Злонамеренное администрирование

Признаюсь сразу, сидя и размышляя в то утро понедельника год назад, я был не в лучшем настроении. Раньше моя жена Шейла интересовалась сексом так же, как и я. Когда в предыдущем году мы оба вышли на пенсию в шестьдесят лет, она — из преподавательской деятельности, я — из Британской транспортной полиции, ладно, возможно, мы не занимались этим как кролики каждый день; но делали это часто, вначале иногда два раза в день. К тому понедельнику, год спустя, я едва мог вспомнить, когда это было в последний раз.

Моя жена говорит, что из-за отсутствия хобби мне стало скучно; скука привела к депрессии, а депрессия — к вялости. В итоге я слишком уставал для близости.

У меня же была другая теория. Я был подавлен, потому что у меня не было секса, но подозревал, что у нее он есть. Такова была моя загадка. Если у нее нет секса, почему она не тоскует как я? Если же секс у нее ечть, то как и когда, черт возьми, она это делает?

Возьмем, к примеру, тот понедельник. Она была в городе и встречалась с Салли, старой школьной подругой, чтобы поболтать за чашечкой кофе. Но в самом ли деле это было так? Да, все так и быо. Я следил за ней и наблюдал, как они встретились и вместе пошли в их любимое кафе. Все было так же как и предыдущие три недели. А когда она возвращалась через час или около того, то по дороге домой заезжала за покупками, и на каждом чеке стояли правильные дата, время и код цены. Я проверил. Я был копом. Это то, чем мы занимаемся.

По вечерам в четверг она ходит в гончарный класс, а я — в паб. В течение этих трех недель я ходил в паб рядом с общественным центром и наблюдал, как она входит и выходит точно по расписанию. Я даже заглянул в чертово окно и увидел, как она делает горшок. Вот он, готовый и глазированный, на гребаном столе передо мной, стоит, насмехаясь надо мной. Нет никаких сомнений, что она и впрямь этим занималась, как и говорит.

Никаких других правдоподобных возможностей для нее встретиться, трахнуться, принять душ и вернуться без моего ведома нет. Так, почему же все мои инстинкты подсказывают, что она получает своё в другом месте?

•  •  •

Копейка упала — то есть, всё встало на свои места — в следующую среду. Ну, я говорю «копейка», но по звуку, что раздался в моей голове, она больше напоминала наковальню. Первые подсказки мне дали полотенца.

Простите. Это не имеет никакого смысла? Я объясню. В нашем доме среда — это день стирки. В эту среду, когда я сонно потянулся в постели, Шейла вышла из ванной комнаты с охапкой голубых полотенец.

— Сейчас положу их в стирку,  — сказала она мне,  — а ты достань, пожалуйста, из шкафа фиолетовые полотенца и положи их в обе ванные комнаты.

Система была простой. Она меняет полотенца раз 

в неделю и, чередуя голубые и фиолетовые комплекты, уверена, что все они меняются регулярно.

— Сделаю,  — согласился я и сделал то, о чем она меня попросила, пока она спускалась вниз в подсобное помещение. После завтрака, когда я ставил в раковину чашку с тарелкой, она крикнула, чтобы я проверил, не завершила ли стиральная машина свой цикл. Я открыл дверь и заглянул внутрь. Нет, через стеклянный люк было видно, что полотенца все ещё крутятся в голубом и белом пятне.

Я стал помогать ей разбирать нашу постель для следующей загрузки, размышляя над все тем же вопросом, что беспокоит меня уже несколько недель. Если она изменяет, то как? По мере того как работал, я осознавал, что в глубине моего сознания затаилась какая-то мысль, пытавшаяся быть услышанной, но не пробивавшаяся. Около одиннадцати мы сделали перерыв на кофе, и, сидя в шезлонге в задней части дома, я наблюдал, как первая партия постиранного — полотенца — развешивается на веревке. Вот они, четыре голубых банных простыни, четыре голубых полотенца для рук и в самом конце, почти в стороне от дома, белая банная простыня.

Голос на задворках моего сознания теперь прыгал вверх и вниз, размахивал руками и выкрикивал непристойности в попытке, наконец, обратить на себя внимание. Наковальня. Почему в стирке оказалось белое полотенце? В корзине для белья в ванной его не было, я бы заметил. Оно не использовалось ни в одной из ванных комнат, в этом нет необходимости. На самом деле, мы храним два старых белых банных полотенца только для того, чтобы пользоваться ими летом на улице, когда внуки играют в надувном бассейне. Был март, и эти белые полотенца ещё несколько месяцев назад должны были быть убраны в закрома.

Возможно ли, что она трахается с кем-то в нашем собственном доме, и оказалось проще скрыть улики, сделав это на проклятых полотенцах, чем оставить видимые следы на постельном белье? Это не могло быть в нашей постели: Возможно, в последнее время я крепко сплю, но думаю, что даже я бы заметил, что она трахается с кем-то рядом со мной. Итак... Затем упала другая наковальня. Господи! Это ведь так чертовски очевидно. Я вялый не потому, что у меня депрессия. Эта сука подмешивает мне что-то!

— У тебя задумчивый вид, дорогой,  — ворвался в мои мысли её голос.

— Что? О, да. Я некоторое время решал эту головоломку в своей голове, что меня очень расстраивало, но теперь, кажется, все начинает обретать смысл.

— Это хорошо, дорогой. Нужно держать свой ум активным,  — рассеянно заметила она, как будто ей было плевать, и вернулась к своей книге, допивая кофе.

