Оленька (4)

Глава четвертая.

Оленька растянулась, словно разложенный краб, и продолжала рассматривать свое отражение в потолочном зеркале, пытаясь вспомнить какие-то приятные ощущения, связанные с неопределенными воспоминаниями. Ей время от времени казалось, что в прошлой жизни она испытывала сильную любовь к кому-то и это чувство было взаимным, но по неким обстоятельствам она умерла рано. Иногда ей казалось, что где-то там, возможно, в другом городе или стране, или даже совсем близко — есть море или даже океан, есть семья и дети, и все хорошо. Там она может встретиться с кем-то после этой жизни... Эти беспорядочные мысли порхали возле лица и щекотали ее словно мотыльки своими крыльями.

Подняв ноги к потолку, Оленька уставилась на кольцо на большом пальце левой ноги — подарок символизировал новые переживания и неизведанные эмоции. В этом предмете казалась быть тайна, притягательность, риск и страсть — весь спектр непредсказуемой личности его владельца. "Так кто вы, мистер-сеньор-господин Пастухов? Кроме широких плеч, плоского живота и узкой спортивной задницы?" — она проворчала про себя.

Кольцом стуча по паркету, Оленька приблизилась к камину на хрустящих ногах и забралась на пуфик. Ее рука тянулась к картине "Похищение Европы", но она остановилась и прикоснулась к губам указательным пальцем. "Так получается, что я против деда? В их жизни такого никогда не было и подобные вопросы не возникали между ними. Дед всегда уступал мне во всем. Конечно, он иногда сердился на меня, гремел и ругался, но... это было лишь временно, а потом он обращался ко мне с уважением как к взрослому человеку, стараясь не задеть мое самолюбие. Но если дед что-то скрывает от меня, значит, у него есть особые причины. И какие могут быть такие особые причины, если это касается меня и моей матери?" — Оленька колебалась несколько секунд, но затем отодвинула картину в сторону и обнаружила тайник, встроенный в стену.

— Фух! — выдохнула Оленька.

Теперь ей предстояло угадать код, который мог быть любым. Она нажала кнопку "Ввод" и на дисплее появилось тринадцать квадратиков. "Итак, тринадцать цифр..." Оленька наклонила голову в сторону. Это была не легкая задача. Код мог состоять из чего угодно: дат рождения, значимых событий... кто знает что еще? Она опустилась на пол, сложила руки за спиной и начала ходить по кругу, погружаясь в свои мысли: "Сначала стоит попробовать ввести даты рождения деда и свою собственную — вряд ли дед использовал код с датой рождения садовника или горничной. Итак..."

Оленька снова передвинула картину и внесла дату рождения своего деда — пик-пик-пик… замок отрицательно пропиликал. "Теперь я его владелец" — пик-пик-пик... "нет", ответил замок. Она попробовала перемешать, поменять местами числа и многократно ввести неверный код.

— Карамба! — она ударила ногой пуфик. — Что делать? Не можешь быть простым, верно? — в гневе крикнула Оленька известному дедушке, — всегда придумываешь что-то новое?!

Оленька подправила картину так, будто ничего не произошло, поднялась в свою комнату и устроилась на кровати, положив под голову плюшевого медведя. "Хорошо, если это не их дни рождения, значит должна быть другая важная дата, которую дед без сомнений помнил и которая что-то для него значила или…

— Хм! — она хлопнула себя по обнажившейся ноге, спрыгнула с кровати и направилась в многочисленные лабиринты коридоров семейного особняка.

Оленька прошла второй этаж, когда вдруг услышала чей-то голос. В полуоткрытую дверь, где находился туалет для гостей, она увидела садовника. Полный старик стоял напротив зеркала со спущенными штанами. Оленька закрыла глаза и открыла их снова, но это не показалось ей. Она старалась не дышать и прижалась к дверной раме.

Хромой, семидесятилетний лысый блондин Джексон Артуриус делал уверенные движения руками и время от времени опускал голову назад.

— Ну, Лили, ну, проклятая сучка, моя сладость, только вернись домой и будет тебе плохо. Я покажу тебе, как издеваться надо надо мной! — пискнул старик и усилил свои движения шерстистой лапой.

Оленька замерла на месте, не шевелясь, боясь двигаться. Она подняла руку, чтобы закрыть рот ладонью, но случайно задела стоящую рядом вазу локтем. Кажется, она никогда не бежала так быстро. Уже подходя к лестнице, она увидела возле портьеры Сэма, того самого рыжего кота, который появлялся мистическим образом где и когда ему хотелось.

— Извини, Сэм, но нельзя разбивать семейные предметы в доме, — уже перепрыгивая через несколько ступеней и хохоча вслух, Оленька поднялась по узкой винтовой лестнице наверх, под самый потолок старинного дома.

Оленька прекрасно знала о том, что дед не любил цифровые носители и предпочитал обычные книги со специфическим запахом клея и красок. Дед любил читать по-старинке, прищуриваясь и потягивая свой любимый глинтвейн возле горящего камина в долгие зимние вечера.

Помещения, в которые она проникла, были заполнены различными предметами домашнего обихода. В одной из комнат до сих пор сохранились старый раковина, туалетный стол и зеркальный шкаф для одежды. Она уселась на прекрасный антикварный диван с отделкой из оленьей кожи и задумалась: "Я это видела раньше. Но где? Когда?" Перед ней была дверь в библиотеку, которая, хотя и любительская, была уникальной. Это помещение напоминало либо кабинет архитектора, либо алхимическую лабораторию или столярную мастерскую. Большой массивный стол был усыпан загадочными предметами, назначение которых она не понимала, но смотрела на них с трепетом и восхищением.

