Рекламный ролик IKEA

Полина красила свои длинные ресницы, склонившись к зеркалу. Густо, еще гуще, ее глаза и без того большие, темные, сделались прямо – таки бездонными, утонуть можно. Ей даже нравиться начало, представить самою себя, длинноногую, большеглазую, у зеркала, в легком платьице чуть выше коленок. Она подвела губы, облизнулась для верности и обернулась.

– Снято! – сказал невозмутимый Роберт. Полина исподтишка покосилась на режиссера, но нет, он не любовался ею. Что поделать, гению рекламных роликов не очень интересны женские фигурки и лица. У него вся съемочная группа сплошь фигурки и лица на любой вкус. Даже у дверей арендованной на два часа телестудии дежурит не вышибала – охранник, а здоровенная телка, затянутая в черный комбинезон. Но главное это Рита, стерва с немаленьким, и притом натуральным бюстом. И волосы она, кажется не красит, от природы такие носит. У Роберта, она сразу секретарь, и девушка – хлопушка, и цербер, орущий на актеров. А главное – оператор, художественное виденье, мастера. Сука.

– Теперь, Полина, слушай внимательно, – сказал Роберт, перекатывая спичку из одного угла рта в другой, – теперь следующий кадр. Последний штрих на мордашку. Губы облизнула, еще в зеркало. Решительный поворот, и проходишь через площадку. Мимо всех этих дур с шампанским.

"Дуры с шампанским" переглянулись. Они ее все ненавидят, не меньше, чем рыжая Рита. Еще бы, ведь все два часа под зноем прожекторов в белых платьях с бокалами выдохшегося лимонада стояли девчонки, считающие себя актрисами со стажем. Не полгода, а год, а некоторые из них и по два они кувыркались из массовки в массовку, из постели в постель на разных студиях, дожидаясь волшебного часа, когда их лицо захочет сделать своим какая – нибудь фирма. И вот знаменитая "Икея" со своей дешевой и практичной мебелью, нанимает Роберта, и он ставит в кадр кого? Девчонку с улицы?

– Да, я поняла, Роберт... – последнее слово Полина прошептала едва слышно, чтобы не разозлить мастера. Но мастер не слышал. Он уже трогает за локоток Риту, шепчет ей что – то. По работе, конечно. Дуры они все, эти телки, дуры потому, что все Роберта ревнуют. Полина поняла сразу, для него хорошо сделанный ролик дороже хорошо проведенной ночи, потому и достаточно ему этой рыжей оторвы. Жаль, очень жаль конечно...

Полина снова склонилась к зеркалу, и почувствовала, как некстати напряглись соски, прикрытые только легоньким, но увы совсем непрозрачным лифом платья. И в туалет захотелось, от прожекторов жарко, "добрая Рита" держит нас на лимонаде. Вот как вовремя захотелось – то... Ну не страшно, девчонка тем красившее смотрится, чем больше ей хочется. Не обязательно, чтобы фильм был эротическим, и чтобы хотелось секса.

Она облизнула губы, круто повернулась и, на секунду зажмурившись от всех этих мыслей, стремительно пошла по площадке.

И через секунду раскрыла глаза. Не раскрыла, вытаращила. И рот ее раскрылся, но ни слова ни звука Полина сказать не могла. Только воздух в горле застрял.

– А – ах...

Все, кто смотрел на нее на секунду замерли, не понимая. Потом взгляды всех, Полина это хорошо запомнила, чуть опустились, ниже, еще ниже... Съемочная камера чуть помедлила запечатлев выражение изумления и отчаяния на ее лице, а потом тоже повернулась, показав предполагаемому зрителю сначала дрожащий подбородок Полины, потом плечи, вырез платья, руки сжатые в кулачки, так что пальцы белеют... А потом...

Полина с разгону ударилась об угол невысокого стола. Дешевого и практичного стола, который своим острым как сахарный кубик углом вошел девушке прямо в низ живота... Прямо...

Полина застонала и начала медленно выпрямляться. Больше всего ей хотелось как раз наоборот, согнуться, впихнуть ладони между ног и упасть на пол, покататься на спине, чтобы унять боль. Со стороны не угадаешь, как точно пришелся удар. А он пришелся очень точно. Точнее некуда.

