Алиби

Я смотрю на своего мужа Билла, который моргает, отчаянно пытаясь привыкнуть к яркому свету раннего рассвета. Слезы катятся по моему лицу, когда я понимаю, что нет абсолютно никакого спасения, для моего разрушенного брака.

Теперь все кончено. И всего три месяца не хватает, чтобы отпраздновать тридцать счастливых лет со дня нашей свадьбы, в тот жаркий июльский день 1984 года.

Я фыркаю и вытираю тыльной стороной ладони предательские щеки. Что за чертовщина! Попалась на измене с преподавателем французской кухни, которого Билл в гневе госпитализировал прошлой ночью. Позже, к счастью, я нашла Билла без сознания, после передозировки аспирином и алкоголем и, кажется, спасла ему жизнь. И вот теперь, я оседлала Билла в ковбойском стиле после того, как привязала его к столбикам кровати, когда он был ещё в полной отключке и спал.

Невероятно, но, несмотря на то, что он проснулся и полностью осознал моё вероломное поведение, член Билла все ещё гранитно-твердый и зарыт в моей сочащейся струйками пизде до самого основания, а мой подстриженный кустик, запутался в его коротких и кудрявых волосках. Мне приходит в голову, что даже когда мы оба осознаем, что я полностью испортила наш брак, я все ещё медленно трахаю его, в его двуспальной кровати. Я не могу не продолжать, это чертовски приятно.

Так что, думаю я, если это конец для нас, почему бы просто не насладиться моим последним прощальным трахом? Не похоже, что он скоро потеряет эрекцию, так что я могу оттрахать его, пока есть возможность.

•  •  •

Когда сделка была подписана, вокруг раздались одобрительные возгласы.

— Молодец, молодой человек!  — Кит хлопнул Билла по спине:  — Давай закроем стенд и пойдем нажремся!

— Ты босс, Кит,  — согласился Билл, который не думал, что сможет за месяц стереть улыбку со своего лица.

Это был определенно, лучший рабочий день в его жизни. Только его брачная ночь, состоявшаяся 29 и три четверти лет назад, смогла превзойти это радостное чувство.

Билл хотел бы разделить этот личный триумф со своей женой, но пока он был занят работой над ежегодным недельным стендом своей компании, в выставочном центре в Бирмингеме, Элисон была на развлекательных кулинарных курсах в Ницце, на знаменитой французской Ривьере.

Это был самый крупный контракт, который Биллу когда-либо удавалось подписать в Национальном выставочном центре. В тот вечер, команда праздновала с размахом.

Билл унаследовал тяжелую голову и полный рот шершавого языка, когда на следующее утро, спотыкаясь, спустился к завтраку в семь утра. Он выдавил пару таблеток аспирина из упаковки, которую носил в кармане костюма, и проглотил их, запив охлажденным апельсиновым соком. Только сейчас, в холодном свете этого прекрасного весеннего утра, результаты продаж наконец-то дошли до его похмельного сознания. Билл не только знал, что его премиальный чек, через два месяца, будет рекордным для него, но и знал, что он вышел вперед в борьбе за звание лучшего продавца года, о чем он мог только мечтать в течение шестнадцати лет, когда он вкалывал, продавая 

технику.

Само собой разумеется, что Билл был самым трудолюбивым и стабильным из всей команды продавцов, с надежным показателем прибыли выше среднего. Однако средние и ниже среднего продавцы, долго в компании не задерживались, и в его карьере было несколько низких и ещё меньше высоких показателей. Тем не менее, Билл обычно был первым продавцом в офисе по утрам и последним, кто отрывался от работы вечером. Не было более добросовестного продавца, и, наконец, казалось, что его усилия приносят дивиденды.

Компания-заказчик Билла, в последние месяцы намекнула ему о своих планах по расширению производства, и предварительные спецификации и предложения, летали туда-сюда в самых разных комбинациях возможных требований. Билл потратил много времени на сбор предложений и долгие ночи на переговоры о ценах и графиках между двумя компаниями. Этот процесс казался бесконечным, и для Билла до сих пор было шоком, что "Каледониан" выбрала первый день Национальной выставки, чтобы объявить жаждущей прессе, о своих планах полной реконструкции расширенной фабрики в Глазго, с использованием новейшего производственного оборудования.

Никого не удивило бы, что Билл первым из шести членов выставочной команды, спустился к завтраку во вторник утром. Мы уже отмечали, что он обладал сильнейшей трудовой этикой, привитой ему его шотландским отцом-инженером, и был самым зрелым и, следовательно, ответственным членом команды продавцов. Несмотря на его успех, все, кто его знал, понимали, что он будет готов и намерен приложить все усилия, в оставшуюся часть недели для команды.

У Билла тоже было время подумать о том, что в среду ему исполнится 55 лет. Черт возьми, подумал он, это же завтра. Черт! Это означало, что он больше не сможет честно сказать, что ему "начало пятидесятых". "Середина пятидесятых" звучало удручающе, гораздо старше, чем он себя чувствовал.

И он не сможет отпраздновать свой день рождения со своей женой Элисон, к чему он привык за последние четыре года. Он фыркнул: Эли даже не положила в его багаж поздравительную открытку, как она делала это во все другие годы, когда он уезжал в этот день. Он понял, что в последние пару месяцев они не общались. Он был одержим ведением этого важного и в последнее время, слишком активного шотландского счета, в то время как она, была занята своими различными курсами. Он знал, что она занималась кулинарией, фитнесом, горячей йогой и многим другим, чего он, честно говоря, не мог вспомнить.

Билл уже наполовину съел свой полный английский завтрак, когда следующий коллега, директор по продажам Кит Боуман, непосредственный начальник Билла, поднялся на ноги. Они поприветствовали друг друга улыбками. Билл любил и уважал Кита, который был его начальником с первого дня работы и всегда относился к нему справедливо. Кит поддерживал Билла в те непростые годы, когда его результаты были не впечатляющими, если сравнивать с молодыми львами, которые предпочитали быструю прибыль, а не создание хороших стабильных счетов.

— Как вы сегодня утром, молодой человек?  — весело спросил Кит, садясь рядом с Биллом за 

обеденный стол.

Билл добродушно улыбался каждый раз, когда слышал это выражение. Кит был старше Билла всего на девять дней и пользовался любой возможностью, чтобы обратиться к Биллу "молодой человек".

— Очень хорошо, Кит, учитывая, в каком состоянии я был, когда вернулся в свою комнату,  — со смехом ответил Билл, намазывая ножом немного фасоли на тост.  — Напомни мне больше никогда не делать эти чертовы коктейли. Я строго придерживаюсь пива и виски и останавливаюсь, когда меня раздувает и я понимаю, что с меня хватит. Но с этой текилой, я вышел из зоны комфорта.

— Ты хорошо справился, Билл. Это был очень хороший заказ, который ты выполнил. Когда ты открыл этот заказ, ох, должно быть, десять или двенадцать лет назад, никто не думал, что они получатся такими хорошими, как сейчас. Держать их в тонусе, во время всех этих мелких заказов и много ездить туда-сюда в Глазго за брифами и котировками каждые несколько месяцев. Что ж, это действительно окупилось.

— Ну, это была командная работа, Кит,  — скромно сказал Билл.  — Мы не смогли бы этого сделать, без поддержки остальных членов команды и конкурентных цен, согласованных советом директоров.

— Что ж, молодой человек, хорошая работа других директоров, и я не верю во всю эту чушь про "распространение славы", которую ты несешь!  — Кит усмехнулся:  — Я знаю, что ты был готов каждый год мучиться в свой день рождения, на этих проклятых праздниках. И я заметил, хотя ты и пытался это скрыть, что ты хандришь с тех пор, как приехал в воскресенье. Я знаю, что это не то же самое, когда твоя Элисон здесь, с тобой, как ты привык.

— Это было так заметно, да?  — задумчиво спросил Билл, водя последним куском колбасы по своей тарелке, чтобы впитать остатки жареного яйца.

— Нет, совсем нет, Билл, ты мой самый профессиональный продавец — единственный, о ком мне не приходится беспокоиться, и который всегда выкладывается на 100%.

— Спасибо, Кит, я очень ценю твои слова.

— Билл, остальные члены совета директоров тоже ценят этот прекрасный заказ,  — продолжал Кит, глубоко вдыхая.  — Итак, вчера вечером они, мы, как мужчины, решили отпустить тебя с крючка до конца недели.

— Что?  — зашипел Билл.

Кит поднял руку.

— У нас есть билет на самолет, который ждет тебя в международном аэропорту, вылетает сегодня поздно утром и доставит тебя в Ниццу, Билл, и мы забронировали один из пентхаусов в отеле Элисон, на оставшуюся часть этой недели, вплоть до утра следующей среды.

— Правда!?  — Билл чуть не подавился своим тостом с мармеладом, и ему потребовалось выпить обжигающий чай, чтобы запить его.

Это объяснило бы слезы в его глазах.

— Вы меня слышали, молодой человек. И ни одна из этих премий, не будет вычтена из твоего отпускного пособия. Ты заслужил это небольшое вознаграждение. Так что, Билл, заканчивай завтракать, быстро собирай свои вещи и убирайся отсюда. Я не хочу видеть тебя в офисе до понедельника, ясно? И передай своей 

Элисон привет от меня, не так ли, молодой человек?  — Кит рассмеялся, хлопая по спине своего задыхающегося друга.

•  •  •

Билл Джонс счастлив в браке уже 29 лет. Привлекательная Элисон Джонс, которой 51 год, была чуть более чем на три года моложе Билла. Будучи матерью-домохозяйкой, она всегда сохраняла себя подтянутой и красивой, находя время от домашних обязанностей, чтобы дважды посетить тренажерный зал, а в последнее время — занятия горячей йогой раз в неделю. В течение пяти лет с тех пор, как младший из их троих детей покинул дом, Элисон заполняла освободившееся время, регулярным посещением дневных или вечерних профессиональных курсов.

Результаты её кулинарных уроков оживляли их вечерние трапезы, увеличивая талию Билла, а свидетельства её гончарных изделий, картин и гобеленов, украшали стены их теперь почти пустого гнезда. В течение предыдущих четырех лет, Элисон, во время весенних полугодовых каникул, сопровождала Билла в выставочный центр, вместо того, чтобы оставаться дома одной, не имея больше детей для компании.

Однако в этом году она сообщила Биллу, что избранным слушателям курса французской кулинарии, была предоставлена уникальная возможность поработать целую неделю на кухне одного из лучших отелей на берегу моря в Ницце, на Французской Ривьере. Естественно, Билл был рад отпустить её и насладиться этим опытом, хотя и знал, что будет скучать по ней. В то время как некоторые из женатых мужчин, посещавших выставку без сопровождения, с нетерпением ждали поздних ночных гулянок, а некоторые использовали возможность побаловаться с доступными дамами, Билл в душе был домоседом и всегда оставался верен своим брачным клятвам.

Элисон сообщила ему, что один из недостатков кухни отеля "Ницца" заключается в том, что занятия по кухне, в течение шести дней, будут проходить очень интенсивно, каждый обед и вечер, включая подготовку перед обедом, уборку между приемами пищи и в конце вечерней трапезы. Студенты получали реальный вкус бешеной жизни на высококлассной французской кухне, а отель получал выгоду от дешевой рабочей силы на неделю. К участию допускались только те студенты, которые достигли минимально высокого уровня. Элисон отметила, что приглашение было для нее большой честью, ведь она была единственной из местного колледжа, остальные студенты были из других колледжей по всей стране.

Такая интенсивная рабочая нагрузка, сделала прямой контакт между Биллом и Элисон практически невозможным. Он весь день напряженно работал на выставке, рано ложился спать, рано вставал: она поздно ложилась и поздно вставала. Поэтому каждый день, они могли обмениваться лишь короткими текстовыми сообщениями, ответы на которые задерживались до десятка часов, но они были готовы смириться с этим. Это всего на неделю, а Билл и раньше, до сопровождавшей в последние годы, к его радости, жены, неоднократно уезжал один на неделю.

Выставка началась так хорошо, а огромный контракт был подписан в понедельник утром, и Билл явно пребывал в приподнятом настроении. То, что босс Билла, Кит, понял разочарование Билла и убедил остальных членов совета директоров, отправить его во Францию за счет компании, было воплощением 

мечты.

Бронирование, включало обратный билет для Элисон и Билла на следующий день в среду. Выселяясь из отеля в Бирмингеме, Билл обнаружил, что Кит оставил ему записку, в которой разрешил использовать щедрый бюджет на кредитной карте компании, чтобы приобрести соответствующую праздничную одежду и совершить экскурсии, а также ужинать и обедать с любимой женой, в течение всего отпуска. Билл знал, что нет смысла посылать Элисон сообщение об изменении обстоятельств, поскольку она будет полностью занята приготовлением обеда. К тому времени, когда он должен был прилететь во вторник поздно вечером, у нее уже должна была начаться вечерняя сессия, поэтому он решил сделать ей сюрприз лично поздно вечером, прежде чем она успеет прочитать его сообщение.

Последние пару месяцев он был так занят работой, что почти не проводил с Элисон полноценного времени. Он напомнил себе, что до тридцатой годовщины их свадьбы, осталось всего три месяца. Он решил тогда и сейчас, что после окончания её кулинарного курса, у них будет второй медовый месяц, и, когда он вернется домой, между ними все должно наладиться. Он начал думать о различных поездках и подарках, возможно, о семейном празднике, чтобы с размахом отметить предстоящую годовщину.

В аэропорту Ниццы, его встретил лимузин отеля. Когда он прибыл на стойку регистрации отеля, его ждали как особого гостя и, конечно же, тепло встретили сотрудники стойки регистрации и проводили в роскошный номер-люкс с двумя спальнями. Билл был очень впечатлен комнатами и видом на пляж и море, который открывался из пентхауса. Он принял душ и переоделся в один из своих деловых костюмов, поскольку у него ещё не было возможности купить повседневную одежду.

Билл решил узнать у консьержа, нет ли поблизости ресторана, где можно было бы заказать ужин при свечах после того, как студенты закончат готовить и убирать на кухнях отеля. Если негде будет поесть так поздно вечером, то он закажет еду из ресторана отеля и сможет сохранить её теплой, оставив в тележке-столе в номере. Но прежде всего, он решил, что нужно перенести одежду и вещи Элисон, из её старого номера в номер люкс.

И тут Билл столкнулся с трудностями. В отеле не было ни миссис Элисон Джонс, ни какой-либо миссис Джонс, ни вообще какой-либо группы английских поваров-стажеров. Вызвали менеджера, и он заявил, что на их кухне, отмеченной несколькими звездами Мишлен, никогда раньше не гостила группа поваров-любителей из Англии, и они даже не подумают сделать это в будущем. Был ли Билл вообще уверен, что он правильно выбрал отель?

Стыдно признаться, но Билл мог руководствоваться только тем, что ему сказала Элисон. Насколько он понял, Элисон остановилась в этом отеле с небольшой группой поваров-стажеров, и она делила номер с кем-то по имени Мишель. Он признался, что не знает ни второго имени Мишель, ни имени организатора, кроме того, что это связано с кулинарными курсами, проводимыми местным Техническим колледжем. У него не было контактных данных местного колледжа. Все 

его попытки были безуспешны.

Ясно было только то, что его жена, вот уже 29 лет, любовь всей его жизни и мать их троих взрослых детей, солгала ему о кулинарных курсах. Следовало ли из этой лжи, что она также солгала о том, с кем она живет? Останавливалась ли она вообще в этом отеле, курорте или стране? Он высадил её в аэропорту, но она могла улететь куда угодно, зная, что он никогда не потрудится проверить штампы в её паспорте. У него просто никогда не было причин подозревать Элисон. Он полностью ей доверял. Но зачем ей было лгать о месте назначения? Она почти всегда привозила из отпуска магнитики на холодильник и обязательно фотографировала отель и окрестности, возможно, даже кухонный персонал, даже если ей приходилось притворяться, что это студенты.

Примерно в то время, когда он обычно покидал выставку в Бирмингеме в конце дня, с учетом часовой разницы во времени во Франции, Билл отправил короткое текстовое сообщение Элисон, сообщив ей, что его компания успешно провела выставку. Он спросил её, как прошел обед и как ей понравилась поездка на Ривьеру, добавив, что он разговаривал с клиенткой, которая в восторженных тонах описала отель и ресторан, где она остановилась. Он не ожидал ответа до 11 часов вечера — времени, когда в воскресенье и понедельник вечером, Элисон ранее отправила ему короткое сообщение.

Он был обеспокоен её местонахождением, но не мог решить, что делать, не имея под рукой явных фактов её обмана. Была ли она в безопасности? Была ли Элисон жертвой какой-то дерзкой аферы, заманивающей ничего не подозревающих домохозяек в белое рабство? Он просто ничего не знал, и мысль о том, что у Элисон был роман, была столь же нелепой.

Вернувшись в свой прекрасный номер, беспомощное одиночество и сомнения давили на него, головная боль давала о себе знать. Он выдавил на ладонь последнюю пару таблеток аспирина, которые принес с собой, и бросил пустую пачку на стол. Подумав, он порылся в ручной сумке и достал непочатую бутылку "Гленфиддика", которую купил в магазине беспошлинной торговли в аэропорту, налил в рюмку и проглотил таблетки.

Он сел за столик в холле и мысленно перечислил на листе блокнота, отведенном под отель, те крохи информации, которые у него были. Он знал, что она улетела в субботу днем, потому что он провожал её в аэропорт. Насколько он знал, Элисон не ожидала ни с кем встретиться, пока не доберется до этого места. Другие участники были со всей страны, и она сказала, что была единственной местной студенткой. Впрочем, оставив её там, она, теоретически, могла сесть на любой рейс в любую точку мира. Приехав в Ниццу, она должна была поселиться в отеле, вместе со своей спутницей Мишель. В своих сообщениях, она не упоминала об изменении планов, так что все больше казалось, что единственным обманщиком в этой схеме, был он сам. Предполагалось, что с воскресенья по четверг,  

она будет полностью занята на кухне с обеда до ужина, с небольшим перерывом после обеда.

Она должна была вылететь обратно из того места, где остановилась, в пятницу вечером. В это время, он все ещё должен был находиться в Бирмингеме, поэтому ему дали понять, что она планирует добраться до дома на поезде, а затем на такси с ближайшей станции. Билл должен был помочь своей команде разобрать выставочный стенд поздно вечером в пятницу и начать свой путь домой, после завтрака в субботу утром. Так что, если он не сможет найти её здесь, ему придется ждать до самого дома.