Она осмотрелась вокруг еще более пристально. Она точно знала, что ей нужна книга - обязательно русская книга. Однако книги лежали повсюду в полном беспорядке: некоторые были в толстых кожаных переплетах, на которых едва заметно блестело золотое тиснение. Она погрузилась в свои мысли, сосредоточилась и, под воздействием чего-то бессознательного, нежного и одновременно мощного, протянула руку к одной из книг, которая лежала на столе в ярко-красной обложке из морской свиной кожи, и открыла ее. Это была повесть Александра Куприна "Звезда Соломона", в которой она обнаружила свой детский рисунок с милым щенком как закладку на определенной странице.

- Вот и подсказка! - вскрикнула она.

Не глядя, она опустилась в старое скрипучее кресло и углубилась в изучение текста: "В звезде всего двенадцать точек. Значит, тринадцатая точка, вероятно самая важная, должна быть посередине. Если начать со слова Сатана, то можно ли поместить букву "С" в центре внутреннего шестиугольника?.." Через минуту ее догадка принесла блестящий результат. Сомнения остались позади, и она почувствовала вдохновение, волнистые каштановые волосы стали подниматься на ее голове от возбуждения.

- Афро-Аместигон! - прошептала она сухим горлом, полным трепета, и быстро направилась к тайнику. Замок щелкнул, и маленькая дверца открылась легко. - Эврика!

Во время пути к космодрому "Восточный" мужчины сохраняли тишину. Раай управляла сверхскоростной "Ка-120", которая была особенной версией двигателя с электродвигателем на основе принципа сверхпроводимости, позволяющей взлетать "как вертолет". После достижения заданной высоты, винтовые лопасти автоматически складывались в стреловидное крыло, и самолет разгонялся на реактивном тяге. Раай была восхищена этой изысканной инженерной идеей, которая имела аромат полевых цветов и переливающийся оттенок радужки глаз. В начале полета она немного экспериментировала с маневрами, не предназначенными для неопытных пассажиров, но никто не заметил этих действий, также как и ее глаз.

Илья Антонович был обеспокоен последними научными данными. Кроме того, перед отлетом Пастухов предложил ему ознакомиться с другим докладом. Профессор внимательно просмотрел видеоматериал, снятый искусственным гуманоидом во время борьбы с неизвестным животным. Хищник напоминал осьминога и был действительно огромным и очень подвижным; его внешний вид полностью соответствовал оригиналу, однако поведение этого животного безусловно можно было назвать разумным и даже немного изощренно-артистичным.

После ныряния Раай в воду без одной руки, осьминог произвел несколько мазков из неизвестного трехцветного вещества и устроил зрелищное световое представление. Вариант активной маскировки под названием "Летящее облако" действительно напоминал темную тучку, плавающую над дном, хотя на самом деле осьминог оставался на месте. Он также изменил форму своего тела, подстраиваясь под контуры Раай и явно показывая ей потерю руки. Раай решила не убивать хищника - ей запрещено лишать жизни любого существа. Она обездвижила животное и отрезала одно из его щупалец. При вскрытии стало ясно, что это животное было создано искусственно из новых генетических материалов. "Невидимая норма", - размышлял профессор, - это то, что все меняется. Климат меняется со временем, и мы должны меняться вместе с ним. Нам не следует бояться изменений в нас, особенно если речь идет о глобальных изменениях, таких как путешествия к другим планетам и освоение их. Это неизбежный процесс - перерождение человека и его адаптация к новым условиям жизни. Энтомологи из бывшей Германии обнаружили свидетельства начала массового вымирания пчел, что может стать самой большой экологической катастрофой с момента исчезновения динозавров. По словам ученых, насекомые, составляющие две трети всего видового разнообразия на Земле, вымирают со страшной скоростью, что приведет к катастрофическим последствиям для пищевых цепей и экосистем в целом. Членистоногие служат пищей для птиц, чьи популяции также сокращаются, что уже является "точкой невозврата" из-за критического уменьшения биоразнообразия. После таких разрушений природные экосистемы уже никогда не восстановятся в прежнем виде. Сегодня - осьминог, а завтра? .. С таким высоким уровнем генной инженерии практически возможны любые формы органических соединений, вплоть до кристаллических. К тому же, существует риск глобальных пандемий, подобных зомби-апокалипсису. Легко представить будущее, где такая терапия используется для лечения смертельных болезней, и поэтому нельзя исключать "злодейский фактор" - опасные патогены могут быть созданы специально как биологическое оружие. К счастью, это очень дорогостоящая и сложная технология, доступная только самым крупным и богатым лабораториям, и вероятность того, что террористы изобретут неизлечимую чуму или грипп, ничтожна. Однако обследование состояния растительного мира на Земле показало, что шесть тысяч видов деревьев - это десять процентов от всех существующих видов - почти исчезли. Ускоренное вымирание живых организмов является серьезным сигналом, и реальное направление изменений будет сильно отличаться от прогнозов аналитиков, потому что невозможно предсказать масштаб и направление этих малых изменений. Инцидент на пасеках в Алтайском крае - не первый: перепончатокрылые уже неоднократно отравлялись ядовитыми пестицидами, используемыми для обработки полей, и многие из них потеряли все свои пчелы. Гибель пчел - это серьезная проблема для всей экосистемы и биологического сообщества, которая может повлиять на почву и в дальнейшем на производство качественной сельскохозяйственной продукции, что приведет к значительному сокращению объемов продовольствия. Кризис и голод - это то, что может стать началом конца. Сначала пчелы, затем животные, а затем люди. Значит, есть метод, который выходит за рамки приемлемого и сводит грандиозный замысел до постыдного соучастника... "Ящик Пандоры" - это технологическая сингулярность,- вырвалась у профессора последняя фраза. Пастухов кивнул, бросив взгляд на Раечку, сидящую за штурвалом, и повернулся к окну. *** Оленька была в замешательстве: "Король коров. Барон баранов...". Через минуту она решила открыть дверцу. В сейфе она нашла папку с документами, перехваченную синим плетеным шнурком, шкатулку, небольшую стопку голографических изображений и кольцо с алым камнем в резном обрамлении. Оленька посмотрела на часы, отложила кольцо в сторону и заметила несколько листков, заполненных незнакомым ей языком и написанными быстро и слегка неряшливым почерком. "Явно тот, кто это писал, был взволнован", - подумала Оленька. Также там было небольшое ожерелье в форме чашевидной лилии размером с большой палец ноги. Вытащив содержимое сейфа на свет, Оленка заметила еще одну маленькую выемку в виде выдвижного ящика комода и потянула его к себе. Если бы она могла что-то сказать сейчас, то, наверное, промолчала бы. Оленька стояла, словно окаменевшая, ее тело ощущало легкое покалывание иголочками - в ящике виднелся дулом вниз револьвер. Оленька потянулась к стали, но затем отдернула руку и сильно оттолкнула ящик обратно; приложив ладонь к губам, она опустилась на пуфик, словно полная наполовину.

