Дамы не первой свежести или Девушки о первом сексе

— Слушай, Кирюха, я все тебя спросить хочу...  — худощавый молодой человек в костюме и очках без оправы, замолчал, не договорив.

— Валяй, спрашивай,  — разрешил его коренастый собеседник. Лицо у собеседника было узкое, как бы вытянутое вперед, и чем-то напоминало морду бабуина из передач про животных, оставаясь при этом умным и достаточно добродушным.

Друзья сидели в баре за небольшим круглым столом. Перед Кириллом стоял высокий стакан с тройной порцией виски — чтобы лишний раз не звать бармена. Перед молодым человеком в костюме и очках — бокал с нефильтрованным пивом.

— Скажи, ты как её называешь?  — спросил худощавый после паузы.  — На «ты» или на «вы»?... Женей или Евгенией Алексеевной? Я бы наверно на «ты» не смог... А с другой стороны, «Евгения Алексеевна» как-то дико звучит... Ну, типа: «Евгения Алексеевна, будьте добры, встаньте, пожалуйста, раком».

Кирилл захохотал, громко и заразительно — так, что люди за соседними столами заулыбались.

— Глобальные вопросы тебя мучают, Серега!  — Кирилл хлопнул товарища по плечу.  — Нормальной бабе такие вещи говорить не надо — сама понимает, когда как вставать. А вообще-то, ты прав, некоторая путаница есть... По-разному бывает. В наиболее, как бы сказать, чувствительные моменты — ну, там в процессе или сразу после — на «ты» и Женечка, а в стальное время — строго на «вы».

— А зачем тебе это, а? У меня как-то в голове не укладывается. Сколько у вас с ней разница? Лет двадцать?

— Двадцать два. А чё? Много?  — усмехнулся Кирилл.

— Да уж не мало... И дело даже и не возрасте. Она же наша учительница. Мало того, классный руководитель. С пятого класса до выпуска...

— И чё?  — Кирилл пожал широкими плечами.

— Ну, как «чё»? Это же школа, детство. Помнишь, как в футбол на переменах играли, в фантики, в конный бой, в мушкетеров, в индейцев? Мячики каучуковые помнишь? Пистолеты с пульками из проволоки? Солдатиков пластмассовых?

— Ну, помню...

— Ты когда с Евгенией Алексеевной трахаешься, у тебя нет ощущения, что ты все это... ебешь?  — Произнося грубое слово, Сергей поморщился.

Брови Кирилла поползли вверх.

— Мячики и солдатиков? Неа...  — Он отхлебнул виски и добавил.  — Ну, да, учительница она, и воспоминания разные... И чё такого? Причем тут ебля? Одно другому не мешает. Даже наоборот — родные, типа, люди теперь. Вот если я сейчас встану и скажу громко, что моя жена — мне лучший друг и советчик и что я этого друга и советчика иногда ебу, люди вокруг будут ржать и прикалываться, мол этому дятлу больше нет наливать, но возмущаться никто не будет. И извращенцем назовут вряд ли. Так и тут. Я, Серега, точно тебе говорю: после душевной и грамотной ебли уважения только больше становится.

— Ага,  — кивнул Сергей.  — А на вечерах встречи выпускников нужно оргии устраивать. Для дальнейшего сближения с преподавательским составом. Так что ли?

— Кстати, не помешало бы — согласился Кирилл.  — Среди учительниц полно одиноких и несчастных баб. Дети выросли, мужья сбежали к молодым или спились. Так что они только благодарны 

будут.

Тема Кириллу явно нравилась и, отпив ещё немного коричневой жидкости, он продолжил:

— Прикинь, разговаривают два перца. Один спрашивает: «Ты в этом году химичку драть будешь? » А второй: «Не, я с ней в прошлом году трахался. В этом у меня по плану биологичка и, если сил хватит, учительница пения. Аха-ха-ха. Я, если честно, завуча Альбину Григорьевну с удовольствием бы отымел. И, думаю, не я один. Как эта жирная крыса дрючила нас за курение и прогулы! Надо бы расквитаться. Зашел бы к ней в кабинет и сказал: «Альбина Григорьевна. Я от вас без ума! » Сердце-то у неё наверняка доброе. Только до него надо достучаться».

