Сделай это со мной

— Павел! Просыпайся, сынок!

Я был в глубоком сне, и когда я услышал голос моей матери, казалось, что он доносится издалека. Потом я почувствовал, как она трясет меня за плечо; в то же самое время, когда я осознал, что у меня пульсирующая эрекция — не знаю, приснилось мне это или что, но я лежал на боку, сжимая свой пенис. Я застонала и медленно потерлась, не желая отпускать это.

— Милый! Пожалуйста, проснись! Налет приближается, и я думаю, нам нужно спуститься вниз и сесть под лестницу!

Теперь я мог слышать звук падающих бомб и заставил глаза открыться. Моя мать стояла возле моей кровати и смотрела на меня с обеспокоенным выражением лица; она не включала свет в моей комнате, но оставила дверь открытой, и, когда свет струился через дверной проем, он прекрасно очерчивал её тело сквозь тонкую ночную рубашку. В таком положении материал был практически прозрачным; её ноги были четко очерчены, как и изогнутая нижняя сторона её левой груди, и это зрелище не помогло моей эрекции. Я снова застонал и сильнее сжал член.

«Вставай, сынок! Пожалуйста! Они приближаются! Пожалуйста, поспешите!

Я облизал пересохшие губы и в последний раз сжал пенис, прежде чем засунуть его обратно в пижаму и свесить ноги с кровати. Мы с мамой жили в маленьком доме с террасами на окраине Лондона, в нескольких милях от основных целей Люфтваффе в доках, Ист-Энде и Сити, но мы не привыкли к пульсирующим двигателям Heinkel 111, Dornier 17 и «Юнкерс-88», и вдалеке падают осколки взрывчатых веществ. Но моя мать была права — сегодня ночью бомбы звучали гораздо ближе, чем обычно. Пространство под лестницей должно было быть самым безопасным местом в домах, и когда Блиц только начался, мы расчистили его и поставили туда старый сундук, чтобы сидеть, с несколькими одеялами, свечами и спичками на случай, если отключится электричество..

Мама взяла меня за руку и вывела на лестничную площадку, а потом я последовал за ней вниз по лестнице, надеясь, что она не заметила, как мой твердый пенис пытается вырваться из пижамных брюк. Ей пришлось подтянуть свою ночную рубашку до лодыжек, чтобы не споткнуться о нее, но моё внимание было приковано к тому, как она облегала её почти до талии, поддерживаясь лишь двумя тонкими лямками и оставляя её спину, плечи и руки полностью обнаженными.

Оказавшись под лестницей, мама вытряхнула одеяло и накинула его нам на плечи, и мы сели рядышком на багажник, прислушиваясь к звуку разрывов бомб и грохоту зенитных орудий. Мама нервно вздрогнула, прижавшись ко мне, и я обнял её левой рукой под одеялом, а правой рукой легонько лег на её талию. Она вздрогнула, сгорбилась и положила голову мне на плечо, а я ободряюще обнял её.

— Мне так приятно быть с тобой вот так, дорогой,  — сказала она, и я взглянул на нее сверху вниз. Она свободно держала края одеяла на коленях, и я увидел, что из-за 

того, как она сидела, глубокий вырез её ночной рубашки зиял, открывая мне прекрасный вид на её обнаженную грудь. Я сглотнул, обняв её крепче, что слегка сжало её идеальные груди и отодвинуло её ночную рубашку ещё дальше от её тела. В холле горел свет, и я изучал набухшую полноту её грудей, видя их большие коричневые ореолы, увенчанные выступающими сосками. Я вдруг ощутил тепло её тела, прижимающегося к моему, и сжал правой рукой её тело, прижимая её к себе, а левой рукой начал легко водить по её обнаженной спине и руке, нежно поглаживая её мягкую кожу.. Все ещё глядя вниз на её ночную рубашку, я увидел, как её соски начали напрягаться, пока не стали выступать, как верхние суставы моих мизинцев. Внезапно рядом раздалась серия громких взрывов, затряслись окна. Тело моей матери дернулось, и она с опаской посмотрела на меня.

— Ничего, мама, они скоро уедут,  — сказал я и, не раздумывая, легонько поцеловал её в губы. Она схватила меня за руку, цепляясь за меня; наши губы все ещё соприкасались, и мы сидели так минуту или две, слушая, как падают бомбы, а я продолжал гладить её голую спину. Затем, сначала почти незаметно, наши губы начали медленно двигаться друг против друга — я не знаю, она инициировала поцелуй или я, или, может быть, это просто так получилось, но никто из нас не прервал контакт, и мы продолжили целоваться. друг друга мягко.

Рядом с оглушительным грохотом вдруг взорвалась бомба, и моя мать ахнула, прижавшись ко мне, и её глаза расширились от тревоги. Я обнял её, а затем почувствовал, как её рот слегка приоткрылся, и мы вдруг начали целовать друг друга с медленно нарастающей интенсивностью. Я все ещё гладил её тело, водя рукой по её плечам, вверх и вниз по её позвоночнику, затем из стороны в сторону, пока мои пальцы не коснулись края её мягко набухшей груди, и я позволил им обвести её очертания.