О, мой ум полностью активен. Но эту мысль я оставил при себе.

Итак, вот моя реконструкция преступления. Подозреваемая — она — дает жертве — мне — рогипнол, а потом приглашает в дом своего любовника, неизвестного субъекта, и где-то происходит секс.

Рогипнол. Теперь это настолько очевидно. Три месяца назад мы перешли на новый режим, при котором 

примерно в половине девятого она приносит мне небольшую порцию виски на ночь. Затем в десять мы принимаем наши таблетки: легкое успокоительное, чтобы помочь ей заснуть, статины для моего холестерина в крови и мультивитамины для нас обоих. Она, говорит, читала, что если принимать лекарства в последний момент, то их легче запомнить и они более эффективны. Я сделал мысленную пометку внимательно изучить свои таблетки, когда представится возможность.

Но если я и прав, то знаю как, примерно где, но кто? Кого она могла позвать, чтобы пробраться в дом в такое время? Черт, нет! Это же не может быть этот раздражающий, жирный маленький придурок, живущий по соседству?

•  •  •

Возможно, вначале я поскупился на вступления, так что, поскольку состав персонажей, похоже, увеличивается, возможно, настало время для более подробной информации. Меня зовут Марк Смит. Раньше я был инспектором Смитом, пока два года назад в шестьдесят лет не вышел на пенсию. Я бы стал старшим инспектором, если бы не один эпизод в начале моей карьеры, когда один проныра рассмеялся, когда я сказал ему, что он арестован за то, что сломал запястье своей подружке. К несчастью, он упал с лестницы, дважды.

Ничего доказано не было, но довольно сильно подпортило мои карьерные перспективы, поэтому повышение из окружной полиции до должности детектива-инспектора в Британской транспортной полиции стало идеальным способом провести последние пять лет службы. Это помогло и моей пенсии.

Я старался поддерживать себя в форме, но тут эта вялость. Впрочем, если мои подозрения верны, она скоро пройдет. Мой рост — метр восемьдесят, я неплохо выгляжу и очень не люблю, когда меня наебывают!

Шейла, моя жена, примерно метр семьдесят три, изящная и стройная, со скорее стройной, чем пышной грудью. Длинные темные волосы и зеленые глаза дополняют привлекательную картину.

Наши соседи справа от нас — пожилая пара, которую мы редко видим, а слева — Джули и придурок. Очевидно, родители назвали его Джастином, возможно, чтобы он вписался в компанию других чертовых бесполезных паразитов из его хедж-фонда. Я думал о нем как о придурке, несмотря на то, что моя жена настаивала, что он на самом деле прекрасный человек, если узнать его получше. Возможно, она узнала его гораздо лучше, чем я предполагал.

Джули, с другой стороны, была жемчужиной. Её первого мужа мы знали всего пару лет, пока его не забрал рак. Она прекрасно справлялась с воспитанием их близнецов в одиночку, пока они оба не уехали в университет. После этого, я думаю, по ней сильно ударил синдром опустевшего гнезда, и в течение двух лет в её жизнь, в её постель, а затем и в её дом вошел придурок. Он живет там у нее уже пять лет. Женаты они три года.

В то время я предположил, что Джули, вероятно, около пятидесяти. Она невысокая, стройнная, на нее приятно смотреть и с ней легко разговаривать. Я мог слушать её хрипловатый голос часами. Если бы она умела петь, то стала бы легендой 

блюза!

Рост Джастина был примерно метр семьдесят восемь, и чтобы поддерживать себя в форме, он ездит на своей «Ауди» в спортзал. Ну и позер! Он создает видимость добродушного обаяния, но если его внимательно слушать, то он — язвительный, высокомерный маленький ублюдок. Он считает себя настолько умнее всех остальных, что мы этого не замечаем. Но я заметил. И раскусывал более умные вещи, чем у него. У него — отполированный до блеска взгляд, как у свежеуложенного собачьего дерьма. Думаю, поразмыслив, он мне не очень нравится. Если честно, я не думаю, что и я ему нравлюсь.

Итак, у меня есть правдоподобная теория о том, кто, как и где, но никаких доказательств. Проверить ситуацию с таблеткой просто: я ещё не умер, так что, буду жить как обычно, но на своих условиях.

•  •  •

В четверг вечером моя жена, как обычно, ушла из дома в шесть тридцать, на занятия по гончарному делу с семи до девяти. Она возвращается примерно к девяти тридцати. Как только она ушла, я взял пару нитриловых перчаток из коробки в гараже и обыскал свой дом. Что я искал? Да что угодно. Что-то, что должно было быть, или что-то, чего не должно было быть. В повседневной жизни мы замечаем вещи, находящиеся не на своем месте: но когда проводишь расследование, к разгадке ведут как раз странности, пусть даже обыденные.

Сначала я проверил таблетки. Те, что она преподносит мне как витамины, были, как я и предполагал, прописанными ей успокоительными. Прилагаемый к ним листок предупреждал, что их нельзя принимать вместе с алкоголем. Накануне вечером я их выплюнул, и утром чувствовал себя как новый человек.

В течение последующих нескольких часов я обследовал все комнаты, стараясь не оставлять никаких следов этого. Ей не нужно знать, что я был занят. В конце концов, я решил, что ни в одной из свободных спален нет явных признаков секса. Простыни чистые и, что более важно, выглядят свежевыглаженными. Я знал, что эти простыни в последнее время не стирались. Они не пользовались спальнями. К сожалению, в нашей спальне тоже нет никаких следов секса, но именно поэтому я и был так зол.

