Меня зовут Малина. Из сборника Меня пустили по кругу Часть 4

Отец снова постучал в дверь, на этот раз ещё настойчивее.

Брат сидел на краю кровати, обливаясь потом после нашего жаркого секса, и смотрел в одну точку. Я протянула руку и коснулась пальцами его плеча.

— Давай поговорим с ним — прошептала я в сумерках — Пойдем. Я с тобой.

— И что мы ему скажем?  — Виталька обернулся, посмотрев на меня, и его челка повисла, обрамленная каемкой лунного сияния.

— Скажем правду.

— Мне страшно.

— Мне тоже. Ну и что?  — покачала головой я — Будет лучше, если он разбудит всех соседей?

Брат снова отвернулся, и помяв на нервах руки, кивнул.

— Ладно, поговорю с ним, но только через дверь.

— Хотя бы так — согласилась я, и встала с кровати вслед за Виталькой.

Всё ещё мокрые и обнаженные, мы подкрались через темноту коридора к прихожей. Брат прислонился ухом к двери, прислушался и тихо окликнул.

— Пап? Слышишь?

— Откройте дверь!  — не очень-то дипломатично начал «переговоры» отец, снова врезав кулаком — Открывайте, я вас обоих пришибу, выродки такие! Позорники! Наверное, уже весь город знает про вас! Видео в интернете есть!

Я обняла Витальку со спины, он то и дело судорожно сглатывал, тело его била мелкая дрожь волнения и страха. Мне было понятно, что чувствовал брат, смесь отчаяния и стыда.

— Поговори с ним — прошептала я на ухо брату, и обойдя его спереди, опустилась на колени. Взяла рукой его мягкий, тяжелый член, ещё мокрый после секса. Сдвинула кожу, обнажая головку, и накрыла её прохладой губ.

Брат тихо застонал, и взяв меня рукой за затылок притянул ближе, заставляя взять член в рот целиком.

С наслаждением вдохнув запах его потного лобка, я слегка отодвинулась назад, и влезла языком под кожу его набухающего прибора.

Начала крутить языком, лаская головку вокруг.

Рука Витальки сжала дверную ручку так, что на ней затрещали крепления.

Я сняла рот с члена. Взявшись двумя руками за мощный ствол у своего лица, начала прокачивать кожу, попутно обсасывая пунцовую головку. Стояк вернулся, шланг брата затвердел как упругая резина.

— О чем нам говорить, пап?!  — сквозь стон отозвался брат — Мы взрослые люди!  — мои губы и язык придавали ему силы и уверенности.

Давали ему смелость, надежду и мою любовь.

Член снова стал бугристым, здоровенным и сладковатым на вкус. Любовь из него ещё предстояло добыть, а пока, от пахучей головки и мошонки несло только феромонами.

Наш с братом урок химии продолжался, под громкие требования отца и пинки по двери.

Эндорфины, дофамины, адреналин, всё это распирало моё тело изнутри, утыкаясь в соски и выдавливая их вперед, до последнего предела.

Протекая на половик в прихожей, я снова присосалась к пульсирующему стволу в своих руках.

— Я хочу посмотреть в глаза ваши бесстыжие!  — не унимался отец за дверью — Посмотреть, и спросить, как мне теперь жить с этим?! Все ведь знают про вас! ВСЕ!

Громко чпокнув головкой напоследок, я встала с корточек.

Поцеловала брата в жаркие губы, покрывая их слюной вперемешку с запахом члена. Отодвинула Витальку в сторону, прислонилась сосками и грудями к 

прохладному полотну двери.

Выгнула спину, подставляя свой тяжелый, бледный зад сумеркам.

Уткнувшись веснушчатой щекой под дверной глазок, я посмотрела на разъяренного отца через стеклышко.

Виталька подошел ко мне сзади, крепко взял за бедра и не особо разбираясь куда вставлять, снова вошел в мой раздолбанный сексом, скользкий анал.

Я бесстыдно простонала прямо в фанеру двери, попутно проскребая ногтями по неровным наплывам краски.

Вход над моей промокшей щелью, сжимался вместе с вагиной. Брат не растягивал мою задницу в стороны, и я чувствовала скольжение мощного ствола обеими её половинами.

Я присела чуть ниже, чувствуя движение упругого шланга внутри себя, вдоль позвоночника.

Брат разгонялся, грубо и сильно вгоняя в мой анал и шлепая мошонкой по клейкой щели.

Прекрасное чувство, тысячи иголок по всему телу. Сначала теряешься, потом миришься, а в конце начинаешь от них тащиться. Хлопать задницей навстречу движениям, стараясь взять ещё глубже.