— Да ты чё?  — не поверил Сергей.  — Альбине сейчас лет семьдесят, не меньше.

— Да, пожалуй старовата,  — Кирилл вздохнул.

Друзья вернулись к своим напиткам. Потом Сергей спросил:

— Кирюха, тебе Евгения Алексеевна в школе тоже нравилась?

— Ага, с седьмого класса,  — охотно ответил тот.  — Она будто из другого мира была. Девчонки тоже нравились, конечно, но по-другому: они глупыми какими-то казались. Шепчутся все-время, хихикают. Материны подруги — все продавщицы, толстые горластые бабищи. А Евгения Алексеевна всегда такая элегантная, стройная, в белой блузке с бантом, каблучками цок-цок-цок, как козочка... И ещё от нее духами вкусно пахло...

— А мне математичка нравилась, Юлия Николаевна,  — признался Сергей.  — Помнишь, такая брюнетка, фигуристая, хоть и маленькая. Я любил, когда она на доске писала, спиной к нам... Она юбки всегда такие облегающие носила...  — картинка из детства заставила Сергея улыбнуться.  — Слушай, а как у вас все это получилось-то?

— Как, как...  — усмехнулся Кирилл.  — Так и получилось... Я в школу захожу в год раза три-четыре — я же живу недалеко. Разговаривали. Она про жену мою знала, про сына. Ну, а я знал, что она с мужем развелась. Как-то Евгения Алексеевна говорит мне, что давно хочет методичку выпустить, о том, как литературу преподавать. Только денег у школы нет. Ну, я ей — типа, какие проблемы? Для любимой учительницы не жалко. Она обрадовалась, благодарить меня стала, будто я ей квартиру подарил, не меньше. Ну, а когда выпустили методичку, пошли в ресторан отметить. А там вино, музычка, танцы-шманцы, в общем слово-по-слову... Ну, и дело закончилось у нее дома.

— И... как оно?  — спросил Сергей.

— Нормально,  — пожал плечами Кирилл.  — Баба как баба. Бывали и получше. Но, если честно, в основном хуже.

— А тебе не противно?  — Сергей смотрел другу в лицо с напряженным любопытством.  — Ну, там морщины, кожа дряблая, седые волосы на лобке... Или тебя наоборот это возбуждает?

Кирилл поперхнулся виски.

— Да ты че? Я же не геронтофил какой-нибудь. Седая сука... Скажешь тоже... Тьфу, блин... Бреется она. Я бы, конечно, не возражал, если бы сиськи были поупруже и рожа посвежее, но в принципе, пока вполне терпимо, для пятидесятилетней-то. К тому же, я с ней раз-два в месяц, не чаще. Всё-таки женатый. Ну, и молодых девок полно. А так для разнообразия даже интересно...

•  •  •

Известие о том, что его 

приятель Кирилл Есаулов спит с их бывшей классной руководительницей и учителем литературы Евгенией Алексеевной, показалось Сергею одновременно невероятным и завораживающим. Так могла бы на него подействовать новость об открытии неизвестной высокоразвитой цивилизации или о появлении над городом летающих тарелок. Об этом хотелось думать, много и с удовольствием, строить догадки, рисовать в воображении картины и сцены. И чем больше он о ней думал, тем меньше эта связь казалась ему невероятной, продолжая как прежде завораживать.

В конце концов, Евгения Алексеевна, хоть и не первой свежести, но все же симпатичная, как принято говорить, интересная женщина. А Кирилл — богатый и веселый молодой мужик, у которого в любой момент времени была куча баб всех мастей, размеров и возрастов. Ни одной из них, включая жену, Кирилл особо не дорожил, но никого и не обижал, и всех их, опять же включая жену, такое не эксклюзивное, но приятное положение вполне устраивало. Одной больше, только и всего...

Потом — с некоторым удивлением, будто о ком-то постороннем — Сергей вспомнил, что и в его жизни была пара женщин на много лет старше, чем он сам.

