Русская любовь (записки отечественной проститутки). Истории про любовь Часть 16

Каждый приходит в проституцию по – своему. Наташка – через стриптиз. Чем не театральное искусство? Он тоже имеет отношение к вешалке, на которую женщина вешает свою одежду, раздеваясь, как на сцене, при всех и тоже за плату. Лично я окунулась в проституцию, как уже говорила, будучи травмирована женихом Эдиком. Элитарная же клиентура появилась у меня и стала постоянной далеко не сразу. Но и столичная панель, как бы символизирующая первую древнейшую профессию, со всеми вытекающими из нее особенностями, этим "избранным" тоже не предшествовала.

Размышляя потом об услышанном от неожиданной новой знакомой о стрипе, к которому мужчин влечет "неведомая сила", пришла к выводу, который, может быть, покажется кому – то странным. Так вот, когда мужчина получает возможность лицезреть откровенное бесстыдство совершенно незнакомых ему женщин, как бы видит порнографию в "живых картинах", он утверждается в мысли, будто все женщины вообще постоянно хотят и готовы при малейшей возможности отдаться, в чем и признаются откровенно в стрипе.

. . От Татьяны, лаборантки из соседнего отдела в нашем НИИ, не ускользнуло мое подавленное настроение и удручающее состояние. Она принялась участливо расспрашивать, что случилось, чем я так подавлена. И как это обычно бывает в беде с человеком, к которому проявили внимание, я доверительно поделилась с ней о конфликте с Эдиком. Рассказала, что именно послужило причиной нашего разрыва. Татьяна посочувствовала и как бы подвела итог:

– Все – тлен и суета. Плюнь и пренебреги. Смотри, сколько кругом мужиков. Тебе надо отвлечься и действовать по испытанному принципу – клин клином вышибают.

Через несколько дней она пригласила меня в компанию своих друзей.

– Хорошо проведем время. Не пожалеешь. Познакомишься с новыми интересными людьми. Отвлечешься. Она назвала адрес на Кутузовском проспекте. Квартира находилась в большом доме так называемой сталинской постройки, которые предназначались для партийно – государственной элиты и других привилегированных знаменитостей – лауреатов и заслуженных. Она отличалась прекрасной планировкой, высокими потолками, простором и имела четыре комнаты.

К моему приходу все уже собрались, и я была как бы завершающим аккордом – третьей женщиной помимо Татьяны и Галины. Мужчин тоже было трое. Все молодые, довольно привлекательные и, судя по всему, из ученого мира или другой категории интеллигенции. Так что при распределении "объектов" никто, как я поняла, не должен был оказаться в накладе – незамеченным и обделенным. Пара была приготовлена для каждого. Конечная цель нашего сборища ни у кого не вызывала сомнения, и у меня в том числе. А ради чего мы, собственно, "скинулись"? Требовалось только какое – то время для ее деликатного прояснения, чтобы, как принято было говорить у марксистов – ленинцев, идея овладела массами и обрела реальную силу.

Организаторы прекрасно сервировали стол. Он отличался обилием яств и разных заморских вин, в том числе и "Водкой на здоровье".

Быстро наступившее оживление постепенно перешло в откровенный обмен мнениями по вопросам секса, его формах и содержании. Как бы исподволь, тактично уточнялась и вырабатывалась общая линия предстоящего поведения с учетом личных пристрастий. Наконец была поставлена и последняя, как бы завершающая точка. Поступило предложение организовать групповой секс, если, конечно, никто не возражает. Исходило оно от Татьяны, а не от кого – то из мужчин, и поэтому нам, двум другим женщинам, отказываться было как – то неловко. Это выглядело бы с нашей стороны предательством подруги.

– В таком случае, рассчитаемся по номерам и бросим жребий, – предложила Татьяна. – Чтобы никому не было обидно, кто с кем начнет, а потом будем меняться и под занавес устроим кашу – малашу.

Я "вытащила" Сергея. Татьяна – Олега. Галя – Виктора. И мы разошлись по комнатам для дальнейшего углубления знакомства, как сказала Галина. Она расположилась с Виктором в комнате, смежной с той, которую "отвели" мне с Сергеем.

У поэта Николая Заболоцкого в стихотворении "Некрасивая девочка" есть весьма примечательные и символичные строки:

Сосуд она, в котором пустота,

Или огонь, мерцающий в сосуде?

А если так, то что есть красота,

И почему ее обожествляют люди?

Вот этот сосуд, как бы он не выглядел снаружи, даже непривлекательно, мужчины тем не менее стараются при первой же возможности заполнить.

