Клише

Место действия: Ресторан напротив суда по семейным делам.

— Неужели я не могу спокойно съесть свой обед, Лаура?

— Я просто хочу получить ещё один шанс отговорить тебя от огромной ошибки, Дэйв. Если ты продолжишь идти по этому глупому пути...

Дэйв перебил:

— Ты на самом деле хочешь вынести наше грязное белье на всеобщее обозрение, Лаура? Неужели дюжине людей, сидящих в пределах слышимости, так уж необходимо знать о наших делах?

— Мне плевать, кто нас слышит, Дэйв. За последние полгода мы могли бы спокойно поговорить в кабинете моего адвоката сколько угодно раз, но нет, тебе понадобилось отказаться, после того как ты стал таким язвительным и упрямым.

— А почему бы мне, черт возьми, не разозлиться за то, что ты со мной сделала, сучка? Мы женаты двенадцать лет. Двенадцать долбаных лет. А потом я узнал, что ты никогда меня не любила. Я был лишь удобным донором спермы для наших двоих детей, ну, и источником средств. Давай не будем забывать об этом,  — фыркнул Дэйв.  — Давай будем называть меня просто «Банк Дэйва».

Лаура оставила это резкое замечание без ответа. В конце концов, это было правдой, и она оставалась достаточно человечной, чтобы не гордиться этим фактом. В наступившей тишине оба собеседника думали о своем.

Дейв думал о том, в какой невыразимый кошмар превратилась его некогда счастливая жизнь. Однажды, перед обедом, его отправили с работы по болезни. Увидев на подъездной дорожке машину «подруги» Лауры, Карен, он почувствовал себя ещё хуже. Эта женщина, казалось, никогда не понимала, когда ей пора уходить. Впустив себя в дом, он был встречен доносившимися сверху звуками ворчания и стонов. Поднявшись по лестнице, он увидел, что Карен трахает визжащую Лауру в задницу 20-сантиметровым дилдо на страпоне в их супружеской постели. От шока у него на пару мгновений отнялся язык.

Тишина длилась недолго.

А потом он уже кричал от ярости, когда явно нераскаявшаяся, но мрачная Лаура и самодовольная Карен велели ему подождать внизу.

— Я до сих пор не могу поверить в то, что ты сказала мне в тот день, Лаура. Что ты любишь Карен со времен колледжа, и твоей единственной и настоящей половинкой была она. Но ты хотела детей, и тебе нужен был кто-то, кто мог бы содержать тебя и их. Ты хотела быть матерью-домохозяйкой, и, как ты мне очень мило сообщила, чертовой Карен требовался дополнительный доход. Каким же я был болваном, что не заметил, что большая часть моей зарплаты идет на содержание твоей подружки. Ты ведь никогда не любила меня, Лаура? Я был всего лишь донором спермы и талоном на питание, не так ли? Нет, не просто кивни, а, черт возьми, признай это вслух. Признай свой выбор. Я хочу, чтобы ты посмотрела мне в глаза и сказала это.

— Хорошо-хорошо, Дэйв. Я это признаю. Я любила только Карен. Тебя же преследовал только для того, чтобы получить детей. Ты был лучшим кандидатом...

— Лучшим кандидатом?  

Ты выбирала меня? Кто, черт возьми, были другие «кандидаты,  — пробормотал Дэйв.

— Кит Дэвенпорт и Эрик Дженсен.

Дэйв был ошеломлен тем, насколько Лаура точна.

— Кит? Эрик? Почему же ты не выбрала одного из них? Почему меня?

— Кит и Эрик — игроки. А ты — нет. Ты всегда был честным и доверчивым, «что видишь, то и получаешь». Карен подумала, что твоя доверчивость поможет нам избежать обмана.

— Ну, в этом она была права,  — кисло пробормотал Дэйв.  — Знакомьтесь, Дэйв, мечта афериста или, в вашем случае, аферистки.

