Витальная сила

В дни, когда между шторами в окна протискивается, словно чуткий вор,

косоротая, злая луна – спастись невозможно. Я открываю ноутбук и

скидываю в него свои никчемные, порой, неприличные образы в надежде на то, что их никто никогда не прочтет. Я художница, мне 18+ и моя особенность в том, что я могу рисовать

только голой. Одежда мешает, сковывает руки, да и удовольствия от

работы нет. «Ой, да она нарисуется, скажет кто-нибудь! ». А я краснею,

отнекиваюсь, «пусть так», но других идей нет. Живу я в Америке. Родилась здесь же, училась на дому, потому что

семейка у меня непростая. Стыдно, всем вру, что я из деревни, родители

– обычные люди. Для правдоподобности по выходным иногда прошу меня

проводить до вокзала с сумками. Покупаю билет всегда в один и тот же

поселок, потом на ближайшей остановке за городом выхожу и на такси еду

домой. Все выходные скрываюсь. Боюсь, что меня рассекретят. Зато есть

друзья, которые любят меня не за деньги элитных родителей, но почему-то им я многого не рассказываю. Порой выхожу на улицу, бреду себе – и ни с того ни сего вдруг делаю вид, что мне кто-то звонит. Этот выдуманный мною человек знает обо мне намного больше, чем мои родители или муж. На душе становится легче после этого вздорного «разговора по душам». Я нескладная, рыжеволосая, крупная девочка, начала поздно играть в

куклы, когда другие дети от них отходили, меня это увлекло не на шутку. Играла я сутками напролёт, придумывала для кукол сюжеты. Понаблюдав за мной, родители забили тревогу, потому что все мои куклы были голые. К психологу они меня не водили, не принято было, но часто эту тему обсуждали между собой с родителями таких же элитных детей, которые, разумеется, это видели.

Тогда я отвечала, что не знаю, почему они голые, хотя мама шила для

них красивые платья. Но сейчас знаю: лень – лень мне было их каждый

раз одевать. К тому же, я ранний ребенок, родители поженились из-за

маминой беременности. В детстве на это внимания я не обращала, но

сейчас я очень хорошо понимаю этот факт: с одной стороны хорошо, когда

у тебя молодые и понимающие тебя родители, но с другой… Я часто думаю

о том, что если бы я не родилась, то у них могла быть совершенная

другая жизнь. Именно из-за этого, порой, у меня возникает странное,

необъяснимое чувство, будто я нарочно сломала две судьбы своим

незапланированным появлением. Когда мне было примерно шесть лет, я

ходила по частным домам и кидала в почтовые ящики свои каракули. Не

помню как, но одна женщина узнала про это и дала мне монетку –

настолько понравился ей мой рисунок. И так, ненароком, я заработала свои первые десять долларов. А, впрочем, я обожаю родителей и хочу, чтобы у них всё было хорошо.

Но когда я не могу избавиться от всех этих мыслей, то переключаюсь на

секс.

О, обожаю заниматься этим ночью у раскрытого настежь окна! Светит луна, мимо спешат редкие ночные прохожие… Ммм… это что-то с чем-то – на самом деле смотреть на окна соседнего дома, игольчатое звездное небо, пока сзади нежно старается любимый. Я, кстати, пипец как возбуждаюсь, когда интимные зоны мужчины покрыты густыми, завитками. Ну, правда, если побрито – не то. Провожу рукой – и (боже!) реальное ощущение: мачо, самец, повелитель джунглей… Но блин – мода на побритости… убивает. В постели абсолютный лысый мужчина – смешно! Баба Яга в детсадовском театрике. Мои эрогенные зоны – колени. Когда я неожиданно падаю на них, то это

мне приносит больше удовольствие. У меня даже есть специальный коврик

для моих падений. А когда мне тукнуло четыре года, я любила радовать

домашних эффектными появлениями. На семейном завтраке я появлялась

последней, однако, одетая в пижаму, махровый халат, на плечах мамина

шаль, на голове летняя соломенная шляпка, образ завершали солнцезащитные очки, тапки и старинный кружевной зонтик, доставшийся в

наследство от второй бабушки. В этом прикиде я чинно шествовала мимо

папы, давящегося от смеха, и мирно ждала, пока мама положит мне каши.

Я так и сидела с зонтом и в очках: стиль — моё призвание, как второе

имя. Да!.. Ради улучшения коммуникативных навыков я здоровалась на улице с

незнакомыми людьми. Люди по-разному реагировали: кто-то проходил

мимо, а кто-то поздоровается в ответ с удивлённым лицом. Зато на следующем этапе я планировала желать здоровья чихающим в транспорте. Но почему-то (не помню почему) я отказалась от этой затеи. И вообще, я мечтаю о способности проецировать воспоминания, как будто в моей голове установлен проектор, а то споришь с мужем, споришь, а он с пеной

у рта доказывает, что не было того или этого, а я щёлк-щёлк!.. глазами – и

видео воспоминание: «Бровки домиком, задорные серые глаза…» Мой жених. Мама ему улыбается: ему двадцать восемь, а он уже

соучредитель солидного Трансатлантического банка. — Он вёл себя молодцом! — Ну, если в сравнение со мной, то да. Папа приготовил подарок на свадьбу, однако решил придержать его до моего

окончательного вердикта. — Вы уже встретились со свадебным консультантом? — Плевое дело – потыкать в то, что им понравится. — Да, но впереди день Благодарения… Бабушка наглухо выбита из колеи. Она смотрела на меня так, как будто я

улетаю на Марс в одну сторону. — Если надо, — чуть слышно говорила она, — я сама буду таскаться с молодыми по магазинам Манхэттена. И суматошная пятница меня не смутит. Ясно? Ясно. От природы у бабушки был, действительно, нежный, ласковый, как

майский день, голос; возмутиться, возвысить его было уже чересчур.