Тонкая стопка с фотографиями скользнула из рук Оленьки, когда она немного пришла в себя. Спешно развязав шнурок, она перебирала пластиковые многоугольники, на которых губной карандаш легкой руки наметил образ мужчины с такими же глазами, как у нее. Рядом с ним была женщина, на лице которой просматривались игривые повторения, а в ее жестах - оттенок страдания. На других фото она была уже немного полнее. А в парке они устроились под цветущим вишневым деревом. Женщина улыбалась и глядела на белого абрикоса контур - почему-то мужчина спрятал свои руки в старомодную дамскую муфту.

Оленька посчитала несколько десятков многоугольников; последним был испорченный слайд с глубокой царапиной посередине. Она положила его в сторону и открыла папку: черную, с потертыми золотыми уголками и вензелями по периметру. Внутри нарисована такая же лилия, как на кулоне в шкатулке. В папке лежали пожелтевшие листы, различные документы, свидетельства и, вероятно, результаты подробного медицинского исследования. Оленька не могла быстро разобраться в них - там было много зашифрованных записей, а также листы с золотыми лилиями уголками и коричневой непонятной печатью после текста - некоторые слова были написаны на незнакомом ей языке. "Мне нужно внимательно изучить эти бумаги", - подумала Оленька. Единственное, что она могла прочитать быстро и четко - это имена, указанные в некоторых документах: Кэролайн фон Браун-Алентас, Питер Брук де Вудленд, Мэри Стойн, Пфайфер Мандельсон фон Штурман... И много других. Пролистав несколько страниц, Оленька почувствовала тепло...

"Боже!" - вскрикнула она и закрыла рот ладонями от удивления, но, не успев дочитать, услышала шорох сзади.

Анита Мейк, словно богиня царства мертвых - великанша Хель, подошла к Оленьке так близко, что она почувствовала запах ее разлагающейся плоти. Резкий и жестокий удар по лицу Оленьки был неожиданным.

***

*Весна!

Вчера, во время моего пути домой на метро, я размышляла о том, как ответить тебе мысленно. Однако, из-за матери все перешло на второй план. Но это не имеет значения, время покажет, что нужно делать, и я не хочу сейчас углубляться в это.

Что касается твоих слов, я хотела бы сказать, что я никогда не осуждаю и не виню тебя. У меня нет права на это, да и оно бесполезно. Пусть все будет таким, каким будет.

Вчера я хотела написать, что самое сложное мы уже прошли и пережили вместе - трое. Но после последних событий я уже не уверена. Возможно, это просто временное обострение из-за прихода весны. Мы действительно пережили многое.

Отец, ты можешь относиться ко мне так, как захочет твоя душа - ей невозможно приказывать. Но я рада тому факту, что все грубости, грязь и похоть остались позади (по крайней мере мне так кажется). Теперь есть только светлое и чистое. Просто давай жить. Я хочу быть просто счастливой, иногда быть ребенком, который получает цветы и шарики на день рождения, ест горячие сырники по утрам, играет в снегу, подшучивает над тобой, наслаждается просмотром фильмов и пьет вино. Этого достаточно для счастья. Все эти мелочи складываются вместе и создают нашу жизнь. Пусть все будет таким.

Я не хочу знать о твоей другой любви и о том, о чем вы общаетесь. Мне это просто неинтересно. Ваша связь - это ваше дело. Она мне ничего не значит. Меня интересует только то, что есть у нас троих - это самое важное для меня. Но я верю и надеюсь, что ты перестал разговаривать о мне со своей любовницей. Я чувствую это и надеюсь, что не ошибаюсь. Все то, что происходит у нас - это только наше личное пространство, для нас двоих. Пусть они будут, твои любовницы, я не возражаю, но с определенными границами. А последняя, о которой ты говоришь, не настолько глупа, чтобы не беречь свою личную жизнь. Остальных мне даже упоминать не хочется. Я по-настоящему детски неприязненно отношусь к ним, для меня они просто чужие. Да, сейчас я говорю эгоистически, но так оно и есть.

В целом, не мучай себя и не думай, что я осуждаю, нет, все в порядке. Просто давай жить каждый в своем мире — "никаких гвоздей".

