Неисправимые романтики. Часть 1

За отсутствием богатого сексуального воображения или элементарной человеческой пытливости, которая в наши дни встречается еще реже, все мои приятели считают, что Родик и Даша – это обычная молодая семья, снимающая комнату у своего обеспеченного двухкомнатной квартирой друга. Многие знают, что лучшие годы своей жизни Родик провел в однокомнатной со слегка странной матерью и тихо спивающимся отчимом, а Дарья Егоровна приехала из далеких и глухих мест, дабы причаститься к таинствам изящной словесности в местном университете. Некоторым известно даже, что наличие у Родика запасных ключей от моих апартаментов весьма способствовало сближению двух любящих сердец в предбрачный и преддипломный период. "Романтики", посмеиваются наши знакомые, глядя, как уже четвертый год чета юных специалистов с филологическим образованием не просыхает от частных уроков и частных колледжей. "Неисправимые", мысленно добавляю я всякий раз, гладя их тугие, старательно откляченные и трепетно подобострастные попки, столь гармонично дополняющие друг друга. Бледно – розовый Дашкин станочек идеальной грушевидной формы, которую извечно озабоченное человечество легализовало в образе любовного сердечка, и смуглые, поджарые ягодицы Родика, покорность которых, недостойная мужчины, неизменно будит во мне самые древние инстинкты воина – поработителя.

Обычно я нагибаю их прямо на супружеском ложе: ставлю рядком, как в стойло, под коленки подкладываю диванные подушки, чтобы уровнять их услужливые дырочки с моим пахом, руки связываю за спиной, чтобы достичь максимального прогиба и подавить в зародыше активное сопротивление. И в такой вот позе они умудряются сосаться как сумасшедшие, обильно слюнявить простыни и шептать друг дружке нежные супружеские слова, умиляя меня до глубины моей не очень – то чувствительной души. Дрессировка в стойле происходит обычно субботним утром, когда мне необходимо хорошенько разрядиться от будничных стрессов, и для этих целей ничего лучше чередования мужского и женского аналов сильная половина человечества со времен Императора Нерона, а то и более дремучих, еще не придумала.

Следует отметить, что сторонники теории "Мальчик, девочка – какая в ж.. у разница", большинство из которых на поверку оказываются лишь кабинетными теоретиками, сильно заблуждаются. Родиков жопец – это лишь полигон для демонстрации моей боевой мощи, направленной на физическое унижение деморализованного противника в целях поддержания мира и стабильности на подконтрольной мне территории. Конечно, тут можно отрываться по полной, особенно когда на душе какая – нибудь гадость или когда у нашей девочки наступают критические дни. Но в целом, ничего личного, только грубая физиология и железная палочная дисциплина. А вот Дашкина попка – это мой рай, нирвана и мир во всем мире. Эти умоляющие девичьи всхлипывания, когда головка распахивает начисто вылизанную и заботливо смазанную горе – муженьком розочку, эти пугливо – похотливые девичьи повизгивания, когда мужчина начинает делать свою работу, методично и аккуратно, с поправкой на хрупкость и износостойкость райских врат, этот живой и неподдельный трепет всех фибров девичьей души, когда упругий ствол, погруженный по самое не хочу, замирает от наслаждения в поруганном, растленном и до боли жалком естестве.

В такие моменты мои голубки сосутся с особой страстностью, пытаясь, должно быть, заглушить взаимное чувство вины. По заранее существовавшей договоренности я содомировал Дарью в их официально первую брачную ночь, минут через десять после ухода последних гостей, прямо в свадебном наряде, и по силе психологического воздействия этот жестокий и могущественный акт превзошел самые смелые мои ожидания. Из непросыхающей от постоянного возбуждения участницы любовного трио она за одну ночь превратилась в послушную наложницу, преданную мне до полного самозабвения. Малышка потакает всем моим прихотям, и при этом неустанно напоминает Родику, кто такой я и кто такой он. Вот и сейчас напяленная на мою дыбу козочка нежно блеет своему козленку:

– Лапочка, я умираю, я сейчас кончу... скажи мне, миленький, какая я хорошая подстилочка для нашего господина, я от этого кончу. Я хочу кончить для него, только для него, прямо сейчас, понимаешь?!..