— Да, это так. Слушай, я не особенно горжусь тем, что мы сделали, но ты должен помнить, что когда мы поженились, мир был другим. Лесбиянки, живущие вместе и имеющие детей, все ещё не одобрялись.

Дэйв вскинул бровь, выражение его лица стало язвительным.

— Ладно. Ладно. Я признаю это. Дело не только в обществе и желании иметь детей. Я хотела такого образа жизни, который мог обеспечить ты, и который ни Карен, ни я никогда не смогли бы себе позволить.

От стыда Лаура опустила глаза. Дэйв же в гневе поднял голову.

— А что это за фаллоимитатор в заднице? Ты всегда говорила мне, что это отверстие — только для выхода.

Лаура покраснела от смущения.

— Эм... Карен меня наказывала.

— За что, черт возьми?

— За то, что накануне я переспала с тобой. В нашу годовщину. Помнишь? Она ревнуеи каждый раз, когда я сплю с тобой. Если хочешь знать правду, я ей тоже врала, говорила, что мы с тобой никогда не занимались любовью. Но я не могла так поступить с тобой, честное слово. Мне и так было плохо, что у тебя нет той жизни, о которой ты думаешь. Превратить тебя в евнуха было слишком тяжело для моей совести. Поэтому я обманула Карен. В тот день я так устала, что, проводив детей в школу, сразу легла спать. Карен вошла и почувствовала запах секса. Она перегнула через колени, а потом сделала то, что делала со мной, когда ты нас нашел.

— Значит, у Карен есть ключ от нашего дома?

— Да.

— И как часто она приходила и трахала тебя в нашей постели?

— Не так уж часто, честно говоря, Дэйв. В основном это я приходила к ней в квартиру.

— И трахалась?

Лаура вздохнула:

— Нет. Занималась любовью, Дэйв.

— В квартире, за которую я, не зная того, платил?

— Да, Дэйв.

Лаура опустила глаза. Столкновение со всеми её поступками в таком виде было очень неловким. В глубине души она всегда считала себя порядочным человеком, загнанным в ловушку своего поведения обществом, не знавшим, чему ежедневно подвергаются такие меньшинства как они с Карен.

— Значит, ты никогда по-настоящему не любила меня, Лаура? Даже в самом начале?

— Нет, прости, Дэйв. Я — лесбиянка, я люблю Карен. Ты мне... нравишься, Дэйв, и я тебя полностью уважаю. Но, прости, я никогда не смогу тебя полюбить.

Что-то в выражении челюсти Дэйва, холодная ярость в его глазах заставили её провернуть нож ещё чуть-чуть.

— 

Я вообще-то сначала ненавидела секс, мне хотелось вырвать. Наверное, я заслуживаю «Оскара» за свою роль, но через пару лет это перестало иметь значение.

Словно сожалея о своей колкости, она бросила ему кость:

— Иногда, когда ты лижешь у меня, я могла притвориться, что это — Карен, и даже несколько раз была близка к тому, чтобы кончить.

— Уважаешь, да? Вся наша чертова жизнь — просто афера, организованной тобой и твоей подружкой-мулаткой.

Дэйв позволил себе насладиться вспышкой гнева в глазах Лауры, когда употребил уничижительный термин.

— Если это — чертово уважение, то я бы не хотел увидеть, как выглядит неуважение.

Несмотря на свой гнев, Лаура не смотрела на Дейва, но это его не остановило, и он продолжил:

— Значит, как и твоя мнимая любовь, все твои оргазмы были фальшивыми?

— Да, Дэйв.

— А все те разы, когда ты отрезала меня на недели или месяцы, притворяясь, что у тебя дрожжевая инфекция или какое-то другое загадочное расстройство?

— Прости, Дэйв, Карен ревновала.

— Ты действительно та ещё штучка, не так ли, Лаура?

Это стало последним оскорблением для Лауры. Да, она чувствовала себя чертовски виноватой, но гнев, который кипел во время их разговора, снова вспыхнул и захлестнул её как приливная волна.

