постепенно углубляясь все больше.

Мои пальцы в это время проникли в его густую область между ног. Найдя под кожей твердый стержень основания полового члена, они проникли во влажную, но чистую щель, до тех пор, пока не коснулись нежного и слегка пульсирующего ануса. От умелых ласк его губ, от горячей и влажной пещерки, а также от дурманящего запаха яблок мое сознание окунулось в блаженное наслаждение, и я безудержно плавал на его волнах. Молодой человек чередовал глубокие движения сильного сосания, даже используя свой язык для экспериментов. Его голова становилась все активнее, доводя корень до предельного возбуждения, и мы с машиной помогали ему в достижении желаемого, делая все, что было в наших силах, пока не наступил оргазм и я не выплеснул свои обычно щедрые соки в его рот. Молодой человек жадно проглотил все до капли и начал лизать мою "сладость", постепенно переходя на яички и лобок, а также освобождая меня от майки.

Когда его ласки сконцентрировались на сосках, мой член снова принял вертикальное положение. Я продолжал проникать в него сзади с каждым разом все настойчивее. В общем, все указывало на естественное продолжение процесса, когда машина замедлила ход. Молодой человек быстро приподнялся, показывая свой привлекательный бугор под шортами, и тут же начал спешно приводить мою одежду в порядок. Впереди уже предупреждали старые попутчики из окрестностей. Двое джентльменов составили нам компанию до самого Херсона, а там наши пути разошлись навсегда.

Вновь охваченный яблочным ароматом прошлого, я и не заметил, как призывно заныло в паху и забытый мой "дружок" плотоядно прильнул к теплому животику дремлющего парня, вздрагивая и твердея, словно пытаясь самостоятельно побудить того к действию. Не знаю, какими там флюидами они обменивались, но домогательства его не канули втуне. Малыш сквозь сон обхватил его руками и вдруг проснулся, оторвав от груди разрумянившееся, трогательно-наивное лицо и глянув удивленно-сонными глазенками.

— Ой! Я кажется, вздремнул чуток... Ох-ох-хо-хах-ах-ах-ах!.. Хорошо-то как!... А я гляжу, вы тут без меня уж совсем соскучились... Ах ты ж мой гладенький, - продолжал он склонившись к корню, - ах ты ж мой гаденький. Ишь набычился как. Чего слюни-то пускаешь? Небось на попочку мою нацелился? Опять штурмовать будешь! Не уж, братец - нет тебе веры. Я теперь сам всем управлять буду - причитал он, с трудом выговаривая слова, поглаживая ствол и слизывая сочившуюся смазку.

Затем встал на коленки, развернул меня на спину, резко отвел протянутую к нему руку и погрозив пальцем, потянулся к тумбочке. Подцепив соску и крем и отметив, что вода-то в ней давно остыла, ну да хрен с ней, он с явным удовольствием смазал ее и промежность. Затем вручил соску мне и со словами: - "от греха подальше" - навис надо мной в позе "69".

Медленно лаская его пещерку, я вскоре внедрил в нее "расширитель" и, водя им туда-обратно одной рукой, второй обхватил его хозяйство. Отводя стебелек от тела, я покачивал и дышал на него, пока не вобрал с себя, вторя малышу.

Я никогда не испытывал большого интереса к оральному сексу. Но Воробушка, особенно в такой ответственный момент, решил меня порадовать. Мы занимались сосанием друг друга некоторое время, пока он не достиг оргазма и не облил спермой мою грудь. Затем парень поменял позицию и я тоже. Сев на край кровати, я поднял его ягодицы, надел резиновый презерватив на свой "орудие" и осторожно ввел его в узкую и горячую дырочку. Это начало было довольно сложным, как можно было ожидать.

Поэтому мы руководствовались наставлениями "незабвенного" Ильича - один шаг вперед, два шага назад. Парень изогнулся и откинул голову, тихо постанывая и обхватывая мою шею. Затем он приблизился к моему уху, задыхаясь от желания, и прошептал, что умирает от жажды. На столике уже не было никакой жидкости. Осторожно входя до конца, я встал и повел его со мной в кухню. Мы достали из холодильника "Фанту" и бутылку "Шато", покрытую инеем, и вернулись в комнату. Я открыл бутылки, и мы утолили жажду.

Холодная жидкость на короткое время охладила нашу страсть. Я подхватил Воробушку снизу и начал ходить по комнате, колебля его у основания, целуя его губы и чувствуя твердеющее тело в его тесной щели. Я поставил кассету Эроса Рамазотти в давно затихший магнитофон, и мы вернулись к кровати. Уложив его на спину, я поднял его ноги на свои плечи и начал двигать бедрами, лаская его нежную грудь и животик.

Движения становились все настойчивее. В голове полыхало разноцветием полотнище жаркого северного сияния. Покрытое испариной тело волнами сотрясала сладострастная дрожь, а из горла рвались один за другим рыки осмелевшего зверя. Он все сильнее овладевал сознанием. Сжав руками парня за плечи, я все яростнее вколачивался меж его ног, уже не контролируя себя, пока тело вновь не забилось в очередном мощном оргазме.

Дождавшись окончания и не желая покидать сразу столь желанную щель, я поднял его на грудь и улегся на спину, согнув ноги в коленях и образовав ими подобие спинки, к которому он и прислонился, бледный и взмокший не меньше моего. Какое-то время я отдыхал, прислушиваясь к утихавшему в ходящей ходуном груди набатному стуку сердца, вновь поражаясь силе и остроте наслаждения.