– Продолжаем съемку, – коротко, по – деловому приказал Роберт. Рыжая сука только глухо хихикнула, и навела объектив на глотающую слезы Полину. Та сдавленно взмолилась:

– Не надо! Пожалуйста!

– А ну не болтать, ты в кадре! – прикрикнула на нее Рита. Голос ее вибрировал злорадством, но не только. Полина с трудом перевела взгляд и отвести его уже не смогла. Рита не просто радовалась ее унижению. Рита завелась. Она, конечно спит с Робертом, и конечно почуяла, что Полина влюблена. И теперь представила себя на месте соперницы, представила не только боль, но и стыд. Щеки ее раскраснелись, рыжие волосы, растрепавшись прилипли к загорелому лбу, покрытому капельками пота.

– Иди! Ну что же ты не идешь?

– Не могу...

Дуры с шампанским наблюдали сцену с комфортом, как из зрительного зала. Кто – то там улыбался сочувственно, кто – то даже целомудренно отвел глаза, но все равно ненароком поглядывал, как Полина задирает подбородок к потолку, закусывает губу, чтобы не закричать, и делает маленький шажок к ним. Еще шажок, еще меньше, и невольный стон, вырвался из горла девушки. Боль, в первый момент удара, словно ослепившая ее тело, теперь стала отчетливой, затопила низ живота, пульсировала в том самом месте которое еще пару секунд назад сладко наполнялось совсем другим, чувством, сладким чувством нереализованного желания.

– А... моя киска... – то ли прорычала, то ли пропела Полина, и пошла быстрее, теперь уже не боясь разбередить ушибленное место, потому что боль и так прибывала с каждой секундой, и вот вот грозила парализовать, сбить с ног...

Девчонки на площадке засмеялись. В их, актерской среде, принято называть вещи своими именами, и уж никак не "киской" называть женские причиндалы. Полина старалась не думать об этом. Каждое новое унизительное ощущение, действовало на нее сейчас точно как сексуальное возбуждение, пульс сильнее, кровь приливает больше. И ей стало страшно, оттого, что кровь хлынет сейчас из ушибленной раны, там между ног.

Два раза она останавливалась, один раз пришлось сесть на корточки и все – таки сжать себя ладонями, иначе точно упала бы. Все расступились, а Роберт спокойно сказал:

– Отличная идея. Слоган будет такой – "у нашей мебели нет острых углов". Вызывающе конечно. Но помните, год назад мы сделали ролик, где парню в офисе телефонной трубкой по яйцам досталось? Это же хит получился...

Полина хотела было сказать, "жаль, что не тебе по яйцам", но вместо этого только зарычала уже, как тигрица, которой хвост в костер засунули, поднялась, скрестила руки на животе, и побрела к двери.

– Куда? – сказала охранница в комбинезоне, преграждая дорогу. Она единственная никак не реагировала на происходящее, как будто и не было ее здесь.

– Ну пожалуйста... – тонким голоском попросила Полина, и тут же почувствовав, что сейчас заплачет, прорычала уже низким контральто: – Ну...

– Да отпусти ты ее... – крикнула Рита. Она уже поправляла декорацию, поправляла этот проклятый стол, чуть ли не с благодарностью погладив его по уголку: – пусть походит по коридору очухается. Десять минут перерыв на площадке.

У нее был такой голос, как будто, глядя на Полинин позор, Рита уже кончила, и теперь ей нужно минут десять, чтобы снова начать получать удовольствие.

Полина выскочила в дверь, пихнув плечом тупоглазую охранницу, и получив в ответ довольно чувствительный пинок локтем в правую грудь. Впрочем сейчас это было ей уже не больно.

Оказавшись в пустом коридоре, Полина согнулась вдвое, собралась с силами, и глубоко вздохнув заставила себя разжать коленки, и ладонью пощупала себя там. Никакой крови конечно. Трусики здорово намокли, но это от позорного возбуждения. Только сейчас Полина поняла, почему боль незнакомая и ошеломительная.