Домом, подумал он, было то место, которое он делил с Элисон. Что это за ненадежная семья, в которую он возвращался домой? Сможет ли он когда-нибудь снова, почувствовать себя как дома?

Он знал, что ложь Элисон совершенно неприемлема. Единственная причина, по которой она должна была лгать ему до такой степени, заключалась в том, что она что-то скрывала, и она знала, что он сочтет это неприемлемым в рамках их брака.

Он сидел молча, потому что слезы щипали глаза. Ему нужно было сделать что-то позитивное, хоть что-нибудь.

С помощью ноутбука, он зашел на свои текущие и депозитные банковские счета, подал заявку на открытие новых счетов только на своё имя и перевел все деньги на эти новые счета. Он оставил на каждом из совместных счетов остаток в 1 фунт стерлингов, чтобы не закрывать их в ближайшее время. Когда пыль осядет, думал он, юристы смогут справедливо разделить имущество.

Он не мог оформить новую кредитную карту по телефону, это должно было подождать до его возвращения домой. Однако он мог закрыть их общий счет кредитной карты и погасить остаток, фактически аннулировав карту Элисон. В краткосрочной перспективе, кредитная карта ему была не нужна, так как у него была корпоративная карта АmЕх, которой он мог пользоваться, зная, что если он перерасходует её, то сможет легко возместить ущерб компании, к моменту получения следующей выписки. Если ему нужны были наличные, он мог перевести деньги через Интернет на их старый совместный счет и тут же снять их. Он даже мог сделать это с помощью своего мобильного, находясь в пути. Новую кредитную карту на своё имя, он оформил бы только по возвращении домой.

В остальном, Билл по-прежнему чувствовал себя беспомощным. Ему очень хотелось сделать что-нибудь, хоть что-нибудь, а не сидеть здесь в бездействии и беспомощности. У него не было аппетита к еде, хотя он, по сути, ничего не ел с самого завтрака. Ему не хотелось пить больше алкоголя, кроме того стакана, который он уже выпил, он хотел сохранить остроту мышления, чтобы соображать, когда он будет в состоянии противостоять ей, в её действиях. Он закрутил крышку бутылки виски и поставил её на барную стойку в гостиной номера. Удовлетворенный тем, что сделал все, что мог, чтобы обезопасить свои финансы, он решил спуститься в холл гостиницы и 

посмотреть, появится ли Элисон или нет. Затем он подождет и посмотрит, с кем она будет, прежде чем обнаружить своё присутствие.

С наступлением вечера, он удобно устроился в холле, откуда ему были хорошо видны вход, стойка и лифты. Сидя за большой газетой, Билл увидел, как его жизнь рассыпается в прах, прямо у него на глазах.

Вот она, его жена, с которой он прожил почти 30 лет, выходит из лифта под руку с высоким, видным, чуть более пожилым мужчиной, возможно, лет около шестидесяти, по оценке Билла, с нелепо темными черными волосами без малейшей седины. Пара прошла через зал и вошла в ресторан. Элисон не заметила Билла за газетой, но она, наверное, не заметила бы его, если бы он стоял на стуле в розовом мужском купальнике и размахивал руками. Они смеялись и разговаривали, их улыбающиеся глаза были устремлены только друг на друга. Мужчина был одет в элегантный костюм, а она — в сексуальное черное коктейльное платье, блестящие туфли на высоком каблуке, которые она когда-то надевала для Билла, и на её лице, был убийственный макияж.

Следуя за парой, Билл дал крупную сумму чаевых метрдотелю, чтобы узнать номер комнаты указанного джентльмена. Дав чаевые портье, Билл смог выяснить, что их номер был забронирован на имя месье и м-ль Марсель Брутон. Дополнительная развернутая купюра в несколько евро, позволила получить фотокопию паспорта Марселя Брутона, распечатанную из их картотеки. Билл вышел из отеля, подошел к окну ресторана и заглянул в него, где отчетливо увидел свою жену, ужинающую при свечах за романтическим столиком на двоих, именно то, что он пытался заказать для нее ранее, чтобы отпраздновать свой день рождения, наступающий после полуночи.

В этот момент, Билл отправил ей ещё одно сообщение: "Компания разрешила мне уехать пораньше. Может, заеду за тобой в Апорт вечером".

Билл видел, как Элисон взяла свой мобильный телефон, в середине разговора с любовником, взглянула, чтобы проверить, что звонящий — её муж, и вернула его в сумку, не прочитав сообщение.

Билл заметил, что она носит и обручальное, и помолвочное кольца на безымянном пальце левой руки, а также кольцо вечности, которое когда-то было кольцом его покойной бабушки, на безымянном пальце правой руки. Она гордилась тем, что получила эту причудливую безделушку, которая затмевала его обручальное кольцо, по завещанию его бабушки всего пять лет назад, и обычно надевала его только тогда, когда Билл и Элисон отправлялись куда-то специально вдвоем. Для Билла, это было ещё одним проклятым предательством по отношению не только к нему, но и к его семье, совершенным его женой-изменщицей.

Пара продолжала есть, обмениваться любезностями, пить вино и разговаривать без остановки. Часто они касались друг друга, гладили или держались за руки через стол. Теперь Билл был уверен, что они любовники, а не просто друзья по колледжу — значение этих прикосновений было безошибочным. Он сделал несколько фотографий на свой мобильный, хотя и не был уверен в их качестве, поскольку снимал их 

через стеклянное окно и мягкий свет свечей, в котором они сидели. Как только они перешли к кофе, Билл вернулся в уютную гостиную и прикрылся скомканной газетой.

Когда они закончили свою неторопливую трапезу, Билл увидел, как они вместе прошли мимо его кресла в холле и поднялись на лифте. Билл вернулся в свой номер и сразу же заказал охлажденное шампанское и пару граненых хрустальных фужеров в номер 542, которые должны были немедленно доставить в их номер, оплатив его на счет его номера 802. Затем Билл спустился на 5-й этаж, где ему пришлось проторчать в коридоре около десяти минут, прежде чем официант выкатил из служебного лифта, тележку с ведерком для льда. Как только официант постучал в дверь их номера, Билл медленно пошел по коридору навстречу официанту. С ответом возникла задержка, и официант постучал снова, уже громче, объявив по-французски, что у него для них заказ на обслуживание номера. Билл замедлил шаг, вглядываясь в номера комнат, словно под воздействием алкоголя. В конце концов, дверь открылась, и после короткого обмена словами официант вошел, толкая перед собой тележку, а месье Брутон держал дверь открытой, чтобы он вошел.

Билл ударил плечом в дверь, заставив одетого в халат француза Брутона попятиться назад, гневно протестующего против грубого вторжения Билла.

Там, сидя прямо на кровати, с натянутой до подбородка тонкой простыней, с налитыми сосками, явно и обвиняюще проступающими сквозь накрахмаленное белье, была неверная жена Билла, Элисон. Её рот и оба глаза сложились в идеальную букву "О", когда она поняла, что её застали на месте преступления.

Ее любовник, стоял между ними со сжатыми кулаками. Билл без колебаний шагнул вперед, сильно ударил соперника по босой ноге, а затем нанес сокрушительный удар правой, вложив в удар все силы и вес тела, которые только мог собрать, и сбил своего более высокого соперника на пол, где тот и лежал, с лицом в кровавом месиве.

Элисон закричала, коротко и резко.

Билл перевел взгляд на свою ошеломленную жену. Он был поражен, насколько спокойным был его голос, хотя каждое нервное окончание в его теле, подавало сигналы тревоги.

— Похоже, твое алиби нарушено, Элисон, как и наш брак!

•  •  •

Элисон

Я могла бы сделать заявление здесь и сейчас, используя отговорки, что я не знала, что делала, или что моя измена Биллу не причинит ему вреда до тех пор, пока он не узнает об этом.

Можно было бы защищать свою невиновность любым из этих оправданий, но, по правде говоря, я бы солгала.

Я действительно собиралась завести короткую тайную интрижку, не обязательно для того, чтобы ткнуть мужа носом в то, что он относится ко мне не так, как я того ожидала, но я хотела сохранить интрижку в тайне. Я не хотела, чтобы он знал и чтобы этот маленький эпизод, повлиял на наш брак. Короче говоря, я надеялась, что мне все сойдет с рук.

Я точно знала, чего хочу. Все было просто. Просто немного развлечься, вот 

и все. Я хотела получить возможность быть желанной, обхаживаемой и соблазняемой — на какое-то время стать центром безраздельного внимания какого-то мужчины. Мне хотелось чего-то короткого, но особенного, чего-то такого, о чем я могла бы с радостью вспоминать, когда состарюсь и успокоюсь, когда войду в зрелый возраст. Я, конечно, не хотела потерять из-за этого мужа, дом, отношения с детьми, расстроить родителей или потерять уважение тех, кто мне действительно дорог. Мне явно не нравилась мысль о том, что мне придется предстать перед семьей и друзьями с позором, что меня выставили изменщицей и шлюхой.

О да, я знала, кем я, собственно, стала с самого начала — навязчивой лгуньей. Я была подлой, скрытной маленькой обманщицей, такой же гнилой и никчемной, как мусор в земле. Я превратила себя в шлюху, блудницу, подстилку, каким бы уничижительным термином вы меня ни называли. Я была своенравной женщиной, готовой рискнуть и отказаться от всего, что я любила и над чем так тяжело работала, в обмен на несколько ночей страсти с мужчиной, который мне даже не нравился, которого я не смогла бы полюбить и за миллион лет попыток.

Мой соблазнитель Марсель — такой же подлец, как и я. Он никогда не говорил, что до сих пор женат, и создавал у всех слушателей своего кулинарного курса, который он вел как репетитор вечерних курсов Общественного колледжа, отчетливое впечатление, что он хищно холост. Я рано почувствовала, что для него дома есть кто-то постоянный, женщина, с которой он играется. Неважно, я не искала длительных отношений, только короткую интрижку, поэтому мне было все равно, что он может потерять столько же, сколько и я, из-за своих измен и распутства. Соревнование с неизвестным соперником, только усиливало ощущение приключения.

На первом же занятии, по основам французской кухни в местном муниципальном колледже, я поняла, что преподаватель Марсель Брутон не был профессиональным поваром. Это был всего лишь трехмесячный базовый курс, но, честно говоря, он разбивал яйца так, будто делал это всего пару раз в неделю, на свой воскресный завтрак. Я даже не находила его особенно красивым или привлекательным. Он был высоким, конечно, 198, на пять или семь сантиметров выше Билла; он был стройнее Билла, который в последние годы, позволил себе немного поправиться и обзавелся пузом; у Марселя была полная копна волос (выкрашенных в черный цвет, как я позже узнала из содержимого ванной номера в отеле), в то время как Билл стал седым и довольно скудным на макушке; и Марсель казался моложе Билла или меня. Я никогда не спрашивала его возраст, но предположила, что ему около 40, в крайнем случае, около 50 лет. Я была искренне потрясена, когда, в конце концов, увидела копию его "паспорта".

Но что было особенно привлекательным в Марселе, так это его голос, глубокий бас и медленная речь. А этот акцент? Обморок. Я была в его власти с первого класса, только благодаря его французскому акценту.  

Да и все мы, внимательные зрелые дамы, были у него с самого начала — мы цеплялись за каждое слово и соревновались, как суки в течке, за внимание альфа-кобеля.

Выпивка сразу после вечерних занятий — плохая идея; безумная, опасная территория, для подрыва существующих отношений. Однако для нас, зрелых студенток, они стали "обязательными". Все девушки хотели продолжить вечер после девяти часов, и Марсель был более чем готов присоединиться ко всем нам, за вечерним коктейлем или тремя. Мы покупали, мы соревновались, мы, девочки, и в конце концов, я его победила. Хотя я уверена, что по крайней мере, пара других девушек добрались до него раньше, чем он впустил меня, но никто об этом не говорил.

Через шесть недель после начала курса, мы с Марселем целовались на заднем сиденье моей машины, припаркованной на задней парковке паба. Это был первый французский поцелуй, которому я предавалась с кем-то, кроме Билла, за более чем тридцать лет. Марсель великолепно целовался, я мгновенно возбудилась и с радостью позволила ему просунуть пальцы под трусики и проникнуть в мою вытекающую пизду. Он был груб, трахал меня пальцами сильно и быстро. Мне было больно, но, признаюсь, мне нравилось каждое мгновение. Я снова почувствовала себя хихикающим неуклюжим подростком. Я, женщина за пятьдесят! После этого, наша близость быстро усилилась, и через две недели, он уже трахал меня на заднем сиденье моей машины.

Билл, обычно, быстро засыпал к тому времени, когда я возвращалась домой после кулинарных занятий. Ему всегда требовалось полных семь часов в сутки, ему приходилось рано вставать, чтобы, как он говорил, "обогнать пробки в час пик". Если бы Билл не спал в ту первую ночь, смогла бы я смотреть ему в глаза, зная, что провела час тяжелого петтинга с незнакомцем?

В первую ночь, когда я трахалась с Марселем, Билл был в середине трехдневной поездки в Глазго. Он попросил меня поехать с ним, но я не могу пропустить занятия по кулинарии, сказала я. Ну, я не могла, не так ли? Стала бы я трахать Марселя голым задом на заднем сиденье моей машины в ту среду вечером, если бы знала, что Билл будет дома, чтобы встретить меня? Нет, я так не думаю. Как бы то ни было, у меня было время до вечера пятницы, чтобы убедить себя, что внебрачный секс — это не только моя вина. Я привела в свою жизнь ещё одного трахаря и могла переложить большую часть своей вины на Билла, который не был рядом со мной.

Что было не так с Биллом, как с мужем, что заставило меня совершить этот отвратительный акт предательства?

Ничего, кроме того, что мой муж был немного скучным. Он был стабильным, надежным кормильцем, надежной опорой в нашем браке, отличным отцом, но с другой стороны был скучным, как посуда. Билл был хорошим материалом для брака, но от него не хватало острых ощущений и возбуждения, которые, как мне казалось, мог 

дать незаконный любовник. И это, конечно, было захватывающе, на какое-то время.

Нам с Биллом все ещё было хорошо вместе, мы ещё не отказались друг от друга. Мы по-прежнему занимались любовью, но не так регулярно, как раньше, отчасти потому, что меня часто не было дома по вечерам, а ему нужно было так рано ложиться спать. Секс, когда он случался, был удовлетворительным, но рутинным, между нами больше не было фейерверков. После 30 лет брака, было бы трудно поддерживать тот уровень, на котором мы начинали. Билл был моим единственным любовником за все это время, я занималась любовью только с двумя довольно незрелыми мальчиками, прежде чем появился Билл и своим природным обаянием, проложил путь в моё сердце. Билл всегда был самым милым парнем, какого только можно себе представить. В одном я могла быть уверена: Билл никогда не причинит мне боль. Он всегда был нежным и внимательным, как в повседневной жизни, так и в спальне. Я не всегда возбуждалась во время секса с Биллом, но обычно это были нежные и любящие занятия любовью, когда мы находили время для совместного времяпрепровождения, которое с годами, практически свелось к субботним ночным посиделкам.

С Марселем, это были не совсем занятия любовью, это был грубый необузданный секс, чистый и простой. Когда мы были вместе, мы не могли оторваться друг от друга. Он делал более чем достаточно, чтобы я возбудилась, а затем, черт возьми, убеждался, что и он тоже. Не то чтобы мне нравилась его техника, даже наоборот, он был слишком быстр, но, Боже, это всегда было возбуждающе. Каждый раз, когда мы трахались, я кончала буквально ведрами.

Целоваться, а потом трахаться с моим новым парнем в машине было опасно: разоблачение, возможность насилия, даже убийства от рук этого человека, который был мне почти незнаком. Я знала, что он трахнул, по крайней мере, пару других "девушек" на курсах, которые, в основном, были замужними женщинами в возрасте, как и я. Я догадывалась, что он все ещё женат или, в лучшем случае, живет отдельно, и что он, вероятно, занимается сексом на стороне с другими женщинами, которые выпрашивают это, и чья нравственность может быть поставлена под сомнение. Так что, помимо острых ощущений от соблазнения, существовал риск заболевания или ещё чего-нибудь похуже, что добавляло пикантности двуличию, к моему постоянному, надежному, довольно не возбуждающему второй половинки.

Вот, пожалуй, и все мои причины трахаться с незнакомцем, открытые для всех вас. В принципе, я, наверное, всегда была шлюхой, которая только и ждала, чтобы сойти с рельсов задолго до того, как возможность ударила меня по заднице.

После использования машины для секса в течение нескольких недель, этот короткий трехмесячный курс базовой кулинарии подошел к концу, но Марсель был готов продолжать заниматься сексом со мной, по средам вечером. И, Боже, я тоже.

Я не сказала Биллу, что уроки кулинарии закончились, я продолжала выходить в своё обычное время на вечерние 

занятия. Не думаю, что Билл заметил, что я перестала приносить образцы домой, чтобы он мог полакомиться. Он не имел ни малейшего представления о времени занятий, особенно о том, чем я занималась на самом деле. Я чаще ходила в спортзал днем и тренировалась там более интенсивно. Я с большим усердием занималась танцами, чтобы быть в тонусе и хорошо выглядеть для Марселя. Я была стройнее и подтянутее, чем во время замужества — жаль только, что Билл никогда не признавался, что он вообще заметил, как я похорошела.

Билл был очень занят на работе, поскольку один из его клиентов изматывал его, и у меня сложилось впечатление, что он беспокоился о сохранении своей должности, если показатели продаж не улучшатся. Он не говорил об этом, но, возможно, он начал чувствовать, что не может угнаться за молодыми соперниками на работе. Такое восприятие, заставляло меня уважать его ещё меньше, поэтому он терялся и пропадал из виду и в нашей спальне.

У нас с Марселем появилось больше времени для себя, поэтому мы стали пользоваться гостиничными номерами по вечерам в среду, экспериментируя с различными позами в комфортной постели и принимая душ перед уходом домой. Он постоянно уговаривал меня позволить ему трахнуть мою задницу, но я не была уверена, что хочу, чтобы он это сделал. Билл никогда не пытался или даже не предлагал засунуть что-нибудь в мой задний проход, и я, конечно, никогда не думала об этом. Я беспокоилась о том, насколько это будет заметно, если моя задница будет регулярно растягиваться и расслабляться, и не станет ли у меня недержания раньше времени? Все это было дополнительным беспокойством.