Когда дыхание успокоилось, в душе вновь, но сильнее прежнего возникло щемящее чувство, и я вслушивался в него сквозь гул огня в печи, тихую, лирическую и немного грустную музыку и едва различимый перезвон капели на подоконнике.

Утихший, было, Воробушек потянулся, разведя руки в стороны, зевнул и склонился к столику за водой. Валик его ануса непроизвольно сжался, затем вновь и вновь - уже специально - словно проверяя мой корень на прочность и тот не замедлил отозваться, твердея в жаркой теснине.

Облокотившись локтями на мои колени, парень начал медленно качаться на нем, поигрывая сфинктером. По телу разлилась волна приятной истомы, вновь возрождая желание. Теперь уже он сам нанизывался на ствол, регулируя глубину и скорость проникновения. Движения его постепенно выкачивали из кондома находящуюся там жидкость и она накапливалась вокруг ствола, жемчужно поблескивая в свете пламени. Воробушек увеличивал темп.

На его покрасневшем лице и груди стекали потные ручейки, капающие на землю. Он тяжело дышал, испытывая наслаждение. Вскоре у него силы истощились, и я поддерживал его, сам приобретая скорость и возбуждение. Так мы продолжали: когда я уставал, Воробушек брал инициативу, а когда он утихал, я активизировался. Мы двигались в ритме, словно птицы на ветке, смеясь и взлетая.

Не могу сказать, сколько это безумие продолжалось - может быть, четверть часа или час? Для нас время перестало существовать. Была только эта гонка наслаждения, проникающая острой бритвой в сознание и реальность. Мы были за её пределами, сплавленные в одно целое, создавая свою собственную реальность из любви и желания, страсти и похоти - прекрасную и мимолетную как летний дождь. Все наши чувства стали особенно острыми; тела двигались в единении, словно они жили своей жизнью, приближаясь к неизбежному разрыву. Мы были покрыты потом. В горле стоял ком. Кровь бурлила в жилах, напрягая все мышцы в последних усилиях, и из нас вырывались дикие звуки, когда первая волна экстаза пронзила наше сознание молнией, после чего тела трепетали под её порывами, и из Воробушковой "ветки" хлынули триумфальные брызги!

Этот последний оргазм был самым мощным. Изматывая нервы, истощая тела и кажется, отбирая последние силы, он затих, превращая нас в безжизненные куклы с пустыми глазами. Мы сплелись друг с другом в слабых объятиях и на время отключились...

 

***

Из забытья я очнулся также резко, как и накануне, но теперь от жажды. Прильнув к почти полной бутыли "Фанты" я высосал ее наполовину и лишь тогда пришел в себя окончательно. Часы показывали далеко за полночь. Воздух в комнате был жарким, напоенным запахами спермы и свежего пота. Раскаленная печь продолжала извергать жар. Сна ни в одном глазу. Сознание было исполнено ноющей и щемящей пустотой. Перевернув бокал "Шато", я скрутил в печи огонь, открыл форточку и вновь вернулся к постели. Воробушек разметался во сне среди смятых влажных простыней, хранивших следы наших излияний. Кое-как расправив их, я укрыл его одеялом.

Все тело было липким. В зарослях груди и живота засохли брызги малыша, и сейчас пощипывали кожу, склеив волоски и стягивая их. Страшно хотелось окунуться в горячую ванну. Но в кране воды, увы, уже не было, а до утра еще далеко. Отправившись на кухню, я поставил в большой кастрюле воду (благо запас ее всегда пополнялся в 100-литровой бочке) и закурил свою трубку. Мысли бродили в голове неупорядоченной шумной ватагой, наползая одна на другую, смешиваясь, все чаще и чаще возвращаясь к произошедшему. Когда вода согрелась, я кое-как обмылся в ванной, с болью и зубным скрежетом вычесывая щеткой надежно въевшиеся и словно сросшиеся с шерстью комочки. Наконец пытка была окончена. Решив с утра нормально отмокнуть в нормальном объеме воды, я вытерся, и критически осмотревшись в зеркале, вернулся в комнату.

Мысли постепенно успокаивались. Можно было немного более трезво разобраться в себе и решить, что же делать дальше. Поразмыслить было о чем. Я наконец понял происхождение ноющего в сердце чувства, возникшего в самом начале встречи. Просто я полюбил парня. И все происходившее в дальнейшем лишь усиливало это чувство.

Я испытывал к нему глубокое чувство. Любовь, которую я ранее, возможно, не испытывал ни к кому другому. Несмотря на все явные различия и аргументы разума. Отвергая рациональные доводы и... входя в тупик. Ведь я не мог бы жить с ним, даже если бы отдал ему всю свою любовь без остатка. Он был "Воробушек" - этот никнейм говорил сам за себя. Я редко ошибался в оценке людей и даже немного гордился этим умением видеть сущность их характера с первого взгляда. Скажите мне, добрые люди, кто когда-либо приручал воробья? Кому он мог бы отблагодарить за помощь или хотя бы привязаться на какое-то время? Этого просто не бывает. Есть конечно исключения - они всегда есть - но интуиция подсказывала, что это не такой случай. Нет.