— Просто заткнись, Дэйв. Суд будет менее чем через пятнадцать минут, и я хочу донести до твоего толстого черепа мысль, прежде чем нам придется вернуться.

Дэйв вскинул руки в знак капитуляции, забыв о своем обеде.

— Чего же ты хочешь, Лаура?

— Я хочу, чтобы мы вернулись к нормальной жизни, Дэйв.

— Нормальной, как если бы я вернулся в дом и закрыл глаза на то, что ты трахаешься с Карен, и нормально? Притворяться перед нашими сыновьями, что у нас заурядный брак, как у родителей их приятелей. Где их старика время от времени трахают из жалости?

— Ну, нет, Дэйв. Теперь, когда ты знаешь, мы перестанем притворяться, что мне нравится гетеросексуальный секс. Ты сможешь переехать в свободную комнату, а Карен сможет переехать к нам...

— Ни хрена подобного, Лаура. За какого слабака ты меня принимаешь?

— Такого, у кого нет выбора, Дэйв! Такого, чьи яйца я держу в заднем кармане. Что это за шутка, которую ты всегда рассказываешь? О, точно. Если у тебя в одной руке яйцо мотылька, и в другой — яйцо мотылька, то что получается? Чертовски большой мотылек, который будет делать все, что ты ему скажешь. Это про тебя, Дэйв, у тебя вообще нет выбора.

Лаура улыбнулась. Это было некрасиво.

— Прости, я перефразирую, у тебя есть ровно два варианта. Жить нормальной жизнью, ну, почти нормальной, жить со своими детьми. Я буду под запретом, но все остальное будет точно так же, как и раньше. Или же идти через дорогу к зданию суда, строить из себя идиота и посмотреть, чем все закончится.

Лаура не стала дожидаться ответа Дэйва.

— Мы вытащили судью Рейнольдса, черт возьми. Карен говорит, что он работает там уже двадцать лет, и на стене его кабинета висит 

коллекция мужских яиц, такая большая, что в дверь с трудом можно пролезть. За всю свою карьеру он ни разу не встал на сторону мужа, что бы ни делала жена. Он отдаст мне дом, а ты будешь оплачивать все коммунальные услуги. Он заставит тебя оставить меня в твоей страховке, а ты будешь оплачивать все франшизы, и я скажу тебе сейчас, Дэйв, что это будут очень больные дети. Я никогда не работала, поэтому он назначит мне алименты, которые по размеру сравняются с ВВП страны третьего мира. И все это время ты будешь жить в коробке из-под обуви на окружной свалке, мечтая о том, чтобы у тебя хватило денег, чтобы позволить себе макароны с сыром.

К этому моменту лицо Лауры было красным от гнева. Дэйв склонил голову, глядя на стол, и изобразил поражение. Взглянув на часы, Лаура решила разыграть свой козырь.

— И что насчет твоих мальчиков, Дэйв? Твоих драгоценных сыновей. Тебе будет разрешено видеться с ними одни выходные в месяц, или как решит суд. Но знаешь что, Дэйв? Именно в эти выходные они будут болеть, или играть в футбол, или... будут недоступны по любой из тысячи других причин, которые я постараюсь придумать.

Лаура остановилась и сделала несколько задыхающихся вдохов, прежде чем продолжить.

— И все это время я буду трахать Карен в твоей постели, а ты не сможешь позволить себе даже свидание со своей правой рукой. Ну же, Дэйв, будь благоразумен. У меня есть адвокат в суде за три тысячи в день, а ты представляешь себя сам. Зачем окончательно портить себе жизнь? Зачем, если мы можем вернуться к тому, что было? Ничего особенного не изменится.

Дэйв поднял голову, его глаза сверкали.

— Ничего, кроме того, что я буду жить с полным отсутствием гордости. Не смогу смотреть в глаза своим сыновьям.

Он остановился и покачал головой.