Кричать она совсем не могла. Вопли ее раздражали. В разговоре с

собеседником бабушке часто приходилось повторяться, потому что её не

всегда слышали. В компании, в громких дискуссиях практически всё

сказанное оказывалось… неуслышанным. Именно – неуслышанным. Из-за

этого в девичестве у бабушки развился малюсенький, очаровательный комплекс вины. И поэтому говорила бабушка крайне редко, всё больше молчала даже тогда, когда хотелось что-то сказать, высказаться, выразить себя в словах… Однако бабушка… боялась, как обычно, быть – неуслышанной. Впрочем, в свои «пятью пять», бабушка выглядела вдохновенной! Ни брюк,

ни всякой там банальной джинсы бабушка никогда не носила. Она

предпочитала светлые, свободные платья с панёвой – особенно летом. Чулки никогда не носила. И таки да: у бабушки был кливидж! И ни какой-нибудь «так себе, а будь здоров! » Это означает, что ложбинка между грудями таки была, а это значит, что я в бабушку! Был эпизод, когда я твёрдо решила приобщить бабушку к японской кухне;

заказала роллы, красиво разложила их, рассказала о соусе, васаби,

имбире… Пока переодевалась, бабушка нарезала хлеба и, глядя на мое

недоуменное выражение, наивно пролепетала: «Нет, ну, а что? Обед

же! ». Мне было семь, моему двоюродному брату пятнадцать, когда он мне

впервые показал порно. После он всячески акцентировал моё рассеянное

внимание на сексе: то спросит, что я думаю на эту тему, то, как я себе

это представляю… Брат сажал меня впереди себя, когда катался на велике,

и – периодически останавливался, чтобы прижаться ко мне ближе,

активно двигая тазом, утверждая, что «этим» мы уже занимаемся

по-настоящему! Кончилось тем, что нас застукала бабушка, когда,

закрывшись в одной из комнат, кузен просил меня раздеться догола и

потискать ему член. Было много слёз и выкриков, его мать и отец в

шоке… В итоге, ситуация скоро забылась, никто о ней не вспоминал, (слава Богу!) моим родителям не сообщили, да и с братом я не общаюсь давно, травмы нет, но!.. прокручивая ролик обратно, думаю: «Как хреново могло всё

закончиться! А может…» — Мадам, десерт подавать? Домработница Лиза из Украины, призналась как-то мне и на трезвую

голову, что никогда не принимала сперму в рот и на лицо. Казалось

мерзким. Но тут она вдруг так завелась с нашим водителем, что во время

секса ей самой этого захотелось: — Стекало… по лицу в рот, по шее на грудь… Я нереально от этого кайфовала. — У моего бывшего парня, — продолжала она, — всегда на лице щетина.

Однажды он просто терся о мою шею и довел до оргазма. Ну, это было

волшебно. Водитель – парень хороший, работает честно, добряк, любит

секс и не жадный. У него нормальная внешность, много хороших качеств,

и всё, вроде, норм: мужик как мужик… Но!.. есть у него существенный

недостаток, от которого меня просто воротит. Руки! Нет, рученьки!

Кисти узкие, хрупкие, как у женщины. Пальчики тоненькие… блин, как

это противно! Я тащусь, когда у мужчины красивая, широкая длань! До

мурашек представляю, как такая ручища… проводит по моим волосам,

обнимает… Представляю, как моя ладошка теряется в его руке… Ха-ха! Созрела, называется, блин! Ну да, признаюсь: расположена к девушкам с маленькой грудью. На Лизе всё очень круто. Особенно на ней смотрелись вещи с глубоким,

антикризисным вырезом, причем, не делая её ложбинку вульгарной. У меня

даже не третий размер, но как бы мне тоже хотелось иметь такую –

драчливую, импозантную особенность. Я никогда не пойму тех, кто

увеличивает средние размеры сисек до невероятных: зачем? Про таких дур

всегда думаешь: «Ну, блин, обабилась! ». Меня возбуждают девушки в

коротких юбочках, чистых носочках, с красивой формой ступни… Кстати,

именно носочки намного эротичнее, чем колготки или мещанские кружева;

выглядит, и нежнее, и в тысячу раз милее, и аккуратнее – доставляет

космологическое наслаждение компактная, портативная грудка! — Мне базиликовый лимонад. И на сегодня довольно. Не хочу чувствовать себя Колобком. Ма-ма! Обожаю оценивать маникюр мамы. Представляю её руки на члене моего жениха. Член! Фу! Буду называть как есть: хуй! Так вот, если смотрится — хороший, если нет — не годится. Мне было лет

шесть, когда я в каком-то дамском журнале прочла, что для уверенности

в себе девушка должна носить красивое белье даже если его никто не

видит. Помню, как я натянула трусы с вишенками и ходила вся такая

загадочная, представляя себя элитной проституткой, планировала: «На что

я потрачу оплаченную клиентом сумму денег? » Каждое лето я проживала с дедом в деревне. Однажды, когда мне было лет

девять, я слонялась от скуки по саду под окнами охотничьего домика, и

угораздило меня заглянуть. Среди охотничьих трофеев, винтовок и

арбалетов, происходило что-то для меня непонятное. Я подумала: «Деду

плохо и очень за него испугалась». И только потом поняла, что он

просто дрочил хуй. — Ты видела? — Ну, немного. — И что я, по-твоему, делал? — Ты делал так! — Предположим. А для чего – понимаешь? — Нет. Для чего? — Любить в ладошку посоветовал врач, а для того, чтобы в организме сок