Наконец мама немного отстранилась и уставилась на меня. Невольно я снова взглянул на её тело, и её глаза проследили за моим взглядом. Должно быть, она увидела, что её грудь полностью обнажена, её торчащие соски отчетливо видны, и я ожидал, что она прикроется одеялом, но вместо этого она просто подняла ко мне лицо.

«Если мне суждено умереть, я бы хотела, чтобы это было вот так, дорогой, с твоей рукой вокруг меня, крепко прижавшей меня»,  — прошептала она.

Она снова поцеловала меня, её рот влажно накрыл мой, а затем я почувствовал, как её язык скользит по моим губам, прежде чем пробиться между моими зубами, чтобы исследовать внутреннюю часть моего рта и играть с моим языком. Мы целовались так долго, не обращая внимания на рвущиеся бомбы, а потом мама снова отстранилась. Я провел кончиками пальцев правой руки по её шее и горлу, и она посмотрела на меня.

— Я... я люблю тебя во многих 

смыслах, дорогой,  — тихо сказала она.

Она улыбнулась и погладила меня по лицу: я все ещё переваривал тот факт, что она, должно быть, знала, что её груди все ещё не прикрыты, и видела, как я смотрю на них сверху вниз, и я собрал все своё мужество, на которое был способен, и медленно отпустил правую руку. вниз, чтобы сбросить с плеча бретельку ночной рубашки, полностью обнажив левую грудь.

— Я тоже тебя люблю, мама,  — хрипло сказал я и взял её грудь в свои руки. Она не пыталась остановить меня, а вместо этого смотрела вниз на то, что я делал. Мы оба некоторое время смотрели, как я массирую её грудь, а затем я сжал её левой рукой, чувствуя твердый, как камешек, сосок на ладони правой руки.. У нее перехватило дыхание, и я сжал её грудь.

— Ты не возражаешь, что я люблю тебя вот так, мама?  — нерешительно спросил я, и она улыбнулась.

«Это чудесно, дорогая»,  — ответила она, и затем мы снова поцеловались, на этот раз опрометчиво, и моя мать извивалась всем телом против меня. Поцелуй, казалось, длился вечность: бомбы все ещё падали, хотя и не так близко, и как-то другая лямка её ночной рубашки соскользнула вниз, так что я мог ласкать обе её груди, а её обнаженная рука задела мой освободившийся пенис. вылез из пижамы и жадно выпрямлялся.

Я начал играть с мамиными сосками, нежно пощипывая и дергая их, а она прервала поцелуй и застонала.

— Боже, милый, я там такой чувствительный — ты не знаешь, что делаешь со мной!

Потом мы снова целовались, и мама издавала горловые звуки. Внезапно она стала гладить мой пенис, и я задрал подол её ночной рубашки, пока не смог коснуться её обнаженных бедер. Я скользил рукой все выше и выше, пока мои пальцы не достигли губ её вульвы.

Мама тяжело дышала, пытаясь отдышаться, пока мы бесконечно целовались. Она повернулась ко мне, её обнаженные груди терлись о мою грудь, когда мы ласкали друг друга. Пальцы моей правой руки глубоко проникали в её мокрую вагину, в то время как моя левая рука прижимала ко мне её полуобнаженное тело, пока она ласкала мой пенис и яички.

Наконец мы не выдержали.

— Убери этот чертов сундук с дороги, дорогая!,  — моя мать задыхалась.

Я вытолкнула его в коридор, а мама опустилась на колени, чтобы поспешно расстелить одеяло на полу, а затем встала на колени, стянула через голову ночную рубашку и отбросила её в сторону. Я восхитился видом её обнаженного тела, наблюдая за её колыхающимися грудями и впервые увидев пышный колтун её лобковых волос. Она кратко улыбнулась тому, как я смотрел на нее, видя, как её грудь слегка вздымается, а затем мы оба изо всех сил пытались снять мою пижаму.

Настала очередь моей матери смотреть на моё тело, и она протянула руку и на мгновение слегка придержала мой пенис. Затем она наклонила голову и коротко поцеловала 

её, прежде чем откинуться на одеяло и раздвинуть ноги.

— Сделай это со мной, милый, я не могу больше ждать!

Я скользнул на нее сверху, и она помогла мне направить мой пульсирующий пенис к её вульве. Она застонала, когда я ввел его в нее, и она прижалась ко мне. Я был почти в бешенстве от экстаза, чувствуя, как горячая влажность её влагалища поглощает мой член и сжимает его, пока она сокращала свои мышцы.

— О да, мой милый, как прекрасно, что ты вот так внутри меня! Трахни меня сильнее, дорогая, я не сломаюсь!