Еще там, за столом, Виктор приглянулся мне больше других, да и он, как мне показалось, положил на меня глаз. Но теперь нам, явно разочарованным результатами жеребьевки, ничего не оставалось, как ждать, когда наступит наша очередь.

Я думала, что Сергей захочет расположиться на диване в самой обычной традиционной позиции, но когда я разделась и приготовилась лечь, он взял меня за руку и подвел к столу. Такой вариант был для меня приятной неожиданностью и тоже устраивал, потому что не утомителен, а мне хотелось сохранить силы для Виктора и предстать перед ним во всем блеске своей нерастраченной сексуальной энергии. Чтобы Сергей вообще быстрее кончил, я встала на корточки, полизала у него и только после этого легла на стол.

Все произошло, как я и планировала. Сделав мне тоже минет, Сергей всунул в меня член и изо всех сил старался не столько кончить, сколько затормозить наступление своего оргазма. Я же тем временем наслаждалась музыкой из соседней комнаты, ревниво прислушивалась к тому, что там происходит. А оттуда между тем доносились настоящие вопли сладострастия. Галин голос не оставлял никакого сомнения в наслаждении, которое она испытывала, трахаясь с Виктором, о котором я пока что могла только мечтать, с нетерпением ожидая своего "часа" и настраиваясь. Сношение с Сергеем меня, признаться, уже не интересовало. Интуиция подсказывала мне, что Виктор – это как раз тот мужчина, который мне нужен в моей нынешней ситуации. Я в своих предчувствиях не ошиблась.

После первого раунда, спустя примерно час, мы, ополоснувшись, чтобы вернуть себе первозданный аромат женского тела, действующий на мужчин одуряюще, снова сошлись в гостиной, но уже голышом, как свои люди, и продолжили застолье. Мы откровенно делились впечатлениями о только что пережитом с известной долей юмора и в то же время отдавая друг другу должное, и это должно было служить своего рода рекомендацией. Потом наши партнеры поменялись местами, на этот раз выбирали уже сами, и начали второй заход.

Теперь долгожданный и вожделенный Виктор был со мной. Еще там, за столом, когда увидела его голым, мне все стало ясно. Даже в расслабленном состоянии его член имел не менее десяти сантиметров. Он сидел напротив меня, и я многозначительно прикоснулась к нему, вытянув под столом ногу. На этот знак внимания он ответил красноречивым кивком головы, давая понять, что на этот раз возьмет меня.

Ударом в гонг Татьяна подала сигнал, что пора приступать ко второму раунду, и мы, женщины, разошлись по своим комнатам, чтобы приготовить ложе и себя.

Когда Виктор появился в дверях, его член уже начал наливаться. Он рос буквально на глазах и увеличился почти вдвое. Он был, видимо, так тяжел, налитый кровью, что не торчал параллельно полу, как это обычно бывает, а свисал, словно колбаса, напоминая габаритами финский сервилат, которым мы только что закусывали. Смотрела на это "седьмое" чудо света, и сердце мое учащенно билось от желания и нетерпения ощутить в себе такую прелесть, сиявшую для меня в эти минуты подобно солнцу, тепло которого согревало мой лобок. На память пришли стихи Маяковского о его необычайном приключении:

Пригорок Пушкино горбил

Акуловой горою,

А, низ горы

Деревней был,

Кривился крыш корою.

А за деревнею –

Дыра,

И в ту дыру, наверно,

Спускалось солнце каждый раз,

Медленно и верно.

Пригорком был мой "огнедышащий" лобок, а дырой – сочащееся влагой влагалище. Едва Виктор приблизился мои ноги сами собой разлетелись в стороны, как крылья, чтобы принять его в свои объятия.

Виктор был нетороплив. Мне казалось, что со мной происходит все, как тогда у поэта: "в щель войдя, ввалилась солнца масса... " Он как бы приучал меня к своему неординарному члену, давая мне освоиться с ним и к нему привыкнуть. Я поделилась с ним посетившей меня поэтической ассоциацией, и она Виктору явно понравилась. "Тем не менее мне все – таки немного больно, – заметила я, – так что, пожалуйста, не очень сильно нажимай". Он понимающе улыбнулся и, к моему удивлению, ответил цитатой из того же стихотворения: "Ладно, не горюй, смотри на вещи просто".

Первые его движения были туда и обратно, но постепенно он стал их усложнять. То усиливал давление на боковые стенки, то нажимал на заднюю, то подтягивался и одновременно скользил по клитору. Он ловко раскачивал бедрами, и это придавало члену вращательное движение, и он таким образом массировал головкой шейку матки.

