День рожденья с продолжением... Часть 40

Щекотка по ступням и жжение крапивой в самых нежных местах заставляли Олежку и взвизгивать, и стонать. Столь туго привязанному, ему бо́льшее было и не по силам. Играя пальцами ног, он весь сжимался и судорожно подёргивался кожей, что вызывало у девчонок немалое веселье.

- Как щеночек пищит!

- Или как молочный поросёночек!

- А как его трясёт! Ему как будто это нравится!

- Так мы же знаем, как сделать ему приятно, чем доставить удовольствие! Ещё и вот так! - Лера, и сразу же за нею и Вероника стали стегать Олежку стеблями, стараясь как можно более попадать по внутренним сторонам бёдер и за яичками, внизу под серединой попы, пока эти стебли совершенно не истрепались. После чего поменялись местами с Мариной и Женькой, которые также сначала "гладили" Олежку крапивным стеблем, а затем тоже стали хлопать им по его промежности и по яичкам...

Лиза явно не собиралась принимать участие в этой потехе. Томно развалясь на траве, она даже несколько отрешённо наслаждалась загородной тишиной и спокойствием, будто остановившимся течением времени - "Освободи свой ум от мыслей... Позволь сердцу успокоиться... Спокойно следи за суматохой мира... Следи за тем, как всё встаёт на свои места..."... Видимо отдыхать от бешеного галопа жизни, забыв обо всём, ей доводилось нечасто, и раз уж выпала на сегодня ей такая удачная возможность, она старалась использовать её в полном объёме. И потому, даже когда нарадовавшиеся забавой подруги, оставив Олежку в покое, расположились на своих местах, Лиза не сразу пошла браться за истязание. Только через несколько минут, стряхнув с себя томную негу, оторвав взгляд от небес, она вроде как даже и нехотя поднялась, и стала неторопливо приближаться к скамье с распластанным на ней Олежкой.

Сильно вывернув ему ухо, девушка повернула Олежке голову вбок. В упор посмотрела в его затравленные, наполненные страхом глаза. Оглядела жалкое, мокрое от слёз, заляпанное тягучими выделениями лицо. Покрепче сжала ухо, и тряханула.

- Сейчас я преподам тебе урок. А ты - думай, и запоминай. Ну-ка, расскажи мне сейчас, за что ты получаешь наказание? Быстрее! - она рванула его за ухо.

- За то... Что... П-ппыттался... Б... Б-ббе-жать... Г-г... г-гос-ппожа Лиза... - заплетающимся ртом кое-как выговорил трясущийся от ужаса Олежка.

- Хорошо, что знаешь. Значит, будешь, принимая наказание, постоянно думать, что за такие дела бывает! И что этого делать нельзя! - врезав ему подзатыльник, Лиза взяла кнут, и заняла удобную для себя позицию.

Точно так же, как и остальные девчонки, она сделала три или четыре пробных замаха; но затем, вместо того чтобы ударить, девушка вдруг отложила кнут, и подойдя к Олежке, вдруг несколько раз нежно погладила его ладонью по попе. Похлопала по ягодице, почти что ласково, однако с усмешкой наблюдая, как сжимается и подёргивается у него попа, вздрагивает кожа на спине. И, дразня его, так она гладила несколько минут. Он же, ничего не понимая, думал лишь одно - что госпожа придумала, какой готовит подвох, и насколько может сейчас оказаться хуже?

- Чего ж ты так боишься, мой хороший? - взяв его за ягодицу, Лиза подёргала её и потрясла Олежку за попу. - Разве я сейчас делаю тебе больно? А?

- Н-нет-т, госпожа Лиза... - пришибленно промычал совершенно сбитый с толку Олежка.

- Тогда почему ж мы так дрожим, моя крошка? Или ты боишься госпожу вообще, что бы она ни делала? Боишься одного её присутствия, даже существования?

- Д-дда, г-г... гос-пожа Лиза... - заикаясь, он мелко дрожал - от уже пережитого, и перед тем, что ожидало в ближайшие минуты впереди.

Девки, наблюдая за его вздрагиваниями, и как выступает испарина на его ещё более побледневшем лице, насмешливо хихикали.

- Это правильно. И хорошо. А сейчас, не откладывая более, приступим к воспитательной работе! - насладившись его ужасом перед нею, Лиза подхватила кнут, и почти без разбега взметнула его вверх. Олежка сжал всё тело, зажмурил глаза. Но в этот раз девушка лишь звонко щёлкнула кнутом в воздухе словно заправский пастух. От этого громкого хлопка Олежка вздрогнул, и под ехидные пересмешки девчонок медленно приоткрыл глаза и повернул голову в сторону Лизы, встряхивающей кнутом оземь. Та тоже, улыбаясь, насмешливо разглядывала как у него самопроизвольно то сжимается, то расслабляется спина, подёргивается кожа.