не застаивался, от этого гниль в организме заводится. Поняла? Ну – да, я поняла. Я всегда была книжной девочкой. В старших классах начиталась Ремарка и мечтала жить, как его герои – пафосно и красиво. Рассказала об этом своему репетитору по литературе (студентке-старшекурснице) и она предложила мне представить себя на месте каждого из героев по очереди и описать историю его глазами. Но получилось, что герой, который мне изначально понравился, ещё тот дуралей, а романтическая героиня с развитием на уровне семиклассницы, и того хуже. Единственный приличный человек во всём этом, оказался герой – даже не второго, а третьего плана, которого все остальные вообще воспринимают как пешку в своих романтических передрягах. Не знаю, помогли эти занятия написать вступительное сочинение или нет, но со временем этот навык ещё мне пригодился. Я поняла, что такое одиночество, когда, катаясь, на

роликах, сломала себе руку и целых две недели некому было, ни пуговицы

застегнуть, ни лифчик, ни хвост завязать, ни подмышку побрить… Меня накрыло тишиной, когда я между фисташковым мороженым и клубникой со сливками, плавно опустила руку под скатерть. «Женитьба – серьезное дело. Ошибка смерти подобно, — думалось мне». И пока родичи мило трепались — я, так сказать, преисполнилась, — и ощупала жениха досконально. Вы бы знали, какой это треш, когда темперамент накладывается на

воспитание! Многое часто и грубо – всячески порицается. Больше двух

лет нехватки любви и одиночество выливается в попытки компенсировать

сексом, что делает меня в глазах других легкодоступной и неразборчивой. Иногда доходило до такой ненависти к себе, к своему телу и сексу вообще, что даже мастурбировать было противно. Это моя природа, я такой родилась, при этом я пытаюсь принять себя – и не могу, не могу понять, почему я не имею права быть такой, какая я есть? Иногда подумываю о гормонах для понижения своего бешеного либидо, чтобы, наконец, стать нормальным, как все, человеком. В восьмом классе я сама купила себе охренительные кружевные трусы, и каждый раз, когда в них влезала, я обязательно просыпалась в постели… с каким-нибудь

окончательным, катастрофическим идиотом! Я так и назвала те трусы:

«Блядские! » Однако – надо отдать должное – самообладанию жениха. У него ни единый мускул не дрогнул на его постном лице, когда я достала его не слабое паллиативное устройство… и вытащила из трусов на просушку. — Фух! Во время мастурбации, порой, мне приходит от кого-нибудь сообщение:

«Чем занимаешься? » Блиин! Мне так и хочется отправить фотку сего

процесса! И когда-нибудь я это сделаю, потому что хочу-хочу, чтобы мой

муж при мне трахнул другую, и менял нас поочередно… всю ночь. Хочу,

чтобы он трахал её, она бы сосала… Продумано до мелочей: муж приходит

домой, а там я и другая, мы кувыркаемся… то – сё, а там дело техники. Просто пипец, как этого хочется мне! — Что с тобой? — Мама пьет лимонад. — Ты раскраснелась… — Она будто шину качает, — дядя подмигнул через стол. — Того гляди

треснет. И, кстати, я столько распаковал фарфора после «похоронных»

распродаж и развалившийся браков, что не вижу особых причин в

бессмысленных тратах. Так что, молодые, выбирайте любой сервиз, какую захотите посуду, не ошибетесь… — Вау! Супер!.. Не понимаю девушек, которые противятся спермы. Разве после того, как

вы взяли в рот, вас должно ещё что-то смущать? Я вытянула руку из-под стола, облизала, как сливки, каждый палец

отдельно – и никакой боли, одно наслаждение: трепетное движение

пальчиками. Жаль, что девушкам не суждено так же бурно кончать как мужчинам, и поводить по губам и соскам, в общем-то, нечем… Смотрю я на сахарный рот своего жениха и мечтательно улыбаюсь: «С удовольствием бы затолкала в него свой член (фу!) хуй, а потом наполнила его до краёв густой, как сгущенное молоко, вязкой спермой… Я в прошлой жизни, должно быть, была мужиком, или я больная на всю голову, грязнуха. — Дааа, пошла проза! Делайте что задумали, — мама в сердцах взмахнула

рукой и взглянула на меня с большим огорчением. Мы поднялись под крышу дома ко мне, в мою молодежную мастерскую. Я усадила суженного на поворотный стальной стул, сама расположилась напротив окна, и… настроилась наблюдать: «Интересно, каким будет мой первый, и надеюсь, единственный муж, мм? » Уж кто-кто, а мой дед был первым, кто разъяснил основу сексуальной подоплёки всего нашего дольнего мира. Генерал ВВС США в

отставке под пятьдесят – летал в космос с русскими; мне было десять,

когда он однажды перешагнул порог моей хрустальной светёлки и грохнул

передо мной массивный том Большого анатомического атласа Винса Переза.