Первый эпизод случился довольно давно, когда Сергей ещё учился на втором курсе института. На свадьбе приятеля его посадили напротив тетки невесты, очень полной, с гладким от подкожного жира лицом и темно-бордовыми волосами, уложенными в сложную высокую прическу. Сергей сразу же про себя назвал её «Каштанкой». Весь вечер Каштанка бросала на Сергея томные взгляды, впрочем, не только на него одного. Поздно вечером после окончания веселья тетка подошла к нему, сунула в руку скомканный листок с адресом, дохнула всем ассортиментом подававшихся на свадьбе напитков и шепнула: «Буду ждать. Придешь? » и лизнула ему ухо. Сергей, который сам был сильно нетрезв, кивнул. Черта лица Каштанки давно забылись. Но, закрыв глаза, Сергей мог легко вызвать в памяти два огромных соска, круглых и темных, которые прыгали перед его лицом в такт движениям оседлавшей его Каштанки. Соски были похожи на мишени, и Сергей пытался поймать их ртом и укусить. Когда ему это удавалось, тетка визжала. Ещё одним воспоминанием была складка жира на животе Каштанки, такая толстая, что она не помещалась Сергею в ладонь. В принципе, это было не противно. Скорее, забавно.

Второй эпизод был куда более продолжительным и назывался Ольгой. Сергей познакомился с ней по интернету. Увидев на первом свидании вместо двадцатишестилетней девушки, с которой он вел вялую переписку, мадам лет сорока с лишним, Сергей хотел тут же отлучиться в туалет и сбежать. В последствии он был рад, что этого не сделал. У Ольги было пористое, не очень красивое лицо и маленькая грудь. Однако она всегда стильно одевалась, имела хорошие манеры и совершенной формы задницу. Она любила и умела готовить и трахаться. А самое главное, Ольга, в отличие от ровесниц Сергея, не принимала, как должное, что он будет её все время развлекать. Сергея это напрягало. Ему была одинаково 

непонятны как сама эта потребность, так и то, насколько легко она могла быть удовлетворена самыми никчемными и пошлыми мужчинами. Бабник, думал Сергей, разливается по множеству женщин как масло по воде — на глубину микрона, и женщины счастливы в этом микроне утонуть. А в загадочные глубины души Сергея они прыгать не спешили.

С Ольгой все было по другому. С ней не надо было вымучивать шутки и ежеминутно ржать. Её не надо было водить в клубы, забитые какими-то спесивыми людьми и притворяться среди этих людей своим. С Ольгой было легко. Через пару месяцев Сергея уже не пугали признаки увядания, едва не повергшие его в бегство в самом начале. Он не то чтобы перестал их замечать, скорее, он принял их как что-то неизбежное — как рост, или цвет глаз. И все же, Сергей старался не показываться с Ольгой на людях, и никто из его приятелей о её существовании не знал.

У Ольги был сын-подросток и муж. В отношениях с мужем было что-то не так, Сергей не слишком интересовался, что именно. Ольга приезжала к Сергею по выходным на вишневой «Хонде». Каждый раз она привозила подарки — футболки, рубашки, полотенца, постельное белье, банные халаты, посуду и бытовые приборы. Едва ли не половина всех вещей в съемной квартире Сергея были подарены Ольгой.

По вечерам они смотрели фильмы, лежа на одеяле, расстеленном прямо на полу, пили вино и ели фрукты. Когда в голове делалось совсем легко, Сергей наполнял влагалище Ольги ягодами — клубникой, голубикой или малиной. Потом доставал по одной и ел. Случалось, что он трахал Ольгу, давя ягоды, а потом пил из нее сок, как из чаши. Ещё иногда он разворачивал на полу лист ватмана, вставлял в Ольгу сзади фломастер, и просил её присесть и нарисовать — солнце, человечка, пароходик или дом, или написать его имя. Эти рисунки до сих пора лежали стопкой в книжном шкафу.

Однажды Ольга пришла заплаканная и сказала, что больше не может жить с мужем и должна развестись. Сергей молча слушал. Ольга, рыдая, добавила, что не знает, что теперь ей делать и где ей жить. Ещё ей были нужны деньги на адвоката. Сергей попросил её успокоиться и сказал, что все будет хорошо. Потом он забрался под длинную юбку и, сидя на полу, исследовал снизу её всю губами и языком, стараясь не оставить без внимания ни один миллиметр, в то время как Ольга продолжала стоять, вытирая слезы. Потом было ещё много чего. Когда Ольга ушла в ванную, Сергей вытащил из её сумочки ключи от своей квартиры, которые дал ей несколько месяцев назад. Впоследствии на звонки и электронные сообщения Ольги Сергей не отвечал. Через полтора месяца Ольга перестала звонить и писать.