– Ты его любимая насадочка... ты его бесплатная анальная шлюшка... его раздолбанная и обспусканная подстилка... – блеет наш козленок и похотливо виляет хвостом.

– Миленький, как тебе не стыдно такое говорить... ты же первый подставил господину свою попочку, ротиком его ублажал... спермочку его драгоценную с полу слизывал, а я ему уже по закону досталась, как твоя женушка... боже, как я его люблю – ю – ю...

Звонкий шлепок по крепко стиснутым замужним ягодичкам, и на благодарную невольницу накатывает мощный оргазм, сотрясающий ее "раздолбанную и обспусканную" плоть не меньше минуты. Отконвульсировав положенное, Дашка, все еще со связанными руками, валится на диван и с хитроватым прищуром пялится на помпезное хозяйство своего коленопреклоненного супруга. "Твоя девочка уже потекла, господин", томно сообщает она, и переводит взгляд на мой член. "Гордо стоящий, отымей позорно торчащий, дабы впредь не отдавал своих жен на поругание". Забыл сказать, что у обеих моих попок изрядные литературные способности, направленные моим циничным либидо в русло изощренных сексуальных фантазий на тему доминирования. Это здорово скрашивает и разнообразит наш семейный досуг.

Сочный плевок стекает на то, что в обычной семье может по праву называться священным хранилищем будущего потомства, и я на полном ходу въезжаю в тело своего раба. Сегодня у него особенный день. На прошлой неделе во время наших постельных утех он случайно задел рукой мой член, за что был тут же примерно наказан, а затем лишен на неопределенный срок своего единственного сексуального права – права быть сдроченным рукой супруги или рукой господина. Кстати, почти все инициативы в области ограничения его сексуальных свобод исходят от самой Дашки. Это она запретила ему мастурбировать, мечтать о ее попке, трахать ее киску без моего разрешения и без резинки, спускать ей в ротик, мыть пол в одежде, говорить о себе в мужском роде, а также придумала сотню других, не менее забавных правил. Впрочем, все они были введены сравнительно недавно, а вот табу на касание рукой моего достоинства Родик всосал с первой порцией моей спермы, когда Дашкиной пиздешкой в этой квартире еще и не пахло.

И потому всю неделю наказанный мальчик послушно терпел, сосал и лизал нас как сумасшедший, и теперь ждал выстраданного прощения.

Отвесив с десяток дисциплинарных палок в режиме long – dicking, я засаживаю ему по самую матку и крепко сжимаю в кулак его сопливое недоразумение. Родик трясется, не веря своему счастью, хрипло шепчет "я потекла, я потекла... я спуска – а – ю – ю – ю... ", и щедро разбрызгивает недельный запас своих головастиков. Интрига в том, что я спустил его преждевременно. Не испытав полноценный оргазм, он начинает нетерпеливо подмахивать мне, тычется в мой кулак, пытаясь самостоятельно наверстать упущенное. Признаться, более унизительного зрелища, чем эти собачьи подергивания инвертированного самца, обспускавшего самого себя, лично я никогда не видел. Не прошло и пары минут, как Родик томно застонал и обмяк.

Усталый папочка оккупирует сексодром, а его хорошо воспитанные птенчики наперебой бросаются добывать свое утреннее молочко. И пока их жадные язычки и губки предаются бесстыдному идолопоклонничеству, их молящие взоры прикованы к лоснящемуся от принесенных жертв кумиру в ожидании священного дождя. В последний момент я беру инициативу в свою правую руку. Кто не расстреливал губки влюбленных своей молофьею, тот и не жил. Всякий раз, когда их оплеванные спермой мордашки сливаются в страстном и нежном поцелуе, облизывают и кормят друг друга, я начинаю подозревать, что мои разнополые сосочки – это и есть настоящая семья, и что старик Энгельс не так уж сильно заблуждался в вопросе об ее происхождении...

Думаю, для первого откровения вполне достаточно. Второе поручу написать Родиону, не слишком обремененного супружескими обязанностями. Надеюсь, что Ваши отзывы на childoflove. ekat. ru cориентируют и подстегнут его литературное вдохновение.