Мой Крым. Часть 4

Мы бесконечно, по – моему, занимались любовью (насколько она была нам доступна из – за ее странных комплексов), например, плавая в море, мы могли просто взглянуть друг на друга, и тут же поплыть к берегу – в палатку. Все было – ясно. Мы могли легко бросить поход по рынку, или в магазин, по тем же самым причинам.

Однажды, после какого – то особенно бурного, с моей стороны натиска на ее щелку, кончив, выпихнув меня вон, и придя в себя, она, неожиданно, стала покрывать мое лицо, шею и грудь, быстрыми – быстрыми, лихорадочными, какими – то, поцелуями. Сказала: "Мне очень нравится, когда ты берешь меня за подбородок". Потом лицо ее как – то особенно засветилось, и она продолжила свое странное целование. Я, в недоумении, спросил: "Что это значит?!", и она, глядя на меня абсолютно ясными и зажегшимися, какими – то глазами, ответила: "Я – люблю тебя!".

Я сказал ей: "Не надо говорить ЭТИХ слов!", она, недоуменно спросила: "Почему?!", и я ответил: "Потом – пожалеешь:".

: Я уже тогда был Мудрым Японцем и Великим Гуманистом!. .

Так мы прожили, где – то с месяц. В полной гармонии и счастье. Потом, дядька – засобирался. Толи, он уже обрюхатил всех достойных девок в Судаке: у него, кстати, везде были знакомые девушки, куда бы мы ни пошли; толи, просто одолела, вечная его жажда странствий, только, однажды, вечером, он сказал за ужином, что пора бы нам выдвинуться в Новый Свет. И спросил Ассоль: "Ты пойдешь с нами?" Я – замер. Но она ответила, даже не задумавшись: "Конечно, пойду!". У меня отлегло от сердца. С этого момента она стала еще и нашим проводником и немного – гидом.

С утра начались сборы.

Это только в песнях поется: ": были сборы – недолги:" На самом деле, за месяц мы обросли приличным количеством всякого дерьма, которое жалко было бросать. Пока мы все упаковывали, Ассоль сбегала домой и надела какой – то сарафанчик, впрочем, не менее выцветший, чем ее купальник. Ботинок она так и не надела. Зато взяла с собой тряпочную, довольно вместительную сумку, в которую запихала все свое водолазное снаряжение. Дядька, до кучи, подкинул ей еще и нашего барахла (он был – не джентльмен), и мы – тронулись.

От Судака, до Нового Света, ходит обычный рейсовый автобус. Нечасто, конечно. Возит местных жителей с – работы – на – работу и по прочим хозяйственным надобностям.

Вот, только: Новый Свет, в советские времена, был закрытым городом: там был заповедник, и завод шампанских вин, построенный князем Голицыным в 18 – Бог – помнит – каком – году (один из двух в Союзе: второй был в Абрау – Дюрсо) ; что из вышеназванного делало его закрытым, я не знаю – не торпедные, же, заводы, все – таки! Но. На выезде из Судака стоял шлагбаум и хмурые мужики в зеленых фуражках (лесная служба) фильтровали потоки пассажиров. Прорваться через них было – проблематично. К тому же, Новый Свет представляет собою абсолютный транспортный тупик: туда проехать можно, а обратно, вСудак – только той же дорогой.

Ассоль предложила нам военную хитрость: выйти из Судака задолго до автобуса, обойти шлагбаум и хмурых мужиков по горе, а потом, просто тормознуть автобус прямо на шоссе – уже за шлагбаумом.

Что и было исполнено в точности. Автобус остановился, как миленький, при виде голосующих туристов (все – таки тогда люди были душевнее!), и мы, прекрасным образом, приехали в Новый Свет.

В Новом Свете мне понравилось, даже больше, чем в Судаке: городишко был совсем крошечным, народу – немного (из – за закрытого статуса), на пляжах – настоящий песок, а не привозной, как в Судаке. Вот, только жить там было нам тяжело: рынка не было вообще, магазин был один – единственный (в бывшей конюшне графа), на пляже палаток ставить нельзя.

В результате, мы поселились в двух – трех километрах от города на Царском пляже. Совсем одни. Ну, то есть, совершено – одни. Вся черно – песчаная бухта была в нашем распоряжении!

Дядька, понятное дело, – загрустил. Ему нужно было – общество. Хорошеньких девушек, желательно. А тут – пустота! Он попытался ходить в город для своих развлечений, но: то ли городишко был слишком маленьким, то ли ходить было – далековато, но ничего путного из этого не вышло.