•  •  •

— Серега, ты? Какими судьбами?  — Кирилл был слегка удивлен. Одноклассники не часто навещали его на работе.  — Ну, проходи в кабинет. Анжела, принеси-ка нам кофе,  — бросил Кирилл на ходу красивой длинноволосой девушке, которая тут же,  

мило и как-то кротко улыбнувшись поспешила на кухню.

— Да я только на минутку, просто проезжал мимо...

Сергей говорил неправду. В офис к Кириллу он приехал специально с другого конца города. Уже несколько недель Сергею не давала покоя непривычное чувство. Всю свою жизнь он старался не лезть в дела других и очень не охотно рассказывал о своих. Подробности чужой жизни его не интересовали.

Роман Кирилла с их бывшей классной руководительницей все изменил. Мысли об этом романе всплывала в его голове несколько раз в день — на работе, за обедом и даже на нечастых свиданиях с девушками. В самый неподходящий момент он вдруг совершенно отчетливо представлял, как ширококостный, грубоватый Есаулов трахает эту элегантно увядающую женщину, с которой были связаны столько воспоминаний детства. Вскоре Сергей почувствовал, что одного воображения мало. Ему нужны были факты и подробности. Из первых рук.

— Что-то, Кирюха, дано мы не виделись Может, пойдем пива выпьем вечерком?  — предложил Сергей.

Есаулов замотал головой.

— Не, брат, не могу... Я того, в завязке... Врачи запрещают...

Сергей удивился: Кирилл был очень не дурак выпить, но при этом никогда не мучился похмельем, в запои не уходил и вообще был здоров как буйвол.

— А что такое?  — Сергей придал лицу озабоченное выражение.  — Ты заболел?

В кабинет вошла красивая секретарша. Она поставила кофе и печенье перед начальником и его гостем, улыбнулась, подождала несколько секунд и, не получив новых распоряжений, вышла, ставя голые от середины бедра ноги по ниточке, след в след. Кирилл даже не взглянул на красавицу, что ещё больше озадачило Сергея.

Есаулов встал, подошел к двери и убедился, что она закрыта.

— Понимаешь, Серега, какое дело,  — сказал он, снова садясь в кресло,  — В общем, хуйня случилась. Только ты того, не разболтай... Короче, ездили мы тут пару месяцев назад в командировку на Урал. Ну, и пофестивалили немного, само собой... У меня последняя время фишка появилась, когда выпью — трахаться без гандона... Экстримал, блин... Короче, через какое-то время на залупе хрень выскочила, типа рубец, потом сыпь по телу пошла... Ну, я к врачу. Сделали анализы, говорят — сифилис...

Сергей с трудом сдержал желание отодвинуться от собеседника как можно дальше.

— Да ты что...

— Да пиздец,  — согласился Кирилл.  — Ну, в общем забашлял я докторам, лечат амбулаторно. Таблетки дали, на уколы хожу... И пить запретили категорически...

Сергей некоторое время искал походящие моменту слова:

— Все нормально будет, Кирюха, вылечат... Сейчас вон и СПИД, говорят, лечат.

Сергей вполне искренне сочувствовал товарищу. Однако новость о болезни Кирилла, ещё больше разожгла странное любопытство, съедавшее его последние несколько недель.

— А ты Евгении Алексеевне сказал?

Есаулов почесал бычью шею.

— Сказал. Как только узнал диагноз, сразу и сказал. Типа, сходите проверьтесь. Она сначала не поверила, а потом...

— Что потом?  — любопытство стало невыносимым. Сергей должен, обязан был знать, что было потом.

— Потом у нее истерика случилась. Оно и понятно — интеллигентная женщина, про Пушкина с Достоевским детям рассказывает, сама педагогические книжки пишет, и тут здрасьте-пожалуйста — 

сифак... Ну, дал я ей денег, сходила, сдала анализы... Вроде, пронесло...