Работал им, словно что – то растирая пестиком в ступке. Наслаждение, которое я испытывала при этом, невозможно выразить словами. Я готова была держать его в себе бесконечно.

Виктор решил изменить позу и посадил на себя. У меня было такое чувство, будто его член вот – вот вылезет у меня из горла. Когда он вынимал его, казалось, что из меня словно извлекают что – то бесконечное. Теперь я скакала на нем, как бешеная. Мне казалось, что член у него такой длинный, что если я буду подпрыгивать даже до потолка, он все равно будет оставаться во мне... И действительно, я ни разу с него не сорвалась. Если бы не Виктор, а был кто – то другой, как это бывало обычно с другими, я бы при таком галопе соскальзывала с члена то и дело.

Невольно представила себе на моем месте жену всемирно известного шахматиста, которая плюнула на все и развелась с ним. Все подруги были удивлены, что она променяла знаменитость на рядового врача, но она объяснила причину: "Когда начинала подмахивать, он выскакивал из меня со своей проходной пешкой и взлетал, как пушинка, до потолка. Мне эта комедия надоела". ("Вот уж если бы Виктор пригвоздил ее, – думала я, – она бы его член не теряла"). А так каждый раз приходилось все начинать сначала. Я, как женщина, ее понимаю. С таким партнером можно смириться только будучи проституткой, когда он тебе абсолютно безразличен и контакты с ним эпизодичны, случайны, и, кроме гонорара, от него ничего не требуется, да и не ждешь. Не такого ли партнера в сексе имеет в виду Б. Пастернак, о котором пишет, что он "как с танцоршей взвивается до потолка"?

Член Виктора входил в меня, словно поршень, когда я лежала под ним, и был подобен колу, когда я сидела на нем. Сколько раз кончила, даже сказать не могу. Была мокрой, как мышь. Он растягивал вагину и упирался в дно, вызывая сладкую боль. Она гасила приближение оргазма, но спустя какое – то время наслаждение начинало нарастать снова, уже с утроенной силой и остротой. И так несколько раз, пока не произошла разрядка, подобная взрыву. Оргазм такой силы я никогда еще не испытывала.

Мужчины отличаются бурной фантазией. Это общеизвестно. Потому, кстати, поэты преимущественно мужчины. Но вот в постели они, к сожалению, зачастую оказываются стыдливыми и нерешительными. Стесняются переступать какие – то установившиеся и привычные им границы. Им, да и нам, впрочем, тоже очень мешают штампы, стереотипы, убеждение, что все в сексе должно происходить именно так, как лично мы считаем, а не иначе. И все же, если уж мы остаемся, то хотим непременно испробовать все сказочные прелести секса.

Однако далеко не все женщины решаются пускаться во все тяжкие с теми, кого знают близко. Считают, что те будут о них дурно думать. А вот с посторонними, случайными партнерами, вроде попутчиков в купе, мы чувствуем себя совершенно раскрепощенными и предлагаем сами все, что только заблагорассудится. Поступаем по Пастернаку: "Переглядываемся и снова меняем позы и места".

Я, что называется, дорвалась, буквально ошалела от подвалившего мне подарка, но дара речи не потеряла. Захлебываясь словами, комментировала неожиданные ощущения, доселе мне неведомые.

– Моя вульва пылает от восторга.

– Ты пронзил меня насквозь своим кинжалом.

– Твой член пересчитывает мои позвонки.

– Я чувствую тебя у самого сердца.

– Раскачивай им и перемешивай у меня все внутри, делай из меня гоголь – моголь.

Одновременно наделяла преподнесенный мне по воле случая фаллос самыми возвышенными эпитетами из лексикона поэтов революционных романтиков. Не скупилась на комплименты, поощряя тем самым старательность и активность, стахановский ударный труд. Кадила, как говорят отцы церкви, необыкновенному ебарю, ниспосланному мне самим господом Богом. Ну как тут не уверуешь в него! До сих пор помню свои реплики, хотя они и были спонтанными. Вообще, связанное с яркими сексуальными неординарными впечатлениями, как я заметила, запоминается надолго, если не на всю жизнь. Есть что вспомнить, если, как поется в песне, "бывали в жизни встречи", и не отказываешь себе в молодости в удовольствии.

– Твоя горячая прелесть сведет меня с ума.

– Твой неписаный красавец взял меня всю.

– Какой сильный и нежный!

– Какой крепкий и неутомимый!

– Он как сталактит, свисающий с потолка.