Честно говоря, я не думала, что Билл заметит эффект, если я займусь анальным сексом, на самом деле, к тому времени я уже не приглашала Билла для секса в любом виде, даже для нашего стандартного ритуала в субботу вечером. Опять же, я не думаю, что он заметил — если он и знал, что его ограничивают, то, похоже, это не волновало его настолько, чтобы упоминать о том, что он пропускает.

Я никогда не могла пойти к Марселю, в его квартиру, дом или что-то ещё, что находилось в получасе езды от колледжа в каждую сторону, потому что он признался в самом начале наших "отношений", что у него дома есть дети. Я, конечно, поверила ему — в конце концов, именно я была лживой супругой-изменницей в этой случайной связи. Насколько я знала, и даже не хотела спрашивать, он был холост. Он не носил кольца или заметного белого пятна на пальце.

Потом я начала ездить с ним в отели днем, по крайней мере, пару раз в неделю, подстраиваясь под график Марселя, потому что, пока Билл был на работе, моё время было гибким. О, я могла быть гибкой не только во времени. Эти более длительные занятия сексом были умопомрачительными, чередование сосания и траханья, душ и даже траханье снова, в 

одном случае, и необходимость принять второй душ, прежде чем спешить домой. Я чувствовала себя непослушной и думала, что я такая умная, что мне так легко удается получать удовольствие от всего этого. Это заставило меня ещё меньше думать о Билле, что его легко обмануть. Я катилась вниз по склону к распутству и даже не догадывалась, что втянулась по уши.

К этому времени, я была полностью одержима сексом с Марселем и обнаружила, что все время возбуждена, и день и ночь натирала себя до одури. Я обнаружила, что больше не могу заниматься любовью с Биллом. Это было чувство вины, или, скорее, обратная форма вины — мне казалось, что я изменяю своему любовнику, если отдаю Биллу что-то из своего тела. Странно, я знаю, но именно так я начала себя чувствовать.

Так продолжалось всю зиму и раннюю весну, пока не наступила ежегодная выставка, которую Билл всегда посещал со своей компанией. Это был важный маркетинговый ход для продажи промышленных машин, которые они производили. Он работал на выставке шестнадцать лет, и я присоединялась к нему в последние четыре года. Мне действительно было весело с ним в этих поездках, я только готовила кофе и занимала людей, пока готовились демонстрации или ждали, когда освободится продавец. Потом мы проводили приятные вечера вместе. Это было приятно, и я подумала, что в следующем году, и в девять или десять последующих, пока Билл не выйдет на пенсию, я наверстаю упущенное в этой поездке.

Марсель узнал о предстоящей выставке, когда я сказала, что нам придется пропустить вечер среды и дневной трах на той неделе. Марсель возразил, указав, что неделя отсутствия Билла — это отличная возможность для нас, провести этот отпуск вместе во Франции. Марсель сказал мне, что он организовал несколько мероприятий с проживанием для своих детей на всю эту неделю, добавив, что это единственное время, когда он может вырваться, поскольку это школьные каникулы. Он убедил меня, используя свой сексуальный голос и хитрую ухмылку, что это будет идеальный шанс для меня, попробовать свою анальную вишенку, и, невероятно — я пообещала дать ему это.

Когда я начала излагать Биллу свои оправдания, я действительно ненавидела себя за то, что хотела разочаровать Билла, позволив ему ещё раз встретиться с Бирмингемом в одиночестве. Я видела, как это разочарование, на мгновение, промелькнуло на его лице. Я чувствовала себя виноватой, когда сказала ему ложь о кухонной перспективе всей жизни в отеле "Ницца", и была уверена, что он меня раскусит. Но он тут же оправился от разочарования и бодро заявил, что предложение слишком хорошее, чтобы его упустить, и я просто обязана поехать. Ему не пришлось повторять мне дважды.

Сейчас мне стыдно признаться, что я была на девятом небе от облегчения, что он так позитивно одобрил меня. Я была вне себя от радости, по поводу всего того незаконного секса, которым собиралась заняться, и совершенно забыла о приближающемся 55-м дне рождения Билла.  

Он выпал на среду той недели, когда мы были в отъезде.

Сейчас, конечно, думая о дне рождения Билла сразу после того, как меня поймали, я чувствую себя очень плохо из-за этого. Если все остальное, сделанное мной по отношению к Биллу, было непростительным, то это, было особенно. В то время, я мимолетно вспомнила о его дне рождения, но просто подумала, что он найдет себе какую-нибудь шлюшку из Брумми, с которой будет утешаться — что он получит свои тайные удовольствия, пока я буду в полной мере наслаждаться своими. Он получит свой торт и съест его, а я получу своё пирожное, возможно, с французским кремом, стекающим по моему подбородку, хихикала я про себя. Я действительно так думала. Я была такой глупой эгоистичной сукой.

Моя соседка и лучшая подруга Сандра, старше меня примерно на восемь лет, и она во многом повлияла на изменение моего либидо, да и моих стандартов поведения, полагаю, тоже. Мы постоянно говорили о сексе за утренним кофе, на протяжении последней дюжины лет или около того. Дважды разведенная Сандра, была одержима идеей трахаться с бесконечным количеством молодых парней, и часть её энтузиазма, по поводу внебрачных связей, передалась и мне. Она все ещё была замужем, за мужем номер три, и была замужем почти столько же, сколько мы с Биллом. Разница была в том, что она и её муж поддерживали свой открытый брак, регулярно заводя романы. Сандра сказала, что для мужчин более естественно иметь несколько партнеров, но свобода, которую дают противозачаточные таблетки, означает, что женщины могут делать то же самое.

— Нет, Сандра,  — сказала я ей,  — не может быть, чтобы Билл когда-нибудь изменил, он просто не такой.

— Глупости,  — ответила она,  — он мужчина, а это все типы изменщиков. Кроме того,  — продолжала она,  — возможно, за последние пару лет у него появилось брюшко, но до этого, когда он регулярно бегал пару раз по вечерам в будни и дважды по выходным, он сохранял прекрасное тело и очень симпатичную попку.

— Я бы трахнула его пять лет назад, в мгновение ока,  — поддразнивала Сандра.

— Ты бы трахнула любого мужчину с пульсом,  — рассмеялась я, и она не могла этого отрицать.

Сандра знала, что Билл должен был посещать эту выставку каждый год, плюс раз в квартал, он посещал своих клиентов в Шотландии, на срок от двух до четырех дней. У него было много возможностей для случайного секса, сказала Сандра, и он использовал их как мужчина — какие возможности были у меня, пока у меня дома были дети?

— Но я была с ним в нескольких недавних поездках по Шотландии и четыре раза на национальной выставочной неделе,  — уверенно ответила я,  — и все его коллеги и знакомые отмечали мне, что Билл редко куда-то ходил по вечерам, пока я не появилась у него.

— Да,  — усмехнулась Сандра,  — и это, по-твоему, совсем не похоже на сговор?

— Нет.

— Держу пари,  — добавила Сандра, когда я рассказала ей 

о запланированной поездке в Ниццу,  — что Билл будет рад, что ты не поедешь с ним.

— Билл настаивал, чтобы я поехала,  — тихо призналась я.

— Да, как будто я знала, что так и будет,  — усмехнулась Сандра,  — это дает ему все возможности заполучить незнакомого постельного партнера или двух, в своей бирмингемской поездке.

Это дало мне пищу для размышлений, которые бурлили в моей голове в дни, предшествующие поездке. Я тщательно следила за тем, чтобы Билл не увидел сексуальную одежду, которую я упаковала. По его мнению, на мне будут только кухонные трусы, несколько повседневных вещей для отдыха и платье для празднования последней ночи.

Билл высадил меня в аэропорту у пункта вылета и встречи. Я поцеловала его в губы и попросила его сразу же отправиться домой, пока я сдавала свой багаж и ждала самолет. Упоминание о стоимости краткосрочной парковки, было хорошим способом... избавиться от Билла, я полагаю.

Я договорилась встретиться со своим французским любовником в зоне вылета. Я оплатила билеты на самолет по нашей кредитной карте, а Марсель позаботился о номере в отеле. Билл редко проверял выписки, но все, что он мог увидеть, это плату за перелет, и я сказала ему, что жилье было бесплатно предоставлено отелем, как часть их выгоды от нашего бесплатного труда.

Тупой, эгоистичный кусок дерьма, вот кем я была. В то время я, конечно, так не думала. Нет, я думала только о том, какая я умная, и какой смелой и захватывающей будет поездка.

Теперь я знаю последствия своих действий — я была очень неправа. Никогда, даже в самых смелых фантазиях, я не допускала мысли о том, что могу быть поймана и тем самым потерять любовь и уважение Билла. Я думала, что риск был настолько мал, что почти ничем не грозил. У меня не было никакого желания, предоставлять ему возможность избавиться от меня. Я люблю Билла, и он — моя половинка, которую я хотела видеть в своей жизни и в своей вечности.

Марсель также никогда не был моим "любовником", между нами не было любви. Он даже не был моим приятелем, потому что он никогда не был приятелем как таковым, просто паразитирующим трахальщиком, который почесывал мой зуд некоторое время, пока получал свой. Как только мы прекратим нашу маленькую романтическую интермедию, я сказала себе, что на этом все закончится. Я могла бы довольствоваться Биллом в старости, и каждый раз, когда мне будет плохо или я буду чувствовать себя расстроенной, я буду питаться своими шаловливыми воспоминаниями. Я даже добавила мысль о том, что, возможно, в будущем я даже предложу Биллу свою задницу, если он заинтересуется, как только пройду процесс инициации с одержимым задницей Марселем.

Но прямо сейчас, во время полета до Ниццы, мы с Марселем разжигали наши сексуальные угли, просто сидя рядом и прикасаясь друг к другу, как молодожены. Я снова почувствовала себя подростком, как будто я ехала в школьном автобусе и вела себя скрытно,  

как будто не хотела, чтобы учителя рассказали моим родителям, какая я распутная. Стюардесса бросала на меня веселые взгляды, но потом я подумала: да ну её, эту ревнивую корову. Она знала, что я жульничаю, с таким же успехом можно было вытатуировать "Прелюбодейка", большими красными буквами, на моем жуликоватом лбу.

Как только мы заселились в наш номер, на задворках классически величественного отеля "Ницца", мы разделись и занялись жарким послеобеденным трахом. Вот так. Одежда на полу, ничего не распаковано, и мы лежали на кровати, целуясь и хватая друг друга за возбужденные до крови, чувствительные места.

После быстрого перепиха, его рот, язык и зубы ласкали мои сиськи, он грубо засунул один, два, а потом и три пальца в мою пизду и начал трахать, а его толстый большой палец теребил мой клитор, словно пытаясь стереть плохое клеймо. Я несколько раз шумно кончила, просто от сильных ласк — я просто не могла сдержаться. Весь день я была возбуждена и взвинчена, мокрая от предвкушения этого действия. Я кричала во весь голос! Он знал, что я наслаждаюсь этими множественными оргазмами, ухмыляющийся ублюдок знал это. Я кусала его за плечо и изо всех сил тянулась к его твердому члену. Потом он засунул эту штуку в мою пизду, и мы трахались как кролики, пока он не забрызгал мои внутренности, как мне показалось, галлоном спермы. И это было только в тот первый субботний день.

Пока Марсель дремал, восстанавливая силы для очередного раунда, я написала Биллу сообщение: "Прибыли в хороший номер без вида на город, но с приятной девушкой Мишель, шеф-повар хочет, чтобы мы жили с ней, люблю, Э".

В тот вечер, после романтического ужина, за которым последовали танцы в близлежащем клубе, о котором знал Марсель, мы занялись своими удовольствиями более неторопливо. Марсель ел меня, казалось, часами. Этот ублюдок то доводил меня до грани, то ослаблял, пока я, наконец, не умоляла его жестко трахнуть меня. Он играл со мной языком, как на скрипке, то беря высокие ноты, то срываясь на октавы, когда палец или язык проникали в мою девственную коричневую дырочку.

Я была вся в поту, когда он, наконец, дал мне долгожданную разрядку, одним махом вогнав в меня свой член до упора. У него был член среднего размера, но в моем возбужденном состоянии, он казался просто огромным. Я испытывала волну за волной оргазмов, когда он то медленно, то быстро и яростно входил и выходил, вбивая свой таз в мой требовательный клитор, в конце каждого удара. Затем он перевернул моё пульсирующее тело на кровати и трахнул меня сзади, чтобы мы вместе добились его собственного удовлетворения.

За вечер мы изрядно выпили и заснули, где и провалялись до утра, сытые и измученные.

В воскресенье утром, я проснулась раньше Марселя. Ночью он, видимо, встал пописать и выключил свет в спальне. Мне казалось, что я спала как мертвая, а не как невинная. На самом деле,  

я не чувствовала абсолютно никакой вины. Как будто я сознательно вычеркнула эту неделю из своей обычной жизни, как будто это была всего лишь фантазия.

Я даже не думала о Билле до того неопределенного момента, когда проснулась утром в незнакомом месте. Вскоре я поняла, что никакого Билла со мной, конечно, не было, а был Марсель, который мирно похрапывал, лежа на спине с утренней древесиной, такой же вертикальной, как у любого часового на посту.

Я схватила свой телефон, чтобы проверить время, и обнаружила, что получила два сообщения от моего, ничего не подозревающего, мужа. Черт! Я забыла написать ему вечером, как и планировала. А он, к этому времени, уже ехал по автостраде в сторону выставки, чтобы помочь доделать стенд и провести брифинг.

Первое сообщение, полученное от Билла, было кратким: "Надеюсь, ты приземлилась нормально, люблю тебя, Б", от полудня, и ещё одно — около десяти вечера: "Ты хорошо провела вечер? люблю тебя, Б".

В ответ я написала Биллу, что только что проснулась от изнуряющего сна, после первого полного рабочего дня и направляюсь на завтрак к постоянному персоналу кухни, прежде чем приступить к приготовлению пищи. Я соврала Биллу, что предыдущий вечер, проведенный в настоящем французском ресторане, был прекрасным. А вот еда в ресторане, была замечательной.

Мой ответ Биллу был написан скороговоркой, но я подписала текст полностью: "Я люблю тебя, милый". Честное слово, читатель, когда я набирала этот текст, то действительно любила Билла. Я все ещё люблю его, несмотря на все, что сделала, и что, казалось бы, является убедительным доказательством обратного. Я глубоко вздохнула и выключила телефон, чтобы Билл не смог позвонить мне прямо из машины.

Приподнявшись на локте, я некоторое время рассматривала Марселя, в свете раннего средиземноморского воскресного утра. Он лежал на спине и храпел, как жужжащая пила. Билл всегда раздражал меня, когда лежал на спине и храпел. Я била его, чтобы он перевернулся, иногда очень сильно. Злой умысел с моей стороны — вот мысль, которая приходит мне на ум. Но в тот момент я подумала, что храп Марселя — это мужской звук, который я могла бы с удовольствием слушать, без всякой злобы со своей стороны. Как странно это было.

На Марселя было просто интересно посмотреть. Во время наших предыдущих встреч, у меня никогда не было свободного времени, чтобы обратить внимание на его обнаженное тело. До этого момента все, что происходило между нами, делалось в спешке или в темноте. Он был довольно волосат на груди и животе. Это были густые черные волосы, с одним или двумя вьющимися седыми волосками на груди. Волосы вокруг его эрегированного пениса были аккуратно подстрижены, почти как зеркальное отражение его глупой козлиной бороды. И, конечно, был его большой толстый член, стоящий как голый флагшток. Меня тянуло к нему, как мотылька на свет.

Даже когда я нежно будила Марселя утренним минетом, я поняла, что ни разу в своей супружеской жизни, даже во время 

нашего медового месяца, я не оказывала эту маленькую услугу Биллу — никогда, никогда. Это никогда не приходило мне в голову, как что-то, что я хотела бы сделать для своего мужа, а с его стороны, я полагаю, он никогда не осмеливался попросить меня об этом. И все же я, без колебаний, совершила этот простой сексуальный акт спонтанно, для мужчины, который был мне почти незнаком. Я не чувствовала вины ни за отсутствие этого акта в моем браке с мужчиной, которого я любила вечно, ни за решимость сделать это сейчас для этого человека, который не был моим мужем. Он был человеком, о личной жизни которого я знала мало и не хотела знать ничего больше. Уже тогда я предполагала, что он, скорее всего, изменщик и не тот, с кем я хотела бы иметь длительные отношения. Мне даже не пришло в голову, что теперь изменщицей являюсь я, что я не тот человек, на верность которого в отношениях, может снова рассчитывать любой мужчина.

Я не чувствовала никакой вины за свой поступок, вообще ничего: просто чувствовала себя очень непослушной. Я собиралась быть непослушной всю неделю, поэтому у меня было такое настроение. Наклонившись, я коснулась его языком. Думала, он подпрыгнет, но он не подпрыгнул. Тогда лизнула его эрегированный ствол медленно, как леденец, слегка проводя языком по верхушке. Марсель начал возбуждаться, от своей изнуряющей дремоты. Я крепко обхватила его ствол рукой, сдвигая крайнюю плоть вверх-вниз и посасывая луковицу.

— Шери,  — прохрипел он, его акцентированный голос был густым и тяжелым от сна. Такой сексуальный, определенно сексуальный.  — Я должен идти... зов природы.

Ладно, не совсем сексуально.

Я отпустила его, и он побежал в туалет. Я легла обратно в тепло постели и наслаждалась своей распущенностью, раздвинув ноги, мои только что облизанные пальцы теребили мой эрегированный клитор, углубляясь в мою настоявшуюся смазку и распространяя блестящую влагу вокруг губ моей пизды и пульсирующего узелочка. Когда он вышел из ванной, я проскочила мимо него, чтобы почистить зубы и вымыть свою грязную пизду и потные подмышки.

К тому времени, когда я освежилась, он лежал на спине посреди кровати, все белье было сброшено на пол, а под головой лежала пара подушек. Марсель лениво поглаживал свой полутвердый член и смотрел на меня голодным взглядом, прекрасно понимая, что я не могу оторвать глаз, от его толстого члена.

На руках и коленях, я проползла по кровати от изножья к его волосатым ногам и, быстро пососав его твердый как сталь член, села на него, и мы оба оттрахали наши глупые мозги.