Я нашел золото в шезлонге в задней части дома. Между подушками сидений трехместного дивана я нашел кусочек фольги. Это — часть обертки от ребристого и рельевного презерватива, разнообразящего секс. Не такого, что я когда-либо использовал. Теперь я знаю где. Они, должно быть, трахаются на диване, используя полотенце, чтобы уловить все... блядь!. не хочу этого говорить... капли. Фу! Этот образ придется немного изменить. Предположительно, она бросает полотенце в стирку, а потом возвращается в мою постель. Пизда!

Мой брак закончен. Не подлежит обсуждению. Я мог бы развестись с коровой, не требуя никаких доказательств её неверности, но это так... эээ... неудовлетворительно. Какая-то дрянь получает секс, в котором мне отказано. Требуется расплата.

Я никогда не считал себя мелочным, я могу подняться выше большинства пустяковых оскорблений, но неуважение такого масштаба...  

нет! Это требует ядерного ответа. И я хотел вызвать гребаный Армагеддон.

•  •  •

В течение следующих нескольких дней, сидя в тишине и планируя свою кампанию, я заметил, насколько незаинтересованной была моя жена в моем настроении, как и, теперь, когда подумал об этом, я сам. Мне тоже было на нее плевать, но я — единственным из нас, кто знает, что мы разводимся. Поэтому каждый вечер я улыбался, принимал таблетки и каждый вечер выплевывал их, едва она поворачивалась спиной.

Была полночь субботней ночи, или воскресного утра, если хотите, когда меня разбудил виброзвонок её телефона. Я лежал молча, чувствуя, как она пошевелилась, а затем встала с кровати. Она прошла через нашу комнату к двери и выскользнула наружу. Я слышал, как она открыла и закрыла дверцу бельевого шкафа на лестничной площадке, а потом — тишина.

Несмотря на всю мою браваду, мне стало плохо. Я знал, что могу спуститься вниз, чтобы убедиться в её измене, но на самом деле не хотел видеть или слышать, как это происходит. Я мог бы ворваться и прервать их, противостоять им. Это было бы для них неловко, но я хотел гораздо худшего, чем чертова неловкость.

Я мог бы ворваться и избить маленького ублюдка до полусмерти, но тогда они вдвоем станут изображать жертву, а я окажусь в тюрьме. Помните, я был копом. Каждый год внутри было 365 шансов для какого-нибудь мелкого придурка сделать себе имя, избив меня. В любом случае, зная мою удачу, этот хмырь, скорее всего, умрет, а мне повезет провести остаток жизни в защитной изоляции с растлителями.

Так что, если я хочу по-настоящему могущественной мести, мне требуется, чтобы они думали, будто они все ещё главные. Это означает позволить этому маленькому мудаку трахать мою жену, пока я не буду готов. Нет, блин! Этого не будет! У меня есть запасной пульт от домашней сигнализации, приклеенный к нижней стороне прикроватной тумбочки. Спускаясь вниз, чтобы впустить этого маленького придурка, Шейла должна была отключить систему. Я дал им пару минут, чтобы устроиться поудобнее — знаю, в душе я романтик — а потом нажал тревожную кнопку.

Ну, это я просто нажал чертову кнопку, а хаос, который она вызвала в доме, потряс меня до глубины души. Что это сделало с эрекцией Джастина, невозможно даже представить. Это определенно разрушило его любовные амбиции на вечер, когда я наблюдал, как он выскочил из задней части нашего дома в безопасное место.

Сигнализация отключилась. Должно быть, Шейла бросилась к главной панели и отменила тревожный сигнал. Я знал, что она не знает, как работает сигнализация, помимо постановки на охрану и снятия с нее. Я пытался ей объяснить, когда мы устанавливали систему, но она впала в ступор, и я сдался. Я был уверен, что она решит, будто сделала что-то не так, и это вызвало тревогу.

Я слышал, как она открыла и закрыла дверцу бельевого шкафа, прежде чем вернулась в нашу комнату. Я не мог удержаться от попытки 

надавить на её кнопки.

— Ты только что вошла?  — спросил я, изображая, как бы я говорил, если бы меня накрыло рогипнолом.  — Где ты была? Уже поздно?

— Мне пришлось спуститься вниз, чтобы отключить сигнализацию,  — прорычала она на меня.

— А что её включило?  — невинно спросил я.  — Он ведь не срабатывает, если внизу никого нет. Я пойду и посмотрю.

— Нет!  — крикнула она.  — Ты не можешь спускаться вниз в своем...

Она собиралась сказать: «состоянии». Она знала, что если я попытаюсь спуститься вниз в состоянии наркотического опьянения, то в лучшем случае окажусь бы в машине скорой помощи, а в худшем — в катафалке. Это могло открыть целую банку червей, и она была достаточно умна, чтобы это понять.

— Я уже спустилась вниз, включила сигнализацию, но там никого не было. Я проверила все двери и окна, так что, ложись спать,  — сказала она мне. Я так и сделал, и спал как младенец.

До конца выходных Шейле удавалось удерживать ноги вместе, и я проводил мучительные десять минут каждый раз, когда она принимала душ, читая СМС на своем телефоне. Я помог настроить экран блокировки, так что, хотя мой отпечаток пальца и не работал, я знал её резервный код доступа. Они были настолько чертовски высокомерны, что назначали полуночные свидания по СМС. Это говорило мне о двух вещах: они подсунули рогипнол и Джули, и они — в полной жопе.