 

Как так получилось... что делать? Я готов был пожертвовать всем ради того, чтобы сохранить его рядом со мной. Чтобы иметь возможность любить и заботиться о нем, приносить ему радость и участвовать в его жизни, отдавать свою страсть и защищать его. Но нуждается ли он в этом? И даже если нуждается, то насколько долго его хватит? Сколько времени продлится это счастье, эта страсть Воробушка? Сколько времени он сможет любить стареющего и седого мужчину, когда вокруг полно молодых и привлекательных парней, излучающих юношескую привлекательность? Как убедить себя, что настоящее счастье не лежит среди них? Как он или я сам в его возрасте могли бы уверенно заявить, что будут как каменная стена?

Мое сердце и душа безоглядно тянулись к нему. Мой разум, однако, своим жизненным опытом как острый скальпель выносил свой неутешительный вердикт. Не могу принять его, не желая осознать его ясность. Я снова вспоминал свою жизнь словно искал хоть какую-то надежду на спасение.

Вспоминалось многое - отец, первые отроческие опыты и разочарования, армия с ее бурными, многочисленными и разнообразными приключениями. Вспоминались веселые и не очень постармейский годы. Друзья по летному училищу. Женитьба, неудачный, но весьма длительный и болезненный ее опыт. Неожиданная и благополучная встреча со знакомым по училищу, благодаря которой я обрел и надежную работу, и капитал, и нового любовника из тех, о ком можно только мечтать. Болью в сердце заныло от воспоминаний о трагической его утрате.

Ох, и занесла ж память в экие дебри!... Едва вырвался я из цепких объятий воспоминаний, понукаемый лишь мешающим, но мало ощутимым дискомфортом. Очнулся от пронизывающей тело сырости, стоя совершенно нагим у темного окна. По летним меркам на дворе уж светало бы. Но сейчас и до рассвета, и до желанной воды было еще далеко. Тем не менее за те несколько часов, проведенных мною в прошлом, комнатка успела достаточно выстудиться.

Печь грела и далее, хотя уж не столь усердно. В тусклых ее отблесках виднелся в алькове свернувшийся калачиком Воробушек, плотно закутавшийся в одеяло. Следовало прикрыть забытую форточку, размять и согреть окостеневшие ступни, очистить давно угасшую трубку, набросить халат, чем я и занялся, попутно наведя порядок на столе в ожидании кипятка для нового кофе. Воспоминания неохотно отпускали в реальность, все наплывая одно за другим, вновь и вновь возвращая в минувшие годы. И я вновь предался им, устроившись в кресле у печи, лицом к окну, с новой чашкой кофе и вновь набитой трубкой...

На дворе прибавился ветер и пошел снег. Большие пушистые снежинки летели в окно, вращаясь в сложном танце, то приближаясь, то исчезая во тьме. Их танец был очаровательным и притягательным. Снежинки, словно забытые лица из прошлого, возникали из глубины времени, оживляли воспоминания и уносились обратно туда, откуда пришли. Зима в последний раз решила ненадолго вернуться и оживить спящий город ночью, что неизбежно напоминало мне армию.

Опираясь на свои светлые воспоминания, я могу сказать, что самые яркие из них связаны с моей службой в крымской десантной части армии. Мне повезло избежать дедовщины практически полностью благодаря особому характеру наших войск. В этой армии царили особые, почти братские отношения между солдатами - что живо напоминало настоящую мужскую дружбу с отцом. Это была армия, где никогда не было конца физической подготовке и военно-специальной подготовке, где проводились учения, прыжки, длинные марш-броски, строевые и наряды. Мы постоянно испытывали голод и следили за скучной программой "Время". Армия находилась недалеко от северо-крымского города - тогда еще неприятного и грязного места, которое я раньше проезжал мимо в своих путешествиях к морю без всякого внимания.

Здесь я впервые не чувствовал себя чужим, потому что в нашей части были парни из разных уголков Советского Союза, отличавшиеся только своей национальностью, ростом и фигурой. Единственное отличие меня от других уже с первых месяцев службы заключалось в моем особенном корне, который каждое утро выглядывал из прорези штанов (которые имели пуговицу только на поясе), вызывая у кого-то восхищение, а у кого-то смущение. Это был источник дружеских шуток и подтрунивания. Единственный, с кем мой размер соперничал, был компактный одногодок - осетинец.

Армия по большому счету стала мне школой жизни, как бы напыщенно это не звучало, закалив физически и морально, приучив к самодисциплине и порядку. Именно в ней я впервые столкнулся непосредственно с таким понятием как "долг", лучше узнал свои позитивные стороны и нивелировал слишком выпирающее мальчишеское Эго, понял важность и ценность умения вести себя с другими по-человечески.

Трудности армии как ничто иное быстро вскрывают присущую некоторым гнилость души, ее низость и мелочность. Но они же сближают, роднят парней, давая возможность легче переносить кажущуюся или явную несправедливость, с усмешкой мириться со всей ограниченностью и примитивностью солдатской службы, рождая в душе чувства сопричастности и ответственности за свои поступки.

И, как это не странно, запретная солдатская близость в подобной атмосфере уже не казалась чем-то таким уж страшным и порочным. И нерастраченная сексуальность, столь мощная, не взирая ни на какие голод и физические нагрузки, находила свое проявления в несколько слишком крепких дружеских объятиях; в тесных сплетениях тел во время борьбы на физо, когда явственно чувствовалась горячая взаимно ощущаемая твердость в паху; и в крепких хмельных поцелуях; и даже во взаимной мастурбации после попоек, когда закипал розовой пеной вишневый сад в зоне отдыха, и пьянили своим одуряющим ароматом акации, цветущие вдоль главной аллеи.