В воскресенье вечером, после вечернего ужина, мы пошли в кинотеатр, чтобы посмотреть дублированный американский фильм, но вскоре потеряли интерес к экрану и стали усиленно гладить друг друга, блуждая в темноте, пока он не закончился.

В гостиничном номере, Марсель взял меня по-собачьи на кровати, затем трахнул меня спереди, когда я сидела на письменном столе, а затем жестко трахал меня сзади 

на столе, пока не кончил. В каждой позиции, которую он пробовал, он также умудрялся, каким-то образом, запустить свои пальцы или большой палец в мою задницу. Он был полон решимости, так или иначе, засунуть свой член мне в задницу до конца недели. А я даже не протестовала, против его ненавязчивых пальцевых вторжений.

Я проверяла свои сообщения на телефоне, пока мы отдыхали между трахами. Конечно, там было ожидаемое сообщение от Билла, отправленное тремя или четырьмя часами ранее. Я не была уверена насчет разницы во времени, сброс времени на моем телефоне и часах сбивает меня с толку, я всегда просила Билла сделать это за меня.

Я прочитала: "Все готово. Вчера очень быстро устал. Надеюсь, все прошло хорошо. Люблю Б".

Я набрала: "Устала вдвойне. Еда вкусная, шеф-повар надрал нам задницы. Черт побери, удачи с выставкой, люблю, Э".

Когда Марсель оправился от первой эякуляции, он хорошенько полизал мои набухшие половые губы, включая проникновение языка в мою задницу, что было для меня впервые. Это было так отвратительно, поэтому я отказалась целовать его, пока он не почистит зубы и не прополощет рот.

У этого мужчины, была какая-то серьезная одержимость моим задним проходом, возможно, он был латентным мальчиком! Эта мысль заставила меня хихикнуть, но я не стала объяснять, он просто подумал, что я наслаждаюсь ласками его чувствительного языка. Тем не менее, техника его языка на моей передней части, была лучшей из всех, что я когда-либо испытывала. Билл просто не мог сравниться с ним в этом плане. Я была уверена, что мне будет этого не хватать, когда эта интрижка закончится.

В понедельник утром, мы трахались в душе перед завтраком. Он обнял меня руками за шею, а мои ноги обхватили его талию, пока он трахал меня до потери пульса. Затем мы вернулись в спальню после того, как закончили завтрак, и трахались ещё три раза, пытаясь сломать кровать, и, в конце концов, я оседлала его в ковбойском стиле до самого обеда. Трахаться четыре раза примерно за семь часов, было потрясающе. После этого он признался, что выпил синюю таблетку.

Мы неспешно прогуливались по Ницце, под теплыми лучами послеполуденного солнца, сохраняя энергию для вечера. Мы оба знали, что я собираюсь отказаться от сопротивления и предоставить Марселю карт-бланш, которого он добивался несколько недель: этой ночью засунуть свой член мне в задницу. Моя пизда была измочалена, а его "ночная палка" докрасна раскалилась. Я не знала, как ему это удастся.

Следующее сообщение от Билла, было восторженным: "Эли, сегодня отличные продажи. Лучшая в истории большая премия. Надеюсь, у тебя тоже будет большой успех, люблю, Б".

Ммм, "премия"? Билл всегда был хорош в своей работе. Искренность и честность — все это было у него в избытке, сочетание на вес золота. Его клиенты в Глазго любили его, доверительно сообщила мне жена председателя совета директоров, они знали, что могут доверять ему, что он поступит с ними правильно и не продаст 

им щенка только ради продажи. В тот момент, меня не осенила мысль о порядочности Билла.

Я ответила: "Великолепно, Билл. У меня здесь все отлично. Увидимся в субботу, люблю, Э".

В понедельник вечером, Марсель удивил меня таблеткой виагры, точнее, двумя таблетками: одна для него, другая для меня. Я думала, что ими пользуются только пожилые мужчины, которые уже не могут возбудиться, и до этого момента я не думала, что ему это нужно. Он признался, что использовал одну утром. Мы оба приняли их по его указанию, и секс, в ту ночь, был совершенно потрясающим: он кончал и кончал, и совсем не спускал. Мои собственные оргазмы были не что иное, как горячее усиление. После двух жестких трахов, он мог уговорить меня на что угодно.

Так Марсель, осторожно ввел меня в мир анального секса. Таблетки, казалось, помогли мне расслабиться, мышцы сфинктера потеряли свою прежнюю непреклонную жесткость. Он не торопился, используя медленные и нежные движения своих толстых пальцев, нанося много смазки, прежде чем втиснуть в меня свой член. Как только он полностью вошел в меня и отдохнул, пока я не привыкла к его размеру, он жестко трахнул меня. Мне было чертовски больно, но я была так непослушна, что через некоторое время, пока дремала и приходила в себя, я позволила ему снова трахнуть мою больную задницу. На этот раз, он казался менее грубым, и мне это понравилось, хотя я и не кончила, а он был просто вне себя от удовольствия!

Во вторник утром, я все ещё была слишком болезненна для анала, несмотря на все уговоры Марселя попробовать ещё раз. Но мы попеременно трахались в мою пизду и рот все утро и спали допоздна до обеда.

Только когда мы спустились поесть и я купила газету, я вспомнила, что на следующий день у Билла будет день рождения, а я даже не послала ему поздравительную открытку!

Все эти годы, он ездил на выставку в свой день рождения, и я засовывала открытку между его трусами в чемодан, чтобы найти, когда он будет распаковывать вещи. Единственный раз, когда я устроила непослушный праздник с любовником, когда мне нужно было отвести любую критику моей роли преданной супруги, я совершенно забыла о дне рождения Билла. Я чувствовала себя дерьмово. К тому времени, было уже слишком поздно посылать ему сообщение, так как он полагал, что я усердно тружусь на кухне, готовя обед, который, на самом деле, собиралась съесть. Чтобы сохранить притворство, я задержалась и отправила ему сообщение в середине дня, поздравив его с днем рождения утром, пообещав себе, что заглажу свою вину перед ним в выходные.

Во вторник рано вечером, мы с Марселем наслаждались романтическим ужином тет-а-тет в ресторане отеля. На мой телефон пришло сообщение от Билла, но я была занята ужином, наслаждаясь безраздельным вниманием Марселя, держась за руки, и полностью проигнорировала сообщение. Вернувшись в номер, мы срочно разделись, прыгнули на кровать и 

страстно поцеловались, оба поглощенные своей похотью. Марсель снова начал обрабатывать мою задницу своим чувственным языком и ловкими пальцами, готовый к очередной анальной сессии, прежде чем нас грубо прервал неожиданный стук в дверь — официант объявил о прибытии шампанского.

— Может быть, это комплимент?  — с ухмылкой предложил Марсель, натягивая халат, а я натянула простыню до подбородка.

Думаю, я предположила, что этот романтичный ублюдок заказал это, чтобы раскрепостить меня, и, наверное, он подумал, что я заказала шампанское для нас.

Для меня было шоком увидеть, как Билл с силой распахнул дверь и сбил Марселя с ног кулаком, как будто более крупный француз, был не более чем сдувшимся мешком. Билл был в ярости и в то же время выглядел так, будто вот-вот выколет себе глаза.

Я никогда не забуду это выражение его лица и то, как он глубоко вздохнул и спокойно сказал мне, что, предав единственного мужчину, которого я когда-либо любила, моя супружеская жизнь закончилась.

— Похоже, твое алиби провалилось, Элисон, как и наш брак.

•  •  •

Билл

Я вернулся в свой большой номер в отеле сразу после того, как покинул... их... маленькое любовное гнездышко, потому что мне больше некуда было идти, но теперь я здесь, и обнаружил, что не могу расслабиться. Я заведен как часовая пружина и все ещё дрожу, как лист. Напряжение едва описывает то, что я чувствую. Я продолжаю сжимать и разжимать кулаки, не чувствуя ни рук, ни ног, ни тела. Я, конечно, не могу расслабиться настолько, чтобы заснуть — слишком напряжен для этого. У меня также нет аппетита к еде, хотя я ничего не ел с завтрака, четырнадцать часов или около того назад.

Я в шоке. Видеть их, Элисон в постели, в их постели, обнаженными... её любовник в халате, с голыми ногами и почти наверняка, голый под ним. Боже! Я чувствовал запах её предательства с конца кровати, её духи, её возбуждение.

Увидев их полностью одетыми в холле и ресторане, соприкасающимися, как любовники, я смог приостановить свои догадки о действительном состоянии романа Элисон. Возможно, на том этапе я мог бы прекратить этот фарс, разрушить ту власть, которую он... этот любовник... имел над ней, попытаться примириться. Но сейчас? Нет, между нами все кончено. Моя семья, мама, папа, дети, внуки, весь этот объединенный пакет, закончилась.

Сейчас я меньше всего хочу топить свои печали в баре отеля, да и компания мне не нужна. Я слишком несчастен, чтобы делиться этой болью. Лучше побыть одному. Поэтому я сажусь за столик в гостиной номера и наливаю себе виски. Я морщусь, хватаясь за бутылку правой рукой, и переключаюсь на то, чтобы взять её и налить мерную порцию левой. Я проглатываю хрустальный стаканчик, с обжигающим духом, одним глотком.

Сравнил свою правую руку с левой. Правая рука раздулась, почти в полтора раза больше другой, да и цвет её гораздо краснее. Я слегка поцарапал две костяшки пальцев, из которых вытекло немного крови и сочащейся жидкости. Но 

это чертовски больно. Думаю, не сломал ли я кость или что-то ещё в руке. Я ударил этого жуликоватого француза всего один раз, но это было так приятно.

Поэтому я наливаю себе ещё виски, чтобы глотнуть и унять боль. Но болит не только рука. На самом деле, я почти не замечаю боли в руке. Как можно смягчить боль, которая приходит от разбитого сердца?

Я потерял Элисон. Это очевидно. Или она потеряла меня. Может быть, её план, все это время, был направлен на то, чтобы заменить меня новым мужчиной в её жизни. Какая разница? Причины сейчас не имеют значения. Теперь она для меня мертва и полностью исчезла. Я больше никогда не хочу её видеть. Честно говоря, я боюсь, что могу сделать с ней, если увижу её в данный момент, настолько я зол.

И вместе с ней, исчезли все те радостные мелочи, которые мы так хотели разделить вместе: свадьба двоих детей, рождение их детей, развитие наших внуков; комфортная жизнь на пенсии, которую мы планировали, посещение всех тех мест, которые мы не смогли посетить, во время нашей напряженной рабочей жизни. Ничего этого не будет, больше не будет. Больше не будет семейных Рождеств, дней рождения и летних каникул, когда мы все вместе. Нет больше никакой "семьи". Вероятно, нам придется чередовать наши праздники, чтобы избежать неловкости и злости от того, что родители наших детей отдалились друг от друга.

Конечно, это означает раздельное проживание и развод. Элисон никогда не работала с того времени, как у нас родилась наша Келли, поэтому с этого момента, она имеет право на половину моей пенсии — и я должен буду платить ей содержание, по крайней мере, пару лет, пока она не подготовится к работе на полную ставку. После этого, однако, она будет сама по себе.

Какой смысл мне, вообще продолжать работать? Откладывать деньги на её пенсию? В момент моего наивысшего профессионального триумфа, Эли полностью уничтожила меня. Сладкий вкус успеха, превратился в полный рот песка.

Я вспоминаю, как мы с Элисон впервые встретились, наливая себе ещё один бокал. Как будто моя жизнь закончилась, и её яркие моменты пробегают перед глазами, прежде чем я, в одиночестве, погружаюсь в небытие.

Мы с Элисон сошлись почти по умолчанию. В начале своих двадцати лет, у меня было три действительно хороших друга, мысль о которых, сейчас вызывает у меня мимолетную улыбку. Мы ездили вместе на отдых, как просто компания приятелей, в течение нескольких лет в конце подросткового и начале двадцатого годов. Затем, в один год, Гордон влюбился с головой в Дженнифер, которая впоследствии стала его женой, и решил, что хочет взять её с нами. В качестве очень достойного подкрепления для остальных мальчиков, Дженни привела с собой трех своих подруг.

Мы, парни, спали на чердаке этого дешевого гостевого дома, а у девушек были две немного более просторные комнаты, с видом на море, этажом ниже. Все, что мы могли 

видеть из окон мансарды, которые были вмонтированы в крышу — это небо. Остальные мальчики и девочки разделились на пары, оставив меня с девушкой Элисон Форд, мы оба были слишком застенчивы, чтобы взять на себя инициативу в наших маленьких встречах. Элисон была довольно симпатичной девушкой, с короткими каштановыми волосами и мягкими карими глазами, среднего роста, но немного пухленькая. Мне был всего 21 год, и я недавно закончил обучение на инженера, а ей было 18, она работала в офисе каким-то клерком.

У нас было всего несколько общих интересов, таких как музыка, танцы и прогулки, а во всем остальном мы расходились во взглядах, в частности, в политике. Но мы могли смеяться, и соглашаться и не соглашаться по целому ряду вопросов. Она часто принимала солнечные ванны, что было болезненно для моей чувствительной кожи, поэтому я предпочитал сидеть с ней в тени зонтика, читая книгу. Наши предпочтения в чтении тоже были разными: она предпочитала дрянные романы, а я — почти исключительно автобиографии.

Однако в первую неделю нашего знакомства, Элисон показалась мне приятной компанией. Разумеется, за эту неделю нам так и не удалось дойти до того, чтобы разделить постель. Думаю, мы были единственной парой, которая этого не сделала. Мы совершали много долгих прогулок, пока все три спальни были заняты личными делами.

Подростки тогда были более сдержанными, по крайней мере, мы, а она была самой младшей в нашей маленькой группе. С тех пор я горжусь тем, что мы были единственными из четырех пар, которые выжили вместе — теперь я не смогу этим похвастаться. В то время, мы наслаждались нашим отпуском, хотя, как мы были сведены вместе, так мы и решили продолжать встречаться, по крайней мере, как друзья.

Через несколько недель после возвращения, наша дружба переросла в дружбу с выгодой! Со временем, эта дружба переросла в любовные отношения, и через пару лет, мы были помолвлены и откладывали деньги на свадьбу и покупку совместного жилья.

После свадьбы появились наши дети. Первой появилась Келли, которой уже 28 лет, а последние пять лет она замужем за мастером-судостроителем Малкольмом — Эли разговаривает с Келли чаще и дольше, чем я, и она с уверенностью ожидает, что скоро Келли забеременеет первым из наших внуков. Радуясь перспективам Келли, я думаю, что и Эли, и я немного опасаемся стать бабушкой и дедушкой. Мартину 26 лет, это наш следующий ребенок, он служит в RАF, обучаясь на артиллериста, и этот счастливчик все ещё холост. Он редко звонит или пишет, хотя мы получаем открытки со всего мира, большинство из них с едва ли дюжиной слов на обороте. Наша малышка Джульетта, 24 года, в 18 лет уехала в Китай на несколько лет. Сейчас она вернулась в Великобританию, но учится в университете, изучает восточные языки и хочет вернуться в Китай, как только закончит учебу.

Я тщательно составляю текстовые сообщения для Келл и Джулс, а также электронное письмо для Марти. Просто готовлю 

способ сообщить им, что мы с их матерью проведем некоторое время вне дома, пытаясь уладить некоторые супружеские проблемы между нами, но, в конце концов, похоже, мы разойдемся в разные стороны. Время для обвинений и упреков, может придти через день или два. Я хочу убрать эти сообщения, пока не напился до беспамятства. Они — невинные жертвы, в этом деле.

Я нахожу время, чтобы проверить в Интернете данные о транзакциях по кредитной карте и обнаруживаю, что Элисон оплатила билеты на самолет по нашей общей карте. По этой транзакции я догадываюсь, что Брутон платит за их номер.

Кто бы мог подумать, что у компании, обслуживающей кредитные карты, есть круглосуточная телефонная служба поддержки в Великобритании и что в ночную смену, там работает очень милая женщина с богатым шотландским акцентом? Я не знал этого до сих пор, но мы с Мари отлично поболтали по телефону, она — в своем утилитарном офисе, а я — в великолепии моего пентхауса на Ривьере. Причина, по которой Мари работает в ночную смену, заключается в том, что её бывший партнер завел несколько романов, оставив своих внебрачных детей повсюду, и с него невозможно взыскать алименты. Мари нужен дополнительный доход, который приносит работа в неурочное время, чтобы правильно воспитывать своего сына Тайрона, так как в силу обстоятельств, они вынуждены были жить с мамой. Мари не только отменила платежи за билеты, полностью возместив убытки по причине "мошеннического использования", она позаботилась о том, чтобы авиакомпания была немедленно проинформирована, чтобы двух владельцев билетов ждал приятный сюрприз в аэропорту Ниццы, когда они попытаются вылететь домой в пятницу днем.

И если в следующий раз, когда буду в Эдинбурге, я захочу устроить горячее свидание с крупной веселой женщиной смешанного вест-индского и вест-лотианского происхождения, которая особенно любит, когда её щекочут, у меня будет её номер телефона. Судя по тому, как складывался мой брак, через несколько месяцев он мне пригодится. С кредитной картой было покончено.

Теперь я больше думаю об этом М. Брутоне. Он не отделается легким ударом по подбородку. Я надеялся, что его лицо распухло так же сильно, как мой кулак. Я изучил фотокопию его биометрического "паспорта", которую купил у администратора. У меня есть его имя и дата рождения, э... почти на пять лет старше меня, как я и думал раньше. И у меня есть его адрес проживания, который находится в городе примерно в тридцати милях от того места, где я живу. Я достал свой ноутбук, чтобы помочь своему исследованию.

Для начала, я начал искать его в соцсети. Как вы думаете, сколько Марселей Брутонов живет в моей стране? Судя по всему, только один. На его домашней странице появилась интересная фотография: он выглядит лет на двадцать моложе, чисто выбрит, с такими же темными волосами, но более длинными. Э... "женат", говорится в его статусе. Опять, как я и предполагал, ещё один коварный, изменяющий супруг. Я просматриваю список его друзей,  

у него их сотни. Много друзей-женщин, включая Элисон, конечно. Я редко заглядываю в соцсеть, так что я не был в курсе её сообщений или действий. На первый взгляд, все это выглядит вполне невинно, но мне следовало бы быть более бдительным. Теперь, уже слишком поздно.