К вечеру воскресенья шлюха и придурок оправились от психологической травмы субботней ночи и договорились встретиться в одиннадцать тридцать во вторник вечером. Это меня устраивало до глубины души. У меня был план, не требовавший особой подготовки, если только я смогу сначала поговорить с Джули.

В понедельник Шейла, как обычно, отправилась на встречу с Салли, и машина Джастина исчезла с соседней подъездной дороги. Я просто молился, чтобы Джули работала дома, как она обычно делает. Так оно и оказалось.

— Привет, Марк,  — с милой улыбкой сказала она, открыв дверь. Её улыбка померкла, когда она увидела выражение моего лица.  — Что-то случилось? Ты выглядишь таким серьезным.

— Джули, прости, но нам нужно поговорить, а у нас мало времени.

— Что случилось?  — спросила она.

— Сейчас я вкратце расскажу тебе, но не могли бы мы случайно встретиться около библиотеки в половине второго и поболтать подольше?

— Хорошо,  — согласилась она.  — Но все равно расскажи мне краткую версию.

Я так и сделал. Рассказал ей о вялости, о новом режиме приема виски и таблеток, о замене успокоительных и о сексе.

— Ублюдок!  — прошипела она.  — Я знала, что он с кем-то трахается, но никак не могла понять, как. Ты удивишься, если узнаешь, что Джастин каждый вечер приносит мне немного хереса, чтобы успокоить нервы, и витаминную таблетку для укрепления иммунитета? Не удивительно, что моя голова все время как в тумане.

— Насколько ты зла?  — спросил я.  — Потому что я хочу похоронить эту парочку, но меня посадят в тюрьму, если я причиню им столько боли, сколько они заслуживают.

— Я согласна,  — 

ответила она.  — Понятно, что я могу выгнать маленького засранца, но хочу сделать больно и ему. Сильно!

— У меня есть идея,  — сказал я.  — И если мы все сделаем правильно, то станем жертвами, а они получат по заслугам.

— Я — в деле,  — объявила она.

— Я ещё не рассказал тебе как.

— Неважно. Пока на них льется дождь страданий и дерьма, я — в деле.

Я впервые остался наедине с этой женщиной, и она мне уже нравится. Красивая, умная и злопамятная. Что ещё может не нравиться? Я рассказал ей свой план. Он был прост, не требовал никаких надуманных ситуаций, почти никакой лжи, и всю тяжелую работу за нас сделает полиция.

— Хорошо,  — сказала она.  — Дай мне остаток утра, чтобы все обдумать, и случайно увидимся после обеда.

— Да, кстати,  — добавил я, собираясь уходить.  — Если полиция спросит тебя, когда мы разговаривали в последний раз, то разговор шел о запасном кабеле для принтера. После обеда я заскочу за ним в город.

Она усмехнулась.

— Прости, что не смогу тебе помочь. Увидимся позже.  — И я ушел.

Мы встретились после обеда, и я показал ей кабель, который мне удалось купить. Старый, видимо, был «случайно» выброшен. На самом деле, уточнять было практически нечего. Мой план был прост и легко выполним. Две наши самые большие проблемы заключаются в том, чтобы не сделать и не сказать ничего умного нашим супругам-изменникам, чтобы те не подумали, что мы их раскусили, и согласиться принимать наши «крышесносы» в понедельник и вторник вечером, хотя и на наших условиях, как маленькие хорошие куколды, которыми мы были.

•  •  •

Во вторник я решил навести порядок в гараже. Я все больше злился, видя признаки того, что Шейла готовится к очередному трах-свиданию в моем доме, поэтому старался удерживать дистанцию и сохранять самообладание. Она пропылесосила и прибралась в солярии, и я заметил, что белое полотенце лежит в бельевом шкафу, готовое улечься на шезлонг, чтобы они могли на нем поваляться. Связываться с Джули я больше не стал, так как было важно, чтобы все что мы делаем, было как обычно.

В тот вечер, в десять часов, Шейла принесла мне большой стакан виски и мои таблетки. Она смотрела, как я их глотаю, а затем вернулась на кухню за своими. Я выплюнул таблетки и спрятал успокоительное, а затем проглотил свой статин вместе с глотком виски. Мой токсикологический анализ должен был стать последовательным.

К десяти тридцати я должен был устать, поэтому немного похныкал, что не могу удерживать глаза открытыми, пока она не сказала мне, чтобы я просто шел спать. Так я и сделал, но постарался не задремать, сосредоточившись на том, почему она, видимо, считает, что вести себя со мной так совместно с ним, после почти сорока лет и двух детей, это нормально. Не просто изменять, а под моей собственной крышей, после того как она накачала меня наркотиками. Это — бессердечно.

Минут через пятнадцать я услышал, как она ложится в постель, и 

притворился мертвым. Проверив меня, она пошла в ванную, и я услышал, как работает душ, потом она почистила зубы. Когда услышал, как она спускает воду в туалете, я принял успокоительное, которое ранее припас, и ещё немного поиграл в мертвеца.

В одиннадцать тридцать на прикроватной тумбочке зажужжал её телефон. Я постарался слегка фыркнуть, как будто меня потревожили, а затем снова замер и замедлил дыхание. Я услышал, как она выскользнула из постели, взяла из шкафа полотенце и направилась вниз. Как и в предыдущий раз, она оставила свой телефон у кровати. Ну, и кому она собиралась звонить?

