Кумовья в одной постели. Тематика: Мать и сын в постели

Были мы как-то в гостях у одного не очень близкого, но и не слишком далёкого родственника. Кумовья, короче, а это, как ни крути, тоже родня. Всё как обычно. Выпивка, закуска и разговоры за столом. Сидели, сидели, а тут вдруг оказывается, что пить-то и нечего. Хоть выжимай пустые бутылки, чтобы хоть капельку выдавить. Тоска, бля. И магазины уже закрыты. И перед нами встал вопрос: Что делать? Жена у меня хоть и ни разу не Чернышевский, враз нашла ответ.

— Вов, у нас же самогонка есть.

Ест-то она есть, только она там, а мы здесь. И от там до здесь переться почитай через весь посёлок. А на улице ни фига не май, а вовсе конец сентября. Ветер остатки листьев с деревьев рвёт, лужи лохматит. А с серого неба сыплет что-то очень мокрое и холодное. Бррр! В такую погоду хозяин из дома собаку не выгоняет, а мне жена предлагает трусцой сбегать туда и обратно. Почесал заднюю часть головы. Русские всегда затылок чешут, прежде чем принять какое-то важное решение. Нет, ничего путного в голову не приходит. А идти надо. А надо ли идти? Вот в чём вопрос. А компания возбудилась, уже ощущают вкус самогонки во рту, слюни пускают. Все попытки отговориться ни к чему не привели. Решение одно: Одевайся и иди. Мы в тебя верим и всем сердцем с тобой. Ну, я тогда и говорю

— А не боитесь, что я промокну, приду домой и для сугрева писят капель приму. А потом мне захорошеет, я в окошко гляну на всю эту осеннюю мерзость и рукой махну: А пошло оно всё вслед за Ваней Сусаниным? А вы тут будете сидеть и слюни глотать.

Тут в затылках зачесали остальные. Вполне возможно, что оно так и случится. И встал очередной вопрос: А кого послать напарником? Если мою Любу, то никто не гарантирует, что мы оба плюнем на всё и останемся дома. Серёга не вполне годится для забега на длинные дистанции. Водка ноги спутала, так что не могёт он. Осталась Танька, кума. Поохала, поахала, но пошла одеваться.

Считается, что для сборов женщине достаточно пять минут. В её понимании. Для остальных это от часа до полутора — двух. Танька перекрыла все рекорды. Через пять минут, а может и раньше, была полностью готова. И колготки успела натянуть, и курточку, и в сапоги влезла. Ножкой топнула

— Я готова. Пошли, что ли. Чего титьки мять.

Выпроводив за двери засланцев, Люба с Сергеем решили немного прибрать со стола да сгоношить закуску. Засланцам путь дальний, так что всё успеет свариться, зажариться. Серёга достал продукты, Люба принялась готовить. Стоит у стола, что-то режет, на сковороду бросает. А Серёга вокруг вьётся. То одним боком потрётся об куму, то вторым. А то и руки распустит. То за жопку ущипнёт, то, вроде бы нечаянно, титьки потискает. Люба охальнику по рукам шлёпает, сама задом крутит. Оба 

ведь выпили, а водка, как ни крути, ослабляет тормоза до полного их отказа. Сергей, видя, что Люба не особо сопротивляется, даже немного поощряет его поползновения, осмелел, под подол полез. Любка возмутилась

— Кум, офигел? Ты ещё мне в трусы залезь.

Сергей принял эти слова за призыв к действию и сунул руку в трусы куме, нащупал подбритую лохмашку. Пирожок сочился начинкой. Даже меж пальцев потекло. Люба вначале ляжки сжала, потом, поддаваясь настойчивости кума, ноги слегка расставила. Лишь попросила стянуть до конца трусы, а то будто путы у лошади, ноги раздвинуть не дают. Серёга титьки мнёт, письку тискает, а Люба подначивает

— Щупай, щупай. Сейчас вот наши как вернутся, а мы тут с тобой в таком виде.

Серёга переспросил:

— А в каком таком мы виде? В нормальном.

— Ну да, в нормальном. Ты мне трусы зачем снял? Сам-то вон в одежде, а я тут как дура с голой жопой стою. Сам-то не раздеваешься, ссышь, что наши вернутся.

Серёга расхрабрился.

— Да когда они вернутся? Им туда минут тридцать, да назад столько же. Да там. Успеем.