– О, мой сладкий бананчик. Почему я не могу тебя съесть? Я яростно водила рукой по напряженному члену, зажав его в кулак. Изнывая от такой откровенно страстной ласки, Виктор в свою очередь захватил мой набухший и пульсирующий клитор щепоткой из трех пальцев – большого, указательного и среднего. Потер его, а затем с силой утопил вглубь. Я извивалась от изнеможения, как если бы меня подвергали утонченной пытке, а затем мое тело стало содрогаться в судорогах оргазма.

Еще не успев прийти в себя, я тут же натянулась на чудесную палку, чтобы повторить его и влагалищем. Все "научные теории" о том, что вагинальный оргазм, дескать, "биологически невозможен" потому, якобы, что вагина не имеет нервных окончаний и только его стимуляция ничего не дает – чушь собачья. Я прекрасно кончаю даже тогда, когда мой клитор выпадает из "поля зрения" партнера. Все зависит от ритма и координации движений. И даже не обязательно, чтобы член был такой большой, как у Виктора. А ему я шептала восторженные!

слова:

– Он у тебя как стальной и звенит во мне. Помнишь, Маяковский восклицал: хочу звон свой спрятать в мягкое женское. Так прячь же, прячь его во мне, этот твой чудесный звон!

Так я верещала, а потом вдруг отключилась. Сколько была в забытьи – не знаю. "Счастливые часов не наблюдают", – сказал Грибоедов. Он был чертовски прав. Когда пришла в себя, меня начала бить нервная дрожь и не давала произнести ни слова.

– Тебе плохо? – спросил участливо Виктор, видя, что я будто завороженная. Но едва я услышала его голос, как мне снова захотелось почувствовать его движение в себе, потому что он остановился, и член его как бы замер во влагалище.

– Нет, нет! Что ты! Наоборот, никогда еще не было так сладко. Ты напрасно меня жалеешь. И я буквально взмолилась:

– Еще, еще, сильней! Не надо меня щадить. Я хочу тебя, хочу. Я вся теку от наслаждения. Ты же видишь!

Виктор снова принялся долбить меня, словно работал сдельно. "От этой сумасшедшей скорости все в памяти перемешалось", – как пишет Пастернак, умевший находить необыкновенно точные слова для самого непривычного состояния.

– Теперь давай опять перевернемся, – прошептала я многообещающе.

Я снова прыгнула на Виктора, взгромоздилась на него наездницей, натянувшись на торчащий член, напоминавший теперь уже не сталактит, а сталагмит – то натёчное известковое образование, которое, наоборот, поднимается вверх со дна. Я буквально захлебывалась оргазмами. Когда мы легли на бок, и я к нему спиной, кончил и он.

Обычно, как только мужчина спускает, его член начинает сразу же опадать и как бы убегает из влагалища, хотя только что страстно стремился в него. Парадокс природы. Штука Виктора тоже не была исключением и, когда он кончил, стала терять упругость, но покидать меня тем не менее не спешила. Хотя и съеживалась постепенно, все еще оставалась сравнительно большой и заполняла почти все влагалище. Это вызывало необыкновенное ощущение по контрасту с тем резким трением, которое испытывали стенки от соприкосновения со стоячим и трущим их членом. Его нежное поеживание, сопровождаемое пульсацией крови, доставляло столь приятное ощущение, что я снова непроизвольно кончила. Виктор почувствовал это по трепету стенок влагалища и ответил мне благодарным поцелуем в затылок. У меня не было никаких оснований сомневаться в искренности его отношения ко мне.

Третий раунд, уже с Олегом, не перекрыл его предшественников. Уже не доставил мне никакого удовольствия и после Виктора был подобен легкому щекотанию, выглядел профанацией и был мне в тягость. Я перетерпела его только как неизбежность, потому что уговор дороже денег.

Чтобы ускорить очередное соитие и не обременять себя близостью, которая была мне теперь уже в тягость после Виктора, я прибегла к "флорентийскому" способу, который позволяет легко ускорить у мужчины эякуляцию. Двумя пальцами я оттянула крайнюю плоть члена своего третьего, и совсем уже лишнего для меня партнера, как только было возможно, почти до самого основания члена. Оголив таким образом головку, держала кожицу в натянутом состоянии в начале члена и сжатом в конце. Тонкая и нежная кожица, покрывающая головку, тоже была натянута и соблазнительно блестела. Стоило мне, теперь прикоснуться к ней влажным языком, как Олег мгновенно кончил весьма скромной порцией спермы, оставшейся в нем после двух предыдущих сношений.

А вообще – то я постепенно пришла впоследствии к выводу, что сношение нельзя превращать во что – то подобное гимнастическим упражнениям. Оно должно быть эмоционально результативным. Женская хитрость в постели, лишь имитирующая страсть и оргазм, придает в глазах клиента качество работе, но самой ей не дарит истинную прелесть акта. Если я после клиента остаюсь возбужденной и неудовлетворенной, то компенсирую ситуацию мастурбацией рукой или вибратором, чтобы снять напряжение и успокоиться.