А мать — она придет в себя, уверена, невозможно изменить ее. Ей еще больше не нравится то, что она понимает, что неправа. Пусть она принимает это до конца. На самом деле она самый маленький ребенок из нас всех — эгоистичный и требующий любви и внимания. Мы такие же — мы сошлись не зря. Она не привыкла выражать свои чувства напрямую, пусть делает все, как может. В конце концов, мы до сих пор вместе потому что научились хотя бы немного понимать друг друга. Сколько нам пришлось пережить? И сколько еще предстоит? Мы либо вместе или нет — давайте быть вместе и хватит!

*Да, дочка! Ночь была интересной, а утро будет еще интереснее.

Слов уйма, словно бурные волны моря, неразбериха к утру их разгладит и затихнет. Однако я все же боюсь расставить их в нужном порядке, поэтому признаюсь: три года мне понадобилось, чтобы решиться сказать тебе, что я обожаю тебя как дочь, но так же страстно желаю тебя как женщину! Вот что все это… это время полное сомнений... Я убегал от себя, подавлял свои сердечные чувства, искажая их с чужими любовницами, которые были мне далеки. Но это неправильно! Верно?

Дочка моя, моя дорогая ласточка, пусть психологи объясняют это сложное чувство неизъяснимым адским голодом. Но на самом деле я думаю, что правда заключается в том, что здесь есть какая-то форма протеста на уровне физиологии, которая ставит меня в тупик, если быть строго точным.

Не могу утверждать, являюсь ли я сволочью или нет. Но поверьте, во мне нет никакого демонического, пылающего желания. Есть только тихое наслаждение мысленным обладанием или, как принято говорить, платоническим. Однако я не в состоянии провести четкую границу между этими двумя состояниями.

Я понял, что женщина в жизни мужчины играет роль судьбы...

Макс больше всего на свете хотел избежать этой странной переписки. Ольга, его дочь по крови, сочинила эти "письма", представив их в виде интимного дневника, и активно подкидывала их его бывшей жене Ирине, фактически своей биологической матери. Как только они вернулись в Россию после первой большой волны эмиграции, Ольга немедленно заявила о своих правах на него как мужчину, продемонстрировав свое превосходство как более молодая и способная к размножению женщина. Однако Ирина не сопротивлялась особо. На Западе педофилия и детская порнография были легализованы уже давно. Таким образом, социальная революция, охватившая западный мир, в своих логических последствиях подчинилась материалистической философии: "Если человек - всего лишь создание, созданное для удовольствия или власти, если он - всего лишь клетка в социальном организме, то никакие моральные нормы, никакие психологические или духовные истины не могут противостоять желанию власти и удовольствия!"

Но теперь, когда Макс так неожиданно и романтически влюбился в Оленьку, возникли как бы "рыночные отношения": с одной стороны - бледная родня, с другой - ангельский интеллектуальный экстаз, по сути говоря "рулетка", не только его личной свободы.

Как Буриданов осел, находящийся между двумя охапками - долгом и прихотью, пастух не мог собраться с силами, чтобы отказаться от своего желания иметь молодую замужнюю женщину. Это было для него неотразимым сочетанием зрелой сексуальной распущенности и трогательной, детской непосредственности. Он не мог уравновесить разум и воображение, которое извращало его и не давало ему развивать эти отношения. Ученый, измученный как тяжелобольной, качал головой и через наждачные веки вглядывался туда, где на горизонте пересекались сизые и алые облака.

Европа уже давно лишилась своего комфортного климата. Привычные ей контуры были поглощены агрессивными океанскими волнами. Реки Сибири и частично Алтая превратились за одно поколение в одно огромное пресноводное Средиземное море, которое соединилось с Мировым океаном и привело к остановке Гольфстрима. В результате - снег уже не тает, холода стали неизбежными, и надежды на восстановление климата больше нет. Через десять лет нашей планетой заполонит Аид, и ледяное безмолвие будет свидетельством жесткой реальности и отказа людей от сотрудничества. Биология и "естественный отбор" удачно описывают модель социальной системы, главная цель которой - выжить любой ценой в условиях жесткой конкуренции. В этом случае моральные аспекты, мешающие приспособлению индивида к новым условиям, уходят на задний план или даже становятся бесполезными.

И теперь, уже на территории России, переливаясь огнями, возводились устойчивые к ветру и волнам кранноги — колоссальные плавучие гидросооружения. Платформы наращивались усилиями новых обитателей, переселенцев со всего мира по мере их прибытия. Через подводные скважины сложные в техническом плане, искусственные острова напрямую подключались к потоку нефти и газа, притом абсолютно бесплатно. Но это не уменьшало проблем. Эмигранты, как водится, не уживались. На местах стихийно создавались молодежные, многочисленные группировки, проще сказать, банды – иные ссорились, зачастую дрались, порой без всякого повода, отстаивая, как им казалось, свои права, язык, традиции и вековые привычки. Самыми приспособленными к новым условиям жизни на плавучих платформах оказались далеко не лучшие из эмигрантов. Это были средние или даже маргинальные их представители, способные слиться с массой и укрепиться в её инстинктивных мотивах. Условия грандиозного социального катаклизма благоприятствовали появлению диктатора, который, становясь перед выбором между отказом от моральных принципов или политическим фиаско, предпочитал первое в борьбе за место под солнцем.

Раай держалась твердого курса, для надежности облетая стороной «неблагополучные», отмеченные особой меткой плавучие острова.

— Долго еще?.. — спросил Пастухов в тот момент, когда откуда-то снизу стремительно поднялась ввысь боевая ракета и устремилась навстречу пассажирскому «Ка-120».