Сам рубаху скинул, штаны снял и с Любы одежду стягивает. Та вроде как сопротивляется, а в натуре помогает. А Серёга её обнял, титьки тискает, жопу мнёт, пизду мацает.

Потом рукой за свой хер схватился и давай им между ягодиц тыкать, в пизду попасть старается. Да в таком положении не всегда получается засупонить. Это если баба сиповка какая-нибудь, у которой пизда возле жопы. Мучился, мучился, начал Любу в спину подталкивать, чтобы она наклонилась, раком встала да жопу выпятила. А уж он-то охулки не даст, мигом засадит по самые помидоры. Любка поманежила малость мужика, но потом всё же наклонилась. Самой-то, чай, тоже хочется, потекла уже.

Серёга пьяненький, стоит, но херово. Тычет, а вставить не получается. Люба тогда сама рукой за хуй взялась и заправила его куда надо. И задвигались в такт, получая каждый своё. То, чего и хотели.

Мы с Танькой не успели отойти от дома, сзади машина сигналит. Кто это там такой наглый, мешает двум слегка пьяным личностям по дороге идти. В нашем посёлке с тротуарами напряжёнка, вот все по дороге и ходят. Местные водители привыкли, что люди не шибко разбегутся освобождать дорогу и ездят с учётом того, что могут и матом послать, а в лучшем случае заявят? Не трамвай, объедешь. А этот гад ползучий всё сигналит и сигналит. Повернулся, в грудь воздуха набрал, чтобы выпустить его, сопровождая матом, да осёкся. В открытое окно морда высунулась и щерится на все тридцать два зуба. Санька, корешок мой лепший.

— Вован, привет! О, Танюха!  — Разглядел, узнал. Так в посёлке все друг друга знают.  — Куда лыжи навострили по такой погоде? Садитесь, подвезу.

Нас упрашивать не надо, вмиг в машине оказались. Танюха назад села, я рядом с водителем. Заговорили. Пояснил Сане, что едем к нам домой, потому как усидели с кумовьями всё до последней капли,  

а дома две банки самогонки стоит. Вот за одной и идём. Теперь уже едем. Саня помолчал, помороковал, спрашивает

— Вов, не поделишься самую малость? Мне бы с литровочку. Сваты должны прийти, угощу. У тебя самогонка знатная. Я же не так, я в долг.

— Саня, какие проблемы. Сейчас доедем, поделюсь. Банку нам, банку тебе. Хватит?.

— Да ты что? За глаза. Упиться можно. Вов, ты это, не гоношись. Я вас высажу, сам на минуточек тридцать отъеду по делам. А вернусь, так посигналю. Тогда и баночку заберу. Так пойдёт?

Танька зубам, руками и ногами ухватилась за это предложение. То ли пёхом по мороси топать, то ли в тепле и сухости доехать. Тут, как говорится, при всём богатстве выбора, другой альтернативы нет.

Добежали до дома, я замок отпёр. Дома тепло и сухо. Танка с порога заявила, что если вот прямо сейчас ей не дадут кофе, она помрёт прямо вот тут, на этом диване. Посоветовал ей заняться этим делом самой, а мне в подполье надо занырнуть, баночки достать. А дело это суеты не терпит. Стеклотара вещь хрупкая, а содержимое этих банок слишком ценное. Упаси господи разбить. Это же сразу "инфаркт микарда" с большой палец правой руки дяди Мити. Показал Таньке на шкаф, чайник поди додумается включить. Сам в подполье полез. Кто ж знал, кто подумать мог, что Танька не первую с краю баночку возьмёт, на которой так и написано "Нескафе", а полезет дальше. А дальше у нас заветная баночка стоит с содержимым не совсем относящимся к какому-нибудь сорту кофе. Нет, кофе там тоже присутствует, но главное — это добавка к тому напитку. Знаете, бывает такой момент, когда надо, а никак. И у меня никак, и у жены никак. Вот запаришь чашечку того напитка и все проблемы решены. И у меня стоит, и у жены зуд нетерпимый. Короче говоря, когда я вылез из подпола, Танька сунула мне в руку чашку с дымящимся ароматным напитком и мы попили кофе под сигарету.

Вообще не понимаю поборников здорового образа жизни, всех тех, кто не пьёт и не курит. Они что, два века жить собрались? Мессир Воланд о таких говорил, что "что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих. Правда, возможны исключения. Среди лиц, садившихся со мною за пиршественный стол, попадались иногда удивительные подлецы". Я и выпить не дурак, и поговорить с приятным собеседником, и женщин люблю, грешен.