Тем вечером, теряя анальную девственность, я впервые поняла, что может быть недостаточно глубоко, и мало. МАЛО.

Грохнувшись щекой в дверь, за которой бесился и орал отец, я растянула задницу руками в стороны, желая принять брата в себя ещё глубже. Он послушно бил волосатым лобком в мою шерстяную промежность, почти разбивая яйца о скользкий клитор.

— ЕЩЁ!  — провыла я, подгибая колени и выгибая спину до акробатики.

Кольцо дрожало вокруг члена и расширялось, теперь он просто проваливался в меня на все 25 см, как в пустоту, и от этого я била задницей навстречу только яростнее.

От бешеных движений, член ворочал внутри натягивая и долбя куда попало через тонкую преграду. Чуть приподнявшись, я поймала его удары стенкой влагалища.

С моей щели хлестанули первые ручьи, как весенняя капель разливаясь по полу. Груди раскачивались, шоркая сосками об уже разогретую дверь. Назойливые рыжие пряди лезли мне в лицо, липкой рассыпаясь по губам и ресницам.

Я сдувала их, не забывая работать белой задницей под братом, но пряди падали на моё покрасневшее лицо снова.

Чувствуя, что вот-вот взорвусь оргазмом, я дрожащими руками взялась за замок, провернула его, и толкнув дверь лбом, уперлась руками в косяки.

Узкая полоса света, упавшая из подъезда в прихожую, расширилась, превращаясь в нестерпимое сияние грязной лампы на заплеванной площадке.

Свет ударил мне в глаза.

Брат ударил своими бедрами в мою задницу.

Отец врезал мне по лицу...

Вынув член из моей раздолбанной задницы, брат молча смотрел на отца. Мои ноги подрагивали, почти подгибаясь, но я продолжала глядеть в лицо папы, вспотевшая и обнаженная.

Анал был разворочен и саднил, в тот момент мне казалось, что туда даже рука влезет, после такого траха. Вагину сжимало от недавнего оргазма, выдавливая из неё капли, стекающие по ляжкам.

Мои зрачки утягивало сладкой судорогой под веки, но я сдержалась и выпрямилась, убрав свой зад от братского члена.

Отец устало расстегнул ворот рубахи, и прислонившись спиной к стене подъезда, сполз по ней на пол, собирая тканью всю известку. Бухнулся задом на пол, и безмолвно уставился в желтые плитки старого кафеля под ногами.

— Мы утром уезжаем — вытирая пот и 

налипшие рыжие пряди со своей щеки, произнесла я — Тебе нечего будет стыдиться.

Отец только покачал головой.

— А я ведь думал, что нормальных детей вырастил — тяжело вздохнул он — Поили вас с Раей, кормили, одевали. За обучение заплатили, думали людьми станете порядочными. А вы... сволочи...

— Папа, мы любим друг-друга, понимаешь?  — вмешался Виталька, отодвигая меня в сторону и прикрывая свой пах рукой — Этого нельзя изменить ни твоими словами, ни словами кого-то ещё. Так было и будет всегда.

Отец снова тяжело вздохнул.

Помолчал, и наконец спросил.

— И давно вы этой придурью занимаетесь?  — он снова посмотрел на меня, но я отступила в сторону, пряча своё потное, обнаженное тело за косяк двери.

— Чем, любовью?  — спокойно уточнил у отца мой брат.

— Ебётесь, давно, я спрашиваю?  — напрямую, по-мужски выразился отец.

— С сегодняшнего дня — ответила я за Витальку — А что?

— Да я вот думаю, про тебя, Малина...  — задумчиво покивал отец — Ты на людях такой скромной ходила, зажатой даже... Так скажи мне правду теперь...  — он поднял взгляд и пристально посмотрел на меня — Ты специально дома своими дойками трясла перед братом своим, от недоёба? Довольна теперь?

Он поднялся с пола, и уставился на меня в упор, тяжело дыша.

— Если ты сама чокнутая, то зачем нам жизни калечишь?  — продолжил папа — Ты посмотри на него!  — он махнул рукой в сторону Витальки — Посмотри, что ты наделала, мокрощелка!

— Перестань её оскорблять!  — брат шагнул вбок, укрывая меня за своей спиной — Вспомни, что ты вытворял сам, когда она переезжала из дома! Вспомнил?

Отец смотрел исподлобья, тяжело и насупившись.

Конечно он помнил, как случайно заметив мою задницу, устроил спектакль, занявшись с мамой сексом в ванне. Специально это сделал, и гремел стиралкой тоже, чтобы я слышала.