Через пять минут её телефон опять зажужжал: ещё одно СМС. Несмотря на ситуацию, я не мог не улыбнуться. Это было сообщение от Джули, спрашивающей, почему Джастин стучится в дверь нашей застекленной веранды — солярия. Спрашивала, все ли у нас в порядке?

Я не стал брать телефон Шейлы. Я же одурманен и растерян: помните? Потом зазвонил мой телефон. И снова это — Джули; я опять не ответил, но это было сигналом того, что я не сплю.

Я спустился вниз, стараясь их не насторожить, и остановился на кухне возле частично открытой двери. Я слышал, как они занимаются сексом, и чувствовал такое отвращение и ненависть. Что я сделал такого, что заставило её подумать, будто я заслуживаю этого? Если она меня не любит, то может просто бросить меня. Но почему именно так? Да ещё с этим напыщенным придурком! В солярии горела тусклая настольная лампа, и благодаря ей и свету от светодиодного дисплея духовки я мог видеть достаточно хорошо, чтобы взять со столешницы, где я её оставил, скалку. Если бы полиция сочла это слишком удобным, я бы указал, что нахожусь на кухне в окружении дюжины или более альтернативных вариантов потенциального оружия.

В общем, мне пришлось стоять и слушать, как эту шлюху прибивает жирный маленький гаденыш, пока она не оказала мне последнюю услугу в качестве моей жены. Она закричала:

— Нет, не останавливайся! Пожалуйста, не останавливайся!

Это была лучшая реплика, на которую я мог надеяться. Я ворвался в комнату с криком: «Отвали от моей жены, ублюдок! ». Что я и имел в виду. И: «Не волнуйся, любимая. Я спасу тебя!  — Чего не сделал.

Придурок дернулся на середине движения испуганный сурикат, и я дал ему чертовски хороший удар скалкой по голове сбоку. Однако неуклюжий маленький засранец пошевелился, и, учитывая, что я уже был частично одурманен наркотиками, следующим был более сильный удар, чем я намеревался. Он упал, как от удара шестом, все ещё погруженный в мою неверную жену.

Я заметил лицо Джули через окно, когда отыгрывал свою последнюю часть спектакля.

— Ты в порядке, любимая?  — пробормотал я, когда она начала кричать.  — Не волнуйся. Он больше не сможет причинить тебе вреда.

Затем я осторожно рухнул на них сверху, зажав её под телом любовника, и притворился, что потерял сознание. В конце концов, наркотики подействовали должным образом, и притворство стало реальностью.

Пока разыгрывалась 

моя сцена, Джули рассказывала следующую. Около десяти часов, как это уже вошло у них в привычку, Джастин принес ей большой стакан хереса и витаминную таблетку для иммунной системы. Она приняла их обе. Вскоре после этого, однако, она была в ванной, у нее начался приступ кашля, и её вырвало в раковину. Мужу она ничего не сказала, так как он смотрел телевизор, и просто крикнула вниз, чтобы сказать, что собирается пораньше лечь спать.

Вскоре после этого он присоединился к ней в постели, но через некоторое время встал и исчез. Затем она услышала шум, похожий на звук закрывающейся двери, и, когда он не вернулся, она позвала его, но он не ответил. Все ещё сонная и растерянная, она выглянула из окна спальни и увидела его в саду у дверей патио, выходящих в наш солярий.

Она написала СМС на номер Шейлы, чтобы узнать, все ли у нас в порядке, а потом позвонила мне, когда Шейла не ответила. Когда я тоже проигнорировал свой телефон, она решила сама выяснить, что происходит.

Когда она последовала за Джастином в наш сад, то была ошеломлена, наблюдая через окна солярия, как её муж занимается сексом с моей женой на диване. Она была шокирована, но настолько возмущена его предательством, что снимала их на видео, пока в комнату не ворвался я, возможно, пьяный, и, видимо, под впечатлением того, что мою жену насилует посторонний, ударил Джастина по голове, а затем упал.

В этот момент она прекратила съемку, позвонила в службу спасения и сказала оператору, что по нашему адресу должны приехать полиция и две машины скорой помощи. Я сказал ей, чтобы она при любой возможности говорила правду и не пыталась направлять полицию в их расследовании. Пусть эти гады зарабатывают на жизнь, и, если они будут делать свою работу как следует, справедливость восторжествует. Практически все в её рассказе было правдой. Единственным обманом было то, что кашель и рвота были вызваны ею самой.

Меня разбудил фельдшер, пытавшийся привлечь моё внимание. Я был одурманен и очень устал, но знал, что должен что-то сделать. Но что именно, черт возьми? А! Это было оно.

— Моя жена,  — пробормотал я.  — Она в порядке? Он причинил ей боль?

— Она в порядке,  — заверил он меня.  — Сейчас она разговаривает с полицией.

Я снова погрузился в бессознательное состояние.

Когда очнулся в следующий раз, я был в больнице, а врач и полицейский в форме пристально смотрели на меня. Понятия не имею, который был час.

Первым заговорил врач:

— Лечащий фельдшер был обеспокоен вашими реакциями на раздражители. Оказалось, что вы могли находиться под воздействием наркотиков и/или алкоголя. Я бы хотел взять у вас кровь на анализ, если вы согласны.

Я кивнул в знак согласия и невнятно сказал:

— Делайте, что нужно, док. Мне скрывать нечего.

Он взял образец, а я снова упал на кровать и уснул.

На следующее утро я проснулся около девяти. Медленно поднялся и заметил, что рядом с дверью 

сидит ещё один полицейский в форме. На вид ему было около двенадцати.