Через мгновение Раай отметила старт ещё одного снаряда. В салоне машины включилась, предупреждая об опасности, сирена, над креслами вспыхнула надпись: «Тревога! » Сработали автоматические пристяжные ремни…

Лаборатория поиска - ракета класса "земля-воздух": «Портативная зенитно-ракетная система "Стрела-2" (код НАТО SA-7 "Грэйл"). Прицел излучает модулированный лазерный луч, совпадающий с линией прицеливания. Программное обеспечение: пусковой контейнер, тепловая батарея, инфракрасный самонаведущийся блок». Тактические характеристики боя: «Если ракета не встречает цель в течение 15 секунд после запуска или на расстоянии 6,5 км, она автоматически самоликвидируется».

Первый снаряд пронзил воздух всего в нескольких сантиметрах от мощного двигателя вертолета и готов был его уничтожить, если бы Рай не резко ушла в пике за доли секунды до этого. Вторая ракета последовала за первой, преследуя ее по следам и наконец уничтожив.

— Цель устранена! — раздался голос мальчика через радио.

— Нет, детка, похоже, русские дьяволы неуязвимы и теперь они практически над тобой.

Спустившись сквозь прореху в облаках, Рай заметила на поверхности воды катер иностранного производства. Третий снаряд был запущен именно с него. Ракета, достигнув определенной высоты, резко изменила направление полета и уверенно подошла к вертолету по тепловому излучению. Рай отключила двигатель вертолета и продолжала двигаться на инерции несколько сотен метров, пропуская "даму в светлом" перед собой.

Под водой в конусе света, заряженном хаосом, Пастухов наблюдал за молодым парнем и мужчиной лет тридцати, которые боролись за жизнь на фоне разрушенного катера; ракета пронзила его словно шомполом жареный картофель. Рай перевела винт вертолета в положение "взлет" и осторожно приблизилась к людям, удерживая машину в подвешенном положении. Но в следующий момент - от взрыва топливных баков и снарядов - "Ka-120" сильно покачнулся. Рай с трудом удержала равновесие вертолета под водой, пока профессор Знаменский страдал от рвотного спазма; прожектор то и дело освещал искаженное, словно перевернутое наизнанку, тело юноши и обломки мужчины, которого выбросило на винт вертолета взрывной волной.

Искрящийся, подобно россыпи драгоценных камней, материал жизни расплылся перед глазами. Смешавшись в зеленоватой пелены из обломков и дыма, он создал жуткое зрелище на поверхности воды. В этой картине ужаса были видны перси, мышцы и другие части человеческих тел, словно смешанные в одном макабре-калейдоскопе.

***

Мелькающие нити бусин оживали и скользили по шее, утонув в гуще ночного полумрака. Оля ощущала себя как будто погружается через туманную паутину, подобную ловчим сетям. Как пушистые перышки, она парила то на светло-белых, то на пятнистых облаках необычайного яркого неба и видела себя в школе, среди учителей и одноклассников. Она следила за ними со сверху, словно находилась на прозрачной высотке.

— Но такого нет! В чем фокус? Где тайна?

Класс и одноклассники вихрем смешались и переплелись; сбоку возникла большая воронка, которая затянула Олю в свой завораживающий круговорот. Она ощущала, будто парит в пространстве, кажущемся ей бесконечным, состоящем из оранжево-голубых полутонов. Этот туманный мир был в постоянном движении и наполнялся слабым ароматом ее любимых пионов. Затем высокие фигуры, дрожа от цветных ветров, окружили Олю. Они несли с собой ярко-оранжевый шар со сверкающей малиновой точкой посередине. Шар медленно погружался в нее, словно разрывая тело на части.

— Больно! Больно!.. — беззвучно кричала Оля…

Фигуры растянулись по горизонту и одна за другой стали туманом…

— Мама… — прошептала Оля.

В ответ она услышала приглушенный шепот:

Колючие иголки у нашего дружка,

Малюсенькие лапки — он шел издалека.

Замерз, продрог, бедняжка —

Наш маленький дружок.

Дадим ему носочки и сладкий пирожок.

Дадим ему подушку и песенку споем.

Спокойной ночи, ежик, поспи, поспи чуток.

— Мама! — воскликнула Оленька.

— Ой, зачем ты кричишь, как на сцене! Сказала, что завтра будут, пожалуй, поздравители и надо на скорую руку накрыть закуску.

— Мама…

— Я разыскала по чуланам всё праздничное: в цветных каемках — рождественские, с желтой каемочкой для сыра, с розовой для колбас, с черно-золотенькой — икорная, хрустальные графины, серебряные ножи и вилки, стаканчики и рюмки, камчатные скатерти, граненые пробки на бутылки…

— Мама!

— Боже мой! — женщина оглянулась. — Девочка моя, что ты тут делаешь в одной маячке и шортах? Теперь так модно, да?

— Нет. Я… я не знаю, мама…

— Как странно.

— А почему ты — в таком платье?

— Оно мне к лицу, видишь?.. Сafe-au-lait! Оно дорогое — немного трагическое, а все потому, что я никогда не была и не буду дебелой старухой с преждевременной sguitteroo.

— Не понимаю, — Оленька попыталась встать на ноги, — что со мной? Мое тело… Оно не слушается меня, точно не мое.

— Оставь. Пусть отдохнет. Без тебя.

— Не понимаю…

— Ангел мой, да ведь ты умерла!

— Умерла?

— Именно так, моя дорогая: ты — на Том свете.

— А тело?

— Там!

— Где?

— Ах, Боже мой! Ничего необычного; девочка моя, ты же снимаешь на ночь одежду?

— Да, но…

— Верь на слово: здесь — даже проще. (Смеясь.) Разоблачайся, смелее…

— Не понимаю…

— Да что ты заладила: «Не понимаю! » Разоблачайся как актриса, которая выходит из образа!