Я набрал его в Гугле и выяснил, что он работает учителем французского языка, конечно же, в частной школе, примерно в двадцати милях от нас. Так что теперь я знаю, где его искать.

Жена Брутона, становится моей следующей целью. В разделе "Друзья" для М. Брутона, есть несколько женских имен, заканчивающихся на Брутон, большинство с лицами, но одно с изображением цветов. Есть Энни, Франсин, Джеральдина, Жозефина, Китти и Мадлен.

Энни и Джеральдина — явно его дети, обе в подростковом возрасте. Жозефина выглядит так, будто ей за восемьдесят, и она все ещё живет на юге Франции, так что, вероятно, это его мать, которая любит поддерживать связь со своими внуками. Есть мужчина лет двадцати, Давид, позирующий с женой и ребенком, так что, похоже, Марсель не только женат, но и дедушка. В любом случае, это сокращает возможности до того, что его женой может быть Франсин, Китти или Мадлен.

Франсин — привлекательная женщина тридцати с небольшим лет, но ещё не совсем бабушка, я думаю, поэтому я исключаю её из списка.

Мадлен — привлекательная женщина за пятьдесят, поэтому я сначала просматриваю её страницу. Она говорит, что состоит в отношениях, но не уточняет, замужем она или нет, поэтому я просматриваю её фотографии. У нее миллионы, буквально миллионы фотографий. Очевидно, что её хобби — фотографирование, поскольку она редко появляется на многих фотографиях, за исключением нескольких очевидных селфи. Много фотографий одной и той же семейной группы — пара с маленькими детьми. Ни Марселя, ни Дэвида. Так что Мадлен — маловероятный кандидат.

Китти — загадка, её фотография — букет фиалок. На её страницах нет никакой информации, кроме признания, что она уроженка города, где сейчас живет Марсель. На её редко используемой временной шкале, всего несколько фотографий, ни одной Марселя, но, и это решающий момент, среди них есть фотография Давида и его молодой семьи. Поэтому я считаю, что жена Марселя — Китти Брутон.

Я наливаю ещё виски, чтобы помочь себе думать. Я помогаю себе бутылкой воды из бара, так как у меня пересохло в горле и я беспокоюсь о похмелье утром. Как ни странно, даже на голодный желудок, алкоголь не оказывает на меня никакого влияния. Наверное, это адреналин. Подумай, Билл, куда мне двигаться дальше?

Китти — это сокращение от Катерина или Кэтрин? Я ищу в Интернете оба варианта, и в результате, получаю слишком много результатов, чтобы прочесывать их, тем более, что я даже не знаю, как она выглядит, чем занимается и вообще ничего о ней не знаю, кроме того, что она, возможно, любит фиалки.

Предположив, что Дэвид Брутон — сын Марселя, я просматриваю фотографии Дэвида. Есть одна, где Марсель держит новорожденного ребенка в больнице, но много разных женщин, держащих 

того же ребенка, включая одну поразительную женщину, высокую, стройную, с полной головой вьющихся волос, с прекрасной гордой улыбкой на красивом лице. Конечно, это могла быть она, но нет, это не может быть она. Конечно, даже такой старый кобель, как Марсель, дважды подумает об измене этой прекрасной женщине. Настоящая миссис Брутон, несомненно, должна быть одной из дородных уродливых дам, которые позируют с ребенком Дэвида.

Я спрашиваю себя, как была девичья фамилия Китти? Если предположить, что Дэвиду около двадцати лет, то он должен был родиться в конце восьмидесятых. Я ищу его в онлайновых записях о рождении в Великобритании и получаю имя Дэвид Арнольд Брутон, родившийся в сентябрьском квартале 1986 года, и здесь есть подсказка, которую я ищу: в его графе указана девичья фамилия его матери — Шиллинг.

Взволнованный, я ищу браки восьмидесятых годов между Марселем Брутоном и мисс Шиллинг, и вот он, март 1980 года, с Шиллинг, в нашем окружном городе, недалеко от того места, где они живут сейчас. Я нажимаю на соответствующий индекс и обнаруживаю, что его румяную невесту звали Кэтрин Марианна Ева Шиллинг. Поиск по рождению приводит меня к её записи в 1959 году, снова зарегистрированной в нашем округе. Так что теперь я знаю, что она моя ровесница, может быть, на четыре или пять лет моложе Брутона. Хотя, она все ещё может быть дородной.

Это требует ещё одного напитка. Поиск в регистрах разводов не дал результатов, однако они могли разойтись или развестись совсем недавно, чтобы это появилось в регистрах. Вернувшись к индексу рождений, я нахожу дни рождения Энни и Джеральдины, просто чтобы завершить свои записи.

Теперь я ищу мисс Шиллинг в Gооglе. Через полбутылки скотча, у меня есть полное досье на одного из лучших семейных адвокатов в стране — семейные адвокаты являются адвокатами по разводам. Загадка, почему она сохранила свою девичью фамилию в профессиональной деятельности, возникает потому, что её отец — лорд-судья Шиллинг, известный судья. Когда он был Королевским Адвокатом, он возглавлял палату, в которую Китти перешла после окончания юридической школы и в которой работает до сих пор. В соцсети можно найти множество новостей, фотографий и видеоклипов с изображением прекрасной, блестящей тициановолосой богини, которую я видел держащей на руках драгоценный сверток своего сына Дэвида.

От меня не ускользает ирония. Либо у адвоката по разводам открытый брак, либо Брутон — полный идиот, управляемый членом. Я склоняюсь к последнему. Качаю головой: должно быть, Брутон любит Элисон. Может быть, Китти — изменщица, а Марсель отказался от жены, как и я.

К черту, решаю я. Я проверяю свои снимки из ресторана, сделанные ранее, на своем мобильном. Я в восторге, они удивительно четкие, учитывая качество освещения. Я собираю их вместе в электронное письмо, включая минимум текстовых пояснений, указывая адрес отеля, номер их комнаты, показывая, что они забронированы на имя мсье и м-ль М. Брутон. Я отправляю письма лорду судье Шиллингу и мисс Шиллинг в их кабинеты.  

Мне требуется четыре различных комбинации имен, прежде чем письмо лорда Шиллинга будет отправлено, но только вторая попытка оказывается успешной, для прекрасной мисс Шиллинг.

Думаю, что праздничная рюмка не помешает. Я расслабляюсь. Наконец-то я могу расслабиться и внезапно чувствую усталость.

Допив бутылку "Гленнфиддика", я начинаю чувствовать себя немного пьяным, возбужденным и чрезвычайно подавленным, одновременно. Я слишком устал, чтобы принять душ или даже раздеться. Иду в спальню, ложусь и отдыхаю — комната кружится. Я хочу спать, если только смогу прекратить эти сны, эти кошмары. Сон, глубокий сон без сновидений — вот все, чего я сейчас хочу.

•  •  •

Элисон

Я еду в больницу в машине скорой помощи, вместе с Марселем. Он контужен, полностью прокусил себе язык и потерял четыре зуба, два верхних и два нижних, как я предполагаю, но врачи меня не просвещают.

Из того, что мне удалось разобрать из слов врача, я поняла, что Марселю предстоит операция по пришиванию кончика языка. У официанта, который принес шампанское в номер, хватило ума опустить кончик языка в ведерко со льдом, которое было передано бригаде скорой помощи. По крайней мере, Марсель не проглотил его. Кажется, доктор сказал, что он проглотил пару зубов, но я не уверена, правильно ли я понимаю. В школе я занималась французским, но с тех пор ничего не знаю, возможно, мне стоит пойти на курсы, от одной мысли об этом, мне становится хуже.

У парамедиков на лицах широкие ухмылки, пока гостиничный врач объясняет мне свои мысли, с быстротой пушки Гатлинга. Все они смотрят на меня без жалости, прекрасно понимая, что я была застукана мужем с любовником.

Я не знаю, куда смотреть. Это не я, говорю себе, не совсем я. Я хочу, чтобы обо мне думали как о верной жене, потому что я никогда не хотела, чтобы Билл узнал об этом. Но почему я здесь, а не со своим мужем? Я знаю, что на самом деле, я именно такая, какой меня считают — грязная шлюха.

Полиция не стала допрашивать меня по поводу нападения, что меня удивляет. Возможно, в отеле хотят сохранить это в тайне. Врач отеля задержался всего на минуту, чтобы передать своего пациента персоналу больницы, а затем ушел. Я болтаюсь около девяноста минут. Врач больницы говорит мне, что мне нет смысла больше ждать в больнице, так как Марсель не проснется до утра.

Поэтому я возвращаюсь в отель на такси.

Черт, Билл так быстро перестроил наши финансы, что закрыл наш общий счет кредитной карты. Ни моя кредитная карта, ни дебетовая карта банка не работают, поэтому мне приходится отдать таксисту большую часть своих евро, за проезд и чаевые.

В нашем номере беспорядок, кровь забрызгала простыни, наша одежда разбросана повсюду. Шампанское пропало, замечаю я. Уже за полночь, поэтому я быстро упаковываю свои вещи в чемодан и ручную сумку, и иду на стойку регистрации, чтобы узнать, где остановился мой муж. Если он не в этом отеле и приехал сюда только для того,  

чтобы застать меня на улице, то мне конец.

— А вы, Мадам..?  — ухмыляется ночной портье, после того как я спросила номер комнаты Уильяма Джонса в отеле.

— Его жена, миссис Элисон Джонс,  — говорю я, протягивая свой паспорт, который он внимательно сравнивает с моим покрасневшим лицом, прежде чем снова обратиться к экрану компьютера.

— Конечно, Мадам,  — теперь уже вежливо отвечает администратор.  — Вот ваша карточка-ключ, я попрошу кого-нибудь позаботиться о вашем багаже.

Если он узнал меня, а я уверена, что узнал, его лицо непостижимым образом изображает улыбку.

Через пять минут, я нахожусь в гостиной замечательного пентхауса Билла. Мальчик с сумкой указывает на барную и кухонную зоны, балкон, где находятся ванная комната и две спальни. Как мы можем себе это позволить? Неужели Билл вытягивает из нас, как можно больше денег, чтобы потом, когда суды по бракоразводным делам разделят наше имущество пополам, его осталось гораздо меньше? Боже, я надеюсь, что до этого не дойдет.

Что я знаю о том, как много о моем романе знает Билл? Он не на выставке в Бирмингеме, как должен был быть с воскресенья, так что, возможно, он здесь почти столько же, сколько и я. Следил ли он за мной с субботы или воскресенья? Думает ли он, что это просто встреча на одну ночь, случайное знакомство с незнакомцем в баре отеля? Или он все знает? Он знал об этом, с самого начала моего романа? Или я заставила его заподозрить эту поездку? Это был глупый поступок. Как я могла обмануть себя, думая, что он никогда не узнает?

Я должна выяснить, как много он знает, и сделать все возможное, чтобы ограничить ущерб. Потом я буду раскаиваться, предлагать все, чтобы мы были вместе. Может быть, я могу предложить консультацию по вопросам брака?

Я даю мальчику с сумкой, последнюю крошечную горсть евро и провожаю его за дверь. В гостиной горит весь свет, как и тогда, когда мы вошли. Где Билл?

На обеденном столе, стоит совершенно пустая бутылка виски "Гленфиддик", одного из его любимых напитков, лежащая на боку рядом с упаковкой для таблеток, которая тоже пуста. Обеспокоенная, я бегу в главную спальню и обнаруживаю, что Билл лежит полностью одетый, наполовину на кровати, наполовину без нее и совершенно без сознания. Я отчаянно трясу его за плечи, пытаясь разбудить, даже безуспешно бью его по лицу. Он дышит, но какие таблетки он принял также, как и выпил весь этот виски?

Я бегу обратно в комнату отдыха и проверяю упаковку с таблетками. Там написано "Аспирин", я насчитала 16 пустых ячеек для таблеток. Это смертельная доза? Аспирин, вообще, опасен в больших дозах? По крайней мере, это не снотворное. Но я, честно говоря, не знаю, являются ли 16 таблеток аспирина, смешанных с алкоголем, смертельными, вредными или нет.

Замечаю солонку на барной стойке в гостиной. Я высыпаю содержимое солонки в стакан с водой, размешиваю, чтобы получился солевой раствор.

Вернувшись в спальню, я вливаю в 

рот Билла как можно больше солевого раствора и зажимаю ему нос, чтобы он проглотил смесь. Он откашливает свои внутренности, частично в металлическую корзину для мусора, взятую под столом, частично на свою одежду, на меня, а также на покрывало на двуспальной кровати. Все это время я размышляю, что мне делать.

Сейчас, я впервые замечаю окровавленную изуродованную правую руку Билла и позволяю всхлипу сорваться с моих губ.

Все мои эмоции обострены, и, быстро все обдумав, я прихожу к простому выводу. Я понимаю, что в больнице я не испытывала никаких чувств к Марселю, его раны на лице, меня совершенно не трогали. В машине скорой помощи и в ожидании, пока врачи решат, что делать, мои чувства к Марселю были... онемевшими, я чувствовала только свою собственную эгоистичную боль и стыд за открытие.

Я едва заметила последствия сотрясения мозга Марселя, только туман изоляции и страх перед пустым будущим без моего мужа, все ещё заполняет мой смятенный разум. На моей совести нет ничего, за потерю зубов моего французского любовника, только потеря моего брака, имеет для меня острое значение. Я ничего не чувствую за поврежденный язык Марселя, только боль от того, что меня оторвало от любви всей моей жизни, поражает меня гораздо сильнее, чем сокрушительный апперкот Билла. Но раненая рука Билла, вызывает слезы на моих глазах, а осознание того, что он пытался покончить с собой с помощью лекарств и алкоголя, наполняет меня ужасом. Это все моя вина. Если Билл умрет или станет инвалидом в результате этой попытки, это все из-за меня.

Сейчас я беспокоюсь только о благополучии Билла. Нельзя допустить, чтобы он страдал или рисковал получить необратимые повреждения ещё хоть на минуту. Я не позволю ему умереть от передозировки, вызванной моей жестокостью и эгоизмом. Чувствую, что без него, я лишь тень человека по сравнению с тем образцом, который вышел за него замуж. Мои дети, наши дети, нуждаются в нем, он — настоящий надежный якорь в их жизни. Я легко отхожу на второй план, по сравнению с нуждами моего мужа и детей. Своими грехами, я превратила себя в необязательного статиста, оттесненного от семьи своим тщеславием и неуверенностью в себе.

Билл нуждается во мне сейчас, ему нужно, чтобы я помогла спасти его, даже если это будет последняя положительная вещь, которую я когда-либо сделаю для него. Даже если он никогда не узнает, что я заботилась о нем настолько, чтобы помочь спасти его в трудную минуту. Даже если для нашего брака нет никакой надежды, я должна спасти жизнь Билла Джонса.

— Врача, срочно!  — кричу я в трубку.  — Я не могу разбудить своего мужа. Он наглотался таблеток и выпил целую бутылку виски. Он ещё и упал, возможно, сломал руку!

— Аспирин?

— Да, аспирин, до шестнадцати таблеток, я не знаю точно, сколько он проглотил.

— Один момент,  — линия затихает, кажется, на целый час.  — Врач отеля уже в пути, мадам.

— Мерси,  — вздыхаю я, почти 

падая от облегчения.  — Подождите! Я не знаю номер комнаты...

— Мы знаем, мадам Джонс, доктор вызван, скорая помощь в пути, а ночной менеджер сейчас поднимется, чтобы помочь вам.

— Спасибо! Спасибо! Мерси!

Я бросаю телефон у кровати и прижимаю к груди, потерявшего сознание Билла.

— Держись, Билл, дорогой, только не оставляй меня, милый, только не сейчас...

•  •  •

Билл

Я просыпаюсь с утренней болью и пульсирующей головной болью, или наоборот? Ещё темно, абсолютно темно, на самом деле. Я лежу на спине поверх матраса. Голый, я абсолютно голый. Никаких простыней или покрывал, поэтому мне прохладно, почти везде прохладно, за исключением того, что одна часть меня не только теплая, но и влажная и горячая.

Я пытаюсь одной рукой дотронуться до головки, а другой проверить свой горячий член и, возможно, почесать яйца.

Но мои руки не могут свободно двигаться, я скован, связан по запястьям. Кроме того, я замечаю, что моя правая рука чувствует себя странно, она сильно забинтована, и, когда ощупываю её большим пальцем, то обнаруживаю, что она чертовски болит.

Я пытаюсь думать. Где я нахожусь? Один из вариантов — возможно, в отеле выставочного центра в Бирмингеме, где у моей компании есть торговый стенд, где в течение недели продаются станки? Вернулся ли я в номер? Что со мной происходит? Я знаю, что вокруг кромешная тьма, я ничего не вижу, у меня очень сильно болит голова, желудок, горло и какая-то повязка на голове, но это только для начала.

Что меня сразу же беспокоит, пугает, если честно, так это то, что моя жесткая утренняя древесина, похоже погружена, по самые яйца, в горячую влажную, невероятно тугую киску... это не может быть ничем иным, как киской. Блядь! Удобное расположение, можно подумать, но совершенно не соответствует моему самообладанию.

Как ни странно, и это действительно обескураживает, эта киска не двигается ни вверх, ни вниз, только слегка пульсирует вокруг моей эрекции, нежно сжимая и отпуская. Теперь я чувствую гладкие теплые бедра, стоящие на коленях рядом с моими холодными вытянутыми бедрами. На меня не давит никакой тяжести, только теплое, удобное, но умопомрачительно тревожное положение моего мужского достоинства в том месте, где оно, естественно, чувствует себя как дома. Что, блядь, происходит?

Разные мысли проносятся в моей растерянной и пульсирующей голове. Неужели коллеги по продажам, подставили меня с какой-нибудь профессиональной проституткой? Помнится, вчера у меня был отличный результат продаж, так ли это? Мои ноги тоже почти не двигаются, кажется, что они привязаны так же, как и мои верхние конечности. Неужели я напился прошлой ночью и попал в компанию проститутки, похожей на Мисс Одержимость? Теперь я понимаю, что не вижу не потому, что ночь безлунная, а потому, что что-то вроде мягкого шарфа повязано на глаза и вокруг головы, как повязка, сохраняя в тайне личность моего нежного мучителя гениталий.

Черт! Я никогда раньше не ввязывался ни во что подобное, Элисон убьет меня на хрен, когда узнает!

Я размыкаю свои пересохшие губы и 

позволяю вырваться тихому стону.