Сергей ощутил легкое разочарование, причину которого он не мог себе объяснить.

— И что? Ты видишься с ней?

— Неа, она просила больше не звонить...

•  •  •

Через три недели Сергей купил букет цветов, надел свой лучший итальянский костюм и пошел в школу. Согласно расписания уроков, которое он посмотрел накануне, у Евгении Алексеевны должно было быть окно.

Евгения Алексеевна не растолстела и не высохла. Черты её лица не расплылись и не стали острее. Та же удивительно прямая осанка и при этом плавные движения — не как у балерины, а как у королевы. В общем, за исключением некоторых новаций в прическе и пары морщин на шее, Евгения Алексеевна изменилась мало. Если смотреть с некоторого расстояния.

Она узнала Сергея. Они поговорили о школе, об учителях, о новом директоре, и немного о самом Сергее. Евгения Алексеевна спросила, видится ли он с кем-то из одноклассников. Сергей ответил, что часто встречается с Кириллом Есауловым. При упоминании этого имени, лицо Евгении Алексеевны чуть заметно дернулось, будто её укололи булавкой.

Впрочем, через долю секунды она снова улыбалась, приветливо и отстраненно одновременно. Эта улыбка была хорошо знакома Сергею. Он часто видел её на лицах девушек во время свиданий. Сергей чувствовал, что уже в первые секунды после встречи девушки решали для себя: это свидание будет последним, но чтобы не обижать симпатичного молодого человека, заставляли себя провести час-другой в его компании, потягивая коктейль и разговаривая ни о чем. И вот теперь его бывшая классная руководительница, пятидесятилетняя женщина, практически старуха, улыбалась так же вежливо и холодно.

Через пару минут Сергей снова упомянул Кирилла. И снова на лице Евгении Алексеевны проступила та же гримаса. На этот раз она продержалась дольше, и Сергей успел разглядеть целую гамму эмоций: стыд, страх и, что особенно порадовало Сергея, мольбу. Женщина просила: «Пожалуйста, не надо. Пожалей меня». Сергей стал упоминать Кирилла все чаще, назвал его своим самым близким другом, а потом просто начал рассказывать все, что знал о Есаулове: о его бизнесе, увлечениях, жене, ребенке. Евгения Алексеевна все ещё время от времени пыталась вернуть бесившую Сергея улыбку, но получалось у нее уже плохо. Губы дрожали, взгляд затравленно перепрыгивал с одного предмета обстановки на другой, избегая собеседника. Сергей чувствовал, что она изо всех сил ищет предлог чтобы убежать, но поскольку разговор происходил в учительской за её собственным столом, убегать было некуда. В конце концов, зрелище наскучило Сергею, и он, сменив тему, заговорил о литературе, которую Евгения Алексеевна знала и любила. Учительница отвечала рассеянно и невпопад. Продолжать разговор стало неинтересно. Прощаясь с Евгенией Алексеевной, Сергей сказал:

— Я слышал, что вы выпускаете методические пособия. Если нужны будут средства, вы обращайтесь, пожалуйста. Я тоже буду рад помочь.  — Сергей сделал ударение на слове тоже, заглянул Евгении Алексеевне в лицо ещё раз, любуясь его непривычным, жалким выражением, и улыбнулся.

•  •  •

Через несколько месяцев в теплый 

вечер начала августа, возвращаясь с работы пешком, Сергей увидел, как из магазина выходит невысокая, хорошо сложенная женщина. В руках она несла сумку с покупками, довольно большую. «Надо же, как похожа! » — успел подумать Сергей. Дальше он действовал не думая, повинуясь инстинкту. Сергей последовал за женщиной, постепенно прибавляя шаг. Около минуты он шел почти вровень с ней, отстав лишь на полшага.

— Юлия Николаевна, здравствуйте!  — окликнул он женщину.

Женщина остановилась и посмотрела на молодого человека. Она пыталась что-то вспомнить и не могла.

— Сережа Дементьев,  — подсказал Сергей и назвал год выпуска.  — Вы у нас алгебру и геометрию преподавали. Очень, очень рад вас видеть. Разрешите, я вам помогу?