– Фьють! – предварительно закинув на шкаф за глобус Венеры слащавого «Гарри Поттера». Надо ли говорить о том, ЧТО именно меня заинтересовало в первую

очередь?.. Через стремительных четверть часа, я самостоятельно

разобралась каким приёмом меня создали предки, и что, собственно,

есть ПА. Жених молчал, но не потому что потерял дар речи от моей

экстравагантной выходки при гостях, думаю, от того, что его шкала

ценностей очень среднего американца, как бы слегка завалилась, и

теперь она косо смотрит в лес непролазных и неведомых прежде ему

ощущений. — Э-эээ… «О, соизволил!.. « И пока жених мямлил, потел и усиленно приходил в себя, я

непринужденно выпуталась из свободолюбивого сарафана а ля русс, сняла трусы, преступила… И отбросила ножкой, как в балете, в сторону. Фух!.. Лифчика на мне никогда не было. — О… да!.. точняк… — жених вылез из пиджака, точно краб-отшельник из своей респектабельной оболочки. — Не возражаешь? .. Плавки ему явно мешали. Дед любил париться вволю по субботам по русскому обычаю с веником,

моченой брусникой, фирменным малиновым квасом, холодными обливаниями и рюмочкой-другой водки, причём, не один. Из города приезжала Мальвина – фея с голубыми

волосами. Тоненькая девичья фигурка богини, которая, как и я,

стеснялась одежд! Она – богемная, независимая, в драгоценных камнях, некогда училась в Сорбонне, в Лувре водила экскурсии. «Золотой голос Парижа»! О художниках она знала всё! — Дома – я святая, пай-девочка. Но здесь… я отмываю всякую добродетель,

и являю себя как бы с чёрного входа. Представляешь, лисёнок,

занимаемся с парнем любовью, все такие пыхтим… стараемся, а комната

маленькая, кровать рядом с дверью, и, в самый разгар, вдруг является его

отец со словами: «Сына, носки не видал? » Парень падает на меня, чтобы

прикрыть моё голое тело, и тут же обильно… кончает в меня. Папа, молча,

покинул нас без носков, но зато я получила многоразовый, офигенный

оргазм! Через полчаса села в машину, поехала домой, ноги так колбасило

от удовольствия, что не могла даже сцепление выжать, глохла на каждом

светофоре. – Она от души рассмеялась. – Да и пофиг, что все мне

сигналили! Я тогда первый раз залетела, разумеется, родила и это с

моим-то акне.. Боже! Как только я не пыталась вылечить свои

ужасные, мерзкие на коже угри, из-за которых тяжело было смотреть на

себя особенно по утрам. А ведь я была всего лишь молоденькой, почти

такой же как ты теперь девушкой… Я принимала антибиотики, соблюдала

бесчисленное множество самых различных диет, испробовала все пилинги,

все маски, крема, отказывалась от мяса, молока, мучного и многих

других продуктов; вечно торчала у дерматологов, диетологов,

косметологов; ежемесячно тратила кучу бабла на то, чтобы мне хоть

сколько-нибудь помогло! — Секс – панацея, как баня, — без устали говорила она. – Лисёнок,

поверь, кайфовая дрочка… и вылечит и рассмешит. Д-аа, не срываю, у меня

с детства был повышенный интерес к сексу! С восьми лет я начала

мастурбировать в туалете. А когда я оставалась в доме одна, я

раздевалась, раздвигала ноги, как русская балерина, и

мастурбировала перед зеркалом так, чтобы всё было видно – объёмно… После захотелось, разумеется, большего. Я на прямой пробор старалась

разгладить свой шелковистый газончик, пытаясь проникнуть «в туда»

пальчиком. Хочешь, не хочешь, а диагноз мой подтвердился: нимфоманка

нашла у родителей презерватив, я раскатала его на толстую ручку, и

я ублажала себя, да-аа, лисенок, я ублажала себя… своё тело… мне нравилось испытывать наслаждение… запросто, не выходя из дому, ибо тело моё всегда на мне, и я не собиралась ему уступать! И когда, ну ооочень

хочется, знаешь, что делаю? Я плотно скрещиваю ноги, вот так,

массируя, таким образом, клитор мышцами внутренней стороны бёдер, и

получаю блаженство, сидя в машине или на работе в окружении

сотрудников, которые ни о чём не догадываются. Ха-ха! Расположившись в предбаннике, Мальвина принялась меня раздевать,

будто я была ее личной куклой. Я не сопротивлялась, наоборот… — В одиннадцать бабка направила меня в интернат, ну, знаешь, для девочек с

религиозным уклоном с формулировкой: «чтобы не блядовала». Первый

секс случился в восемнадцать лет с толстой девицей на два года старше

меня, «технически» девственности я лишилась в четырнадцать с внучатым

племянником настоятельницы. Львиная доля времени вокруг одни

женщины, с ними общаться и легче и проще и интересней, но бабушка

говорила, что от лукавого, когда у девушек через одежду выпирают

соски. А я, даже если девушка не сильно симпатичная или не моего

типажа, всё равно располагалась к ней. Скажешь, я чокнутая, нет?.. Я улыбалась. — У тебя атласная, нежная, как лепестки роз, кожа; упругая, гладкая, точно орех, попка, озорные клиторочки-сосочки… Мальвина вздохнула, поводив рукой по моему треугольничку. — Никогда не брей лобковые волосы. Как говориться: «Мужу – псу не показывай морду всю! » Создатель умнее нас. Он… знал что делал, когда наделил тебя и меня пушистыми трусишками. Однако… пусть там всегда будет чисто, но также… таинственно. — Мальвина, может, сегодня мы всё же помоемся? — Идём, генерал! Мне самой не терпится… Мальвина понизила голос. — Пока не забыла: женщина с малолетства учиться манипулировать

мужчиной. Сечёшь?.. Но когда мужчина про это поймёт – женщина уже адмирал! Поняла? Она улыбнулась. — Запоминай: мужчины постарше – бомба. Молоденькие неуверенные в себе мaльчики не так интересны особенно после того, как

я встретила своего мужа. Мне двадцать пять, а мужу, он был старше меня

на все двадцать восемь лет! Д-аа! Но… во-первых, он никогда не

выглядел на свой возраст – ухожен, подтянут, всегда аккуратен,

и, главное, понимал, чего хочет женщина. С таким всегда интересно.