И каменный стояк, и нытье в паху, возникающие ежеутренне, не взирая ни на какие бромистые препараты, щедро добавляемые в наш рацион, иногда находили разрядку в тесных объятиях забывшихся на миг натуралов, истосковавшихся по такой казалось бы обыденной телесной близости. И какими же доступными и желанными становились они после редких попоек или знаменитого винного молдавского мармелада, иногда даже превращаясь в небольшие оргии, после которых стыдились смотреть друг другу в глаза, стеснялись вспоминать и даже признаться самим себе насколько же это было здорово и отлично от "двуполого" секса. Когда поутру сторонились вчерашних партнеров до следующего "срыва", и вновь сплетались в неистовых объятиях, списывая это потом на нехватку девочек и вновь клянясь себе, что это в последний раз и больше никогда, никак и ни с кем из ребят до самого дембеля.

— А вот на гражданке! С девушками! Там-то я и оторвусь!

Забывая о страстной и неописуемой нежности, внезапно, как водоворот, завладевшей неожиданными любовниками, пробивавшейся из самого сердца и не находившей другого выхода в обычных буднях солдатской жизни.

Сексуальность определяла не только мои поступки и предпочтения, но и, порой, саму армейскую карьеру. Благодаря ей я приобрел различный опыт в интимных отношениях, осознал себя и окончательно, как казалось тогда, определился со своими предпочтениями. В любом случае, перестал сомневаться в своей голубизне и перестал ею стыдиться.

Армия подарила мне многое. Наверное, без нее я бы так просто не поступил в авиационное училище, наверное служба там прошла бы не так легко и радостно. И вероятно всю последующую жизнь сложилась бы совсем по-иному.

***

Снежинки уже который час кружились и вертелись за окном, такие же большие и пушистые. Детвора будет радоваться утром! Будут играть мартовскими снежками!

Малыш заворачивался в постели, тоненьким голоском жалуясь на что-то или кого-то, и я еще тщательнее укрыл его, любуясь его милым личиком.

Он больше всего напоминал одного из моих бывших сослуживцев в армии, к которому я испытывал самые чистые и глубокие чувства. Но тогда они не нашли своего развития. Между нами было почти ничего. Лучше сказать, не успело произойти. Как всегда "вовремя" вмешался злой рок, и наша нежная дружба была разрушена. Чем она могла стать? Достаточно ли было этого на долго?.. Может быть, даже на всю жизнь...

Вспоминалось очень многое.

Служба с ее фантастически-драматическими событиями, во время которой я окончательно уверился в том, что мужики мне нравятся ничуть не меньше, если не больше чем женщины.

Учеба в столь желанном летном училище, почти полностью прошедшая без каких-либо голубых историй.

Женитьба на старших курсах с горячо тогда любимой и рождение сынишки. Недолгая в те тяжкие "купонные" времена 2-х летняя служба в промозглом, заплесневелом Калининграде.

Громадное сокращение вооруженных сил и мое безрадостное возвращение домой.

Мать мало чем могла помочь. Еще в армии я получил от нее весточку о том, что к ней зачастил младший брат отца, в конце 70-х выехавший в Германию. Он признался в своей давней к ней неразделенной любви и умолял хотя бы теперь выйти за него замуж. За бугром его личная жизнь не сложилась. Окончились эти визиты тем, что мать, трезво рассудив, согласилась на его предложение, и за несколько месяцев до моего дембеля навсегда уехала в Берн. Сейчас она лишь изредка помогала нам финансово.

Без работы, без денег, без перспектив... опять же 2-х летние мытарства, когда приходилось на всем экономить и из кожи вон лезть дабы держаться на плаву. Не взирая на часто сменявшиеся работы, я все же ухитрился получить второе экономическое "высшее", что хоть как-то расширяло горизонты.

А затем была совершенно случайная встреча со старшим своим сослуживцем по училищу, перевернувшая всю мою жизнь.

Не скажу что курсантами мы были близкими друзьями. Он оканчивал летное училище через год после моего поступления туда. Взаимную симпатию мы почувствовали сразу, встретившись впервые на стадионе. Он был моего роста, лохматости и комплекции, но белокур и синеглаз. Кроме этого в глаза сразу бросалась несколько необычная, во всяком случае крайне редко встречающаяся грация при мощно развитой мускулатуре, сквозившая в каждом движении. А лицо - уже намного позже я увидел подобные типажи в рисунках Тома оф Финланда – глубоко сидящие под прямыми бровями, искрящиеся неистощимым весельем глаза, короткий слегка вздернутый нос, большой чувственный рот и мощная нижняя челюсть. Голова, широкая, немного приплюснутая сверху, казалась небольшой из-за широчайших плеч и бычьей шеи. К талии торс резко сужался и переходил в мощные бедра, венчающиеся спереди вполне увесистым бугром, а сзади тугими высокими ягодицами. Столь же мощными были голени и предплечья.

Мне было так комфортно и легко в его компании. Но... к сожалению! Учеба не позволяла нам общаться так часто, как я хотел. Выходные и свободное время мы проводили каждый со своими друзьями. В нашем общении я заметил странную неопределенность. Он то был глубоко преданным, то вел себя холодно и высокомерно. Фактически наше общение ограничивалось всего несколькими проведенными вечерами, но в эти моменты мы настолько открыто разговаривали друг с другом, что они запали мне в память на всю жизнь...