Да, кто же знал, что Танюха устроит такую подляну, сама не предполагая это. Ещё не докурили, когда я почувствовал активное шевеление в штанах, а внизу живота нарастало напряжение. И Танька по стулу жопой заёрзала. Как не крепился, как не старался успокоиться, не сдержался.

— Тань, я хочу, я очень тебя хочу. Если ты мне сейчас не дашь, то я... Я не знаю, что 

я сделаю. Я просто тебя изнасилую.

Танька в ответ:

— Вовка, если ты меня сейчас не выебешь, то я... Я не знаю, что я сделаю. Я тебя просто изнасилую. Я не блядь и никогда не изменяла мужу. Ну, почти никогда. Но сейчас хочу до зубовного скрежета. Вовка! Вовка! Снимай штаны! Скоро Сашка подъедет, а ты... Ааа, блядь, да я теку!

На счёт раз Танька сдёрнула с себя трусы, на счёт два завалилась на диван и задрала ноги, на счёт три я навалился на неё. Странно, но попал сразу, не прицеливаясь. А штаны приспустить успел, пока Таньча считала: Раз! Два! Три! Мы не занимались сексом. Не занимались не спеша, вдумчиво, расчётливо. Мы, словно два озверевших индивидуума, отдавались страсти, мы еблись. Дико, с криками и воплями, с рычание и визгом. Танька рвала ногтями на мне рубаху, драла обивку дивана. Я, как автомат, засаживал Таньке, стараясь сунуть дальше, глубже, причинить ей не то боль, не то наслаждение.

Уф! Едва успели кончить, как под окном засигналил Санёк. Я подтянул штаны, а Танька даже не стала трусы надевать. Точнее она про них просто забыла. Одёрнула юбку и всё. О какой-то гигиенической процедуре и речи не шло. Какое подмываться? Успела подтереться кухонным полотенцем и на этом видимость чистоты была соблюдена. Я и того не сделал, и сейчас в трусах было мокро и сопливо. Главное банки не забыли.

Вручил Саньку баночку, свою обнял, как любимую женщину, прижал к груди сел на заднее сиденье к Танюхе. В машине у Сашки работала печка и вскоре по салону поплыл аромат свежевыебанной женщины. Санька покрутил носом, но промолчал, не сказал ничего. Тактичный человек. Он просто по большому секрету жене расскажет, а та по такому же большому секрету со своими подругами поделится. Уже послезавтра весь посёлок будет знать, что к Сашке в машину сели Вовка с Танькой и от них несло пиздятиной. Нет, никто ничего утверждать не будет, но вот осадочек останется. И местные кумушки, глядя нам вслед, будут шептаться: Ты только подумай. А ведь оба семейные. Кто бы мог подумать.

Санёк довёз нас до дома, высадил, с ухмылкой пожелал хорошо провести вечер, газанул с пробуксовкой. Видать заспешил поделиться с женой новостью. И мы зашли в дом. Двери никто не запирал, потому и не стучались.

Зашли. Танька с порога:

— А вот и мы приш... лиии.

А как не подавиться словами, если на кухне двое кумовьёв ебутся. Раком. Полностью голые.

Что называется: Приплыли. Следующая остановка Пиздюлёво. И кто-то сейчас эти пиздюли будет получать. Нет, мы с Таньчей тоже только что еблись. Но мы не совсем еблись. Может быть это и похоже на еблю, но не совсем ебля. Это, так сказать, форс мажор, то есть вмешательство третьей непреодолимой силы. Танька смотрит то на меня, т на парочку, а те замерли и не шевелятся. По-моему они и дышать забыли. Не знаю, что у них сейчас 

в головах крутится, но у меня бы в такой ситуации мысли были бы совсем не самые радужные. Я тоже смотрю то на Таньку, то на жену с кумом. А в голове звон и пустота. А в пустоте этот звон отдаётся набатом. Надо что-то сказать, что-то сделать, а у меня полный ступор. Танька очухалась первой. Отобрала у меня банку и поставила её на разделочный стол, подальше от ебаришек. Мало ли что, начну руками размахивать, баночка-то выскользнет и будет ей полный пиздец. А Танька, как и любая женщина, существо хозяйственное, как тот хомяк всё в дом, всё в дом. Поставила баночку, повернулась к паре, руки на груди сложила. Это она, по всей видимости, чтобы ненароком кому в рожу не заехать. И встала так, чтобы оказаться между мной и этой парой.