— Ох,  — говорю я, или что-то в этом роде.

Неожиданно, мягкие теплые губы мгновенно прижимаются к моим, а язык осторожно проникает мимо моих изумленных пересохших губ и щупает мой отвратительно шершавый язык.

"Какого хрена?",  — думаю я.

Это долгий, все более страстный поцелуй. Она, о Боже, я надеюсь, что это действительно она, облизывает мой рот, увлажняя мои сухие губы, покусывая мою верхнюю губу, затем жует мою нижнюю губу, прежде чем погрузить горячий влажный язык обратно, глубоко в мой рот, пытаясь дразнить мои гланды.

Подбородок целующего кажется гладким, в отличие от моего — я не брился со вчерашнего утра.

Я беспомощен и ничего не могу сделать с этим вторгающимся языком и обхватывающими губами, и слишком напуган, чтобы ответить тем же. Чувствую, как киска начинает двигаться, медленно поднимаясь и опускаясь, едва ли на сантиметр или два за раз, едва ли вообще двигаясь, но при этом постоянно пульсируя, сжимаясь, интенсивно дразня. Я твердый внизу, как полированный мрамор, моя жесткая реакция чисто непроизвольная. Несмотря на холодный воздух, окружающий меня, я чувствую, как моё лицо краснеет и покрывается испариной, которая остывает, когда встречается с воздухом.

Я вдыхаю, пробуя знакомый аромат, любимого аромата моей жены, наполняя свою голову чудесными воспоминаниями о том, как меня будили нежные поцелуи губ Элисон. Старые воспоминания, в основном до того, как появились дети, которые вытравили все эти маленькие волшебные акты романтики, из нашей все более занятой, но обыденной жизни. Я чувствую, как нарастающее напряжение в плечах и ногах постепенно ослабевает, поскольку, по крайней мере, я знаю, что происходит и кто именно сейчас, применяет ко мне эту восхитительную пытку.

Слава богу, это не незнакомец, и слава богу, я все ещё верный муж. Я знаю, что могу доверять Элисон. Она никогда раньше не связывала меня и не завязывала мне глаза, но тогда... ну, ей нужно было только попросить. И я сделаю то же самое для нее, если она этого захочет. Может быть, я попрошу её, обязательно попрошу, после того как закончится этот захватывающий эпизод.

Мне кажется, Элисон чувствует, как я ослабляю своё напряжение, в то время как я, сейчас активно отвечаю на её поцелуи, жадным участием своего рта и языка.

Элисон ещё раз резко покусывает мою нижнюю губу, прежде чем оторваться от моих губ, и мы оба задыхаемся, после этого обжигающего поцелуя. Должно быть, она приехала за мной в Бирмингем, чтобы отпраздновать мой день рождения! Какой фантастический сюрприз! Лучший подарок, который я только мог пожелать. Благословите ее! Я люблю эту женщину до безумия!

— Эли?  — хрипло спрашиваю я.

— Ммм,  — раздается в ответ, вроде как.

Я чувствую, как её киска поднимается выше, чем раньше, очень медленно отрываясь от моего полностью эрегированного члена, пока я не чувствую, как прохладный ветерок от кондиционера треплет горячую поверхность, все более обнажающейся части, моей мокрой крайней плоти.

Она начинает петь мне самым сексуальным шепотом, который я когда-либо слышал от нее,  

по мере того, как она поднималась вверх, пока только моя головка не осталась охваченной, любовно заключенной в её горячие, мягкие и ласковые половые губы.

— С днем рождения...  — начинает петь она, прежде чем сильно погрузиться вниз, пока её таз не столкнется с моим,  — ... ТЕБЯ!!!

Она заканчивает трением своим, явно стимулированным, клитором по моей тазовой кости. Ооо, такое знакомое ощущение, и в то же время, такое другое! Моя жена, никогда не была такой непослушной, как сейчас! Мне это нравится, я люблю ее!

Ее горячее дыхание выдыхается на моё лицо, в миллиметрах от её горячих губ. Я пытаюсь дотянуться до нее головой и языком, но получаю лишь томное облизывание её языка, на срочно вытянутом кончике моего, прежде чем она надавит своими небесными движениями бедер, поднимая себя ещё раз, сантиметр за сантиметром, её сексуальный, дышащий рефрен продолжается, не пропуская ни одного удара.

— С днем рождения...  — прежде чем снова сильно погрузиться, столкнувшись тазом с тазом,  — ... ТЕБЯ!!!

О, снова это славное, вызывающий эндорфины, трение, возбуждающее каждое нервное окончание в моем теле, которое дрожит от статического электричества и нарастающего желания, остающегося досадно пассивным из-за моих ограничений. Восхитительная пытка, но сегодня мой день рождения, и мне больше никогда не исполнится 55 лет.

— С днем рождения, Билл, моё сладкое...  — достигает вершины своего невероятного толчка вверх, прежде чем снова сильно погрузиться вниз, с шарообразным выкручиванием в нижней части,  — ... СЕРДЦЕ!!!

Я снова прижимаюсь к ней бедрами так сильно, как только могу при ограниченных движениях, доступных мне в рамках моих ограничений, извиваясь изо всех сил и почти сгоняя её с кровати.

— С днем рождения... ТЕБЯ!!!

Этот великолепный тазовый толчок, содрогается о мой пах снова и снова, в то время как она, одновременно, зарывает свой язык так глубоко, как только может, в мой рот. Я чувствую, как её губы улыбаются мне, пока мы жадно сосем языки друг друга, прежде чем она прерывает это, с задыхающимся вдохом. Она уже на дне своего восхитительного нисходящего удара и оседает, упираясь своими чреслами в мою нижнюю часть туловища.

— Осторожнее, Билл, милый. Ты чуть не сбросил меня на пляж!

Она делает ещё один глубокий вдох и снова погружает свой безудержный влажный язык, в мой открытый рот.

Пляж? Что? Гребаный пляж в Бруммиленде? Какого хрена?

Только сейчас, недавние события, которые были скрыты демоническим напитком и чудесным пробуждающим трахом, наконец, осеняют меня. Пляж! Ебаный пляж, на юге ебаной Франции! В мой гребаный день рождения!

Конечно, теперь я знаю где нахожусь, пусть и не совсем точно. Я помню, как вышел из их номера и вернулся в свой номер, нажравшись виски. И я помню гребаную французскую блядь Элисон. И вот она здесь, блядь, насилует меня, пытаясь затуманить мой разум, тайным трахом в темноте. Да как она смеет? Как она, блядь, смеет!?

Я прикусил её язык, сильно.

— Ой!

Она быстро вынимает язык из моего злого, жалящего рта.

— Это чертовски больно, Билл! Ты действительно не 

захочешь играть грубо, знаешь, не с тобой, связанным и в моей власти, милый.

Она все ещё медленно насаживается на мой член, гребаная, гребаная сука.

— Мне тоже, блядь, больно. Я, блядь, теперь вспомнил, что произошло, ты... сука! Ты и твой ебаный дружок, здесь, в Ницце. Как ты, блядь, попала в мою комнату?

— Откуда ты знаешь, что это твоя комната, солнышко?

— Ладно, я не знаю... точно.  — На мгновение, я сделал паузу.

Ее гребаный парень здесь, с нами? Наблюдает ли он за нами, ждет у кровати, чтобы избить меня в отместку за то, что я слегка стукнул его по его жульнической стеклянной челюсти? Неосознанно, я понижаю голос до шепота:

— Так, а где Дерьмоголовый?

— Не беспокойся о нем, солнышко.

— Ты не могла бы перестать называть меня "солнышко" и "милый"? И, раз уж на то пошло, не могла бы ты перестать трахать меня, Элисон, в конце-то концов?!

Все это время, Элисон медленно терлась своей развратной вагиной, о мой предательский твердый ствол, который был беспомощен делать что-либо, кроме как отвечать на её развратные поглаживания. Я пытаюсь сосредоточиться на моем сопернике-изменнике, представляя его нависающим надо мной, с неприлично эрегированным и неестественно волосатым членом, готовым отомстить — как будто моя неверная жена, связав меня и изнасиловав, не является достаточным возмездием, чтобы хватило на всю жизнь. Я пытаюсь думать о чем-то другом, о чем угодно, кроме секса. Любая тема, которую я могу себе представить, должна подойти, но мой разум пуст. Я хочу, чтобы мой член стал мягким, но у этой ублюдочной штуки свои планы, и то, что Элисон делает с ним, делает мой непокорный член жестче, чем я когда-либо осознанно помнил его раньше.

— У меня есть несколько вопросов к тебе, Элисон.

Я отчаянно пытаюсь разорвать этот круг пыток.

Я должен вернуть контроль над этой ситуацией — по крайней мере, над своими телесными реакциями. Я полностью осознаю, что полностью нахожусь в их власти, набитый, как рождественский гусь.

— Стреляй, Билл.

— Итак, кто этот парень, с которым ты встречаешься, с которым ты трахаешься и трахалась при любой возможности? Где вы познакомились, как давно это происходит, почему вы сошлись и... он все ещё, блядь, здесь, в моей комнате, с нами?

— Учитель кулинарии в муниципальном колледже — ответ на первый пункт, почти полгода — на второй. В-третьих, я действительно не знаю почему, кроме того, что с тех пор, как мне перевалило за 50, я начала чувствовать себя непривлекательной, особенно после того, как ты перестал меня хотеть. Марсель болтал со мной, и мне было приятно это внимание, я была польщена, когда он дал мне понять, что хочет меня. Он там, куда ты его поместил, Билл, по твоему последнему пункту — в больнице Ниццы. Марсель откусил себе язык, когда ты его ударил, и сейчас восстанавливается после срочной операции по его приживлению. О, и он потерял четыре зуба, я думаю, два из которых он проглотил.

Непроизвольно, кажется, учитывая 

обстоятельства, она начинает хихикать.

— Что я тебе сделал, Элисон, чтобы ты... отказалась от нас?  — Мой серьезный голос, возвращает её на землю.

— Это не твоя вина, солнышко, правда. Ты перестал уделять мне внимание, и я... Я не думала, что ты когда-нибудь узнаешь.

— Так ты бросаешь меня и переезжаешь к этому ублюдку?

— Нет, милый, я бы никогда тебя не бросила. Я люблю тебя, а не его. Я никогда его не любила. Все уже было кончено и прошло своим чередом. Эта неделя вдали, должна была стать последней интрижкой. Я хочу только тебя, только тебя.

— Так что же ты получала от этого — фантастический секс от своего смазливого и такого же изменчивого любовника?

— Нет, такого не было. Это было только более захватывающим, потому что это было озорно и от риска разоблачения. И чтобы эти воспоминания, поддерживали меня после того, как я перестала быть... даже смутно желанной.

— Ты до сих пор, всегда была желанной для меня.

— Я знаю, я верю тебе, но ты должен был сказать мне больше. Я просто чувствовала, что становлюсь второстепенной, даже лишней в твоей жизни...

— Ну, ты, конечно, этого добилась!

— Не говори так, милый. Я никогда не хотела нас разлучать. Я не могу думать о нас иначе, как о паре, соединенной в одно целое,  — ещё один сдавленный смех,  — и я хочу, чтобы мы преодолели эту маленькую неровность в наших отношениях.

— Ты называешь этот обман, измену своему браку с другим мужчиной просто маленькой неровностью? Да между нами чертова неприступная гряда гор, и мы и близко не способны преодолеть её. И почему я до сих пор в темноте? Чем ты меня связала и завязала мне глаза?

— Я связала тебя галстуками,  — говорит она,  — в твоем гардеробе их висело пять.

— Ну?

— Ну, что?

— Ты собираешься освободить меня, отпустить?

— Нет, милый, ещё нет,  — всхлипывает она.

Она все ещё дразнит мою предательскую брючную змейку своими тонкими движениями, хотя сейчас она сократила их до простого сжимания влагалища и минимальных движений. Она явно научилась некоторым трюкам и улучшила свою сексуальную игру с тех пор, как я в последний раз думал о том, чтобы оценить сексуальную потенцию её техник.

— Ты можешь снять повязку, чтобы я мог хотя бы увидеть твое лживое лицо?  — С каждой минутой, я становлюсь все злее.

Элисон колеблется минуту или две, явно обдумывая варианты, зная, что если я не смогу её увидеть, то не смогу распознать чувство вины, вытатуированное на её лице. Теперь я чувствую, как она возится с узлами, перебирая пальцами возле моей головы. Она сдается и срывает туго завязанный галстук.

— Блядь!

Как ярко! Низкое солнце заливает комнату с двумя окнами так интенсивно, что я не могу держать глаза открытыми.

— Ты что, не можешь закрыть жалюзи?

— Я никуда не пойду, милый,  — говорит Элисон, её подбородок решительно вздернут, что так знакомо мне, когда она упорствует.

Я не вижу её лица, только силуэт 

в ореоле, свет вспыхивает вокруг её головы. Я помню, что вчера вечером её волосы были заколоты, а сейчас они распущены по плечам.

— Что?

— Я останусь здесь, пока ты не кончишь, и даже тогда... Ну, у нас есть время только до пятницы, и я хочу оставить тебя здесь и хочу извлечь из тебя максимум пользы.

— Так ты даже не задернешь для меня шторы?

— Ты думаешь только о себе, не так ли, Билл?  — огрызнулась она, внезапно разозлившись.  — Что ты собираешься сделать для меня? Ты просто лежишь здесь, а я делаю всю работу.

— Ты знаешь, что это изнасилование, не так ли, Элисон?  — тихо говорю я, пытаясь успокоить нас обоих, с помощью разума.

— Мы все ещё муж и жена, Билл,  — фыркает она.

Мои глаза уже привыкли к яркому свету, и я вижу, что слезы текли по её лицу, по высохшим дорожкам. Она плачет уже некоторое время. Её глаза красные и опухшие. Я не думаю, что она спала столько же, сколько и я.

— Недолго,  — шепчу я.

Теперь у нее действительно начинается водопад, настолько сильный, что она прекращает все свои действия ниже пояса.

О, черт! Что же нам теперь делать?

•  •  •

Элисон

Я смотрю на своего мужа Билла, который моргает, отчаянно пытаясь привыкнуть к яркому свету раннего рассвета. Слезы катятся по моему лицу, когда я понимаю, что для моего разрушенного брака, нет абсолютно никакого спасения.

Теперь все кончено. И всего три месяца не хватает, чтобы отпраздновать тридцать счастливых лет со дня нашей свадьбы, в тот жаркий июльский день 1984 года.

Я фыркаю и вытираю тыльной стороной ладони предательские щеки. Что за чертовщина! Попалась на измене с учителем французской кухни, которого Билл, в гневе, госпитализировал вчера вечером. Он вложил все силы в один удар кулаком и влепил ему, кровь повсюду. Позже, к счастью, я нашла Билла без сознания в его роскошном номере, после передозировки аспирином и алкоголем. Думаю, я спасла ему жизнь. А теперь я оседлала Билла в ковбойском стиле после того, как привязала его к столбикам кровати, когда он был ещё в полной отключке и спал.

Невероятно, но, несмотря на то, что он проснулся и полностью в курсе моего вероломного поведения, член Билла все ещё гранитно-твердый и зарыт в моей сочащейся струйками пизде до самого основания, а мой подстриженный кустик, запутался в его нечесаных кудряшках. Мне приходит в голову, что даже когда мы оба осознаем, что я полностью испортила наш брак, я все ещё медленно трахаю его в его двуспальной кровати. Не могу не продолжать, это чертовски приятно.

Так что, думаю я, если это конец для нас, почему бы просто не насладиться моим последним прощальным трахом? Он не чувствует, что скоро потеряет свою естественную эрекцию, так что я могла бы выебать его глазные яблоки, пока ещё могу. Возможно, это последний шанс трахнуть мужчину, которого я все ещё люблю.

Я сжимаю рот в решительную гримасу, думая: "Да пошел 

он, я просто трахну его!" и начинаю делать именно это: трахать его длинными глубокими движениями бедер, вдавливая свой клитор в его пах, в конце каждого толчка вниз. Я собираюсь сделать так, чтобы каждый великолепный удар был на счету, я выдою его досуха. Я покажу ему, чего ему будет не хватать после того, как он... стоп!... разведется со мной, изменщицей.

— О, блядь, Эли,  — задыхается Билл.

— О, блядь, да!  — кричу я вызывающе, триумфально.

Кладу ладони ему на грудь и трахаю его изо всех сил, чувствуя, как нарастающий жар бродит глубоко в моей пизде. Я чувствую, как внутри меня бурлит мой развивающийся оргазм, все цвета радуги вспыхивают, мелькают перед глазами, адреналин струится по моим венам, дыхание становится короче.

— О, блядь, да!  — кричу я, кончая, как скорый поезд.

Сильно прижимаюсь тазом к его тазу, в то время как мои ноги и руки резко превращаются в желе, но я ещё не хочу прекращать этот восхитительный поток эйфории.

Опираясь на локти, я смотрю на него, моего мужа. Он мой муж, по крайней мере, пока. Знаю, что вчера он начал бракоразводный процесс, аннулировал мои кредитные карты, опустошил наш общий банковский счет, зная ещё до того, как застал меня на месте преступления, что я стала примечанием к его прошлому и больше не играю существенной роли в его будущем. Однако его член все ещё твердый, его бедра все ещё поднимаются навстречу моим бедрам. Сейчас, в этот короткий момент времени, мы словно единое целое, охваченные естественной страстью совокупления, которая пересилила всю ненависть, которую он питает ко мне, и чувство вины, от которого я страдаю, а также стыд, который я испытываю перед ним.

Я могу поддерживать эту страсть до тех пор, пока он может поддерживать свою эрекцию! Боже! Я чувствовала себя такой непослушной, трахая его вот так! Как, блядь, мы попали в эту ситуацию?

Я была в панике, шесть или семь часов назад, сразу после полуночи, когда впервые вошла в прекрасный номер Билла в нашем отеле "Ривьера". Я нашла его на этой самой кровати, абсолютно мертвого для мира, наполовину на кровати, наполовину с кровати в его главной спальне. Проходя через гостиную номера, я уже заметила на столе пустую бутылку виски, лежащую на боку, и отсутствие всех таблеток из упаковки аспирина. Я позвала на помощь ночной персонал отеля, как только увидела состояние Билла. Подумала, что он пытался совершить самоубийство, в ответ на моё бесцеремонное нарушение наших свадебных клятв. Врач, медсестра, бригада парамедиков и ночной менеджер отеля не пускали меня в спальню, пока они промывали ему желудок и вводили капельницу с какой-то жидкостью.