***

К моменту нашей случайной встречи он, в отличие от меня, достиг больших успехов. После успешных дел с родственниками он только что основал свое предприятие, которое уже имело прочное положение даже в трудные времена.

Трудно передать словами, как я был потрясен и рад этой встрече. Я очень радовался его достижениям... Мне было стыдно за свое бездействие... Не знаю почему я рассказал ему все о своем положении без какой-либо скрытности и подтекста. Возможно, потому что он был искренне рад моему присутствию и не хотел расставаться. Мы ходили из одного кафе в другое, пили большие порции алкоголя. Мы говорили, говорили и не могли наслушаться друг друга...

Я вернулся домой около 4 утра и сразу же поделился радостной новостью с моей только что проснувшейся женой - похоже, у меня наконец-то нашлась достойная работа с хорошей зарплатой.

С появлением этого нового друга в моей жизни произошло также быстрое решение профессиональных, финансовых и бытовых проблем, а также некоторых интимных проблем. Я снова погрузился в мир гомосексуальной любви. Мы со своим начальником, а затем и бизнес-партнером стали универсальными любовниками.

Поначалу мы ударились в соблазнение представительниц слабого пола. Дела молодой, едва вставшей на ноги фирмы требовали заключения максимально большого количества выгодных контрактов. Чем их было больше, тем больше процветал наш бизнес. Сами знаете, как много в таких делах порой зависит от личного обаяния, готовности не только провести с заказчиком вечер в ресторане, но и от его продолжения в постели. Именно в эту сферу мы вдвоем и окунулись поначалу с головой. Контроль за работой штата мы вели, но постольку, поскольку это позволяло нам наше основное занятие – поиск потенциальных клиентов и заключение выгодных сделок. Благо среди сотрудников было несколько надежных людей, на которых можно было положиться.

Столь бурная и рисковая деятельность привела к тому, что дела в фирме вскоре стали процветать. Уже через несколько лет нам удалось войти в круг солидных фирм, среди которых было несколько иностранных. Мы зарабатывали хорошие деньги и могли уверенно смотреть в будущее.

Семья стала потихоньку выбираться из нищеты. Спустя несколько лет мы даже смогли позволить себе приобрести новую просторную квартиру, которую со временем удалось вполне прилично обставить. Все, казалось, идет к лучшему. Поездки за рубеж, переставшие казаться чем-то из ряда вон выходящим. Нормальный уровень жизни, позволивший дать сынишке хорошее образование, дающий возможность время от времени баловать супругу дорогими безделушками, а себя аппаратурой и машинами.

Роман с другом ничуть не влиял на наши с женой отношения, даже послужил, как это не парадоксально, их укреплению. Сблизились мы с ним довольно быстро. Я читал в его глазах те же желания, что и он в моих. Произошло же это в одно из первых наших совместных посещений сауны. Без шумной компании и непомерной выпивки. В ней я убедился в том, что тело его стало еще притягательнее, что и корень его мало уступает моему по габаритам. Он не менее заинтересованно и открыто разглядывал мое "ню". По молчаливому согласию мы в течение часа выполнили обязательную банную программу – помывка, парилка, бассейн, парилка, перекур, бассейн, парилка, окончательное и тщательное омовение и большой-большой перекур-перекус со "Стеллой Артуа".

В ходе продолжительной беседы, которая не прерывалась на протяжении всех мероприятий, атмосфера становилась все более интимной и веселой. Мы достигли пика веселья, вспоминая наши прошлые сексуальные и деловые сражения. Воспоминания о них были такими яркими и свежими, что оба мы полностью отдавались им. Я был очарован видом его прекрасного достоинства, изящно выпиравшего из густых зарослей. Скоро я уже не мог думать ни о чем другом. Он увлекал меня безмерно, и я не помню, как оказался рядом с ним и начал ласкать его упругую и горячую поверхность.

Мой друг не пытался ускользнуть от меня или выразить свое негодование. Он обратил на меня свои потрясающе голубые глаза, наполненные страстью, и я полностью утонул в этом бескрайнем океане. Они все приближались все больше, захватывая меня своей притягательностью, и я терялся в аромате его дыхания. Мы слились в поцелуе, которое было одновременно нежным и страстным, и время просто останавливалось. Невозможно передать словами все, что я тогда чувствовал.

Мы провели всю ночь в этом сексуальном безумии, начиная в сауне, продолжая в машине, затем в парке и заканчивая у него в постели. Расстались мы бодрыми и голодными только чтобы пополнить запасы энергии и продолжить на следующий день на новых местах. Впервые я нашел полное удовлетворение в обоих ролях и столь же страстно обладал его телом, как и отдавал свое.

Сначала я безудержно и безрассудно влюбился в него, и эта любовь наполнила меня счастьем. Возникшие чувства переполняли мое сердце и хватало не только для него, но и для моей семьи. В то время я так жарко удовлетворял свою возлюбленную, как никогда раньше.

Читающий эти строки, возможно, воспримет моего друга этаким благодетелем, требующим за свою щедрость определенной платы. У нас было не так. И встретились мы на равных, и в бизнес он пригласил меня как равноправного партнера. Когда же благодаря одолженной у матери сумме, я выкупил часть акций, мы стали совладельцами предприятия и на этом проблемы финансовой зависимости между нами были решены.