— Та-ак,  — протянула зловеще,  — и кто мне объяснит, что здесь происходит?

Бля, если бы кто-то догадался проверить у Таньки наличие трусов, тоже задавался бы таким же вопросом. Серый язык то ли проглотил, то ли в жопу засунул. Хотя это навряд ли. Стоят, повернувшись к нам лицом. Причём Любка одной рукой титьки прикрывает, другой пизду. Интересно, что и от кого она прячет? Серый двумя руками яйца прикрыл. Ему кто-то целится по ним? А Танька, пылая праведным гневом, продолжает допрос

— Та-ак! Не успели мы за двери, как вы... Вы, кстати, кончить хоть успели? Нет? Ну, вам не повезло. Ну ничего, у вас будет шанс это исправить. Так, Люба, с тобой пусть твой муж разбирается. Ты, Серый, на меня смотри, сучонок! В глаза мне смотреть!

Ей не хватает лампы, направленной в лицо допрашиваемого. Было бы полное сходство с НКВДэшником. Набрала в грудь воздуха, шумно выдохнула, успокаиваясь. Страшен не крик, страшен вот такой вот спокойный голос на грани змеинного шипения.

— Если ты, козёл, решил, что я сейчас начну скандалить, то ты глубоко ошибаешься. Посуда не казённая, за свои куплена.

Я встрял в её монолог.

— Тань, если чо, я могу кладовщице дать команду списать пару сервизов. Так что не ограничивай себя в желаниях.

Не, мне просто интересно, как тарелки бьются о голову мужика. Танька посмотрела на меня, словно на дитё малое

— Вов, если ты подаришь мне сервиз, я, конечно, не откажусь. Я же не дура. Но свою посуду всё рано бить не буду. А ты чего ощерился, блядина?  — Это уже Сергею.  — Думаешь пронесло? Не спеши. Ты у меня ещё за это полной ложкой нахлебаешься. Вов, ты что делать будешь?

Это уже ко мне. А я что?

— Я, Тань, разводиться не буду. Перед взрослыми детьми стыдно будет. Как им объяснить? И морду бить не буду. Это же потом бабе в магазин не выйти, не говоря про работу. У меня дома хорошая офицерская портупея. Вот и приласкаю попочку жёнушки верной тем ремешком. Подумаешь, с недельку кушать будет стоя и спать на животе.

Представил, как моя Любушка-голубушка будет 

получать ремня, кк будет верещать, просить пощады.

Но я мужик жестокий, не поведусь на эти сопли, пока не разрисую жопу красивыми полосками. Мне это видение даже понравилось. Раньше же жён пороли, в том числе и вожжами. Сейчас вожжей нет, потому что и лошадей не стало в хозяйстве. А вот ремень есть, со службы остался. Помолчал и добавил

— Драть буду, пока не обоссытся.

Танька возбудилась:

— А что, это мысль. Вов, давай ты не будешь Любу драть. В смысле не будешь драть ремнём. Давай ты лучше меня драть будешь. Нет, не ремнём, хуем. Что?  — Это она Серёге. Тот стоит, рот открывает и закрывает, сказать что-то силится.  — Ты что-то против имеешь? Ты ебал куму, я всё понимаю: что за кума, которая под кумом не была. Правда еблись вы раком, но сути это не меняет. Вот и я тоже хочу стать настоящей кумой. Кто-то хочет возразить? Я вам обещала, что вы ещё успеете кончить. А вот сколько раз, то от вас зависит. Короче, мы идём в свою комнату, а вы в детскую. Там, правда, кровать узкая, односпалка. Ну да вам не спать, а в два этажа поместитесь. Серёж, я не шучу. С сегодняшнего дня я всегда буду давать Вовке, как только попросит. Если тебе будет давать Люба, я возражать не стану. Ну да это всё равно с Вовиного разрешения.

Я плечами пожал.

— Да пусть ебутся. Были кумовья, станем молочными братьями — сёстрами. Люба, ты будешь Серёге давать? Да что я спрашиваю, ты уже даёшь. Да, Любушка, не забывай, что ты моя жена и мне давать просто обязана. Тань, уточни, порка моей жены отменяется?

— Конечно. Было бы несправедливо пороть одну, а второго нет. А его нельзя.. Он же автобусник. Как он вахту повезёт? Стоя? Слышь, Серый, ноги мне целовать будешь. Вов, пошли. Я на это блядство насмотрелась, хочу, аж до зубовного скрежета.