Менеджер выпроводил меня в холл номера и объяснил, что они не хотят привлекать власти и что врач уверен, что покушение на жизнь Билла можно предотвратить без дальнейшего риска для его здоровья.

Через полчаса тревожного ожидания, парамедики уехали. Затем появился врач и объяснил, что он выкачал содержимое желудка Билла 

и дал ему что-то успокоительное. Он показал мне упаковку с таблетками, объяснил, что во многих полостях таблеток отсутствовала большая часть фольги, на ней остались следы карманных ворсинок, что свидетельствует о том, что эти таблетки были раскушены и употреблены в прошлом, и не обязательно их было много сегодня вечером. Он предположил, что Билл недавно принял от двух до шести таблеток, хотя большое количество выпитого им алкоголя, вызывало беспокойство. Он подумал, что Билл не ел в течение последних четырех или пяти часов и поэтому вскоре после пробуждения, почувствует голод. Он объяснил, что при пробуждении, Билл, безусловно, будет дезориентирован и растерян и, возможно, не сможет точно вспомнить, где он находится и что с ним произошло. Его голова, горло и желудок будут болеть, но никаких долгосрочных последствий у него не должно быть. Капельница, под которой он находился короткое время, должна помочь облегчить обезвоживание, позволяя ему быстро восстановиться после алкоголя, поглощенного его организмом до того, как я и они опорожнили его желудок. Медсестра перевязала ему руку, а врач решил, что ничего не сломано, просто ушиб и синяк. Затем, они оставили меня наедине с моими мыслями.

Тогда-то мне и пришла в голову дурацкая идея, разбудить его трахом. Похоже, в последнее время у меня было много глупых идей, когда дело касалось секса.

Безумие, я знаю, но в таком случае я схожу с ума, схожу с ума от того, что меня поймали на измене единственному мужчине, которого я когда-либо любила. Я никогда не найду другого мужчину, который был бы мне так дорог, никогда. Ладно, он игнорировал меня последние несколько месяцев, но это не единственная причина, почему я сбежала. Я была просто глупой и незрелой, и поняла, что это все моя вина, что все испортила для нас обоих.

Спальня была оставлена в темноте, чтобы Билл мог поспать. Я уже видела, как ночной менеджер задергивал шторы в спальне, с помощью пульта дистанционного управления. Я нашла его на столе и поиграла с ним. Он управлял всем: светом, кондиционером, фоновой музыкой и открывал скрытую панель с огромным телевизионным экраном за ней, а также шторы и жалюзи.

Я смотрела из окна, на сверкающую огнями набережную Ниццы. У Билла был превосходный вид на море и пляж, с двойным фасадом. Мой старый номер, который я делила три ночи с этим быстро забываемым скрягой-соблазнителем Марселем, находился в задней части отеля, откуда были видны только кирпичные стены и часть автостоянки. Я осмотрела номер. Там было две спальни, каждая с прекрасной ванной комнатой, гостиная с баром и кухня.

Как Билл мог позволить себе снять что-то подобное? Даже если он только что приехал и всего на три ночи, это должно было стоить целое состояние. Марсель заплатил за наш номер в отеле, я оплатила перелет, и он настоял на том, чтобы мы питались в голландских ресторанчиках. В течение первой половины недели, я использовала все деньги 

со старого счета на мою девичью фамилию, которые я копила на подарки к Рождеству и дню рождения. Теперь, этот счет был исчерпан.

Билл должен был быть в Бирмингеме всю эту неделю, но его там явно не было. Неужели он был здесь с воскресенья или понедельника, следил за мной, наблюдал, как мы с Марселем ведем себя, словно молодожены, влюбленные, не заботящиеся ни о чем на свете, кроме нашего эгоистичного союза, разрушающего брак? Наверное, сердце Билла разбилось, когда он увидел нас вместе. А я даже не замечала его рядом. Я думала, что моя интрижка сошла мне с рук. Какая глупая корова! А потом он вот так ворвался к нам, нашел неопровержимые доказательства моей измены и глубину всей моей недавней лжи ему. Конечно, это он заказал доставку шампанского, чтобы открыть дверь и ворваться к нам.

Должно быть, я понизила температуру в спальне с помощью пульта, так как почувствовала внезапный озноб, а может быть, это была просто мысль о том, что я стою в могиле, заточённая в смерть моих любовных отношений. Медицинская бригада оставила Билла лежать на боку, накрыв его лишь тонкой простыней.

Я не знала сколько времени мой телефон был выключен с тех пор, как я поехала в больницу с Марселем. Я перезагрузила его. И обнаружила, что у меня десятки, все более панических голосовых сообщений от обеих девушек, Келли и Джульетты, желающих знать, что, черт возьми, происходит. Я отправила им сообщения о том, что мы находимся на юге Франции и работаем над этим. Ложь для моих близких, но я уже была опытным лжецом, не так ли?

Было уже два часа ночи, когда вдруг почувствовала усталость в костях. Я разделась до нижнего белья и забралась к нему в большую кровать, прижалась к Биллу, обхватила его руками и поцеловала между лопаток. Он был теплым, но не шевелился. Я прижалась к нему всем телом и ногами, повторяя контуры его тела в позе эмбриона. Вскоре я заснула, хотя скорее крепко, чем спокойно. Думаю, я плакала во сне, осознавая все, что мне предстояло потерять.

Я проснулась, как только рассвет пробился сквозь эти прекрасные окна. Я лежала спиной к Биллу, повернувшись во сне во время короткой ночи. Билл тоже повернулся и лежал на спине, тихонько похрапывая, его утренняя древесина натянула простыню, довольно комично, я хихикнула. Думаю, на мгновение я забыла, в какой глубокой беде я оказалась, но потом меня захлестнули видения о древесине Марселя предыдущим утром, о том, как Билл обнаружил нас прошлой ночью, о посещении больницы и о том, как я позвонила врачу, обнаружив, что Билл так страдает. В какую же передрягу я нас втянула!

Мне пришла в голову мысль разбудить Билла неожиданным минетом, как это было с Марселем, но я тут же отбросила её, как совершенно неуместную. Я никогда не делала этого для Билла, за все годы нашей супружеской жизни. Однако я помню,  

что во время нашего медового месяца, я однажды залезла на него и разбудила его дерзким трахом, на который он с радостью откликнулся. Это было приятно. Я вспоминала то утро с ухмылкой. Вот это был действительно хороший способ разбудить Билла! Почему за все прошедшие годы, я так и не решилась на этот замечательный поступок? Я была эгоистичной идиоткой всю свою супружескую жизнь. Мы могли бы так весело провести время. В отчаянии я задумалась. Смогу ли я сделать это сейчас? Это может быть, с ужасом подумала я, последний шанс сделать что-то удивительное с моим... нынешним мужем.

К тому времени уже было достаточно светло, чтобы видеть, не включая свет, поэтому я осторожно встала, не потревожив его, и тихонько открыла его шкаф. В комнате было немного прохладно, поэтому я сначала надела халат Билла. Я знала, что сразу же найду то, что искала: его шелковые галстуки, висевшие на вешалке. У него их было пять, по одному на каждый день его недели на выставке. На работе он всегда был нарядно одет.

Билл крепко спал, лежа на спине, почти в центре кровати. На кровати были латунные столбики, поэтому начав с запястий, я аккуратно привязала его к ним мягкими шелковыми завязками, стараясь не нарушить кровообращение. Он не двигался и даже не реагировал на мои прикосновения, так крепко он спал. Доктор сказал, что дал ему что-то, чтобы успокоить его. Затем я завязала его последний галстук, чуть более широкий, вокруг его головы и закрыла ему глаза. Я снова накрыла его простыней, чтобы согреть, хотя солнце в окнах уже светило по-летнему тепло.

По телефону я заказала завтрак, который принесут в наш номер, предварительно уточнив, сколько это будет стоить. Девушка, на другом конце провода, точно знала, в каком номере мы находимся, и сказала, что завтрак включен в стоимость бронирования номера. Когда я спросила, что входит в завтрак, она бодро ответила, что все, что есть в меню, так что именно это я и заказала.

Пока ждала, я стянула с него простыню и внимательно осмотрела Билла, впервые за долгое время. Он уже не был тем привлекательным мужчиной, за которого я вышла замуж, и я должна была признать это. В то время как я держала себя в форме, Билл дал себе волю, поддавшись распространению среднего возраста, с округлившимся животом, тяжелой мужской грудью и жировыми складками. Его волосы поредели на макушке и поседели. Как могла Сандра убедить меня, что он будет болтать с женщинами и укладывать их в постель, во время своих поездок? Однако он все ещё был моим мужем, и, подумала я с грустью, от которой чуть не упала духом, я не только любила его большую часть своей взрослой жизни, но и до сих пор глубоко люблю. Только возможная потеря отношений, заставила меня резко осознать всю глубину чувств, которые я испытывала к этому человеку, отцу моих детей. Я начала 

делать Биллу минет, просто чтобы увлажнить его ствол. Этот член был твердым, как железный прут.

Сдержанный стук, возвестил о прибытии завтрака у внешней двери. Его вкатили на подогреваемой тележке-столике в кухонную зону главной комнаты, что позволило сохранить горячий завтрак теплым, а фрукты, соки, сливки, молоко и т. д., были перенесены с нижней не отапливаемой полки в холодильник. В комплект входил кувшин, с насыщенным французским заварным кофе. Я расплатилась с официантом, используя несколько купюр, взятых из бумажника Билла, взяла горсть винограда и вернулась к обдуванию все ещё эрегированного пениса Билла, чтобы сделать его приятным и влажным.

Сбросив халат, я забралась на кровать и села на него, медленно опускаясь на его член. О, это было так приятно. Я зависла, наслаждаясь моментом, когда моя теплая влажная киска, была полностью заполнена горячим членом Билла. Я вдруг почувствовала голод, потянулась к винограду и с жадностью стала его поглощать. Потом он кашлянул и застонал, и я начала медленно двигаться и целовать его, а Билл пытался очистить свой разум от паутины, постепенно смиряясь с тем, что его изнасиловала неверная жена.

Таким образом, мы дошли до сегодняшнего дня: я полностью измотана, моё тело сотрясают оргазмы, а Билл все ещё продолжает трахать меня, в рамках своих нежных, но ограниченных возможностей. Мои веки закрыты. Я отталкиваюсь от его груди, покачивая попой, работая своей чувствительной точкой G против поршня члена Билла, как вдруг чувствую его освободившуюся руку за моей головой, притягивающую меня к себе.

Я открываю глаза в шоке, Билл притягивает меня к своим губам левой рукой, которая, каким-то образом, освободилась. Его глаза тоже открыты, голодный взгляд сверлит меня насквозь. Мои губы сливаются с его влажным ртом, наши языки пылают, его бедра все ещё настойчиво вгоняют свой алмазный кинжал, в мою, всегда благодарную, уступчивую оболочку. Наши тела содрогаются, когда он с хрипом кончает, выливая в мою предательскую пизду, накопившийся за две недели эякулят.

— Бляяяядь!  — восклицает он, продолжая свои решительные толчки и хрюканье.

Я обхватила его руками за шею, уткнувшись лицом в его плечо. Я кончаю так же сильно, как и он. С последним продолжительным толчком, он извергает в меня последнюю порцию своего мужского "желе", после чего рушится на кровать, как труп.

— Ты, блядь, убиваешь меня, Элисон!

— Я думаю, ты убил меня, Билл,  — задыхаюсь я, положив голову ему на грудь, и это движение, позволяет его размякшему члену выскочить из моей пизды, покрывая наши бедра горячим потоком наших совместных любовных соков.  — Ты, блядь, мужик, Билл!

— Но для тебя недостаточно охуенный мужчина, да?  — задыхается он.

— Дорогой, ты всегда был достаточно мужчиной для меня, но где-то, в конце концов, мы привыкли друг к другу и забыли, как сильно каждый из нас нуждается в другом.

— Так почему...

— Подожди, милый, мы оба виноваты. Почему ты не трахал меня так, как только что, ну, в любое время за последние двадцать лет, и, с другой стороны,  

почему я не настаивала на том, чтобы получить такую услугу? Это было бы потрясающе — делать это каждые выходные.

— Да, было бы... но теперь мы закончили. Я не смогу забыть то, что ты сделала...

— Знаю, Билл. Это все моя вина, я должна была поговорить с тобой о том, чего я хочу, что мне нужно от тебя, человека, которого люблю, вместо того, чтобы искать это вне нашего брака. Я не...

— Нет, я никогда не искал и никогда не буду.

— Я знаю, милый, я всегда знала, даже когда Сандра...

— Эта чертова шлюха! Она уговорила тебя на это?

— Нет, милый, не уговаривала. Правда, не уговаривала. Возможно, она просто посеяла семена сомнения...

— Как ты могла сомневаться во мне, Эли?

— Я знаю.

Я ничего не могу с собой поделать, слезы наворачиваются на глаза, и я плачу ему в грудь, мои плечи вздымаются. Я не могу говорить. Что я могу сказать единственному мужчине, которого люблю?

•  •  •

Элисон и Билл

— Я знаю, что между нами все кончено, Билл,  — рыдает Элисон:  — Я ненавижу это, но должна это принять. Я никогда не смогу исправить те позорные вещи, которые сделала, что причинило тебе боль, да ещё и в твой день рождения.

Билл чувствует глубину боли, которую она испытывает. Он испытывает те же муки, на его глаза наворачиваются те же слезы. Бессознательно он гладит её по спине.

— Что мне теперь делать, а, Эли?

— Послушай, Билл, сегодня утро среды, у нас есть весь сегодняшний и завтрашний день, прежде чем мы улетим обратно в... в то, что ждет нас в будущем. Разве мы не можем просто остаться в постели и провести второй медовый месяц? Разве мы не можем отложить все мысли о поиске решения наших проблем до пятницы, когда мы улетим отсюда и вернемся к реальности?

— Так ты думаешь, что можешь просто трахать меня, пока я не забуду об этой... ситуации, пока я не приму тебя обратно в свои распростертые объятия и вечно открытую ширинку?  — Голос Билла нарастал и звучал все более раздраженно, чем дольше продолжалось предложение.  — Не похоже, что это так.

— Конечно, я была бы рада, если бы ты когда-нибудь попросил меня вернуться, абсолютно рада, милый. Я знаю, что облажалась, и наш брак закончился. Я просто чувствую, что теперь ты меня так ненавидишь.

Билл почувствовал необходимость высказаться:

— Я всегда буду любить тебя, Эли, всегда будет место для тебя в моем сердце — но я никогда больше не смогу доверять тебе. Этого больше нет, поэтому я обещаю, что разведусь с тобой. Не сомневайся в этом. Можешь даже поставить на это!

— Все ставки отменяются, милый, я играла и проиграла.

— Да...

— Но, солнышко, посмотри на это с другой стороны... ты заплатил за эти прекрасные апартаменты, так что... вместо того, чтобы идти и искать в Ницце какую-нибудь киску из мести, у тебя уже есть готовый трахаться приятель прямо здесь... твоя, бесплатно и по 

первому требованию, в любое время когда ты захочешь.

— Ты, мой добровольный приятель по траху?

— Ммм, я,  — рука Элисон теребит его член, который снова начинает твердеть от её нежных поглаживаний.  — Я могу быть твоей шлюхой, твоей потаскушкой, твоим маленьким кусочком задницы, чтобы быть твоей и принадлежать тебе с этого дня, в любое время, день и месте. Ты, мой любимый, можешь делать со мной и со мною все, что угодно, с этого момента и до того, как мы покинем этот номер в пятницу.

— Что угодно?

— Все, что угодно. Я в твоем распоряжении. Я твоя добровольная сексуальная рабыня.  — Элисон отталкивается от его груди, смотрит ему в глаза, озорно улыбается, продолжая теребить его член.  — Ты можешь трахать меня как хочешь и где хочешь, будь то душ, диван, стол, терраса... включая траханье моей задницы, если ты этого захочешь.

— Он имел твою задницу?

Она смотрит на него широко раскрытыми глазами, снова близкими к слезам. Она отвесила челюсть в той решительной манере, которую он когда-то обожал.

— Я буду твоей игрушкой для траха, по твоему желанию, но у меня есть три условия, солнышко,  — говорит она, подавляя рыдания.  — Может, ты подумаешь о возможности принять эти условия сейчас, сразу, и избавить меня от страданий?

— Смотря какие. Что это за три условия?  — со вздохом, соглашается он.

— Первое: не спрашивай меня ни о чем о Марселе на это время, пока мы здесь. Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, как только мы вернемся домой, даже если я пробуду там только для того, чтобы собрать свои вещи. Затем я сяду с тобой и честно отвечу на все вопросы о моих отношениях с Марселем. Обещаю, что ничего не утаю. Ты согласен с этим пунктом?

— Хорошо, я согласен с первым пунктом.

— Спасибо, милый. Мы всегда могли поговорить, не так ли? До недавнего времени. Это одна из причин, по которой я влюбилась в тебя и до сих пор люблю.

Она целует его коротко, снова покусывая его нижнюю губу, прежде чем продолжить.

— Так, два, ты должен кормить меня, пока я здесь,  — хихикает она,  — у меня завтрак стоит на плите в другой комнате. Ты наверняка проголодался, а я абсолютно голодна!

— Я тоже! Я не ел со вчерашнего завтрака. Ты меня отпустишь?

— Извини, солнышко, скоро освобожу. Но сначала о главном. Согласен ли ты, с условием номер два?

— Да, согласен.

Она отпускает его член.

— О!  — вздыхает он.

— Я знаю,  — соглашается она,  — трудно его отпускать, но мы быстро позавтракаем, примем освежающий душ, а потом, ты можешь трахать меня во все дырки до самого обеда.

Она осторожно отпускает галстук, удерживающий его бедную забинтованную руку, и целует её как можно крепче. Она поворачивается, чтобы развязать его ноги. Когда она подставляет ему свой зад, он игриво шлепает её по одной ягодичной щеке левой рукой.

— Ой!  — на мгновение, укоряет она его.

Он притягивает её за колени к своему лицу 

и прижимает свой рот к её капающей пизде, и начинает сосать и лизать, вводя свой настойчивый язык между её половых губ и во влагалище, впитывая их совместные соки.