Сергей взял из рук Юлии Николаевны сумку и пошел рядом. Заметив некоторую растерянность на лице спутницы и чувствуя, что между ними вот-вот повиснет неловкое молчание, Сергей начал быстро говорить:

— А я вас сразу узнал. Вы совсем не изменились,  — это была почти правда.  — Вы знаете, Юлия Николаевна, вы так увлекли меня своим предметом, что из-за вас я поступил на прикладную математику,  — это была абсолютная ложь, но Сергей не чувствовал стыда. В студенческие годы ему доводилось общаться с учащимися этого факультета, и кое-какие термины он понаслышке знал.  — Самое тяжелое — это начерталка. Очень многих отчислили. Но вам, Юлия Николаевна, удалось развить у нас пространственное мышление, и я мог легко представить все эти взаимные пересечения сложных фигур...

Юлия Николаевна, наконец, вроде бы вспомнила бывшего ученика. Она слегка улыбалась и иногда вставляла «Неужели? » и «Как интересно».

— Вы не поверите,  — Сергея несла волна вдохновения.  — Моей любимой книгой в школе был учебник геометрии. Там ещё были три автора с интересными фамилиями — Клопский, Скопец и...

— Ягодовский,  — подхватила Юлия Николаевна и захихикала, совсем как девочка.  — Действительно, смешные фамилии...  — Ну, вот мы и пришли.  — Она показала на дверь подъезда большого двенадцатиэтажного дома.

— Ну, что вы,  — улыбнулся Сергей,  — позвольте уж проводить любимую учительницу до двери.

Не дожидаясь её согласия, Сергей шагнул к подъезду. «Одно дело расстаться на улице»,  — мелькнуло в голове Сергея, пока они поднимались в тесном, как пенал, лифте на восьмой этаж.  — «Совсем другое — внутри дома, у входа в квартиру. Не пригласить благодарного ученика на чашку чая будет просто грубо».

И действительно, Юлия Николаевна улыбнулась и сказала:

— Спасибо вам большое. Давайте я вас напою чаем?

Сергей взглянул на свои дорогие швейцарские часы и, изобразив секундное колебание, ответил:

— А давайте, у меня есть немного времени.

Квартира у Юлии Николаевны оказалась небольшая — две комнаты и кухня. Вместо темного дерева, книжных шкафов, набитых фолиантами, Сергей увидел советских времен сервант с хрустальными корзинками и вазочками на полках, а вместо портретов гениев прошлого в париках и пенсне — фотографии самой хозяйки, её мужа и сына. Пока хозяйка ставила чай, Сергей навел справки и узнал, что супруг ожидается через пару часов, а сын-студент снимает отдельную квартиру.

Сергей сидел на розовом плюшевом диване и рассматривал книгу «Галерея Уффици» с репродукциями картин, лежавшую на 

журнальном столике. «Купила во время поездки во Флоренцию. Наверняка, самое сильное впечатление последних... » — Сергей посмотрел год издания — «... пяти лет. Ну, вот, будет о чем поговорить».

Юлия Николаевна подала чай в сине-белых чашках, изображавших сцены из китайской жизни, на расписанном под хохлому подносе. К чаю прилагались сушки и два вида варенья в резеточках — крыжовниковое и смородиновое.

— Мммм, как вкусно!  — Сергей закатил глаза.  — Сами варили?

— Конечно,  — улыбнулась Юлия Николаевна.  — С дачи.

Сергей представил Юлию Николаевну, стоящую между грядок кверху задом в старых трико, и ему стало весело.

Минут десять учительница и ученик разговаривали о дачных делах, потом немного о Флоренции. Когда оба выразили свои восторги по поводу замечательного купола Брунеллески, одновременно иссякли заварка в чайнике и темы для беседы. Мозг Сергея искал, чем заполнить тишину, и не находил. Молчание длилось минуты две. Наконец хозяйка сказала:

— Спасибо Сергей, что зашли,  — она упорно называла его на «вы» — Мне было очень приятно с вами побеседовать. Вас, наверно, дома заждались?

— Да, да,  — поспешил согласиться Сергей.  — Мне пора. Спасибо за чай.

Оба встали. Сергей заметил, что шерстяная юбка приклеилась сзади к телу Юлии Николаевны, и в ту же секунды его оглушили удары собственного пульса. Сквозь грохот сердца он едва услышал слова хозяйки:

— Я вас провожу до двери,  — она повернулась лицом к прихожей.