Такому есть, что сказать. К тому же, заботливый, харизматичный… О

боже, говорю о нём и мокрею – фантастика! Лисенок, мой главный в жизни мужчина никогда особо не пил, совсем не курил и зарабатывал честно, пока

другие об этом только мечтали. Люди считали, что я с ним жила из-за

денег, может быть, но мне плевать, плевать на мнение недалеких людей.

Лисенок, чувства… не купишь. И, кстати, у нас двое общих детей. Мальвина показала на дверь. – Твой дед – полная ему противоположность. Но я его обожаю. И знаешь за что? Он не врёт. И даже когда он станет совсем-совсем стареньким, я не брошу его, нет, потому что он заслуживает заботу и внимание и любовь… А пока другие терпят мозгоёбов и сохнут по смазливым мaльчикам, я буду жить и живу… живу очень счастливо! — Девчонки, да где вы там?! — Ау! Генерал! Мы протолкнулись на территорию пряных, паровых облаков и лиственных ароматов… «Брак по расчёту? О, кей, пусть будет так! По крайней мере, мaльчик

узнает, кого берёт в жёны. Что проку таиться, вилять?.. Нет смысла». Я, словно Эдемском саду, надкусила сочное яблоко… А, скинув ватман с колен с готовым рисунком, раскинула свои полноватые ножки. Вижу – любуется, трогает, разглядывает меня там… Блин! Звонок от отца: — Алё. Пока жених орудовал языком в моей раскаленной, как печь, промежности,

пришлось поддерживать вежливый разговор и, блин, понравилось, ну, прямо до одури! Столько похоти и возбуждения, подумала, кому позвонить и

повторить, когда телефон взяла мама: — Подруга скоро выходит замуж, перед свадьбой проходит семинар: «Как

научиться прощать измену мужу». На мой вопрос с придыханием, зачем это

ей? Мама ответила, что все мужчины изменяют своим жёнам, и надо быть

подготовленной к прощению измены заранее… — Ммм! — Алё! Дочь, что ты там делаешь? Я не могла признаться мaмoчке в процессе её наставлений, что

мой финансист, ааа… что мой… практичный жених ааа будто шмель, пробрался в мой…ааа душистый цветок…ааа… практически целиком… Мальвина усадила меня на тёплую лавку. Дед вовсю хлестал себя веником… — Когда я была маленькая, отец бухал по-чёрному. Мама спустила его с

лестницы, когда он начал поднимать руку на неё и на мою бабушку. Тогда

у него созрел «гениальный план». Он похитил меня, привёз к своей

алкоголичке-сестре и её пьющему мужу. Никому до меня не было дела. Ни-ко-му! Я ходила чумичкой… и под себя, потому что не знала, где в этом гадюшнике туалет… Кормили меня через раз. Я до сих пор помню, как играла с пачками сигарет… такие… коричневые с лошадьми… Слава Богу, меня нашли… — Успокойся, Мальвина. Дед таращился на меня, я на него голого… — Обществом принято осуждать любовниц. Я никогда не была в рядах

осуждающих. Год – сумасшедший роман! Я не хочу, чтобы кто-то уходил из

семьи, я уверена, что у него прекрасная жена и такие же дети. Я хочу и

сделаю всё, чтобы они росли в полной семье и были счастливы, как я с

ним. Мы разговаривали ночи напролёт, гуляли по незнакомым городам,

улицам, смеялись, танцевали под кривобокой луной, у нас безумный –

безумный был секс! Это одновременно, и счастье, и страшная боль, когда

ты… настолько любишь человека, что автоматически любишь его семью, а

значит, автоматически ненавидишь себя. Я каждую ночь решала, порву с

ним и рыдала навзрыд. Не осуждаю, нет, я с ним, но против себя. Мальвина облизнула пересохшие от возбуждения губы и поцеловала

хуй деда в серёдку. — Чпок! Так бывает после весеннего противостояния, радость моя. Все знают,

что в его шерсти дремлют грехи всего мира. Чпок!.. Обожаю сосать! Что в этом неприличного, не понимаю… Она увлеклась и притихла на какое-то время. – Смотри, лисёнок. Видишь, головка? А здесь… подойди… здесь скрывается… Человечество! У-у, тут уйма, уйма народа! А, знаешь, чего боится каждый мужчина? Не знаешь? Так слушай. Мужчина боится, когда он кончает, а ты уже проглотила всё что только тебе

одной… Однако… сосешь, сосёшь… Блять! Ой, лисенок, прости, ну, как же мне в кайф!.. Мальвина жестом приостановила моё любопытство… А пока дед нетерпеливо заёрзал, она смачно загрузила его член (фу) хуй… в свою глотку…и до хрипа… и до блестящих, как серпантин, слюней… — Вот так, моя прелесть, сосешь, сосешь, и насосаться не можешь… до тех

пор, пока он не попросит пощады. На Новый год, нас, детей, выстраивали

в ряд, и мы рассказывали стишки Деду Морозу в обмен на подарки. Моя

сестра, рассказывая стих, подошла к волшебнику с зажженным бенгальским

огнем, у того вспыхнула борода, бедный Санта метнулся во двор и

бухнулся лицом в сугроб. И знаешь, кто из него появился? Ха-ха! Моя

кровная тётка с обгоревшим, как биточек, кукольным личиком. Дед, буквально, заколыхался удушливым смехом, будто кряду спонтанно

открылись несколько бутылок с шампанским. — Смейтесь, смейтесь, — без тени обиды сказала Мальвина. — Однако моя