— Вы в порядке, сэр?  — вежливо спросил он.

— Думаю, да,  — ответил я.  — Но даже не подозреваю, почему я здесь.

— Я оставлю объясниться боссу, если не возражаете. Это выше моих сил.

Вскоре после этого вошла медсестра и, увидев, что я окончательно проснулся, предложила принести мне чай и тосты. Боже! Я люблю NНS — государственную службу здравоохранения. Пока она проверяла моё давление и температуру, полицейский вышел, и я услышал, как он тихо говорит в рацию. Он все ещё говорил, вернувшись в палату.

— Конечно, сэр. Да, сейчас я ему скажу.

Медсестра ушла, пообещав прислать кого-нибудь с моим запоздалым завтраком, а коп подошел к кровати.

— Босс сейчас едет сюда по другому делу. Должен быть у нас через полчаса или около того.  — Он пристально посмотрел на меня.

— Согласны подождать, сэр?  — спросил он.

Я криво улыбнулся.

— Вполне. Потому что мы оба знаем, что если я попытаюсь уйти, вам придется меня арестовать. Это вас разозлит, и мне придется завтракать в наручниках. Давайте будем вести себя цивилизованно, ладно?

Он усмехнулся моему ответу.

— Приятно иметь дело с профессионалом, сэр. Это делает все намного проще.  — Затем его осенила какая-то мысль, и он высунул голову из двери и поговорил с проходившей мимо медсестрой.

Он вернулся, сел и начал листать журнал «Кантри Лайф», который был оставлен на столике возле двери. Он увидел, что я смотрю на него.

— Что? О, я только что сказал, что вас скоро арестуют, так что, мы оба были бы благодарны за чашку чая как можно скорее.

Конечно, через десять минут я ел тост, мы оба пили пиво и болтали об отвратительном выступлении сборной Англии по крикету во втором тесте в Австралии. Через час после этого я был в комнате для допросов в местном полицейском участке, арестованный по подозрению в нападении с нанесением реальных телесных повреждений.

Следователь представился и повторил предупреждение. Он спросил, все ли мне понятно. Я не играл в игры; это правонарушение грозило серьезным сроком, если меня обвинят и осудят. Да, я все понял. Он попросил меня рассказать о том, что случилось накануне вечером.

Я рассказал ему более или менее фактическую информацию. Жена принесла мне выпить и таблетки. Я так устал, что мне пришлось лечь в постель. Что-то меня разбудило, жены не было ни в постели, ни в ванной, и я спустился вниз. Услышал шум, как будто борются два человека, поэтому я схватил первое, что попалось под руку, и бросился в солярий, но увидел, что мужчина насилует мою жену, в то время как она зовет на помощь. Мне показалось, что я помню, как ударил его, но потом больше ничего не мог вспомнить, пока меня не разбудил доктор.

— С моей женой все в порядке?  — спросил я.  — Никто не говорит, но я, кажется, помню, что кто-то говорил мне, что с ней все в порядке.

Он посмотрел на меня 

долгим задумчивым взглядом.

— Она тоже арестована. Вы рухнули на другого мужчину, зажав её. Очевидно, когда парамедикам удалось сдвинуть вас обоих, чтобы её освободить, она попыталась напасть на вас с той же скалкой, которой пользовались вы.

Я был искренне оскорблен этим, поэтому мой обиженный взгляд был настоящим.

— Почему? Он ведь её насиловал.

— Разве вы не знаете, кто был этот джентльмен?  — спросил он.

Я признался, что не знаю.

— Было темно, и он стоял ко мне спиной. У меня в голове все тоже плыло. Я вообще мало что помню.

— Похоже,  — мягко сказал он,  — вы помешали своей жене с её любовником. Вашим соседом, мистером Джастином Кларком.

Я просто уставился на него. Я знал, что фальшивое удивление или любая другая мелодраматическая реакция вызовет дрожь, поэтому я просто уставился на него, как человек, который пытается примирить очевидную истину со знанием того, что этого не может быть.

— Можем ли мы считать, что вы не знали?  — спросил он.

Я кивнул.

— Мне было интересно, потому что в последнее время она казалась такой отстраненной. Но у нее ведь не было возможности. Даже когда мы не находились в обществе друг друга, я знал, где она. Поэтому я пришел к выводу, что, скорее всего, её оттолкнула моя депрессия, чем её неверность.

— Итак, давайте проясним ситуацию,  — продолжил я.  — Я арестован по подозрению в АВН — Фактическом причинении телесных повреждений,  — но человек, на которого я напал, потому что думал, что он насилует мою жену, на самом деле был её любовником, моим женатым соседом?

— Да, если вкратце,  — согласился он.

— Черт! Полагаю, мне стоит спросить, как он там,  — предложил я.

Он скривил лицо.

— Он в медикаментозной коме. Удар, похоже, вызвал небольшое, но значительное кровоизлияние в мозг. На данный момент жизни это не угрожает, но все достаточно серьезно.

Я сидел молча, размышляя.

— Я хочу спросить о вашей истории болезни,  — сказал он через несколько минут, чтобы дать мне осмыслить новость.  — Мы, конечно, проверим вашего лечащего врача, но какие лекарства вы принимаете?

Я рассказал ему о статинах для снижения уровня холестерина и витаминах, которые моя жена рекомендовала, фактически настаивала, чтобы я попробовал.

Он встал.

— Вы все ещё арестованы, но пока я не буду предъявлять вам обвинение в ожидании дальнейших расследований. Я знаю, вы понимаете, что это значит.