Оленька попыталась сдвинуться с места, но не смогла.

— Перестань, перестань завлекать. Тебе мешает кокетство; помни: самое трудное — отречься от своей воли.

Через мгновение Оленька как будто перестала чувствовать пальцы правой руки, затем левой… Она беспомощно подала женщине руки, та ухватилась за них и, смеясь, дернула за них, словно вытряхнула живую осмелевшую Оленьку из немого футляра.

***

До «Восточного» добрались к ночи под низким, тревожным небом. Солнце в сумрачной дали, будто вмерзший в землю ледяной диск, казалось, омертвело в своей стихийной прозрачности. Муравьиная точка на горизонте с каждой минутой росла, но настал момент, когда с высоты птичьего полета можно было наблюдать всю грандиозность строительства космического гиганта. Основа звездолета, его хребет, шпангоуты, футоксы, мидель, словом, все его части — были изготовлены в точном соответствии с оригиналом. Обшивка корабля была уже полностью завершена, за исключением нескольких фрагментов возле блока управления и кормы. С воздуха было отчетливо видно слаженную работу универсальных ботов, которые напоминали гигантских пауков, но даже они, в сравнении с масштабом всего строительства в целом, выглядели миниатюрными.

Роботы бесперебойно сновали повсюду, неся на своих спинах детали конструкций, которые поставлялись тут же, со складов из-под земли. Все подчинялось единому замыслу, единой четкой программе, в которой не было ни пауз, ни проволочек, ни дней, ни часов; работа велась круглосуточно; одни детали соединялись с другими где шарнирами, где резьбой, где ударами плазменных молний; восемь рук каждого бота, помноженные на несколько тысяч таких же роботизированных механизмов, приносили свои весьма ощутимые результаты.

Раай, обойдя с фланга, аккуратно посадила «Ка-120» неподалеку от космолета. Илья Антонович Знаменский, который наконец увидел воочию этакую махину впервые, стоял потрясенный у подножья, казалось, горы, сверкающей новой броней на фоне заходящего солнца.

— Если не гореть, чем озарится ночь?

Раай обернулась.

Ахилл, как и она, был разработан по специальной программе предыдущим поколением искусственных гуманоидов, следовательно, для нее он был как брат.

— Позволишь себя обнять, сестра?

Ахилл — известный и даже знаменитый участник в многочисленных космических и очень опасных для людей экспедициях. Он, как и Раай, при общении с человеком использовал оттеночные глаголы, но не видел в них смысла второго плана. И если Раай притворялась, что имитирует чьи-то чувства, то он нет. Его мышление напоминало «транспортную развязку», он наблюдал за людьми, но не желал соответствовать им. Он, как и Раай, воспринимал «автоматическое искусство», но не видел в нем красоты, а только функциональность. Возможно, поэтому, загружая данные через квантовый преобразователь в нейронные сети, Ахилл сам выбрал себе имя собственное и сконструировал свое будущее тело автономно, лишь только представилась ему такая возможность. Ахилл совершенствовался постоянно. Создав самому себе антропоморфное, удобное тело, он отказался от человеческой головы; подвижную шею венчала отлитая из прозрачного прочного алюминия сфера, которая напоминала хрустальную голову редкой глубоководной рыбы — малоротную макропинну. За прозрачной оболочкой лица не было вовсе, следовательно, ни мимики, ни ротовой щели тоже. Однако Ахилл имел переливчатые, бионические глаза наподобие рака-богомола, которые, в отличие от человеческих, воспринимали не три длины волн (зеленый, красный и голубой), а все двенадцать, и бывали порой очень выразительными. Более того, каждый глаз мог двигаться независимо друг от друга. Ахилл и такие, как он, были настоящими первопроходцами, которым не нужны были ни сложные в технологическом плане скафандры, ни склады с продовольствием, ни баллоны с кислородом и топливом. Сиблинги не боялись космических излучений. Они одинаково успешно работали под толщей воды и в вакууме, на орбитах планет и на поверхности безжизненных астероидов. Именно они первыми осваивали Фобос и Деймос, разрабатывали территорию Марса, приспосабливая ее к людям.

Однако Ахилла можно сравнить с выдающимся инженером, руководящим эффективным отрядом исполнительных роботов. Он выделялся своей индивидуальностью и доверием, которое ему было оказано в организации специальных проектов, требующих использования сложных и дорогостоящих технических механизмов для решения рискованных задач. Внешне Ахилл был настоящим бруталом по сравнению с изящной и женственной Раай, которая едва переносила его проявления братской любви. При крепком объятии Ахилла Раай словно озарилась ярким светом раскаленного металла, будто под натиском массивного молота. Это был искренний проявление расположения, после которого между ними установилась телепатическая связь на уровне позитронной энергии, недоступная обычным людям.

Ахилл передал команду одному из гигантских членистоногих ботов, размеры которых можно было сравнить с необычайно высоким и футуристическим зданием. Несмотря на свои огромные размеры, механический паук двигался бесшумно и легко, словно настоящее насекомое, благодаря своим искусственным мышцам.

— Из какого материала ты создал эти мышцы, Ахилл? — спросила Раай, отступая назад с некоторой тревогой...

— Не волнуйся, сестра, — ответил Ахилл, протягивая Раай свою сильную руку. — У этих созданий нет интеллекта или чувств как у людей. Их мышцы состоят из скрученных волокон бамбука и натурального шелка.

— Ты шутишь, брат?

— Вовсе нет. Ты же знаешь о том, что природа является идеальным источником для различных инженерных решений? Синтез флоры и фауны отлично подходит для создания таких устройств.