Я начал вонзаться в нее с нарастающей силой. Мои руки были на всем её пышном теле, сжимая её груди, когда наши рты слились. Это не заняло много времени — я уже давно был на грани, и вдруг моя мать корчилась подо мной, извиваясь на твердом полу. Её тело было мокрым от пота, а затем она начала судорожно дергаться, и я взорвался в ней с силой, похожей на 500-фунтовую бомбу. Она закричала и прижалась ко мне, её бедра дернулись, чтобы соответствовать моим движениям, когда моя сперма вливалась в нее серией бесконечных струй. Её рот жадно работал на моем, а пальцы впивались в мою плоть, когда она извивалась под моим весом. Мы яростно сжимали друг друга, наши тела ударялись друг о друга, пока, наконец, поток моей спермы не иссяк, и тело моей матери не обмякло в моих руках. Она закрыла глаза, но я продолжал целовать её, постоянно лаская её грудь, чувствуя, как она вздымается, когда она тяжело дышит, пытаясь набрать воздуха в легкие. Затем её глаза открылись.

— Бог! Твой член все ещё тверд, дорогая! Вам этого было недостаточно? Нет! Ты убьешь меня, дорогая! О, да,  — выдохнула она, когда я вонзил в нее свой пенис.  — Да! Сделай это со мной снова, дорогая! Нет! Я хочу быть на вершине на этот раз!

Мы переворачивались вместе, удерживая мой член в ней, пока она не оседлала меня, и я смог дотянуться до её висящих грудей, а затем она начала подниматься и опускаться на моем члене. Никто из нас не заметил, что звуки бомбежек стихли, а мама продолжала трахать меня, пока мои руки блуждали по её голым ногам и телу. На этот раз мне потребовалось больше времени, чтобы прийти; моя мать стонала, её тело дрожало, умоляя меня кончить с ней, а затем она откинула голову назад и дико закричала, когда я в конце концов эякулировал. Она рухнула на меня, целуя меня и говоря, как это прекрасно, иметь мой член в ней и чувствовать, как я кончаю в нее, и когда мы целовались и сжимали друг друга, мы услышали звук «все ясно».

Наконец, моя мать снова поцеловала меня и слезла с меня. Она начала подниматься на ноги и нервно улыбнулась.  — Твои вещи стекают по моим ногам, дорогой! Ты просто продолжал входить в 

меня...

Мы поднялись по лестнице, не удосужившись подобрать пижамы — я последовал за ней, глядя на её голый зад. Я поднял руку и сжал её, но она улыбнулась мне через плечо и убрала мою руку. Когда мы достигли лестничной площадки, мама пошла в ванную, чтобы привести себя в порядок, а я ждал снаружи. Я взял её на руки, когда она появилась — мы все ещё были обнажены, и я поцеловал её, моя свежая эрекция прижалась к её животу, но она освободилась и просто прошептала спокойной ночи, прежде чем исчезнуть в своей спальне.

На следующее утро она готовила завтрак на кухне, когда я спустился. Она улыбнулась мне, и я поцеловал её доброе утро, сказав, как сильно я её люблю, и что я не спал большую часть ночи, думая о ней. Она позволила мне поцеловать её на мгновение, затем отстранилась.

«Дорогой, то, что случилось прошлой ночью, не должно повториться снова, и мы не можем продолжать в том же духе. Я боялся, и я так сильно нуждался в тебе — мне нужно было то, что ты сделал со мной. Но теперь мы должны вернуться к нормальной жизни и постараться забыть о том, что произошло.

В течение следующих нескольких дней моя мать позволяла мне целовать её, часто довольно страстно, но не более того. Я умолял её, говоря ей, как сильно я люблю её и хочу её, и спрашивая её, почему мы не можем сделать это снова, но она только улыбнулась почти грустно и покачала головой. Мы целовались по нескольку раз в день, и я часто чувствовал, как её тело поддается мне, но если я пытался погладить её грудь или просунуть руку ей под юбку, она отворачивалась с той же грустной улыбкой на лице.

Затем, четыре или пять ночей спустя, я крепко спал в постели, когда услышал голос матери и почувствовал, как она трясет меня за плечо.

— Милый! Пожалуйста, проснись! Воздушный налет!

Я открыл глаза и увидел, что она сидит на краю моей кровати. Я прислушался и слабо услышал звук бомб вдалеке, но не ближе обыкновенного, и вопросительно посмотрел на мать.

— Я... я думаю, нам следует снова вернуться под лестницу, дражайшая. Они могут подойти ближе!

Она уже была обернута одеялом, зажав его под подбородком: вдруг меня осенила мысль, и я просунул руку внутрь одеяла. Я был прав — под одеялом моя мать была совершенно голой.

— Я могу быть напугана, и мне нужно, чтобы ты... утешил меня, дорогой,  — пробормотала она, мягко улыбаясь, когда моя рука блуждала по её телу.

Затем из-под одеяла высунулась голая рука, и другая рука проникла под одеяло, пока нежные пальцы не нашли мой твердый пенис.

— Пойдем вниз, дорогой,  — прошептала она.