Сокрушительный удар пришелся не куда – нибудь, не в кость даже и не по нежным губкам скрытым под полоской трусиков, а точно в средоточие женского наслаждения, в клитор. И миллионы нервных импульсов, которые крутили сейчас ее тело, как мясорубкой, это те самые импульсы наслаждения. Сильный холод, сильный жар, сильное давление вызывают боль. Но такой боли, как от удара по самому нежному и чувствительному не многим удается испытать.

Повезло – то как, подумала Полина, прежде чем заплакать.

Кататься по полу она раздумала, как – то сразу скрывшись с чужих глаз она почувствовала, что легче от этого станет не сильно. Постояла у стенки, всхлипывая, помассировала осторожно разбитую промежность руками, снова взвыла, когда нащупала то самое пострадавшее место, и чтобы не стоять на месте, побрела по коридору.

То на носочках шла, стиснув ноги, потом поскакала на одной ножке, словно решив вспомнить детство, и поиграть в классики. Хорошо хоть сиськи не как у той дуры, невольно подумала Полина, наверняка оторвались бы от тряски. У Полины отличная фигура, ей самой нравится, всех округлостей в меру, а с ее – то длинными ногами вообще по – девичьи смотрится, симпатично и с достоинством.

Если конечно киску об угол стола не расшибать, со злостью подумала Полина. От злости становилось чуть легче терпеть, чуть легче не рычать в голос. Тут же наверное еще люди по коридору ходят... Не опозориться бы еще перед ними перед тем, как решать, возвращаться через "десять минуть перерыва" на съемочную площадку, или махнуть на все рукой, и сбежать домой, лечиться. Запихнуть в трусики холодный компресс и забыть об актерской карьере. Дочка спросит когда – нибудь:

– Мама, почему ты не стала актрисой...

– Видишь ли маленькая, я однажды ушиблась об стол своею... Да блин! – взвыла в голос Полина, и тут же почувствовала, что на нее кто – то смотрит.

Парень или девчонка? Не хотелось оборачиваться. Потому как ушиб еще горит огнем, рук не отнять, и стоять так перед парнем это легче сквозь землю провалиться. Если это парень, я просто тут же кончу, с каким – то безразличием поняла Полина, может, легче станет.

Но нет. Присев на подоконник задом, обтянутым в кожаную с заклепками юбку, у двери еще какой – то студии невозмутимо курила худощавая девица самого неформального вида. Байкерша она, что ли, подумала Полина, с облегчением сгибаясь снова, и позволяя себе даже жалобный всхлип. Тоже стыдно конечно, но вполне терпимо, не до оргазма.

– Да не мучайся ты, – посоветовала байкерша, ловко лизнув кончик сигареты, и упрятав недокуренный бычок в карман: – кругом никого, я погляжу. Лезь себе в трусы и подрочи пальчиками. Ну бывает, что завели, но не трахнули... что теперь, подыхать?

– Н – нет... – Полина с трудом помотала головой, чувствуя, что на более подробные объяснения сил пока еще нет... – Я... я просто не могу... до чего... ой...

– Перетерпела? – с готовностью выдвинула новую версию словоохотливая девица. У нее узкие разбойничьи глаза зеленого цвета, и выгоревшие на солнце песочные волосы, а на пальцах два кольца с черепушками. Полина подмечала все эти детали, и чувствовала, что ей уже чуть проще стоять на ногах, просто от сочувствия, звучащего в голосе непрошенной утешительницы: – Обоссаться боишься? Пойдем, покажу, где. Он мужской правда, ну я в дверях постою, постерегу, чтоб не зашли... Ну не лопаться же теперь тебе...

– Ой, н – нет... – снова простонала Полина, хотя только сейчас поняла, что два часа на площадке не прошли даром, и боль в мочевом пузыре присоединившись к главной, терзают ее молодое тело изнутри... – Мне, просто очень... очень больно... я ударилась...

– По пизде отхватила? – девица в кожаном костюме слезла с подоконника, и с сочувственной улыбкой потрепала бедную Полину по плечу. Потом представилась: – меня Анжелой зовут, а тебя?