очередь наслаждаться: куннили́нгус, проще сказать, куни – непременная

часть обширной сексуальной программы. Лисёнок, приземляйся, сядь ближе… не бойся… Дедушка – добрый… Она уютно расположилась на тёплых липовых досках и, играючи, развела

идеальные бёдра с безукоризненным бирюзовым педикюром на пальцах. — Ну-ну, генерал… Да мы просто обязаны сегодня понравиться зрителю. Крестная поманила меня жестом с тем, чтобы я могла наблюдать интимное

действие с ближнего расстояния. Дед, как спаниель на охоте с высунутым

языком, принял стойку, а, прильнув, к источнику вдруг зарычал. Мальвина закатила глаза: — Да, милый, да!.. Мотая, из стороны в сторону головой, она голосила: «О-о, как мaльчик соскучился! О-о, как мaльчику хочется кушать! Да, ешь, пей свою мaмy, давай, наслаждайся! – И вдруг добавила с хрипотцой: «Белладонна! Покажи малышке мой сикель… Дед удивился. Но через секунду продолжил. — Нет, умоляю, не жадничай! Пусть девочка увидит сама и поймёт свою природу, свою перспективу. Пусть она познакомится, пусть узнает,

как выглядит кайфовая штучка во время куннили́нгуса. В сущности,

если вдуматься, она это я. Ох!.. Мальвина, обмякла, а, заложив, руки за голову, проговорилась: «Что не говори, но сегодня я необычайно счастливая! » Дед, кивнув, согласился, принял, как есть, ситуацию. Он нежно, губами,

словно из кошелька, вытащил миниатюрный бриллиант растревоженной

плоти наружу, провёл по нему указательным пальцем левой руки туда и

обратно с тем, чтобы я смогла его рассмотреть – подробно, как в

анатомическом атласе, только в сочных, естественных, натуральных

тонах. — Коснись его, чтобы запомнить свои ощущения. Мальвина взяла меня за руку и самочинно провела несколько раз ею по

животу ниже – до клитора. Боль – часть роста. Двери, случается, закрываются перед носом, потому

что пора двигаться, искать новое. И хорошо! Мы слишком часто не

начинаем движение, если обстоятельства не провоцирую, не вынуждают нас

взглянуть на себя, как бы, со стороны и более пристально. И тогда-то,

иное событие напоминает, что никакая боль не наступает без цели. Двигайтесь! Вслушивайтесь! Пусть каждый шорох, падающего на землю

листка, расскажет вам о приближении суда как чуда. Хорошее –

запоминается. Терпите и будьте уверены в том, что всё, так или иначе,

наладится, скорей всего, через мгновение, просто у каждого оно имеет

свою длительность и назначение. Порно смотрели практически все с первого класса. Девочки собирались

стайками и жадно впитывали далеко ненаучные опыт и знания секса.

Объектами повышенного внимания, как правило, становились родные братья

племянники или кузены, словом, мужчины ближнего круга. И применялись

стандартные типы вполне себе осознанного обольщения как то: короткие

юбки, гольфы, чулки, трусики, желательно из элитных «маминых»

магазинов. И кто-то в своих эротических куафюрах заходил далеко,

выплескивая фантазии, не стесняясь, публично: «Те, кто думает, что

классно трахаться под музыку, советую попробовать секс под ритм

салюта. Нереальные ощущения гарантированы! » Или: «Хочу глотать по

окончанию минета. От этих мыслей прям крышу сносит. Так и представляю,

как его густая и тёплая сперма будет у меня во рту. Но я боюсь, что

когда попробую первый раз, меня вырвет. Не знаю, как сообщить об этом

парню…» Или: «А я решила опробовать крем для депиляции зоны бикини.

Нанесла, подождала, начинаю снимать крем лопаточкой, и тут, блядь,

понимаю, что мокрые чёрные жёсткие волосы в этом крему похожи на

паучьи лапки. Ааа! Я пиздец как боюсь пауков! С этим осознанием я

благополучно хлопнулась в обморок. Так и нашли, разволновавшиеся и

выбившие дверь в ванную родители: мокрую суку в обмороке и с

плешивой пиздой. Ха-ха! Уже неделя прошла, а я до сих пор на этот

блядский крем смотреть не могу». Я была девочкой среди девочек, которые бесчинствовали и между собой обменивались не стесняясь: «Моё окно выходит на соседний дом. Там в одной квартире живёт пара – окно их спальни как раз напротив моего. Твою маму, они каждый вечер занимаются таким сексом, что всякая порнуха позавидует! А по выходным могут вообще не вставать с кровати. Очень часто представляю себя на месте той девушки, а я, блииин!.. жирная, страшная и скучная. Иногда даже рыдаю, понимая, что такого охренительного кайфа у меня не будет НИКОДА!.. » Дед, казалось, удвоился. Он приложился, пристроился к фее секса,

влажным от пота телом, и, опираясь на локти, мощно вдвинул своё дышло

в сочное лоно Мальвины до паха… И тут же жадно, похабно расцеловал её в рот. Я видела, их языки встретились. Под моим животом заныло, точно в него

бросили камень. Истома еще больше усилилась, когда дед проделал

первые содрогания. — О, пытай меня, зверь, мучай!.. – кричала от страсти Мальвина. Дед мычал, точно буйвол. От напряжения его лицо стало багровым.