Мы оба улыбнулись в знак того, что понимаем, что он имеет в виду, затем он надел форму, чтобы отвести меня в камеру.

Я не суетился, не протестовал. У них хватало дел. Улики требовалось найти и обработать. Мне было тепло, безопасно и комфортно там, где я был. Зачем поднимать шум?

Расследование прошло хорошо. Учитывая тяжесть травмы, которую я нанес Джастину, там очень внимательно отнеслись к сбору улик и проведению экспертизы. В результате уже через неделю стало очевидно, что нас с Джули в течение как минимум трех месяцев систематически и цинично пичкали лекарством, которое отпускалось только по рецепту и предназначалось для лечения несуществующей бессонницы моей жены.

Осмотр 

сифона раковины в ванной Джули выявил следы рвоты с тем же лекарством, что и в обоих домах, в контейнерах, четко обозначенных как витаминные добавки. единственные отпечатки пальцев на контейнерах принадлежали Джастину и Шейле.

Эти два верных приятеля дали нам обоим одну и ту же дозу, в результате чего у Джули, такой миниатюрной, появились первые признаки поражения печени. К счастью, это было обнаружено до того, как последствия стали необратимыми.

Видео Джули и записи наших телефонных разговоров соответствовали обоим нашим рассказам. А когда анализ моего образца крови показал, что я был в состоянии сильного наркотического опьянения, когда ударил Джастина, полицейское расследование приняло другое направление.

Изучение записей телефонных разговоров и СМС пары окончательно доказало, что они сотрудничали, чтобы держать нас с Джули под наркотиками, пока сами продолжали свой роман. Джастин хвастался, как ему нравится трахать мою жену в моем доме, пока я сплю наверху. Он заметил, что я не оказываю ему уважения, которого он заслуживает, и это был его способ отплатить мне.

Когда я вспоминал содержание некоторых ответов моей жены, я скорее жалел, что не ударил скалкой и эту суку.

Стало ещё лучше. Джули предоставила полиции полный доступ в свой дом, как и я; никому из нас нечего было скрывать. При проверке наших компьютеров на наличие признаков того, что мы с Джули на самом деле организовали эпизод той ночью, выяснилось, что маленький гнусный петушок немного творчески подошел к финансам своих инвесторов и составлял схему для крупного куша перед тем, как уехать на новые пастбища, точнее, на пастбища, где нет договора об экстрадиции. На ноутбуке, спрятанном в его запасной спальне, нашли всевозможные интересные счета, в том числе один на имя моей жены. Она думала, что они заберут наши деньги и сбегут. Он думал так же, только её не было в планах, хотя её деньги были, как и мои. Я так хотел быть там, когда полицейские говорили ей об этом.

В конце концов, им обоим предъявили обвинение в «злонамеренном введении яда с намерением нанести вред, причинить боль или досадить другому человеку в соответствии с разделом 24 Закона о преступлениях против личности 1861 года». Максимальный срок тюремного заключения, если их признают виновными,  — пять лет.

Они также были обвинены в сговоре с целью обмана. Несмотря на то, что Шейла не работала в финансовой сфере, её СМС Джастину продемонстрировали её осведомленность и активное участие. Максимальный тюремный срок — десять лет.

Джастин был выписан из больницы прямо в полицейский участок. До суда оба находились под следствием. Моя жена была приговорена к двум годам лишения свободы за злоупотребление служебным положением и двум годам за сговор с целью мошенничества. Оба приговора будут отбываться одновременно.

Он был приговорен к трем годам за злонамеренное применение, поскольку печень Джули была повреждена, и к пяти годам за мошенничество. Очевидно, что Джули сделала все возможное, чтобы помочь полиции разыскать каждый пенни, который у него был. Для 

него были и хорошие новости: врачи тюремной службы уверены, что к моменту освобождения его речь должна прийти в норму. Однако одному Богу известно, чем он будет зарабатывать на жизнь, когда выйдет на свободу. Полиция конфисковала большую часть его имущества в соответствии с Законом о доходах от преступлений, и даже его старые школьные друзья не хотели давать ему работу, связанную с деньгами.

Но это ещё не все, о, Боже мой, нет. Как только полиция ясно дала понять, что мы — жертвы, а мне не предъявили обвинение в АВН, сославшись на то, что меня накачал наркотиками сообщник человека, в нападении на которого я обвинялся, я привлек к делу старых приятелей из национальной прессы. Мы с Джули, конечно, хранили достойное молчание; нас ужасно предали люди, которым мы доверяли, и нам нужно было пространство для размышлений.

Реклама была принята с радостным остервенением. Шейлу и Джастина очерняли на каждом шагу. Никто, ни один комментатор, ни одна говорящая голова не могли найти ни одного оправдания их поведению. Джули, в частности, была настолько очаровательна, что ни мужчина, ни женщина не могли понять, как Джастин мог оставить её постель ради любой другой. Я — не очень.

Двое наших детей на протяжении всего процесса находились в суде. Я не мог сидеть с ними, пока не дал показания и не был отпущен. Я пробыл на свидетельском месте всего двадцать минут. Обидные показания дали эксперты-криминалисты. Мои анализы крови, повреждения печени Джули, контейнеры с витаминами, СМС, финансовая экспертиза. Почему эта глупая сука позволила Джастину убедить её признать себя невинной, для меня было загадкой. В своих СМС они практически во всем признались. Как я уже говорил, он думал, что он такой умный. Нет!