— Скажи, Лаура, ты вот напомнила мне, что никогда не работала. Даже когда мальчики были достаточно взрослыми, чтобы ходить в школу, и я просил тебя поискать работу и помогать с оплатой счетов, ты так этого и не сделала. Таков был твой план с самого начала? Поставить себя в выгодное положение на случай, если я когда-нибудь раскрою твой маленький подлый секрет и тебе понадобится рычаг, который получают при разводе неработающие супруги?

— Да, это предложила Каре. Кроме того, мы могли видеться днем.

— А, вот и копеечка упала. Так вот почему она работала официанткой только по вечерам, чтобы весь день, каждый день проводить с тобой, а я вкалывал, обеспечивая семью и выплачивая разницу за её квартиру, которую она не могла себе позволить на минимальную зарплату и чаевые.

— Посмотри на это с другой стороны, Дэйв, если она переедет к нам, это сэкономит тебе кучу денег.

Лаура посмотрела на часы, но следующим заговорил Дэйв.

— Почему ты хочешь оставаться замужем, Лаура?

— Потому что мальчикам нужен отец, Дэйв.

И затем, как бы между прочим:

— 

И я не хочу видеть тебя обездоленным и опустошенным, Дэйв. Ты — хороший человек и не заслуживаешь той бури дерьма, которая обрушится на тебя, если ты не выполнишь программу.

— Значит, ничего не поделаешь с тем, что мальчики отказываются оставаться в собственном доме, когда у них ночует эта шлюха-подружка? Они останутся у мамы с папой. Неужели ты думала, что я не знаю, Лаура? Или дело в том, что ты стремительно теряешь всех своих подруг, которые бросают тебя, когда твое отвратительное поведение становится достоянием гласности? Это не связано с тем, что наш священник попросил тебя держаться подальше по воскресеньям? Тебе это знакомо, Лаура?

Лаура лишь пожала плечами и снова посмотрела на часы.

— Пора идти. Что скажешь, Дэйв?

— Хм, я скажу, что иди и трахни себя призовым огурцом, сучка. Увидимся через дорогу.

Лаура разочарованно вздохнула, встала и пошла обратно в суд.

•  •  •

Слушание по делу о разводе закончилось через 47 минут и прошло примерно так, как Лаура и предполагала. Судья Рейнольдс разглагольствовала о мужьях, отказывающихся участвовать в консультациях, о том, что неработающие матери — это святые, которых надо беречь и защищать от злых мужей, пренебрегающих такими устаревшими понятиями как верность.

Карен ликовала, когда были назначены алименты, они оказались даже выше, чем предсказывал адвокат Лауры. Лаура даже немного расстроилась: Дэйв и впрямь был хорошим парнем. Не его вина, что у него не те гениталии, чтобы удержать её. Она уже подумывала о том, чтобы не обналичивать пару чеков, чтобы Дэйв мог вмешаться в ситуацию с детьми и, возможно, с лучшими из подруг, которых она потеряла. Она посмотрела через зал, ожидая увидеть на лице бывшего мужа выражение опустошенности. Но вместо этого она увидела... что? Жалость? С чего бы это ему её жалеть? Все должно быть наоборот.

В этот момент она услышала позади себя голос.

— Миссис Лаура Браун, она же Томпсон?

Лаура обернулась и увидела двух полицейских в форме.

— Да, офицеры.

— Вы арестованы по обвинению в мошенничестве и нарушении статей 257А и 258 Уголовного кодекса штата, заключающихся в том, что вы нечестным путем получили выгоду, используя обманные средства. Вы имеете право хранить молчание. Вы имеете право на адвоката...

Его скучное перечисление прервала Карен, ворвавшаяся с общественной галереи.

— Какую, черт возьми, выгоду она получила?

Заговорил второй полицейский.

— Алименты, детское содержание, бесплатное жилье, и это лишь часть из них. А вы — Карен Смит?

В этот момент Карен бросилась к двери.