Капли пота скатывались с крыльев, раздуваемых жаром ноздрей, на

дрожащую, будто студень, трясущуюся грудь и живот женщины. Жилы деда

на красной шее надулись. Он реально работал, он вкалывал, он ещё

больше ускорился, а больно, схватив Мальвину за соски, он варварски,

резко потянул её всю на себя. — Ай! – вскричала Мальвина от боли, — потише ты, чудище! Мне хотелось всё досконально увидеть. Я юркнула за спину деда,

всмотрелась… и ахнула: влажные половые губищи субтильной Мальвины

попеременно, то выворачивались наизнанку, а то сворачивали и пропадали

из виду; нежные, розовые, скользкие по окружности, они, казалось,

всасывали в себя напряженный отросток, но потом как бы выталкивали его

обратно для того, чтобы его тут же с хлюпом всосать. — Аааа!.. Дед приподнял, подхватил тело Мальвины под ягодицы, и с безграничной

властью хозяина, придвинул на край полки, расположив её ступни у себя

на плечах. — А генерал-то в ударе! – пропела она пересохшими от вожделения

губками. Однако раскинув по сторонам руки, она сама, словно птица,

приобрела устойчивость и вдохновение для предстоящего перелёта, когда

мои соски напряглись, катались, точно мамины янтарные бусы, между

пальцами. Мой рот приоткрылся, — хоть я была в стороне, однако, без

сомнения частью процесса, — я неосознанно оглаживала свои шею,

затылок, плечи и низ живота… — Да, генерал, да! Достал, достал ты мою суку! Еби ее, дааа! Мальвина, точно как на татами борец, которого положили на обе лопатки, лупила ладонями по доскам что есть силы. Но вдруг – она вздрогнула, остановилась, распахнула настежь ресницы, зрачки ее расширились, казалось, за пределы орбит, глаза крестной превратились в спелые до черноты огромные вишни, которые смотрели в пространство перед собой, но будто слепые – опалённые внутренним невидимым чудом, и в мгновение ока, не ведомой властью, я… я, будто переместилась в неё, я стала частью её сущности, витая, крошечным зонтиком одуванчика над огромным, бесконечным ромашковым полем… Моя кровь взбунтовалась. Я ощутила дикую, казалось, лошадиную

пульсацию вен. Сердце колотилось в страшном, бешеном темпе, как тогда,

когда мне нужно было, во что бы то ни стало, обогнать одноклассниц на

школьном соревновании дабы увидеть улыбку и получить одобрение своего

кумира, молодого учителя астрономии. И я дышала, хрипела от напряжения, как собачонка, которую загнали злые мальчишки; голова летела, точно на каруселях, по кругу. Я, как пьяная, опустилась на пол, вытянулась в полный рост, и плотно-плотно, до судорог, сдвинув колени, фалангами согнутых в крючки пальцев, отбила морзянку с тонущего корабля: «Всем-всем-всем: спасите, предвижу приближение шторма! » И сходу: первая накатила волна, вторая чуть выше, третья накрыла меня с головой. Я почти захлебнулась, я почти задохнулась, когда погрузилась вся без остатка в свое абсолютно новое, революционное восприятие обновлённого, прежде незнакомого, но всё-таки своего тела. А, зажмурив глаза, увидела на чёрном, как в планетарии, экране – ярчайшие блики молний над разноцветными ливнями; услышала голоса прожорливых алюминиевых птиц с острыми, как зигзаги, крыльями. Моя чудная голова вращалась, крутилась, каталась в экстазе, изгибаясь точно пестрая змеиная лента, билась черепом, не чувствуя боли… Смутно помню, как меня мыли, терли мочалкой, расчесывали, целовали в

глаза, уговаривали выпить горячего чаю – потом просунули в хрустящую

ночную рубашку, как дед отвез меня на закорках из сауны в дом в мою

комнату, как уложили на прохладные простыни, как прислонив голову к

цветастой подушке, я отлеталась, отключилась – мгновенно. С рассветом дрогнули, приподнялись мои воспаленные ночным жаром веки.

На шторах колыхались радужные косые зайцы – лучи, а подо мной

взбрыкивала и будто дрожала кровать. Я с удивлением приподнялась на

локтях, соображая: что это значит?.. И слышу за стеной отчетливые

голоса приглушённые преградой, сразу поняла их природу, и мне до судорог захотелось оказаться там, чтобы ещё раз увидеть, испытать ни с чем несравнимые чувства и утонуть в холодном кипятке невероятных эмоций. В будущем я узнаю, какая у мужа по утрам сильная эрекция – сладкий

перепихон и суперское настроение на весь день обеспечено; прощаешь

себе, и лень, и многое другое. Но пока, я наблюдаю, как в бокале,

собираясь в кружки, разбегается по окружности, будто ожившая вода, и

туфелька моей куклы болтается в такт дребезжанию кроватных шариков… -Дед, ну ты даёшь!.. Я живо представила, как во время представления Пиноккио жарит за

кулисами занозистым носом Мальвину, пока на сцене Пьеро,

перебирая гитарные струны, изъясняется девочке в тонких, поэтических

чувствах. Вдохновлённая сказочной аллюзией, я пропихнула руки под

одеяло. Там уже было мокро, скользко и жарко. Между половыми губами разместились сразу несколько моих пальцев. Они с минуту покатали туда-сюда горошину клитора, потанцевали вокруг, а затем постепенно проникали в меня, как бы оспаривая право моего первого раз. Сегодня (ибо это стало смыслом моего нового существования) я выбрала безымянного принца для

шахтерской работки. Барби – подружка в кружевных, «маминых»

панталонах, под воздействием домашнего землетрясения, скинула уже

вторую балетку, и, сверкнув, голыми ляжками, бухнулась вниз головой

под кровать. Игры кончились. Я терзала себя рукоделием, ёрзала, ритмично сношала себя,

подстраиваясь под заданный за стеной ритм. — Да, дед, давай, отымей плохую девочку. Да, старик, да, оторвись, чпокни заодно и меня на халяву! Крамольная мыслишка ударила больно гадким, крысиным хвостом в