Как только они услышали чистую правду в суде, моя дочь вычеркнула свою мать из своей жизни... навсегда. Она написала ей в тюрьму, чтобы та не звонила, не писала и не навещала ни её, ни детей. Если она попытается, то они получат судебный запрет, поскольку она — осужденная отравительница.

Мой сын воспринял это тяжело, он был особенно близок со своей матерью. Он спросил, не обижусь ли я, если он навестит её в тюрьме, «чтобы выслушать её мнение».

— Если ты так считаешь, сынок,  — сказал я ему,  — то должен пойти. Иначе ты никогда себе этого не простишь. Но,  — предупредил я его,  — будь готов к разочарованию.

Визит состоялся через пару недель. Он позвонил в тот же вечер.

— Ты был прав, папа,  — сказал он.  — Я разочарован. Но теперь я никогда не буду жалеть о том, что порвал с ней отношения.

Очевидно, каждая фраза, произнесенная ею, потрясла его больше предыдущей. Это я был виноват в том, что не ценил её, в том, что позволил себе расслабиться, в том, что не добился более высокого положения в обществе. Она же ни в чем не виновата. Придурок соблазнил её, когда она была уязвима; он её обхаживал; это была его 

идея накачать нас с Джули наркотиками; его идея перевести наши сбережения на свой оффшорный счет.

Затем она переключила циферблат иллюзий на одиннадцать.

— Придется многое объяснить, чтобы убедить твоего отца принять меня обратно,  — сказала она ему.

— Мама! Ты, блядь, его травила, чтобы могла трахнуть человека, которого он презирал, в его собственном доме, пока он валялся в наркотическом ступоре наверху! Забрать тебя обратно? В следующий раз, когда он тебя увидит, он, наверное, пристрелит тебя и заявит о самообороне!

Видимо, парень был настолько возмущен её неосведомленностью, что позволил себе дополнительное объяснение.

— Ты ведь знаешь, что он видел все СМС, унижающие его, которые ты посылала соседу-идиоту?  — спросил он её.  — Главное сожаление отца на данный момент — это то, что он не знал, что ты трахаешься с Джастином, иначе он бы мог этой чертовой скалкой выбить мозги тебе. Он рисковал попасть в тюрьму, думая, что спасает тебя от насильника, в то время как ты смеялась над ним за его спиной со своим захудалым приятелем.

Мне было немного стыдно, но я пропустил это мимо ушей.

Они расстались не в лучших условиях. На самом деле условия были такими же, как и у его сестры: не звонить, не писать, не навещать. Она потеряла своё достоинство и репутацию, а также мужа, дочь, сына и внуков из-за убогой интрижки с растратчиком.

Она потеряла и большую часть своих сбережений. Когда я с ней развелся, пока она была под следствием, я продал дом и разделил наше имущество между нами по справедливости. У нее было достаточно денег, чтобы не претендовать на бесплатную юридическую помощь, поэтому ей пришлось заплатить барристеру за свою безнадежную защиту. Затем я подал против нее иск о нанесении телесных повреждений за эмоциональную травму, причиненную её длительным злонамеренным администрирование и т. д. К тому времени, как выйдет на свободу, она получит свою пенсию и не намного больше.

В то же время Джули развелась с Джастином. Если он думал, что получит половину их дома, его ждало разочарование. Джули и её первый муж передали его в доверительное управление своим близнецам, Джули просто имеет право занимать его до тех пор, пока жива. Джастин же имеет право отвалить и голодать в картонной коробке.

В течение нескольких месяцев мы с Джули много времени проводили на виду у публики и старались никому не давать понять, что мы — не кто иные как несчастные жертвы двух таких же презренных супругов. Когда давление публичности стало слишком сильным, я взял двухнедельный перерыв на уединенной вилле на юге Франции. Джули поехала навестить подругу, которая жила на уединенной вилле на юге Франции.

Мы поняли, что проявили огромное доверие друг к другу, а это много значит после того, как нас обоих предали. Мы были друзьями, потом любовниками, пока, в конце концов, я не положил свою долю от продажи дома в банк и не переехал к Джули. Мои дети её любят, а у их детей появилась 

новая бабушка. Близнецы Джули тоже хорошо ладят со мной. Ну, я — не Джастин.

Мы не женаты и, вероятно, никогда не поженимся. Но я горжусь тем, что называю её своей спутницей жизни, и знаю, что если надоем ей, она, как я надеюсь, скажет мне, что все кончено. Я знаю, что у меня за спиной она действовать не будет. Я знаю, что она чувствует ко мне то же самое.

Я начал эту историю, объясняя, что у меня была депрессия, потому что я не получал секса. Джули предложила компенсацию, потому что именно её муж получал секс, которого мне не хватало. Долг был полностью выплачен в ту первую неделю во Франции. Эта женщина — дикая кошка. Как придурок мог покинуть её постель ради такой простецкой трахальщицы как Шейла, для меня остается загадкой.

Мы по-прежнему принимаем витамины каждый вечер, но теперь уже правильные. Джули перестала пить, чтобы помочь восстановиться своей печени, и я тоже перестал. Хочу прожить как можно дольше, просыпаясь рядом с ней.

Я уже говорил, что Джули — красивая, умная и злопамятная, и я уже её люблю. Тогда я шутил лишь отчасти. Сейчас же это — абсолютная правда. Она потеряла мужа от рака, одна растила двоих детей, и её предал этот мерзавец. И все равно она может любить... И любит именно меня, со всеми моими недостатками. Какая женщина!