Огромный и разнообразный голубой мир нашей голубой планеты открывался мне далеко не сразу. Поначалу мы с партнером стали замечать, что некоего особого внимания к себе требуют и некоторые представители фирм мужеского пола, с которыми мы стремились иметь деловые отношения. И с ними проведенные порой почти невинные встречи в кабаках или сауне, в бассейне или фитнес-клубе, на лоне природы или морском берегу с "простыми дружескими" обниманиями или поцелуйчиками становились решающими в заключении сделок. Конечно же, иногда этим не ограничивалось. Некоторые, самые решительные и рисковые, стремились к сексуальному контакту и тогда мы с готовностью выступали в роли самцов.

Эта страница биографии заставляет меня испытывать стыд за тогдашнее наше поведение. Чаще всего "такими" сексуальными партнерами становились люди более чем среднего возраста, обделенные изначально или утратившие с возрастом какое-либо обаяние и шарм. Со временем нам все чаще приходилось напрягаться и соответственно разогреваться различными специфическими допингами для их удовлетворения. Самым мощным из них, естественно, было наше общее в них участие, когда такое было возможным. Но, увы, так бывало исключительно редко. Тем не менее и они сыграли немалую роль в становлении фирмы, в укреплении ее положения.

Несмотря на различные способы увлечения клиентов и партнеров, наш роман с другом продолжал развиваться на основе взаимного равноправия, и это полностью устраивало нас. Хотя иногда нам приходилось соблазнять достаточно привлекательных и несколько старших мужчин, мир "гей-общества" долгое время оставался за пределами нашего внимания.

Наши страстные отношения изначально напоминали любовь, но это продолжалось всего несколько лет. Может быть, я вообще не знаю, что это такое? Возможно, я просто не способен испытывать ее? Есть много причин похолодания наших отношений, но это не главное. Главное заключается в том, что мы все больше отдалялись друг от друга и все реже занимались сексом. После того как первая страсть утихла, мы начали экспериментировать. Некоторое время мы включали случайных партнеров в наши игры и получали новые ощущения. Мы изучали сотни гей-журналов и видео из-за границы. Мы тщательно изучали их и пытались воплотить в жизнь наиболее понравившиеся способы и сюжеты, что помогало нам сохранить нашу связь, заменяя чувственное напряжение.

Именно в это время я стал замечать, что мой друг, который от природы был циничным и жестоким, все больше склоняется к элементам насилия в сексе, особенно к применению его со стороны партнера. Я никогда не любил насилие, за исключением той естественной доли, которая присутствует в сексе и усиливает удовольствие. Возможно, если бы я очень сильно любил его, я бы с радостью принял эти склонности друга, отказывая себе в своих предпочтениях ради любви. Но у меня уже было подобное в армии, и я все чаще чувствовал возрастающее сопротивление и неприятие к этим склонностям моего возлюбленного. Было несколько ссор и драк из-за этого, после которых мы помирились, а он обещал больше не причинять мне боль и унижения. Казалось, что все возвращается к прежнему состоянию, но я все чаще замечал, что наш секс становится все более скучным и лишенным страсти. В этой ситуации ничего не могло быть изменено.

Возможно, одной из главных составляющих любви есть способность жертвовать собой. Я немало думал об этом и все четче понимал, что не готов к этому, что я не настолько его люблю. Как же больно было это осознавать!

Мы и дальше держались вместе. Двое крайне одиноких людей, вынужденных скрывать от общества свои склонности. Я любил его как друга. Я признателен был ему за столь своевременную помощь в жизни. Но я никак не мог разделить его сексуальных устремлений.

Любил ли он меня? Не знаю, не уверен. Как-то мне довелось прочесть "Философию в будуаре" и "120 дней содома" Маркиза де Сада. Общим от прочитанного было впечатление, что подобные формы и ответвления секса возникают лишь в том случае, когда человек стремится исключительно к чувственным наслаждениям, совершенно лишенным не только уважения, но и какой-либо симпатии к партнерам, не говоря уже о любви. Подобная склонность, есть только она не индивидуализирована, является ничем иным, как проявлением агрессивной мизантропии в сексуальном аспекте. Конечно же, есть люди, которым нравится испытывать унижения и физическую боль, есть и такие которым приносит наслаждение их причинять, и я ни в коей мере их не осуждаю, но это их проблема, а не моя. Пусть же они сами ищут свою половинку.

Придя к таким заключениям и разобравшись в себе я решился на откровенную, длительную и трудную беседу с другом, результатом которой стало решение, которое устаивало нас обоих. Если ему так нравится SDM, мы, оставаясь лучшими и самыми близкими друзьями, какими мы и были для окружающих, устремим свои усилия на поиски приемлемого другу сексуального партнера.

Найти его в то время у нас было нереально, поэтому мы решили обратить внимание на страны Европы, прежде всего Германию. Несколько раз я с ним ездил туда, при этом также навещая свою мать и частично выплачивая долг. Мы посещали соответствующие клубы, где я осознал, какие отношения для меня чужды. Мой друг также совершал поездки в Корею и Японию. Пока все ограничивалось кратковременными контактами, которые ему мало что давали. Поиски продолжались. Именно в это время произошла странная авария, когда после бессонной и активной ночи он мчался по одной из трасс Кёльна и мы навсегда разлучились, что сильно меня потрясло.

***

Как будто во сне до сих пор помню наше расстояние с женой. Борьба за лидерство в нашей семье, которая длилась всю нашу жизнь вместе, сама по себе стихла. Отдаление становилось все заметнее по мере того, как наш сын рос.