Но чаще всего пользуюсь все – таки фаллосопротезом, который к тому же еще массирует влагалищные мышцы и укрепляет их. А это очень важно, потому что, когда умеешь пользоваться ими, а этому надо учиться, ими можно втягивать в себя даже вялый член, как мы это делаем ртом. Заботиться вообще следует не только о красоте лица и тела, но, простите за нескромность, и влагалища – нашего главного орудия. Умело владея им, всегда будешь желанной. Именно вагины, как и лица, "необщее выражение" обеспечивает мне, постоянство клиентуры.

Кучу – малу мы устраивать уже не стали. Решили осуществить ее в другой раз со свежими силами. Но про себя я уже тогда решила, сделав ставку на Виктора, что принимать в ней участие не буду. Я чувствовала, что теперь мне будет его недоставать и, когда мы утром расставались, напрямую спросила:

– Ты мне позвонишь? Виктор понимающе улыбнулся.

– А ты хочешь?

Он знал силу своего воздействия, что оставляет в нас неизгладимый след, и не скрывал этого.

– Иначе не спрашивала бы...

Он взял у меня телефон, чтобы договориться о встрече.

Несколько дней я томилась в ожидании, окрыляемая надеждой и обуреваемая отчаянием. Наконец он раздался, этот долгожданный звонок. Стоило мне снова услышать голос Виктора, как мой клитор словно обдало жаром, и я вся намокла. На какое – то мгновение даже сперло дыхание, и я сделала над собой огромное усилие, чтобы не кончить, так сказать, умозрительно. По – моему, Виктор уловил мое состояние, которое выдавали взволнованные и дрожащие интонации, а скрыть их я была не в состоянии.

По опыту общения с другими женщинами Виктор уже, конечно, знал, что я никуда не денусь, вкусив его уникальный член. Выждав, когда я успокоюсь и дыхание у меня установится, он сказал, что хочет увидеться.

– А ты согласовал это с Татьяной? – пошутила я, окончательно придя в себя.

– При чем тут Татьяна? – удивился Виктор.

– Как при чем? Я решила, что вы все – убежденные коллективисты, – заметила я, давая понять, что большой радости недавняя групповуха мне не доставила.

– Я сам по себе, – сказал Виктор.

– Значит, в другом составе, ты хочешь сказать? – продолжала я иронизировать, как бы беря реванш за ту компанию, в которую неожиданно попала.

– Но если бы не тот случай, то мы бы с тобой не встретились.

– Только это меня и радует.

– Словом, приглашаю тебя на этот раз к себе в гости. Придешь?

– О чем разговор.

Когда мы встретились через несколько дней, Виктор наговорил мне кучу комплиментов относительно моих внешних данных и сексуальных достоинств, от которых лично он без ума.

Однокомнатная квартира Виктора находилась в большом новом доме на Никитской улице, где внизу магазин с театральной атрибутикой. Едва войдя в нее, мы тут же бросились в постель и занялись любовью. Сперва, следуя своей привычке, я с удовлетворением отмечала про себя хлеставшие из меня оргазмы, но потом, войдя в азарт, потеряла им счет...

Почему – то, когда рассказывают о сексуальном контакте и делятся впечатлениями о таких переживаниях и ощущениях, непременно делают акцент на оргазм. Радостно завершают повествование – я кончил, она кончила. Рассказывая о том, как меня трахал Виктор, я вовсе не хочу уподобляться тем Баянам от секса. Просто констатирую: что было, то было. А вообще – то, господа соители, считаю такой подход к сексу примитивным. Если по – настоящему понимаешь его, то в нем важен не столько конечный результат, он всегда один и тот же, а прежде всего процесс, который всегда индивидуален и неповторим, как под копирку.

Виктор обладал, как я уже сказала, не только уникальным членом, но и удивительной способностью не кончать столько времени, сколько хочет. Он преподал мне хорошие уроки о возможностях женского тела в смысле гибкости и внутренней восприимчивости. Буквально ошарашенная его напором и рационализацией, я, говоря словами Пастернака, "вырвалась из рук и выскользнула из объятья, сама смятенье и испуг". Это состояние, правда, очень быстро прошло, и мы "поехали" дальше. А я – то думала, что уже в совершенстве овладела искусством лю¬бовных игр. Воистину: век живи – век учись. Главное в сексе – попасть в опытные руки, да и самой, как сказал поэт, "творить, выдумывать, пробовать".