В следующую секунду Сергей обхватил Юлия Николаевну сзади и прижался животом к теплым ягодицам. Он наклонился к её затылку, так близко, что выбившиеся из прически волосы щекотали нос.

— Юлия Николаевна... Юля...  — шептал Сергей. Он понимал, что сейчас обязательно надо что-то говорить, иначе хозяйка начнет кричать, звать на помощь и царапаться. Но слова страсти встали в горле Сергея комом, от которого трудно было дышать.  — Юлия Николавевна.,... вы знаете, что... что... множество точек плоскости, расстояние от каждой из которых до данной точки не больше данного положительного расстояния, называется кругом?

Определение из учебника Клопского, когда-то поразившее двенадцатилетнего мальчика своей абсолютной непонятностью, всплыло из глубины памяти. Ком в горле исчез, дышать стало легче.

Сергей чувствовал, что Юлия Николаевна растеряна и сбита с толку — за почти пятьдесят лет жизни её никто не пытался соблазнить при помощи математической терминологии. Её тело, ещё секунду назад ставшее каменным от неожиданности и ужаса, обмякло. Сергей, будто во сне, сунул руку под юбку, между полных горячих бедер и продел руку под низ трусов. Его пальцы запутались в жестких волосах. «Она не бреется! » — мелькнула в голове Сергея радостная мысль. Он сильно дернул вниз. Молодой человек слышал, как затрещала ткань и с удивившей его ясностью представил, как его рука вытягивает из складок кожи корни кудрявых, с редкой проседью волос.

Юлия Николаевна сдавленно, будто издалека, вскрикнула, и Сергей тут же зашептал, насколько мог нежно, иногда касаясь её уха языком:

— Медианы треугольника пересекаются в одной точке и делятся этой точкой пополам...

Он надавил ей на плечи, и Юлия Николаевна опустилась на колени. Он надавил снова, одной рукой прижимая 

хозяйку грудью к дивану, а другой стал расстегивать ремень на брюках.

Изо рта женщины вырвался вздох, хриплый и натужный. Сергей втолкнул левое запястье между её зубов и услышал их жалобный скрежет по стеклу циферблата.

— Предел отношения приращения функции к приращению аргумента при стремлении приращения аргумента к нулю называется производной...

Кожа на ягодицах Юлии Николаевны была белой, как мука, с редкими темными волосками ближе к середине и фиолетовыми прожилками по бокам. На правой Сергей увидел шесть родинок. Когда, двигаясь внутри учительницы, он мысленно соединил их, получилось созвездие Большой медведицы. Через некоторое время Юлия Николаевна стала дышать более часто и шумно, а потом Сергей услышал негромкий стон, в котором, как ему показалось, не было жалобы. Сергей сделал ещё несколько толчков и на последнем прижался к гладкой прохладной белизне и замер.

Выпуская вторгшегося в нее мужчину, Юлии Николаевны издала непроизвольный фыркающий звук. Этот звук, смешной и почти неприличный, растрогал Сергея, и он, заправляя рубашку в брюки, наклонился и поцеловал хозяйку в центр созвездия Большой медведицы.

Юлия Николаевна села на пол и повернула к гостю растерянное лицо. Её губы дергались. Возле глаз проступили небольшие сеточки морщин. Откуда-то из глубины, ещё далекой, но мощной волной, к глазам поднимались слезы.

— Сережа... Что же это такое?  — шептала она, гладя себя по животу и бедрам, словно проверяя, все ли на месте.

— Все хорошо,  — успокоил её Сергей.  — Все просто замечательно.

Подумав немного, он добавил:

— Вы знаете, я на самом деле не на прикладной математике учился, а на юридическом. У меня много знакомых в прокуратуре... Юлия Николаевна, вы бы в ванную сходили. Ну, и проветрили бы комнату немного. Запах очень уж характерный...

Сергей достал из внутреннего кармана пиджака три стодолларовые бумажки, которые всегда — на всякий случай — носил с собой и положил их сверху книги про галерею Уффици.

Молодой человек взглянул на свои дорогие часы. На стекле появилась глубокая царапина, которая его совсем не огорчила.