– Да ты чему радуешься то? – неожиданно для себя прошипела Полина... Она не хотела так говорить, она все время сдерживала себя, но тут как – то сорвалось. Видимо улыбка Анжелы ее добила, и Полина, словно в забытьи простонала: – су – ука!

Анжела улыбаться не перестала, просто одним точным движением взяла Полину пальцами за соски, прямо сквозь тонкую ткань платья.

– Как ты меня назвала?

– Прости! Ой, прости! – Полина тут же заплакала в голос, почувствовала, как щекотно потекли по щекам полоски рекламной туши... – ой, ну мне просто больно очень... Моя киска... Моя пизда... Прямо покалечилась... Я теперь наверное, не смогу ничего... Ну отпусти ты меня пожалуйста, мне от этого еще больнее...

Анжела пожала плечами, и, полуобняв Полну за плечи, усадила рядом с собой на подоконник. Минуту они сидели молча. Одна из девушек легонько скулила, качаясь туда – сюда, и прислоняясь лбом к оконному стеклу. Другая гладила ее по плечу, успокаивая.

– Я однажды на раму мотоцикла грохнулась, – сказала она: – прыгали с трамплина, я еще в воздухе соскользнула с седла, ну мне и вошло... Думала, вообще пизды у меня не осталось, полчаса орала, потом просто лежала на боку, трупом и все думала, что писать не смогу, а потом взяла и обоссалась. И ничего страшного со мной не случилось после этого. Ну вспухло на неделю там все, ну спать не могла. Но через неделю меня уже мой парень трахнул, я его сама попросила. Выла, кричала, да, так прикольно вышло. Меня с тех пор это даже заводит, если там ремнем отхвачу. Ну не пряжкой конечно...

– Да не в том дело, – жалобно проговорила Полина. Слова получалось говорить неровно, в такт ударам сердца: – там народу много было. Это видели все...

– Там, где я грохнулась, тоже много было, – спокойно сказала Анжела, – нормальные ребята, не цеплялись, не пялились. А парочку тех, кто ржал, я запомнила, и потом, когда ходить смогла нашла. Всем должок вернула.

– По яйцам? – робко спросила Полина. Последняя фраза Роберта все еще крутилась в голове.

– Двое по яйцам, – усмехнулась Анжела: – и еще четыре их телки по пизде и по вымени огребли. Бабы вообще в таком случае подлее себя ведут, их и учить строже надобно. Ну ты меня ведь понимаешь?

Полина кивнула и то ли заплакала, то ли замурлыкала, усиленно массируя свою слегка припухшую, но вроде бы уцелевшую причинную принадлежность. Уже было не только больно, но и приятно, особенно если думать о чем – нибудь еще...

– Я никогда никого между ног не била, – призналась она вроде бы ни к селу ни к городу. Парней – жалко. Девчонок – смысла нет, им же не больно.

– Да ты что, не больно? – рассмеялась Анжела... Даже Полина прыснула в ответ...

– Но это же случайно... Это же прямо клитором об стол, такого не бывает...

– Ну так ты ебани каблуком по клитору, и все дела, – как обычно невозмутимо посоветовала Анжела, – уж мы – то с тобой знаем, каково это. Баба штука тонкая. Вот по титькам ты огребала когда – нибудь? Не морщись, вижу, что да. Так вот по сиськам, это тоже штука разная. Мне, например, по буферам огрести почти не больно, только кайф, если по ниппелям заденут. А одна из тех телок, ну кого я за смех наказала, так она просто сознание потеряла. И всего – то локтем по соску, но уж смачно... Это тебе не парни, которым по шарам только попадешь, и они с копыт долой... Мы сложнее... Мы с вариантами...

Она говорила с забавной гордостью, и от этого незамысловатого обсуждения ужасных тем, Полине вдруг захотелось спросить о том, о чем она и себя не спрашивала. В конце концов сегодня она уже пошла во все тяжкие. Опозорилась на площадке, произнесла слова "пизда" и "яйца" вслух. Надо спросить, раз уж день такой, чтобы потом не умирать два раза от стыда.