Ну да, кусаю губы и молчу. А чего молчать, если я рядом и у меня тоже стоит. Только не совсем права Танька. Это не лицезрение ебли, это кофе с наполнителем. Она ещё пару-тройку дней будет страдать бешенством матки.

Танька встала на диван на колени. Благо трусы даже снимать не надо. Торопт.

— Вов, ну нахуй, потом разденешься. Вставляй уже.

Ну а меня и упрашивать не надо, стоит так, что кажется будто головка вот-вот лопнет. Танька мало сама намокла, так ещё предыдущие сопли остались и потому хуй в пизде ходил с чавканьем. Через некоторое время Танька не просто закричала, завопила

— Ааа! Маааа! Бляяя!

А мне кончить пока не грозит. Теперь стоять будет, как часовой у Мавзолея. Ну, тот, из рекламы: Дима, помаши маме ручкой!

Танька отдышалась.

— Бля, ни разу так не кончала. Думала с ума соскочу или сдохну. Вован, ты что со мной делаешь? Ты свою жену тоже так ебёшь? А чего она тогда на моего Серого запала? Он же у меня скорострел. Да и 

хуёк у него не в пример твоему: и тоньше и короче. Слушай, давай их простим. Нет, если ты хочешь как-то наказать свою жену, то я влезать не буду. Дело это семейное. Вов, но мы же тоже не святые. В принципе мы первые начали. А это нам прилетело в ответ. Ты как считаешь?

— Да ладно, пусть ебутся. Ни от неё, не от него не убудет. Может правда роднее станем.

Танька поцеловала мня.

— Спасибо, Вов. А то я себя сволочью чувствовала, блядью конченной. А давай их позовём и групповушку замутим. Ни разу не пробовала хором. Ты только обещай, что меня ебать не бросишь. В смысле, ебёшь свою жену, но и меня тоже. Я теперь не знаю, как с Серым жить буду. Мне после твоего кабачка его огурца будет не хватать. Ничего, прорвёмся. Ну что, зовём?

— А давай. Только давай разденемся и они пусть разденутся. Всё же голыми ебаться сподручнее.

— Ой, Вов, какой ты умный! Я прям прониклась глубиной твоей мудрости. Да кто же в одежде ебётся? Это мы так, страсть сгоняли, напряжение гасили.

— И помыться бы не помешало.

Танька отрицательно замотала головой:

— Нет, нет, нет! Пусть твоя жена тебе пососёт, вот и будет чисто.

— А ты?

— А мне Серый вылижет.

Танька крикнула:

— Эй, вы там, соседи! Вы как?

Из комнаты ответила Люба:

— Нормально. А вы как?

Танька потянулась со вкусом, со стоном:

— Наеблись и нам хорошо. А вы как? Люба, ты хоть кончила?

Через некоторое время Люба ответила со вздохом:

— У Серёжи не встаёт.

Эк, как подорвалась с кровати Танька. Только жопа голая сверкнула, как она рванула в детскую комнату. И через миг из комнаты раздался звук работающей циркулярки, переходящий в ультразвук.

— Ты, скотина, да как ты посмел меня перед кумой позорить? Да ты, сволочь, не только нас с Любой, ты всех женщин в нашем лице обидел!  — Ого! Уже "нас с Любой" Вот что значит женская солидарность.  — Что? Что ты там бурчишь? Мало ли, что не встаёт. Поставь! Мужик ты или тряпка? Не стоит, так у тебя язык есть! Куда ты? Сидеть! А ты, Любаша, ложись и ноги пошире. Я блядь дам, женщину неудовлетворённой оставить! Быстро языком работать начал. Сейчас, Люба, сейчас. Вова! Вова! Иди сюда! Твоя жена кончить не может. Ну где ты там, тормоз?

Залетел в комнату. Вопит же так, словно пожарка с сиреной на вызов едет. Притормозишь, так под горячую руку опиздюлишься. Тут женская солидарность рулит. Мдя, зрелище ещё то. Люба на спине лежит, ноги раздвинула, между её ног Серёгина голова. И Танька его голову придавливает, словно старается её в пизду Любкину затолкать. Сама титьки Любкины теребит. А та уже завелась. Сейчас прогреется и можно ехать. Выебать жену, что ли?

Нет, пусть вначале Серый её хорошенько вылижет. Не надо жене кайф обламывать. Вон как тащится. А мы с Танькой смотрим. Смотрим и завидуем. Танька потянула меня за руку.