— Ну, мне пора. Огромное вас спасибо, Юлия Николаевна. До свидания.

Перед тем, как уйти, Сергей, в последней раз приветливо улыбнувшись хозяйке, которая все ещё сидела на полу, убрал поднос с посудой и остатками десерта на кухню и вымыл за собой чашку.

•  •  •

Вечер выпускника в школе проводился каждый год в последнюю пятницу ноября. Сергей был только на самом первом после окончания — десять лет назад. В этом году накануне вечера он позвонил Кириллу Есаулову и предложил пойти на встречу со школьными друзьями и преподавателями вместе. Есаулов, не дав товарищу договорить, отказался и бросил трубку.

Из их класса пришло человек двенадцать. Большинство девочек располнели, кто больше, кто меньше, в их ещё молодых лицах угадывались краснорожие, вульгарные, вечно всем недовольные тетки, которыми им суждено было стать года через три-четыре. Один мальчик сильно облысел, ещё двое-трое отрастили животы, выпиравшие из-под пиджаков, словно там были надеты спасательные круги.

Сначала была общая торжественная часть. Скучные приветственные речи произнес новый директор, которого Сергей не помнил,  

и завуч Альбина Григорьевна.

Учителя сидели возле сцены. Сергей заметил, что педагогический коллектив за прошедшие годы сильно изменился: появилось много совсем молодых. Юлия Николаевна была самая нарядная и красивая. Когда она оглянулась, Сергей, привстал, чтобы она его увидела, и помахал ей рукой.

Потом разошлись по выпускам в разные кабинеты. Сергей очень хотел поговорить с Евгенией Алексеевной, рассказать ей новости про Кирилла Есаулова и предложить помощь с изданием нового методического пособия. Но бывшая классная руководительница всякий раз ускользала из под самого его носа и тут же начинала оживленно беседовать с кем-то другим.

Через полчаса Сергея утомила эта игра, и он вышел из класса. Он ходил по пустым коридорам, слушая звуки собственных шагов. Изредка заглядывал в кабинеты. «Как жаль, что с более ранних выпусков — тех, что закончили лет двадцать пять — тридцать назад — так мало пришло, да и те почти одни мужики».

Он собрался было возвращаться домой, как вдруг дверь, возле которой он проходил, отворилась, и в коридор вышла очень полная женщина. На ней было фиолетовое пальто с лисьим воротником и вязанный берет, точно такой же, как тот, что она носила десять лет назад. Бело-желтого цвета чулки сбились в складки на коленях. Напудренные щеки обвисли, как у собаки какой-то охотничьей породы. В накрашенный яркой помадой рот фьордами врезались морщины.

— Ай, вы меня напугали!  — вскрикнула старушка.

— Альбина Григорьевна, ещё раз добрый вечер,  — сказал Сергей. Он смотрел на неожиданно появившуюся пожилую женщину и не мог отвести глаз.  — Вы очень хорошо и трогательно сказали сегодня, что школа — это наш причал в жизни. Причал... это очень свежий и верный образ.

Голос Сергея звенел от волнения.

— Правда?  — Альбина Григорьевна показала золотые зубы.  — Вы действительно так думаете?

— Конечно!  — ответил Сергей и вдруг заговорил горячо,  — Мы всем обязаны школе и учителям. Они дали нам знания, заложили принципы, сформировали вкусы. Вот например вы, Альбина Григорьевна, вы всегда были такая красивая...

— Я?  — переспросила завуч, словно боясь, что ослышалась.

— Ну, конечно.  — Сергей чувствовал необыкновенную легкость. В его голове теснились темы для разговоров, комплименты, шутки.  — Да вы и сейчас такая же! Давайте я вас провожу?

Они вышли из школы. Ветра не было. В бледных кругах, вырезанных фонарями в бархате ночи, танцевали снежинки. Воздух показался Сергею свежим и немного сладким.

— Разрешите?

Сергей взял Альбину Григорьевну под руку. Она посмотрела на него снизу вверх и улыбнулась немного смущенно. Молодой человек наклонился к своей спутнице, заглянул ей в глаза и произнес:

— Альбина Григорьевна, я от вас без ума!

Он говорил правду.