– Анжела... Слушай... Он меня не замечает... Он смотрел, как я ударилась, и сказал, чтобы это снимали, и он еще из этого ролик сделает, из моего позора, чтобы все увидели... Я очень хочу ему по яйцам врезать... Просто очень... Чтобы запомнил... Это плохо, да? Я сама сука, наверное?

Анжела, еще не дослушав, решительно слезла с подоконника:

– Это тут рядом? Ну пойдем. У меня как раз полчаса еще до съемки. Щас мы поглядим, подружка, кто тут сука.

Охранницу они встретили еще в коридоре, у захлопнутых створок дверей. Устав от жаркого света прожекторов та вышла подышать прохладой и сейчас, оттянув ворот комбинезона пыталась немного охладить вспотевшее тело.

– Вернулась, битая? – угрюмо буркнула она, увидев Полину. – А это еще кто? Посторонних на съемку...

Она решительно вклинилась между подругами, и знакомым уже приемчиком подставила локоть чтобы тот вошел уже не в изящную грудку Полины, а прямо в карман кожаной куртки Анжелы, который обтягивал ту часть ее тела, которой очень подходило название "буфера".

– Н – ну? – протянула Анжела, поглядев прямо в глаза охранницы: – ты так и на ринге подличаешь? А своих буферов тебе не жаль?

– А мои не чувствуют, – понимающе кивнула крашеная блондинка в комбинезоне.

– Ой нет? – преувеличенно удивилась Анжела, и вдруг извернувшись нанесла удар снизу вверх, который наверняка встряхнул бы прелести охранницы, как боксерскую грушу, но та отпрянула, и загородилась кулаками, перекрестив ноги в боксерской стойке. Удар прошел мимо.

– Твоя подружка сегодня уже плакала. Хочешь следом за ней?

Полина не могла бы сказать, что ею руководит. Может быть переполненный мочевой пузырь подсказал, что если в драке соперница закрыла промежность и грудь, то остаются еще места на ее теле, куда ей не хотелось бы получить кулаком. Как говорит Анжела, бабы сложнее, они с вариантами. И, пользуясь тем, что охранница смотрела сейчас на байкершу, и только на байкершу, Полина сжала кулачок, и нанесла короткий удар целясь в черный комбинезон пониже.

Вроде бы она попала правее чем надо, но крашеная блондинка вдруг сморщила свой курносый носик, опустила руки и села на корточки, тихонько завыв. Анжела тут же добавила ей ногой по титькам, но та только вздрогнула, продолжая держаться обеими руками за бок. Озадаченная Анжела повернулась к Полине:

– Ну ты, знаешь, с этим поосторожнее... Что вылупилась? Ты ей по яичнику между прочим засветила, это знаешь, даже на ринге не делают... Ну я вижу, что случайно, но... Ладно, блин, этой стерве поделом. – она склонилась над поверженной соперницей, и слегка погладила по волосам: – зато два месяца трахаться сможешь без опаски. Месячных не будет...

– Иди ты... – простонала охранница, но снова получила коленом, теперь уже по левой груди, и замолкла, скрючившись на полу.

Дурочки в белых платьях все так же потели под прожекторами, не забывая потягивать лимонад, который милостиво принесла им за время перерыва Рита. Две из них недавно снялись в маленьких ролях в сериале "Дело об ограблении", еще одна самая востроносая играла женщину – киллера "Танго с ангелом", и наконец последняя,, была дочерью известного политика, и поэтому не сыграв еще как следует, нигде уже успела заявить в каком – то журнале о своих режиссерских амбициях, и сейчас грузила подруг примерно на ту же тему.

– Девчонки, кому из вас по титькам больнее всего?

Четыре девчонки в белом на секунду прервали свой обычный девчоночий щебет, и изумленно воззрились на эту, как ее, Полину что ли в ее дурацком черном платье, она там ударила себе что – то – хи – хи – хи – но кажется смотри, снова ходит нормально – хи – хи – хи – а что это за дуру она с собой притащила?. .

Этот вопрос был прерван настоящим боксерским ударом. Грудь, по которой пришелся удар принадлежала одной из звезд "Дела об ограблении" и чуть не выскочила из белого платья, потому что на ощупь оказалась не столько тугой, сколько податливо – мягкой.