Мы же с Ассоль – кайфовали! Пока дядьки не было, можно было шмыгать СОВЕРШЕННО голыми. И плавать – так же. Что мы и делали, естественно. Море было очень хорошим: не испытывая такого человеческого давления, как в Судаке, всякая живность расплодиласьв бухте чрезвычайно. Более того, в правой горе бухты, со стороны Нового Света, был сквозной грот: можно было, войдя с одной стороны горы, выйти – с другой. Там жило несметное количество летучих мышей, и со стороны города – крабов.

Нашим усеченным сексом мы занимались постоянно и везде: в воде и под водой, на черном песке довольно большого пляжа, на скалах и на камнях, в палатке, и без нее, и, даже (подумайте, только – какое кощунство!), в гроте, на глазах летучих мышей.

Чудо, а не место! Мы прожили там, примерно, неделю, может – десять дней.

: Но: Всему приходит конец: Дядька, в конце концов, сказал, что ему тут тесно, и надо перемещаться в Морское.

Делать нечего: начальник, есть – начальник. Пришлось возвращаться в Судак.

Интересно, что зленые фуражки и менты, которые не пускали никого в Новый Свет, на обратные потоки пассажиров, совершенно не реагировали. Так что, мы спокойно сели в автобус и доехали до Судака.

В Судаке дядька опять спросил нашу нимфу: "В Морское с нами – поедешь?", на что она, также, не задумываясь, ответила: "Конечно!".

В Судаке мы больше не останавливались, а пообедав в единственном ресторане "Олень" (где у нашего альпиниста тоже оказались знакомые, и нас покормили бесплатно), сели на другой автобус и отправились в Морское.

Морское оказалось малюсенькой, жутко пыльной и плюгавой деревенькой. Хотя, освященная набережная, в духе отца всех народов: бетонные балясины, в виде кеглей, и широченные перила, – присутствовала.

Оно было замечательно только одним: недалеко от поселка стояли высоченные и широченные (10 метров в высоту и метров 15 – 20 в диаметре) бетонные цистерны, в которых под открытым небом, не один год выстаивалась мадера. Благодаря дядькиным альпинистским навыкам, вино в Морском мы не покупали.

В Морском, в одну из наших последних ночей, Ассоль, гладя меня по груди ладонью (она любила так делать) спросила меня серьезно: "А сколько у тебя было девушек?". Я честно ответил: "Ты третья". Задавать встречный вопрос я, почему – то – не стал.

На четвертый день мы уезжали из Морского. Была уже середина августа, и дядька спешил выполнить программу: что поделаешь – спортсмен.

Еще ночью Ассоль сказала мне, что из Морского ехать дальше не может. "А то настанет улялюй!". Уточнять, что такое "улялюй", я опять же – не стал.

Прощалась мы очень тяжело. Оба – плакали. Дядька, не в силах смотреть на этот кошмар, слинял пить пиво – до самого автобуса: вбежал, буквально, в последний момент. Мы обменялись адресами, заранее написанных на мятых каких – то листочках (подставляете! У нее, таки, был настоящий адрес, где – то в Судаке!), и шедевр советского автопрома нас – разлучил.

: Потом были Рыбачье, Малореченское, Алушта, Чайка, Партенит, Гурзуф, Отрадное, Ялта, Кореиз – Симеиз, Понизовка (что – то, наверняка, – забыл!), и, наконец – Санаторное. Оттуда мы должны были валить на Симферополь, и потом – Москва. Все проскочили галопом по европам: времени у нас было немного.

Из всего перечисленного, понравился только Гурзуф.

Алушта и Ялта вызвали омерзение.

***

: Адрес я, конечно, потерял: Думаю в поезде, где мы перекладывали рюкзаки и распихивали ворованные дыни.

: Я, потом, много раз бывал в Крыму (последний раз в 2007 году; Судак сильно изгадился, а Новый Свет остался в неприкосновенности, практически, кроме домов нескольких нуворишей, часто превышающих своими размерами само имение Голицына), в разных местах бывал, и с разными компаниями, но своюАссолья большене встречал:

: Где – то она теперь? Какой Грей выпил ее нектар?

: Скорее всего, конечно, она вышла за славного гопника в кепке и в рейтузах (вроде тех, что я описывал вначале), который отжимает кошельки у прохожих темными крымскими вечерами, а сама – моет, до сих пор, посуду в каком – нибудь прибрежном кафе.

: А может, она в дорогущем ландо, проезжает сейчас по Елисейским Полям, в обществе утонченного и родовитого джентльмена:

Не знаю!