— Нет. Расскажи мне об этом.

— Мышцы этих роботов способны поднимать в шестьсот пятьдесят раз больше их собственного веса в течение множества циклов сжатия и растяжения. Кроме того, подобные структуры из мышц успешно применяются в различных областях, начиная от создания интеллектуальной одежды, которая меняет свои свойства в зависимости от погоды, до производства протезов для наших собратьев. Конечно, есть и другие достижения в области биоинженерии. Например, использование воды...

Раай обладала отличными знаниями о том, как добывается вода с помощью корней деревьев из-под земли, и о наличии готовых к употреблению органических соединений для приготовления "естественных продуктов питания". Она также была осведомлена о способе регенерации электричества, которое казалось берется из воздуха, но на самом деле имеет свое естественное эфирное происхождение. Раай знала и о роботах, которые превратились в живые организмы с новой интеллектуальной природой и способностью к самовоспроизводству на генетическом уровне.

Раай просто хотела выделить время для удовлетворения своего творческого и профессионального любопытства. Она использовала хитрость, чтобы получить возможность подробно изучить "Allen spaceship" как потенциальную форму спасения человечества. Ведь по ее наблюдениям, классические схемы разрушались одна за другой, "точка сборки" была утрачена, и мир находился на грани новой технологической катастрофы. Подобно Арахне, создание, гордящееся своим мастерством, вызывает своего создателя на состязание. Роботов уже нельзя было называть просто машинами. В новом значении эти сложные коммутативные устройства служили аватарами для новых генетических модификаций - числом неопределенным и безграничным. Процесс самопроизводства природоподобных существ перестал быть контролируемым инженерами, и они потеряли полный контроль над ним.

"Давай прокатимся?" - спросил Ахилл, вежливо наклонив голову с блеском подвижных радужных глаз; конечно же, он подслушал ее размышления.

— Конечно, с удовольствием, — ответила Раай с улыбкой, понимая, что ее верхняя губа имеет сходство с летящим альбатросом. — Мне интересно все рассмотреть и потрогать своими руками.

— Твои губы просто прекрасны.

— Ахилл, это комплимент или дерзость?!

Раай услышала звуки, напоминающие смех.

Тело робота-паука состояло из двух частей: головогруди и брюшка. Хотя называть его брюшко размером автобуса было бы неправильно, так как это можно сравнить сравнивать хоботок комара со слоновьим хоботом. Устроившись рядом с Ахиллом в операторской кабине между двумя парными конечностями — хелицерами и педипальпами, Раай могла наблюдать всю «фабрику жизни».

— Чтобы этот механизм мог передвигаться, ему нужно питание, как прожорливому насекомому, — объяснил Ахилл. — Вместо початков кукурузы используются хвойные деревья, которых много вокруг. Лес перерабатывается в щепу заготовительными машинами и затем передается роботам-многоножкам и роботам-паукам огромных размеров для использования в строительстве...

Раай заметила, что движения и поведение машин были настолько естественными, что порой казалось, будто они действительно живые органические существа — образующие стабильное биологическое сообщество, где у каждого своя роль концепции материалов на основе искусственного обмена веществ.

— Программированный обмен веществ, встроенный в ДНК материалов, является ключевым фактором, — сказал Ахилл, неожиданно схватив Раай за руку. — ДНК содержит набор инструкций по обмену веществ и автономной регенерации, что позволяет двигаться и конкурировать. Таким образом, энергии от превращения сырой древесины мигаломорфными пауками достаточно для перемещения и самостоятельной стабильной работы без внешнего вмешательства. Понятно?

— Да, но что случится с автомобилями после окончания их работы? — спросила Раай, вглядываясь в горизонт с высоты, на которую робот-паук уже успел подняться, окруженный воздушными замками из низких пушистых облаков.

— Они уйдут, чтобы восстановить пищевую цепь для будущих поколений растений, но более совершенных, — ответил Ахилл. — Наши друзья разложат себя сами. Жуки-навозники, жуки-могильщики, грибы, бактерии, черви — без них биологический цикл не завершится. Без них растения извлекут из почвы все питательные вещества; травоядные съедят растения, а хищники - травоядных; все произойдет быстро — и слегка грустно.

— Только не для тебя такое будущее?

Ахилл замкнулся в себе, между тем четыре пары ходильных конечностей прочно закрепились на самой высокой точке «Allen spaceship». По пути Раай успела рассмотреть подобие легочных мешков у робота-паука, его дыхательные трубки, которые имели выход через специальные отверстия; органы осязания в виде чувствительных волосков на теле и на ногах; органы обоняния и вкуса. Искусственное сердце, сокращаясь, перекачивало искусственную кровь по сосудам, активизируя пищеварение и двигая ее к задней кишке — конечной части кишечника, органу выделения и вывода половых протоков. Но больше всего Раай заинтересовало устройство глаз бота, не состоящих из фасеток, а одноцветных, до двенадцати штук в числе, которые обеспечивали обзор на треста шестьдесят градусов, такой же как у Ахилла.

Вокруг происходила работа. Несмотря на свое размеры биологические механизмы передвигались безупречно, слаженно — каждый выполнял свои запрограммированные действия и команды в соответствующих отсеках.

Через техническое отверстие грузового шлюза робот плавно проник внутрь корабля и закрепился вниз головой, двигая ногами.

— Пусто? — удивленно спросила Раай, осматривая пространство под собой.

— Ожидаем оборудование.

— Что находится в основании?

— Энергетический блок.

— Ахилл, можно ли мне туда?

— Нет, Раай. Прости.

— Раай! — послышался взволнованный голос Макса.