— О, блядь! Это хорошо, милый, не останавливайся! Пожалуйста, никогда не прекращай это делать!

Она продолжает медленно развязывать его лодыжки, целуя его в те места, где завязки натирали, часто останавливаясь в экстазе, когда Билл впивается в её интимную область. Она вздрагивает от удовольствия, когда он проводит своим гладким языком по её чувствительной попке, затем высасывает её соки и вводит свой язык в её киску или проводит кончиком языка, по её чувствительному узлу. За удивительно короткий промежуток времени, оргазм снова изнуряет её, и она снова падает на него. Ночь лишила её сна, и она внезапно обессилела. Легкий шлепок по ягодице снова будит её, она почти заснула под теплыми лучами солнца, заливающими великолепный номер.

— Что?

— Давай, Эли, время привести себя в порядок в душе, потом поедим,  — бодро говорит Билл, удивляясь тому, как у него поднимается настроение. В его голове мелькнула мысль, что удовольствие, которое он получил от утреннего траха, было превзойдено тем, что он смог заставить Элисон кончить одной лишь силой своего языка,  — потом ты скажешь мне, каково твое третье условие, пока мы будем есть.

— Фууух,  — выдохнула она,  — я даже не могу вспомнить. Что это сейчас было?! О боже! У тебя все ещё есть это, детка, ты только что высосал мой мозг, прямо из моей передней части!

— Ну, твоим мозгам не пришлось далеко путешествовать!  — Билл слезает с кровати и направляется в ванную, а Элисон не отстает, шлепая его по заднице, в отместку за его язвительное замечание.

После душа, где они часто целовались и обильно намыливали друг друга, не доходя до секса, Билл надевает халат, а Элисон — белую рубашку, которую он носил вчера. Она улыбается, вдыхая запах его дезодоранта, нотки одеколона и слабый аромат его пота, и думает, решая, что когда в пятницу она упакует оба чемодана, она завернет его рубашки в полиэтилен и положит в свой чемодан — чтобы сохранить их как напоминание о том, что теперь она знает, что потеряла.

Она усаживает его за стол и наливает ему фруктовый сок и ставит блюдо с кусочками грейпфрута из холодильника, а затем чашку крепкого французского кофе темной обжарки. Каждый раз он говорит "спасибо", и она целует его в макушку. Элисон накрывает ему завтрак с тележки-столика: бекон, яйца, грибы, помидоры и французские тосты на теплой тарелке, а на её тарелке только бекон и яйца. Она несет их к столу и садится справа от него. Он улыбается и говорит "спасибо".

— Я вижу, ты все ещё носишь обручальное и свадебное кольцо,  — замечает он.

— Да, милый, я... Я не могу смириться с тем, что потеряю их... Билл, ты же не будешь настаивать, чтобы я вернула их тебе?

— Они мне не нужны, Эли. А зачем,  

вообще, они тебе нужны?

— Они... они все ещё что-то значат для меня, несмотря на все, что я сделала. Билл, что бы ни случилось с нами, а здесь я в твоей власти, обещаю, вместе или порознь, я буду носить оба эти кольца до конца жизни.

Билл ничего не говорит, держа свои мысли при себе. Элисон смотрит на него косо.

— Я сняла прекрасное кольцо вечности твоей бабушки, прежде чем лечь спать прошлой ночью. Я оставила его на твоей прикроватной тумбочке. Коробочка для кольца дома. Я поищу её для тебя, когда мы вернемся.

— В этом нет необходимости, Эли, бабушка специально оставила его тебе, в своем завещании.

— Твоя бабушка так много значила для тебя, я знаю. Ты часто оставался с ней, когда был мальчиком. Я даже не думала, что нравлюсь ей настолько, чтобы завещать его мне. Я думаю, это бриллиантовый солитер хорошего качества. Может быть... оно пригодится в качестве обручального кольца... если однажды, ты надумаешь снова жениться.

— Мне не понадобится кольцо, Эли. Дважды укушенный, дважды пугливый.

На этот раз молчит Элисон, задумчиво жуя кусок бекона, который, внезапно, стал картоном.

Она встает и берет теплые круассаны и шоколадные конфеты, разложенные на теплой тарелке.

— Ты ей нравилась, Эли, она несколько раз говорила мне, что ты мне подходишь.  — Он делает паузу:  — Кольцо довольно ценное, но с ним связана одна история. Когда мне было 15 или 16 лет, моя тетя Пэт попросила меня поехать с ней, чтобы забрать бабушку и дедушку с одного из лондонских вокзалов, точно не помню, но, кажется, это был Сент-Панкрас, чтобы помочь им со всеми делами. Они возвратились из отпуска в Венеции.

— Не думаю, что ты когда-нибудь упоминал об этом раньше, как и твоя бабушка. Если бы это была я, то никогда бы не перестала говорить о такой поездке.

— Нет, я никогда не говорил об этом с тех пор, не знаю почему, но это не была позитивная или оптимистичная поездка, которую я хотел бы запомнить. Тетя Пэт всегда была болтливой и по дороге рассказала мне, что бабушка и дедушка путешествовали на Восточном экспрессе, романтическая поездка в Венецию и обратно".

— О, как мило.

— Нет, не совсем так, милая. Тетя Пэт рассказала, что поездка была связана с тем, что дедушку застукали за романом с секретаршей на работе, и это дорогое кольцо с бриллиантом, было частью возмездия. Бабушка носила его на руке, когда мы их забирали. Они остались вместе, но уже не были теми, кем были раньше.

— О. Я не знала. Бабушка носила это кольцо все время, как напоминание, я думаю. Поэтому ты хочешь, чтобы я оставила его себе, как знак вины, милый?

— Нет, это было бы мелочно, Эли. Однако, поскольку большинство женщин в семье знают историю, связанную с ним, было бы трудно отдать его кому-то другому. Ты всегда могла бы передать его Келли, без истории, которая его создала, она 

очень любила бабушку.

— Не совсем справедливо по отношению к Джулс, когда она решит выйти замуж, и Марти, возможно, однажды остепенится с девушкой,  — размышляла Элисон, откусывая круассан.

— Я оставлю на твое усмотрение, что ты сделаешь с этим,  — согласился Билл.  — Ну, я совсем сыт. Как насчет того, чтобы одеться и пройтись по магазинам одежды?

— Ты ненавидишь ходить за одеждой.

— Я знаю, но у меня здесь только костюмы, и галстуки не очень полезны...

— Извини за них, мы можем купить тебе ещё галстуков, но они здесь довольно дорогие.

— Никаких галстуков, но мне нужна повседневная одежда на следующие несколько дней.

— Я надеялась, что мы проведем сегодняшний и завтрашний день в постели. Для этого тебе не нужна одежда.

— Верно,  — улыбнулся Билл, поглаживая её по затылку,  — но мне нужно отдохнуть сегодня утром... может быть, мы могли бы лечь в постель сегодня днем, а?

— У тебя свидание, милый!

— У нас не одно свидание, детка. У нас есть время до следующей среды.

— Да? Ну, я случайно приобрела запас синих таблеток. Только не спрашивай, где я их взяла!

•  •  •

— Дорогой, я наконец-то вспомнила о своем третьем условии,  — говорит Элисон.

Сейчас позднее утро пятницы, и они ждут лифта, который должен доставить их на первый этаж, намереваясь погулять и размять ноги в течение получаса, прежде чем отправиться на легкий обед в милое кафе, которое они нашли вчера. Сегодня утром они проспали допоздна, занимаясь любовью, и теперь были довольно голодны. Затем они планировали гулять по набережной всю вторую половину дня, а вечером, переодевшись в свои нарядные тряпки, пойти в кабаре.

— Хорошо, милая,  — улыбается Билл,  — позволь мне получить его из обоих стволов.

— Ты отвезешь меня к моей сестре в четверг, поскольку она разрешает мне пожить у нее, пока я не найду собственное жилье, но я все равно хочу видеть тебя регулярно, если это возможно, поэтому,  — она делает глубокий вдох,  — я бы хотела, чтобы ты пригласил меня на свидание в ближайшую пятницу, надеюсь, первое из многих свиданий.

— Но...

— Только до тех пор, пока ты не встретишь кого-то, в кого ты сможешь влюбиться, милый.

— Я толстый и уродливый, Эли, никто не...

— Нет, милый, ты же знаешь, что я не могу с этим смириться. Ты прекрасный, красивый мужчина. ХОРОШО. Ты можешь и должен сбросить вес, который ты набрал за последнее время, хотя бы ради своего здоровья.

— Да, Кит говорил об этом по телефону...

— Ты в отпуске и звонишь на работу!?

— Нет, не звонил, Кит звонил мне, пока ты была в душе.

— Ммм, мне было интересно, почему ты не присоединился ко мне, я подумала, может быть, я тебя утомила, или, возможно, я тебе больше не нравлюсь?

— И да, и нет.  — Он делает паузу, когда открывается лифт.

Он пуст.

— То есть, "да, ты меня утомила" и,  — говорит Элисон, когда они заходят в лифт,  — "нет, ты мне больше не нравишься", милый?

— Да,  — смеется 

он,  — эти два.

— У меня все ещё есть те синие таблетки, милый.

— Ну, пока что они мне не нужны, Эли. Ты была всем стимулом, который мне был нужен.

Она обхватывает его обеими руками и прижимает к себе.

— Так чего же хотел "старик", что не могло подождать до твоего возвращения?

— О, сказать мне, что его отправили наверх, к генеральному директору. Старик Сондерс собирается уходить, причем, немедленно.

— О, милый, Кит был твоим самым большим союзником в твоем отделе, что теперь с тобой будет?

— Ничего особенного, кроме того, что со следующего понедельника, я буду замещать его в качестве директора по продажам, а его помощница Пэм, поможет мне разобраться с делами в течение двух недель или около того, прежде чем она присоединится к нему.

— И как долго ты будешь замещать Кита? У них уже есть кто-то на примете?

— Да, у них есть... я. Вчера вечером, директора угостили ужином директоров "Каледониан", которые сказали им, что единственная причина, по которой они не поехали за границу по закупке оборудования для масштабной реконструкции, это моя честность в обеспечении того, чтобы они выбрали наиболее подходящее. Изначально, они планировали провести реконструкцию год назад, но я сказал им тогда, что если они не могут ждать, то им лучше выбрать японского конкурента; но если они могут отложить, то пусть потянут время, пока не будет готово наше следующее поколение оборудования, линейка Zеrо с новыми микропроцессорами. Как ты знаешь, "Каледониан" решила подождать. Кит отстаивал меня и мои методы инвестирования доверия между нами и клиентами, в течение многих лет, Сандерс увидел надпись на стене и прыгнул, пока другие директора не надавили.

— О, солнышко, это фантастика,  — промурлыкала Элисон, когда они спустились вниз.  — Теперь нам действительно нужно вернуть тебя в форму. Слушай, мы можем побегать вместе, принять душ после, сделать тебя ещё более красивым и желанным, чем ты когда-либо был. И мы можем сделать это, начиная с тренажерного зала здесь, в отеле. Теперь ты станешь ещё лучшей добычей, я знаю, что Гленда и Иззи в офисе, уже от тебя без ума. Я видела, как они глазели на тебя на встречах в офисе.

— Но Иззи на двадцать лет моложе меня, у нее двое детей школьного возраста, и она ни разу не намекнула мне.

— Может, ты и не видел намеков, милый, но она хочет тебя, я знаю. Она будет у тебя на коленях, как только узнает, что ты выгнал меня, сука-интриганка,  — прошипела она.  — А твое повышение, только добавит глазури на торт. Но до тех пор, как я уже говорила, я хочу встречаться с тобой, Билл. Я хочу быть твоей подружкой-трахальщицей. Я буду готовить и убирать для тебя по выходным, я буду готова поговорить с тобой в любое время, остаться у тебя или уехать в любой момент. Я даже буду делиться тобой, если мне действительно придется,  — вздох!  — пока ты снова начнешь 

встречаться. Пожалуйста, подумай об этом, милый.

— Подумаю.

Они выходят из лифта и рука об руку проходят через двойные двери, спускаются по ступенькам на тротуар.

У входа в отель, Марселя ждет такси, чтобы отвезти его в аэропорт. Он стоит и смотрит, пока водитель укладывает его вещи в багажник. Когда он поворачивается, услышав звук их голосов, они узнают друг друга.

— О, шрери, Элихон,  — заикается он, сквозь свою беззубую ухмылку,  — наш выльт отпрвляется в плдень.

— Бонжур, Марсель,  — ярко говорит Элисон, сверкая своей лучшей улыбкой.  — Интересно, ты уже получил весточку от своей миссис?

— Уи, да, есть. Мы тут рзводимся, можт быть, мы мгли бы...

— Никогда! Боюсь, никаких шансов. Я останусь здесь, с моим фантастическим всепрощающим мужем. Но в любом случае, счастливой жизни, шеф!

Они уходят, Элисон крепко держится за руку Билла, оба молчат, пока не поворачивают за угол. Она громко выдыхает.

— Спасибо, Билл,  — тихо говорит она.

— За что?

— За то, что не ткнул меня носом в это, когда ты так легко мог бы это сделать, прямо на глазах у Марселя.

— Я бы не стал с ним больше разговаривать.

— И я тоже!  — Она рыдает:  — Я испортила столько жизней.

— Нет, Марсель просрал свою жизнь, без всякой помощи с твоей стороны. Он не думал, что его брак стоит бумаги, на которой напечатана лицензия. Он сам виноват в том, как это отразилось на его жене и детях. Считай, что твоя жизнь началась заново.

— Да, ты прав, солнышко.  — Она широко улыбается.  — Когда я приведу себя в порядок, я думаю, что буду преследовать тебя так тщательно, что тебе придется либо вынести судебное постановление о моем запрете, либо принять меня из жалости. И пока я не найду работу, я собираюсь сделать своей постоянной обязанностью трахать тебя до потери сознания так часто, как только смогу.

— Я не буду принимать никаких судебных решений, Эли,  — смеется он,  — кроме того, я уже нашел тебе работу, со следующего понедельника.

— Нашел?

— Кит говорил мне, что "Каледониан" любит тебя так же, как и меня, поэтому Кит предложил, чтобы ты присоединилась к Пэм и мне в понедельник на неделе, чтобы освоиться.

— Что?

— Мне нужен новый администратор, миссис Элисон Мэтьюс, вот так просто. Вам нужно научиться выполнять эту работу и, как только мы сможем вас зачислить, пройти несколько компьютерных курсов, охватывающих...

— Не беспокойся об этом, милый, я прошла курсы Sage четыре года назад и Microsoft Office в прошлом году. Я мастерски разбираюсь в электронных таблицах и презентациях. О, я буду таким хорошим помощником для тебя, солнышко, что ты никогда не захочешь меня уволить. И я очень хороший личный помощник, который имеет дополнительные преимущества!

•  •  •

Элисон действительно рассказала все подробности, о своем единственном романе, в первый же вечер, когда они вернулись из Ниццы. Было так поздно, и она была так расстроена, что в ту ночь спала в спальне своей дочери, а на следующий день переехала к 

сестре. Билл и Элисон тесно и успешно работали вместе, в качестве директора по продажам и его эффективного и яростно преданного личного помощника, вплоть до её выхода на пенсию, восемь лет спустя. Они оставались закадычными друзьями, вместе посещали семейные мероприятия, а их дети и внуки смирились с их разводом. Когда они вместе ездили в командировки, то спали в разных гостиничных номерах — Элисон все время сохраняла свою замужнюю фамилию, что вызывало путаницу каждый раз, когда она бронировала их жилье для бизнеса и отдыха.

Они регулярно ходили на свидания, как пара. Они посещали различные мероприятия, спектакли, кино, обеды, даже однодневные поездки и совместные отпуска, но после возвращения из Ниццы, они больше никогда не спали вместе.

Примерно через три года после разрыва, Билл влюбился в привлекательную шотландскую вдову Марджори, у которой был сын-подросток Ангус. Билл и Марджори вскоре поженились, и дом Билла был продан, а вырученные деньги разделены между разведенными супругами. Билл и Марджори купили дом для семьи в том же городе. Элисон использовала свою долю от продажи, чтобы переехать из съемной квартиры, в небольшое бунгало неподалеку. Элисон и Марджори быстро подружились, как до, так и после брака, когда Элисон окончательно отказалась от слабых надежд на примирение в браке. Примерно в это же время, Элисон отправила в мусорное ведро старые рубашки Билла, которые успели стать её друзьями и утешителями.

Выйдя на пенсию, Элисон завязала отношения с вдовцом-пенсионером Алеком, который поддерживал себя в форме, работая на полставки по уходу за садами, которые стали слишком тяжелыми для их владельцев. В конце концов, Алек переехал к Элисон и стал верной парой, но она отказалась выйти за него замуж, продолжая носить три кольца от первого брака, как и обещала. Она сделала успешную вторую карьеру, написав серию сентиментальных христианских романтических романов, и привлекла преданных поклонников.

Марсель потерял свой брак и работу. Он плохо справился с бракоразводным процессом, поскольку его брачный контракт был непробиваемым, а доказательства супружеской измены, позволили ему выйти из брака в одной лишь одежде. Его бывшая жена, известный адвокат по разводам Китти Шиллинг, даже прислала судебных приставов в день вынесения решения о разводе, заставив его собрать чемодан со всем, что было в его гардеробе, включая домашние тапочки. Она предупредила его по телефону заранее, поэтому он надел три пары носков, пять пар брюк, различные футболки, рубашки, джемперы, халат и пару пальто. Судебные приставы смеялись, называя его "Человеком Мишлен", фотографировали его, чтобы передать своему клиенту, и делились фотографиями в своих социальных сетях. На следующем семейном празднике, Китти с большим удовольствием сожгла все вещи, включая чемодан, в костре, пока он смотрел на это.

Несмотря на долгие часы мучительной логопедической работы, Марсель не смог найти другую работу преподавателя французского языка. Оказалось, что он больше не привлекателен даже для самой одинокой потенциальной женской компании, поэтому он влачил одинокое существование. Ему удавалось зарабатывать на жизнь только техническими переводами 

для инструкций к товарам, работая в своей съемной однокомнатной квартире, над обветшалым рядом магазинов, заколоченных досками. Скудные средства, вынуждали Марселя полагаться на общественный транспорт, поэтому он редко посещал семейные мероприятия. Не раз Марсель слышал, как его хихикающие внуки, довольно непочтительно называли его "дедулькой".