мою влажную серединку, пробудив воображение. Похоть: неопытная вагинушка моя булькала, клокотала, точно в ней разом

варились, и колдовские снадобья, и жабы, и пауки, и черви, и змеи, и

сухие козявки, и ведьмячьи сардельки, и все хуи мира! — О-оо, — пыхтела я и стонала, приговаривая, — да-аа, я плохая, грязная, грязная девочка! Блииин! Но как же мне хотелось именно этого в себе

бесчинства, именно этого запретного сада, его мучительных плодов

наслаждения. Я как можно дальше раскинула ноги, как мне когда-то мечталось, — в красных ажурных чулках, — и, выдохнув, прокричала на воздух: — Дед, ты молоток!.. Однако что-то случилось: подо мной растеклась лужа. Меня подкинуло

над кроватью, одеяло слетело – руки, живот, простыни, пододеяльник – в

пятнах густой крови. От неожиданности я прокричала: — Ма-ма! Голоса за стеной смолкли, послышались торопливые шлепки босых ног… — Лисёнок, что случи… Мальвина не договорила, она метнулась ко мне в чём была, а именно без

ничего. Лобковые волоски феи слиплись, сверкали, будто только что её

искупали в обильной, жемчужной росе. От неё веяло ароматом любвт. Фея

поцеловала меня в губы… тёплыми, как у коровы, губами и, улыбаясь,

мягко приземлилась рядом со мной: — Вот так, лисёнок это случается, да? Прощай девочка – девушка, здравствуй? Не бойся. Это нормально. Это твои первые месячные. — Что?.. месяч… — О боже! Тебе до сих пор не сказали?.. Трусы, бездари… Лисёнок, у девушек, у женщин, у каждой из нас есть свой менструальный цикл. Не знала?.. — Что?.. — Помоги ей, Мальвина! – донесся из спальни дедушкин баритон. — Умник, — а то мы сами не знаем, что делать, да, малыш? Пойдём, мне

тоже надо подмыться. — Что?.. — Помыться. Дед меня затопил. Не переживай, — она взяла меня за руку, — у меня с собой есть прокладки. Я научу как правильно ими воспользоваться, вот и всё. Решим проблемку на раз. Между ног у меня щекотно струился, стекая на пол, алый тоненький ручеёк. — Ух-ты, какая ты обильная сучка! Дед, радуйся, все кобели наши! Когда

у меня такое случается, я представляю, что серьёзно ранена в живот.

Бух! Понимаешь? Ну, так как будто бы меня подстрелили мафиози, желая

меня изнасиловать, или даже убить, а мне пофиг, мне трын-трава, мне ни

в коем случае нельзя ни в какую больницу. Да, лисёнок? — Да. — Поэтому ты должна стиснуть зубы… — Да. — И терпеть. Терпеть. Ты – героиня боевика! Прощаясь, мы обнялись, как подруги. — У меня не сложились мои отношения с матерью. В мои семнадцать она

нашла у меня коробку с тестом на беременность. Полгода, пока я

продолжала встречаться со своим парнем, она постоянно покупала тесты и

заставляла их ей показывать. Честно: я ее ненавидела. Но однажды я

поехала на море к друзьям, выпили. Я вышла на берег моря… прогуляться и попала на длинную береговую линию. Дул сильный ветер, холодные сопки виднелись вдали, и море – бесконечное, вечное море у моих ног. Я ощутила себя маленькой звездочкой в галактике, во вселенной… И такими неважными мелкими стали мои переживания… И теперь, когда меня накрывает, что-то безумно расстраивает, я закрываю глаза и вспоминаю, и тот миг, и море, — а когда открываю, будто переступаю легко через неприятную ситуацию и иду, живу себе дальше с улыбкой. Не знаю как, но это работает. Я прижалась лицом к её животу. Она заботливо приняла мою голову в свои

ладони, и заглянула в меня – необычайно и как-то совсем по-особенному. — Не держись за бессмыслицу. Нет, и не может быть сходства между

завершенной борьбой и отчаянным напряжением решающей схватки. Избегай мучного, не налегай на сладкое, а то будешь как «ушастый Судзуки». Не суди никого никогда. Запомни: секс это оружие, которым при

необходимости можно отбиться, и от мусорных слов, и от надоевшего

быта, разлуки, опасных ссор и метаний. Им даже можно убить

одиночество. Понимаешь? — Да. — Плевать сколько ты весишь, неважно какой у тебя цвет волос, глаз…

Привлекает одно, насколько мужчина почувствует себя мужчиной рядом с

тобой, и насколько ты прочувствуешь, что может быть маленькой

девочкой, хоть иногда, хоть на пять минут. Остальное – неважно. Желание здесь, — она поцеловала мой лоб, — внизу просто выход. Радости

мало от того, что разрушается тело, в котором как в доме обитает

больная душа. – Она улыбнулась. – Ты думаешь – я Пери-волшебница,

ведьма, ворона, да?.. бесшабашная, ветреная дьяволица? Нет. То есть,

да! Однако уже сегодня, вот прямо сейчас – я чудо в перьях,

обновлённая юная бабушка, которая вяжет крючком малюсенькие пинетки

для своей королевы, и радуюсь, радуюсь, радуюсь своему продолжению!

Но, когда птицы зимой улетают на юг, а весной возвращаются, я

сокрушаюсь: «Правда, зачем птицы возвращаются с юга обратно, где и

тепло и есть такое вот – прекрасное, вечное изумрудное море! Тупые

какие-то птицы. – Да? — Да. Через месяц Мальвины не станет.