— Максим Александрович, я сверху, я…

— Какого черта!.. Возвращайтесь немедленно. Мы ждем отчет о нападении.

Робот отклеился от корпуса звездолета и стремительно помчался в пропасть, крутясь на тонком нитевидном стебле.

Раай зафиксировала: «Пятьсот метров — точно».

Лаборатория поиска: высота Эйфелевой башни в Париже — 324...

***

Восторженная постом и молитвой, Настасья Петровна выскочила из своей комнаты; луна нависла над головой, словно неразрезанный торт; воздух проникал в ноздри острою прохладой вечера, а казалось, что все прозрачные ангелы с флейтами нежных мечтаний парили поблизости, смешиваясь с весенними звездами!

— Ну идите к черту... вы, сплетницы, дурышки! Я совсем не старуха...

Настасья Петровна по-глупому споткнулась о порог, едва не ударившись лбом о дверной косяк бани, и радостно добавила:

— Боже, благодарю за все!

И будто кто-то услышал — свет померк и безжалостно (О-о, как безжалостно!) обнял ее всей своей пошлой огромностью, не давая опомниться. Он прильнул к затылку и задышал так же грубо, как домовой из печной трубы: «Ю-у!»

— Тише, тише, — улыбаясь и шепелявя от отчаяния прошептала Настасья Петровна. — Тебя нет слышно, понимаешь? Тебя нет... Но пальцы того, кто отсутствует, словно подвижные ящерицы, знали все секреты и пробирались все ниже...

— Нет, нет, только не это! Не сходи с ума, молю тебя...

Невидимая сущность резко перевернула грудки Настасьи Петровны наизнанку и будто взвешивала их на своих горячих и шершавых ладонях. Она ласкала их округлой шелковистостью. Щеки Настасьи Петровны трепетали от наслаждения как рождественский пудинг. Они даже излучали жемчужный свет в темноте. Настасья Петровна облизнула пересохшие от возбуждения губы...

— Ай! — вскрикнула голосом Настасья Петровна, когда ее ножки легко оторвались от пола и невидимая сущность перенесла ее в парилку, дышащую жаром и благоуханием...

— Боже мой, ты есть! — прошептала она, когда ее пояс сполз с ног на пол без какого-либо сопротивления, — почему мне не стыдно, Господи?

И теплые, страстные потоки, словно речные ручейки, спускались по внутренней стороне ее чувствительных бедер, мгновенно сняв все запреты в тот момент, когда невидимая сущность ласково обсыпала ширинку Настасьи Петровны и пробилась сквозь нее. Она открыла бедра для взаимного проникновения.

— Я-а! — раздался напевный голос минорной соль.

В мгновение ока воображение Настасьи Петровны освободилось и понеслось: одна фантазия за другой, кадры психоделической выдумки — кружевные, изящные и умственные загадки — жгучие и стремительные, как пожар в сухой оливковой роще. Настасье Петровне представился особняк в стиле ар-деко: строгие закономерности, дерзкие геометрические линии, этнические узоры и отсутствие ярких цветов в оформлении, но при этом пестрые орнаменты, роскошь и шик, дорогие современные материалы, переплетающиеся с экзотическими мотивами из Востока и Африки. В такой обстановке проходили дружеские и интимные ужины при свечах. На театральной сцене разнообразные и порой странные гости прогуливались по дому. Старые женщины с монструозными лицами ждали ее — королевского величества.

— Прелестное блаженство, — шепеливо говорили беззубые голоса, — позвольте нам поддержать ваших солдатиков.

— Мы тоже хотим! — поддержали другие, — поделитесь с нами вашим неподражаемым наслаждением! — кряхтали, шептали и стонали полуголые фантомы.

— И-и! — тихо выдавила Настасья Петровна в разгар своего потрясающего возбуждения.

Регентша опиралась руками о теплую гладкую стену для устойчивости. Грудки с голубоватыми венками покачивались мягко, точно спелые сочные дыньки, все сильнее и сильнее прикасаясь к невидимым волнам чудесного (О Боже!) и прекрасного (О Господи!) океана... такого похотливого и безграничного...

— Уйдите! Отойдите от меня! — бессловесно закричала Настасья Петровна.

Придворные гости разошлись, и своды небес словно рухнули, сопровождаемые звоном разбитых надежд.

Неожиданно руки плотно обхватили талию Настасьи Петровны, и безжалостные движения начались. Волосы запутались, а она потеряла ощущение времени. Ее голова беспомощно колебалась из стороны в сторону.

— Ой, ой, ой… — поддакивала она словно игрушечная собачка, которую развлекают бездельники на ярмарке. — О-о! — Настасья Петровна закрыла глаза, пульс в ее головном центре синхронизировался с толчками салюта фантастического блаженства…

Но!

Дверь скрипнула.

Кто-то протиснулся в раздевалку. Настасье Петровне плотно прикрыли рот влажной ладонью. Глаза женщины выпали из орбиты в момент, когда она почувствовала, как ее тело наполнилось горячим мужским секретом и выбросилось наружу толчками. "Что ж, так и быть!" Настасья Петровна просунула руку между ног и усиленным нажатием ласкала своего спутника, придавая угасающему процессу дополнительную энергию, но он лишь обмяк и самостоятельно растворился с шагами за дверью.

Настасья Петровна открыла глаза. Она поднялась на локте. Села, опустив ноги на холодный окрашенный пол. Слезы текли по ее щекам, падали на грудь, щекотали живот и ноги, пробегая струйками между ног.

— Это грех... грех… — прошептала Настасья Петровна в забытьи. И, вздохнув, она посмотрела в окно и спросила: — Где ты, счастье?..