Помню

Помню, что это было в июне 2019 года. Помню Крым и отпуск всей семьей. Как нам с дочкой нужно было поздним вечером на машине сьездить из Алушты в Малореченское.

Зачем? Это уже ушло из памяти. Улетело в безсознательное. Да это и не важно. Помню, как жена хотела вместе с нами, но потом передумала, сказала, что останется в арендуемом нами доме. И мы с дочкой поехали вдвоём.

Помню этот вечер, эти звёзды над нашей с дочкой головой, помню эту довольно таки одинокую дорогу, на которой лишь изредка появлялись одинокие машины.

Наша была в их числе. Эти молчаливые и одинокие Крымские поля. Этот теплый, ласкающий ветер.

Я смотрел на дорогу, и время от времени, бросал на дочку взгляды. Робкие взгляды. Преступные взгляды. Грязные и, по-своему, невиннные. Она смотрела на дорогу перед нами. На то, как я переключал дальний свет на ближний при приближающемся автомобиле, а потом вновь на дальний, когда дорога вновь становилась одинокой.

Её изучающие повороты головы не заставили долго ждать. Я помню, как заметил их своим боковым зрением. Я помню, как она изредка нервно теребила пальцами рук, лежащими на коленках. Я помню, как она смотрела в окно справа от себя, в пустоту, в тёплую Крымскую пустоту вечерних полей.

Я помню, как я не выдержал. Как слегка, совсем чуть-чуть, дрожали мои руки на рулевом колесе. Как я запарковался на обочине. Как какое-то время мы вместе молчали в густой темноте нашего салона. Как я выключил ближний свет, оставив только габаритные огни и аварийку, на всякий случай.

Помню, как я посмотрел в тусклом свете ночного салона на неё, а она на меня. Помню, как она сказала мне, понимая к чему всё идёт, что-то вроде:" Не надо. Мама что-то заподозрит. Мы приедем не такие, какие уезжали. Это будет видно. Давай лучше ехать дальше".

Помню, что что-то невнятное я пробурчал в ответ. Видимо что-то гнусное, раз сам не помню. Похоть, она туманит разум. Отключает рассудок.

Помню, как мы начали целоваться. Целуется она как богиня. Моя богиня. Обожаю её язык и губы. А уж как она сосёт мой язык — это не передать словами. Сначала, как бы стесняясь, а потом так, что от её сосания языка, мой член всегда приходит в неистовство.

Помню, как сказал, что люблю её. Помню, что она сказала, что я вру. И что я всегда лгал. Что я пользуюсь ею. Что я похотливый ублюдок, а она — просто не всилах мне отказать, ибо сама любит секс, запретный секс. И что не надо говорить слова о любви, что не надо путать любовь с похотью.

Помню, как она своими руками достала мой член из моих шорт. Помню, что стоял он так, что им можно было колоть камни. Помню её мягкие и теплые руки на моём члене, помню, как они слегка подрагивали, и легкие подрачивающие движения, которые сводили меня с ума.

Помню, как она молча смотрела на меня, поглаживая 

мой член. Я не видел из-за темноты, но готов поспорить, что она покраснела. Она всегда краснела, когда брала в руки член, моя родная.

Помню, как она наклонилась над членом, и как я погрузился в непередаваемо блаженное состояние. Теплота её рта, его бархат, тот вакуум, который она создавала, те простые движения вверх и вниз, они сводили меня с ума. Помню, как по стволу члена стекали её слюни. Помню, как я держал её за голову и пытался задавать темп её отсоса, и как она взбрыкнула головой, протестуя. Я не препятствовал, дочке лучше знать, как отсасывать член. Она у меня в этом деле за многое время профи.

Помню, как она с чпокающим звуком выпустила мой член из своего рта, и сказала что ей надоело. Помню, как мы вышли из нашей машины: она в полосатых, бело-синих, коротких, плотно прилегающих шортиках, и в верхней одежде, уж извините, не знаю как называются женские шмотки; и я — в футболке и приспущеных чуть шортах, из которых торчал влажный и твёрдый член, только что доведённый дочкой до преступного состояния.

Помню, как я открыл заднюю дверь нашей машины, и как указал ей жестом рукой "вперёд". Помню её презрительный взгляд, и её шепотом слова "ублюдок", и как она стянула свои полосатые шорты, и вместе с ними изящные трусики, помню её аппетитную, спортивную, упругую, круглую попку. Её динные волосы достающий почти до попки. Её попку — созданную для наслаждения мужчин.

Помню, как она наполовину пролезла вперёд, и как из машины выглядывали лишь её длинные ноги, и роскошная голая упругая попка. Попка и ноги, сводящие меня с ума.

Помню, как я надел презерватив. Помню, как притянул поближе к себе её попу. Помню, как прошелся рукой по её мокрой кисе. Киска была влажная, и пальцы мои слипались, когда я ими потер один об другой. Помню, как я довольно громко презрительно хмыкнул, и как она что-то сказала внури салона, но что — я не разобрал. Да это и не важно. Очередное презрение к моей персоне с её стороны, не иначе.

Помню жар её тугого и гарячего влагалища, которое наползло на меня, и в которе я ворвался и взял своё. Я — отец. Она — моя дочь. И происходящее в тёплой, летней, Крымской ночи, на обочине дороге — совсем не редкость. Изящность и новизна происходящего возбуждала меня не меньше, чем сам порочный секс, чем сами движения моего члена в её влагалище: внутрь и наружу, внутрь и наружу. Член и влагалище, и эти простые и древние как мир движения, уносили нас в царство, где ничего больше не было, да и ничего больше не нужно было.

Свежий Крымский воздух, мои руки на её бёдрах, мои не очень отцовские движения, её не очень дочкины стоны — это того стоило. Паршиво всё это, но я её раб.

Но, должен признаться, пару раз нас с ней таки стягивали с небес на землю. Знаете кто? Мимо 

проезжающие машины, и их противный, мешающий, ни к селу, ни к городу преступный автомобильный свет. Свет, который для нас с дочкой был тьмой. Свет, от которого мы пару раз ныряли в салон, и, не знаю как она, а я надеялся, что машина проедет прочь по своим делам, и оставит нас с дочкой в покое. Так оно и было. Не передать словами, как я вам благодарен, водители, которых имени я никогда не узнаю, и лиц которых не увижу.

Наш с ней секс закончился, как и миллиарды других в этом мире. Она в оргазме прокричала какие-то проклятия, надеюсь, не в мой адрес, а я с рыком ускорил свои отцовские движения, мои бедра неистово работали по её попке. В моей голове зародилась Вселенная и преступные миры, преступного отцовского оргазама. Мой член и моя дочь вновь подарили мне ощущения, на которых стоит мир. Во всяком случае, мне иногда так кажется.

Я вытянул свой член, на конце презерватива была увесистая капля, свидетельствующая на меня, свидетельствующая против меня. И я поспешил избавиться от белковых улик, выбросив презерватив куда-то в вечернее поле. Простите меня, экологи.

Мы с ней привели себя в порядок, она и я. Я обтёр свой член влажными салфетками, она привела себя в порядок при помощи их же.

Обратную дорогу мы молчали. Мне было гадко. Ей, видимо, так же. Стыд накатил на обоих.

Жена задавала вопросы нам по приезду, почему такие хмурые. Я сказал, что в пути мы поругались. Дочка молча кивнула.

Жена была в недоумении, как можно за столь короткое время успеть поругаться. Дочка сказала "Мы умеем..."

"Мы умеем..." — шепотом повторил я, не глядя на жену.