– Дура что ли? – завопила ее обладательница не столько от боли, сколько от внезапной перспективы, прятать соски на глазах обожаемого режиссера.

– Дура не я, – сказала Анжела спокойно, – а ты, потому что с первого раза не врубилась, как меня нельзя называть. Держи, не расплескай.

С этими словами она пнула по звезде, но уже носком своего мотоциклетного сапожка. Звезда взвизгнула, и, намертво зажав себя между ног обеими руками, опрокинулась на спину.

– Вот видишь, Полина, – тоном учителя физкультуры, пояснила байкерша: – когда по буферам не больно, надо бить туда, куда ты сама знаешь, только целиться получше. Точно получилось?

– Точно! Ой, как точно! – стонала на полу горе – актриса. Ее подруга по сериалу нелепо растопырила ногти, собираясь видимо кого – то поцарапать, и ее в ее белом платье, которое сделало бы счастливой любую Тургеневскую барышню, обозначились, и колыхнулись две немаленькие округлости, которые Анжела и "расстреляла", как на тренировке двумя ударами кулаков.

– Ой, как точно! – словно эхо повторила бедняжка, садясь на корточки, так что под подолом платья блеснула полоска трусиков, и баюкая ушибленные молочные железы обеими руками.

– Мне тоже больно будет по буферам! – поспешно забормотала дочка влиятельного политика, генетическим чутьем видимо почувствовав, что с превосходящими силами противника лучше договориться: – очень больно будет! Ты мне лучше сразу легонечко по письке...

– По письке? – усмехнулась Анжела: – ты что, самая маленькая у нас? Ну давай, подставляй письку...

Дочка политика жалко улыбнулась в ответ, и обеими руками задрала подол, расставив ноги. Анжела галантно кивнула Полине, уступая очередь, и Полина не заставила себя просить дважды, ударила носком туфли, и сразу почувствовала, что попала. Сказала негромко, словно уточняя ответ ученицы:

– По пизде...

– По пизде, да... – дочка политика сгибалась медленно, с усилием, она почему – то старалась не отпустить задранный подол, а с ресниц ее градом катились слезы: – да, прямо по пизде... Это даже больнее, чем... ой, зря я попросила... надо было по буферам...

– Да пожалуйста! – захохотала Анжела. Теперь она ударила коленом дважды, снизу вверх, и вот после этих ударов "буфера" блатной дочки уже не могли удержаться в пределах платья, лямочки его порвались, и теперь уже стоящая на четвереньках полуголая девица отчаянно завыла:

– Это нечестно! Мы договаривались один раз... Это так нечестно... Это так больно...

Но Полина уже смотрела на четвертую, еще стоящую на ногах девушку в белом платье. Та спокойно могла бы убежать за время предшествующей экзекуции. Но почему – то неподвижно сидела в кресле, скрестив ноги, и не выпуская из стиснутых пальцев бокал с "шампанским" лимонадом.

– Ты говорила, что я с Робертом переспала? – спросила ее Полина. И, не дожидаясь ответа кивнула головой: – я сама слышала, как ты говорила.

– Не трогай меня... – трясущимися губами прошептала востроносая актриса: – я не могу идти... Я сейчас обоссусь если вы ко мне подойдете... Я не знала, что ты лезби...

– Вот дура, господи... – вздохнула Полина, и дружески подхватив под локоть, вытащила дрожащую жертву из кресла.

– Не надо по титькам, – умоляюще шептала та, – не надо по письке... я не вытерплю... Я сразу обоссусь.

– Анжела, – не обращая внимания на ее слова позвала Полина: – ты плохого не думай, я не зверь. Я куда нельзя не бью, если не промажу. Я вот чего в прошлый раз хотела...

– О – о! – взвыла востроносая актриса и схватилась за свое белое платье, которое ударом кулака оказалось сначала вмято ей в низ живота, чуть повыше места прикрытого трусиками, а потом, секунду спустя, начало становиться горячим и мокрым...

– Вот это, хороший удар, – одобрила Анжела, – не смотри только, девочка описалась, девочке стыдно. Ты сама – то не хочешь?