Я с согласия родственников умершего выкупил его долю акций, и теперь фирма оставалась только под моим контролем. Работы было много. И я привык задерживаться в офисе, погружаясь все глубже в дела. Но только она не позволяла мне быть наедине с самим собой, с этой невыносимой болью в душе. Жена не могла или не хотела помочь. Не знаю... Некоторое время она стала особенно заботиться о своей уже почти безупречной внешности. Она часто ходила по бутикам и салонам красоты, приглашала меня в театры и на концерты. Но мне казалось, что это было ей нужнее всего. Это было необходимо для заполнения разросшегося разрыва между нами, который наполнял мое сердце...

Со временем как-то само собой повелось, что она отдыхала, там и тогда, когда и где хотела. В лучшем случае с сынишкой, никак не считаясь со мной. Я не корил ее за это и не слишком противился подобному времяпрепровождению. На одном из курортов она и познакомилась со своим будущим супругом. Уже через год мы развелись. Я отнесся к этому вполне равнодушно. Просто расстались совершенно чужие люди. Когда и как они стали чужими? Куда девалось казавшееся таким глубоким чувство, сведшее их вместе?.. Не знаю.

Сын, экстерном окончив школу, уехал учиться в один из многочисленных колледжей Кембриджа, жена, уже бывшая, - в Вену. Избранник ее оказался австрийцем.

Так я остался один.

Так стал вести жизнь этакого стареющего денди.

Таким встретился с Воробушком.

Воспоминания были прерваны шумом бьющей из крана воды. Наконец-то! Дождался!

Уже через 10 минут горячая, пенящаяся искристыми благовониями, вода приняла мое истосковавшееся по ней тело в свои влажные объятия. Ах, как здорово было расслабиться в ней! Окунуться с головой и лежать на дне, вслушиваясь в таинственные урчания подводного мира. Млея от блаженства, я с добрый час нежился, лениво обтираясь губкой, чувствуя, как вытекает из тела усталость, успокаиваются нервы, возвращается оптимизм... всплывают всё новые и новые события прошлого.

Время после развода стало истинным пробуждением к полнокровной жизни. Временем когда общественная мораль с ее глупыми табу и нетерпимостью на меня уже практически никак не влияла. Правда, далеко не так сразу как хотелось бы.

Поначалу я бросился во все тяжкие, доказывая себе и всему миру, как и любой иной оскорбленный самец, что я ничем не хуже, наоборот - намного лучше многих таких же. Потянулась череда многочисленных более-менее длительных романов и интрижек с разнообразными представительницами "слабого" пола в поисках более-менее приемлемой кандидатки на будущую супругу. В том-то и дело, что именно более-менее подходящих было как раз навалом. Оказалось что этого мало. Жить остаток жизни бок о бок с еще одним чужим тебе человеком больше не хотелось.

Скверны, грязи и разочарований, короче, нахлебался вдоволь.

Обратился к платным девочкам и через полгода понял, что это еще хуже.

Тут на работе на компьютерах появился сначала Windows, а затем и Интернет. Помаленьку осваивая его, неизбежно вышел на сайты эротического и покруче содержания, а среди них "голубые" и многие, многие другие. И буквально на целый год заболел ими, отдавая их содержимому все свободное время и незаметно избавляясь от хандры и чувства безысходности. Обзавелся неслабым ПК дома. И вот тут-то до меня постепенно стали доходить все реальные масштабы и возможности "голубой системы". В голове вихрем проносились факты многочисленного к тому времени личного опыта, рассказы и намеки погибшего друга, иных случайных партнеров по сексу. В памяти стали всплывать не менее многочисленные намеки и полунамеки из прочитанной когда-то классики, история Древних Греции и Рима. В Ине-те информация о них была уже без каких-либо цензур, откровенна и полна примерами, громкими именами самых выдающихся личностей. Чего стоили одни только "Истории 12 цезарей" Гая Светония Транквилла! Нравы итальянского Возрождения! Откровения уже упоминаемого де Сада и прочая и прочая...

Что-то там в извилинах слагалось, суммировалось, щелкало и перед внутренним взором формировалось совершенно новое понимание мира. Теперь я уже уверенно и осознанно стал искать подтверждения открывшемуся в окружающем. Информацию о том где и как искать, я вновь же черпал из появившихся тогда эротических газет и журналов и того же И-нета. И наконец прозрел.

Оказалось, что я могу быть интересен огромному числу особей мужеского пола и они с удовольствием идут со мной на контакт, причем явно не обычный человеческий. Ах, сколько привлекательности было в тончайшей словесной игре полунамеков и двусмысленностей, взглядов и жестов! Как манили они к себе, вовлекая в авантюрные, часто легкомысленные, обостренные вкусом запретного плода интриги и приключения!

На первом этапе как и все подобные мне "чайники" знакомился по объявлениям и переписке, по почте и в сети. Итог, почти без исключений, оказался неутешительным и разочаровывающим. Постепенно я полностью от них отказался. Опять же платные услуги мало чем отличались от таких же, но двуполых. Крайне мало интересного выпало мне испытать и в бисексуальных встречах, когда партнеры обеих полов были мне или незнакомы или же малознакомы. Нашлись и такие.

И, наконец, взор мой обратился на окружающих меня в атлетическом зале и бассейне, на стадионе во время пробежек и на кортах, в сауне, в ресторанах и барах. Взор. Вероятно, и он у меня изменился. Потому как я все чаще стал улавливать на себе подобные, с этаким определенным огоньком. Детальнее описать этот взгляд не берусь. Легче его почувствовать.