Не знаю, помнил он сам или нет, зато я прекрасно помнила, как он во время огразма бормотал в ванной — «Малина, Малина» — запихивая при этом свой член в нашу мамулю.

И самое стремное, что мама тоже помнила.

Вот где настоящий позор и стыд. А не то, что мы с братом влюблены друг в друга.

— А тебе самому-то не стыдно?!  — выглянула я, через плечо брата, посмотрев на отца — Ты сам что хотел, когда тот спектакль устроил? Ты думаешь я совсем глупая и не видела, как у тебя в штанах стояло?

Оттолкнув Витальку в сторону, я вышла вперед и опустила руки, представ перед отцом обнаженной.

— Что ты хотел? Облапать меня?!  — я взяла своих тяжелых девочек руками, и выставила ещё не обмякшие, торчащие соски вперед, к лицу папы — На, трогай! Трогай, и больше не смей нас стыдить. На себя посмотри сначала, воспитатель блин!

— Ты думаешь, я тебя не трогал никогда, дурочка?  — со вздохом усмехнулся папа — Я тебя и мыл всю сколько раз, и в бане парил. Чем ты меня удивить решила? Тем, что дойки отрастила? Да плевать мне на них, поняла? Пусть вон, Виталька тебя мацает, раз ему так нравится...

Отец молча смотрел на мои увесистые, присыпанные позолотой 

веснушек груди, без всякого интереса.

Сколько раз я ловила его взгляды на моих сосках, торчащих через футболку, дома — не счесть.

Но теперь... Теперь он глядел на моё обнаженное, бледное тело с какой-то тоской, и даже горечью.

Я знаю, что он хотел меня как женщину, знала, что это продолжается уже давно. И я тоже любила его, но только как прекрасного человека и хорошего отца. Может быть, если бы не Виталька, то я бы дала папе то, что он хочет.

Но моё сердце и тело принадлежали только брату. И никому больше.

— Папа...  — теперь стыдно стало мне, и я прикрыла соски ладонями, виновато глядя на отца — Ты... ты что, ревнуешь, да?  — почти шепотом спросила я, глядя на него с заботой и жалостью, как дочь, а не как истеричная стерва.

Отец отвернулся и уставившись в стену, снова вздохнул.

— Не знаю, доченька, устал я — выдохнул он — Запутался, в голове каша какая-то...

Я переглянулась с Виталькой.

Возбуждение отступило, в голове прояснилось, и мне стало четко понятно, насколько дурацкая сцена разворачивается на этой подъездной площадке.

— Пап, зайди — я коснулась плеча отца — Че мы тут как не родные. Пойдем — позвала его в квартиру я — Виталь, пойдем оденемся.

— Ага — кивнул брат, шлепая босыми ногами в коридор.

— И это, слышишь?  — окликнула я Витальку.

— Чего?  — обернулся он.

— Сходи пожалуйста в магазин — виновато скривилась я, вспомнив, что холодильник пустой — Меня ноги не держат. Тебе же нетрудно будет?

— Схожу — кивнул он и мы оба зайдя в спальню собрали с пола шмотки, оделись.

Отец, разувшись, прошел на кухню и щелкнув зажигалкой поставил на газ чайник.

— Возьми курицу гриль — стоя у порога, обратилась я к обувавшемуся брату — И батон. Ну или две курицы... У тебя деньги-то есть?

— Есть — кивнул он — Ладно, мигом вернусь, не запирай дверь.

— Ладно. Люблю тебя — я поцеловала его в губы, и проводив брата, протопала на кухню.

Села напротив отца, облаченная в длинную футболку и трусики. И упершись подбородком в колени пристально посмотрела на своего усталого папу.

— Скажи — нарушив молчание, заговорила я — Ты все время вместо мамы меня представлял, или только в тот раз?

Мрачновато усмехнувшись, отец покачал головой и чуть подумав, ответил.

— Последние года два — каждый раз — говорил он безразлично и отстраненно, делая вид, что осматривает интерьер кухни моей съемной квартиры.

— А почему мне не сказал?  — не унималась я.

— А зачем?  — отец наконец-то посмотрел на меня — Я намекнул один раз, ты выбежала из квартиры. Этого мало разве, чтобы я всё понял?

Я опустила взгляд под рыжими ресницами, и вздохнув, снова посмотрела на отца. Мне действительно было его жаль, просто по-человечески. Но отдаться ему я конечно не могла, об этом не было и речи.

Решившись, я встала с табурета и задернула занавески на кухне плотнее. Взяла табурет и переставила его в дальний угол кухни.

— Пап?  — окликнула я отца, который даже не смотрел на меня — Давай, мы с тобой, вот как поступим...