– Времени нет! – Полина раскраснелась в азарте драки, но когда она поглядела в сторону съемочной группы, у нее и вовсе перехватило дыхание. Все было знакомо – Роберт, хладнокровно наблюдая происходящее, отдавал приказания Рите. А та снимала! Снимала всю расправу над несчастными актрисами. Видимо у режиссера мелькнула по этому поводу творческая идея.

Не обращая внимание на тихое журчание и стоны расползшихся по площадке избитых и униженных актерок, Полина с Анжелой пошли туда, откуда светили прожектора.

– Привет, Роберт, – сказала Полина озорным девичьим голоском: – мы пришли теперь поболтать с тобой и с Ритой.

– Ты что себе позволяешь? – заорала было Рита, но тут же замолкла. Занятые камерой руки сковывали ее движения, и поэтому Анжела с легкостью взяла ее за соски, да еще и потянула в разные стороны. Рита только стиснула зубы, и нечего не сказала.

– Я сейчас врежу тебе по яйцам, Роберт, – сказала Полина, удивляясь, как легко стало говорить самые разные слова: – десять минут назад я на твоих глазах ушиблась пиздой об стол, а ты меня даже не пожалел... Мне было очень больно и очень обидно... Понимаешь, чего мне хочется?

Известный рекламный режиссер поднялся из своего понтового шезлонга с дурацкой надписью director на спинке. Внимательно посмотрел на Полину. Понимающе кивнул, расстегнул брючный ремень, расстегнул молнию на ширинке, и после всего этого, скрестив руки на груди, расставил ноги.

– Давай, врежь. Только подожди, пусть твоя подружка отпустит Ритины грудки. А ты Рита, не морщись, тут всем сегодня больно. Ты возьми картину крупным планом, сначала лица, потом, как все происходит, а потом всю площадку. Я думаю, что слоган у ролика будет даже получше "Мы готовы терпеть убытки ради удовольствия клиента". И давайте быстрее, нам надо дублей пять за оставшееся время...

Полина слушала его как в тумане, и смотрела туда, где из расстегнутых брюк Роберта, сквозь его плавки появлялось и увеличивалось то, что ей хотелось схватить, помять, прижать к себе, чтобы почувствовать. Казалось, что весь недюжинный талант режиссера рекламных роликов прямо на ее глазах поднялся, напрягся, и уставился прямо в сторону Полины сквозь шелковистую ткань модных мужских трусов.

– Бей его, давай! – прошептала над ее ухом Анжела. – Он сейчас в брюках, ударь так, и потом пусть снимет, а ты добавь пока в трусах будет. Это сейчас удобно, ничего не мешает. Видишь, как встает у него? Потом снять трусы, если он еще стоять сможет...

Полина, втянула воздух, сквозь сжатые зубы, и сделала шаг вперед. Потом еще один. Еще.

– Прости, Анжела, – пробормотала она, и приблизив губы к уху Роберта прошептала горячо: – я ужасно хочу тебе врезать по шарам, я ужасно хочу ссать, но больше всего этого я хочу, чтобы ты меня трахнул... Пожалуйста... Я так ударилась киской об угол стола... Так ебанулась пиздой... И до сих пор не кончила...

– Ах ты, сучка ебаная, подружка моя... – с легкой досадой прошептала за ее спиной Анжела. Посмотрела на то, как Роберт сгреб Полину в объятия, как задрал на ней подол платья, и стянул с ног насквозь уже промокшие от возбуждения трусики. Потом Анжела озорно покосилась на застывшую в ступоре Риту, и, подойдя к ней внезапным и резким движением сунула растопыренную пятерню между ног обалделой рыжей девушки.

– Ты не отвлекайся, ты снимай... – сказала Анжела, запихивая другую руку в свои собственные трусы, и начиная обеими примерно одинаковые, довольно интенсивные движения: – тебе будет тяжело, но ты пожалуйста работай, снимай, блядь, потому что когда этот ваш гениальный режиссер и твой дружок, вместо того, чтобы получить ногой по яйцам, оттрахает мою подругу в свое удовольствие, он обязательно придумает слоган подходящий к рекламному ролику про то, как восемь девушек ни за что ни про что схлопотали сегодня по буферам и по пизде!