•  •  •

Привет, Дэйв. Мне кажется, что ты должен меня знать, и я уверен, что знаю кое-кого из вас.

Воспоминание о том, как судья Ашер, предупрежденный криками полицейских, захватил Карен, когда она выбегала в дверь зала суда, до сих пор вызывает у меня улыбку. То, что она врезалась головой в тяжелую дубовую стену, когда его руки обхватили её лодыжки, было лишь бонусом.

Удовлетворяя моё чувство справедливости, выяснилось, что ложь и обман сами по себе не являются преступлениями, но финансовая выгода от них — это уже преступление. Все 

это называется мошенничеством. Общая категория преступного поведения, предполагающая использование нечестных или обманных средств для получения неправомерных преимуществ или выгод по отношению к другим.

Когда я первым узнал о том, что Лауры... ну, не могу подобрать достаточно емкое слово, чтобы описать её поведение, скажем так: «план на жизнь», я был по вполне понятным причинам опустошен. Опустошен мыслями о своей наивности и о том, что могу потерять своих сыновей, я поступил так, как поступил бы любой нормальный парень. Я напился.

А потом мне повезло.

В то время как я рассказывал свою историю своему другу Джоно, мой рассказ услышала другая пара в баре. Том и Майк устраивали поминки по браку Тома в том же баре, где были мы с Джоно. В тот день развод Тома был окончательно оформлен, и он стал очередной жертвой судьи Рейнольдса. Тому хотелось причинить кому-нибудь боль, и моя история дала ему выход. Видите ли, Том и Майк — детективы штата. Джоно, Том и Майк притащили меня домой, и мы вчетвером начали плести заговор.

Финансовые махинации Лауры и Карен заключались в том, что женщины содержали себя исключительно за мой счет. Все это было не совсем так, как хотелось бы, и с довольно слабыми доказательствами. Именно поэтому они были нужны нам для победы в деле о разводе. Четкое признание Лауры в намерении обмануть меня, записанное Томом, сидевшим за соседним столиком в ресторане с диктофоном, и решение судьи Рейнольдса, которое он вынес, позволяли доказать умысел, нечестность и выгоду.

Адвокат Лауры пытался утверждать, что записанный разговор юридически ничтожен. Судья же постановил, что Лаура сама дала разрешение на запись словами: «Мне плевать, кто нас слышит, Дэйв».

Придя в сознание, Карен была прикована наручниками к больничной каталке. Лаура внесла за нее залог, но Карен практически сразу же сбежала. Наша маленькая компания ожидала этого, и мы с Джоно, сменяя друг друга, наблюдая за её квартирой. Том ждал её в двухстах километрах от дома, на границе штата, и до суда Карен оставили под стражей. Лаура взорвалась, узнав о предательстве Карен. Её любовница был её главным свидетелем, а также её предполагаемой второй половинкой.

Лаура прекратила поддержку Карен, адвокат которой убедил её признать себя виновной, что свело на нет всю убедительность дела Лауры. Судьи в обоих случаях были оскорблены таким отвратительным поведением, и обе женщины получили пятилетние сроки заключения. Срок заключения Лауры был продлен на шесть месяцев, когда она ударила Карен, впервые с ней встретившись на прогулочном дворе женской исправительной колонии. Ей даже не разрешили присутствовать на втором заседании суда по семейным делам, на котором мне было возвращено все.

К тому времени, когда Лаура вышла на свободу, что стало для меня разочарованием четыре года спустя, я был уже снова женат на прекрасной сестре Тома, которую мои мальчики называют мамой. Я спрашивал их, не хотят ли они навестить свою родную мать в тюрьме или даже не хотят ли они 

иметь с ней что-нибудь общее после её освобождения, но при каждом упоминании о ней получал одно и то же безразличное пожатие плечами. Лаура все настойчивее добивалась встречи с ними, но в итоге всегда уходила, рыдая и оставаясь одна.

Как бы ни было больно и сложно, в итоге я стал более мудрым человеком.

И гораздо более счастливым.