Не сразу, но довольно быстро мое отношение к жизни и взгляды на нее претерпели революционные изменения. Теперь я больше не искал компании женщин, если только это не было связано с деловыми встречами. Мой круг знакомых стал шире, и главной характеристикой каждого из них была скрытая, тихая или едва уловимая гомосексуальность. Будни стали наполняться новыми увлечениями и влюбленностями, некоторые из которых переросли в настоящие отношения. В то же время я расширял свое понимание этого особенного мира за пределами страны. Теперь в моих зарубежных поездках и отпусках я часто посещал места, где обитали "наши" люди, обогащаясь опытом и расширяя свое общение с парнями разных рас, национальностей и возрастов. Жизнь приобрела новые краски, мир оказался прекрасным и полным бесконечных возможностей, а будущее представлялось светлым и радостным.

Кто из нас не попадал в плен таких иллюзий?

Не вдаваясь в подробности, скажу только, что я потерял их все очень болезненно, каждую за другой, оставляя мое сердце пораненным и покрытым шрамами. Я снова обрел осознание реальной жизни такой, какая она есть. У каждого из нас своя уникальная жизнь со своими темными и светлыми периодами, подъемами и падениями, успехами и разочарованиями.

Стал ли я хуже после знакомства с этой стороной жизни? - Ни в коем случае.

Стал ли я лучше? - Бесспорно.

Лучше ли я понимаю людей? - Определенно.

***

Случилось так, что ни одно из моих воспоминаний или полученного опыта не напоминало текущую ситуацию ни по форме, ни по содержанию. Ванные процедуры были закончены. Я ополоснул ванну и снова наполнил ее горячей водой, добавив ароматическую пенку. Пришло время разбудить Воробушка, но рука не поднималась...

Крайне редко в жизни моей бывали случаи, когда я не знал как поступить и что предпринять. Так же было и сейчас.

Просить и умолять?

Убеждать?

Поговорить по душам?

Просто расплатиться за услуги и ждать его реакции?

Излить перед ним свою душу и чувства?

Я буквально сатанел, но не мог решиться ни на какой вариант. Нет в жизни хуже неопределенности! Зависнув в ней я скрежетал зубами, болтаясь словно муха в паутине.

Мучительно медленно заварил кофе. Которая ж это чашка за эту бесконечную ночь?

Переливая его из джезвы в чашку я внезапно услышал хриплый со сна голосок:

— А мне?

Рука дрогнула так, что кофе разом выплеснулось на белоснежное покрытие кухонного столика, расползаясь на нем в большую шоколадную лужу. Рывком подняв голову я увидел выглядывавшую из-за приоткрытой двери заспанную румяную рожицу Воробушка, озаренную нежной улыбкой. Вот чертенок!

Сорвавшись с места я подхватил его на руки, отнес в ванную и бережно опустил в искрящуюся пену. Вода, слава небесам, уже успела немного остыть.

— Давай отмывайся, а я пока заварю свежее, – проворковал я, сам вдруг залившись румянцем, и отправился готовить новый кофе.

Не буду описывать какая буря клокотала в душе во время этой процедуры. Как чутко вслушивался я в каждый шорох и всплеск, доносящийся из ванной...

Но вот кофе готов, гренки ароматной горкой возвышаются на блюде, из-за двери ванной не слышно боле ничего.

Появился свежий и жизнерадостный Воробушек, обмотавшийся вокруг бедер полотенцем.

Кофе мы поглощали молча, лишь изредка обмениваясь осторожными взглядами. Я не мог выдавить из себя ни слова.

В конце утомленный юноша встал со стола, потянулся до хрустающих костей и произнес:

— Спасибо... Да, мы отлично провели время! Давно я не испытывал такого благополучия с кем-то... Ну что, пора одеваться.

Он направился в комнату и шуршал одеждой. Занимался этим недолго. Вышел, глядя мне в глаза с вопросительным видом. Я протянул ему зеленую бумажку.

— Хватит? - спросил он, его голос был застывший.

Юноша, опустив глаза, быстро схватил деньги и положил их в карман, ответив:

— Нормально... Итак, я побегу... Может быть, увидимся еще раз... Ты сам знаешь где меня можно найти...

Он повернулся и направился к двери, пытаясь расправиться с замком. Кое-что пошло не так. Я медленно приходил в себя. Понял, что должен помочь ему открыть дверь. Подошел к нему спереди и поддержал, помогая открыть дверь. Наконец-то она распахнулась. Юноша сделал шаг через порог...

И вот из горла каким-то хриплым, мне совершенно незнакомым голосом наконец вырвалось:

— Слушай, Воробей, а может ... останешься?!

 

Постскриптум:

В нашем городе уже давно не осталось воробьев.

Раньше их и голубей было очень много.

Огромные стаи этих птиц всегда скоплялись в центральной части города (там их кормили), настойчиво и успешно "украшая" своим пометом исторические здания и памятники.

Бороться с этой проблемой было сложно и неприятно. Затем кто-то очень умный решил изменить ситуацию радикальным образом. Голубей стали кормить отравленной пищей...

Кормили долго и настойчиво, пока они полностью не исчезли.

Активные и хитрые представители этого рода тоже угощались бесплатной едой и, естественно, разделили судьбу голубей...

В нашем городе уже давно все памятники и дома очень чистые.

Голубей совсем истребить все же не удалось - они могут прилетать издалека.

Воробьи так не умеют...

Львов – Брюссель, Х.2004 - VIII.2007.

© Кирилл И. Райман.