— Не 

мешай, сами справятся. Вов, ложись на пол, а я сверху.

— Тоже куни хочешь?

— Ага. И минет сразу.

— А давай. Сам спускал, сам вылизывать буду.

Танька засмеялась

— И не побрезгуешь?

— Так мы теперь вроде как родня. Ну иди ко мне, родственница. Ух, какая у тебя пизда ароматная. Правда, не ёрничаю. И вкусная.

А потом нам стало не до разговоров. А вскоре к нам присоединились и Серый с Любой. Классно девки устроились. Пизду лижешь, носом в жопу тычешься. Правда и они сосут, стараются. Не знаю, как у Тани с Серым, а дома Любу ещё хрен допросишься отсосать. А ту аж причмокивает. Ну всё, милая, засветила таланты, теперь хуй изо рта вытаскивать не будешь.

Насосались, нализались, кончили. Не знаю как Люба, а Танька сглотнула всё полностью, отёрла губы тыльной стороной ладони.

— Бляяя! Накормил, Вован. Думала не проглочу. Люб, ты сглотнула?

— Угу.

— Серый, быстро поцеловал родственницу. И не корчи мне тут рожи. Вот молодец! Ну, что, не помер? Скажи, что было вкусно. Два раза молодец. А теперь я в туалет первая. Щас обоссусь.

И рванула вперёд всех. Сидя на унитазе и тужась, хихикала над нашими танцами с зажиманием Любой пизды, а нас хуёв. Сжалилась

— Мужики, можете вон в раковину поссать. Люб, а ты в ванну вставай. Всё равно подмываться.

Серёга, сучонок, в ванну к Любе залез, там поссал. А потом стоял и блажал, когда Люба ему конец мыла. Моет и приговаривает

— Моем, моем трубочиста чисто, чисто. Будет, будет трубочист чист, чист. Не могу же я позволить подруге грязный хуй сосать.

Танька скомандовала:

— Вова, быстро в ванну залез. Не могу же я позволить, чтобы моя кума, да что там кума, моя молочная сестра грязный хуй сосала.

Вышли из ванны. Танька снова командует:

— Давайте на кухню. Посидим, выпьем за новые отношения. Зря, что ли, мы с Вовой таранили ту банку. Берегли её пуще Кощеевых яиц.

Девчата накрыли на стол, отлили из банки в кувшинчик самогоночку, разлили по стопочкам. Танька речь толкнула

— Я предлагаю выпить за нас всех, за наши новые отношения. Не знаю, как Люба с Серым, а я теперь не смогу Вове не давать. Нет, ну раз уж так вышло, то чего прятаться по углам, делать вид, что ничего не было. Люб, тебе понравилось? Вот видишь. Ой, да вы сами подумайте. Вроде и с другим ебёшься, а всё на законных основаниях. Одни плюсы. Дала одному, потом легла под другого. А вообще думаю, нам надо почаще групповушки устраивать. Люб, ты в группен сексе участвовала? Нет? Я тоже. Мечтаю, чтобы меня в два хуя продрали. Один спереди, второй сзади. А потом один в пизду, а второй в жопу.

Люба в сомнении покачала головой:

— Больно, наверное, будет.

Танька отмахнулась:

— Так не каждый же раз. Попробовать, испытать. А то читаешь или по видюшнику смотришь, а как это в натуре и не знаешь. Чай не порвут совсем. А больно будет, так 

перестанут мужики. Перестанете же? Ну вот. Так что давайте выпьем, поедим и пойдём поебёмся. Потом поспим, а утром проснёмся, поебёмся и...

Люба перебила:

— И к нам пойдём. Надо и нашу кровать обкатать. Я тоже хочу с двух сторон, а потом в два хуя. Только, думаю, смазку надо взять. Вазелин всё равно сухой.

Танька засмеялась:

— А что, сестричка, братик тебе попку уже рвал? Сломал целку?

Люба вздохнула:

— Сломал, ирод.

— И как?

— Поначалу сильно больно было, а потом научилась расслабляться, так будто по маслу идёт.

Так за разговорами выпили малость. Для поднятия тонуса, не для пьянства. И в кровать пошли.

По началу ещё присутствовало какое-то стеснение, а потом, самогонка скорее всего тому виной, раскрепостились. Танька на меня верхом залезла, Серый Любке всандалил. Понеслась пизда по кочкам. Сейчас кончим дружно, поспим, а утром к нам. Ух, вот уж где оторвусь. Держись, Танина задница. На британский флаг порву.