- Сама шкура чует, какие сейчас её ждут приятные моменты! - усмехнулась Вероника.

- Жаль, я перед выездом совершенно не подумала, что следовало б ради наказания всадить ему и укольчики магнезии. Сульфата магния. Сегодня хотя бы. Десять кубиков, по пять в каждую половинку. Волком бы выл! Дня два! Очень болезненные уколы! Так и не взяла ни ампулы, ни шприц. Только сейчас додумалась! Надо было бы взять шприц стеклянный, и с во-о-от такой иголкой, и как можно толще! - произнесла с сожалением Лиза, и ещё пару раз хлопнув кнутом в воздухе чтобы полной мерой нагнать на свою жертву как можно больше страха, резко и хлёстко настегнула Олежкину попу.

Свист бича. Отчётливый и звучный трескучий шлепок. Дикий срывающийся вопль, временами переходящий в пронзительный визг. Взметнувшийся кнут изогнулся змейкой, а затем вдруг резко выпрямился. Хвосты вытянулись параллельно друг другу, один подле другого, и все разом с захлёстом прошлись по самой выпуклой части ягодиц.

Запрокинув назад голову, Олежка мотал ею, зажмурив глаза и во всю ширь разевая истошно орущий рот. От нестерпимой боли его трясло словно под током. Не дожидаясь пока попритихнут крики, Лиза хлестнула снова, уже по ляжкам. И опять взрыв нечеловеческих воплей и воя...

В отличии от других девчонок Лиза не разбегалась перед взмахами. Она лишь круто поворачивалась вполоборота, и разве что на полшага-шаг с силой подавалась телом, особенно плечами. Затем следовал резкий рывок взад, и мгновенно распрямившийся бич с протягом резким щелчком проходил по Олежке, причиняя невиданную ранее боль. Хвосты опускались и ложились одновременно, разом. Даже Лера смотрела словно зачарованная, как ловко Лиза работает кнутом, словно имея в этом немалый опыт. Что уж говорить об остальных девках, те попросту смотрели выпученными глазами, разинув рты! Похоже, они даже не испытывали оргазм, свойственный им от созерцания Олежкиных мук - их целиком поглотило удивление!

Закидывая голову затылком почти на лопатки, Олежка буквально размахивал ею. Его сморщенное, с зажмуренными глазами и постоянно сменяющимися гримасами лицо было мокро от слёз и текущей ручьями слюны. Он уже не вопил, из его горла, и то в моменты, когда кнут с трескучим щёлканьем безжалостно охватывал его распухшие ягодицы и ляжки, рвались прерывистые рыдающие выкрики, более похожие на безумный хохот.

Первой отошла от изумления Марина. В этот момент Лиза настегала первые двадцать ударов, "уступленных" ей подругами, и отложив кнут, зачерпнула из ведра ковшик кристально-прозрачной, с едва уловимым синеватым оттенком воды, и стала жадно пить, несмотря на заламывающий зубы холод. Вероника, то ли из вредности, то ли просто вспомнив что-то ранее прочитанное и ляпнув не подумавши, сразу же отметила это действие Лизы.

- "... А после каждых двадцати ударов кнут заменяли, потому что он совершенно пропитывался кровью. Палачу давался роздых. Он опрокидывал в бородатую пасть стакан водки, и истязание продолжалось. Но, если палач был уже вымотан, утомлён, призывали другого.". - Извини, Лиз, - словно бы как-то вдруг спохватилась она, - это так было написано, слово в слово! Не прими в свою сторону!

Лиза лишь еле слышно фыркнула, несколько сморщила лицо словно выражая отвращение, кивнула как-то боком, и зачерпнув ещё один ковш, сунула его под нос Олежке.

- Пей! - схватив его за волосы, она погрузила Олежку лицом в воду. Затем вынула, и так помакнула ещё несколько раз, скорее для того, чтобы несколько ополоснуть уже загустевшие подсыхающие выделения, сосульками висящие у него на щеках и подбородке.

Часто дрожащим словно в лихорадке ртом он потянул воду короткими глотками. Поперхнулся, закашлялся, и чуть не сбросил стоящий перед ним, на его руках, ковш.

- Ну что за чучело! Даже попить не может по-людски! - Марина со смехом хлопнула его по спине. - Ну что, будешь пить, или уже насытился? - выхватив ковш у Олежки из-под рта, она выхлестнула воду ему на голову.

Затем на него выкатили одно за другим два ведра воды. Со смехом глядя, как он отфыркивается, тряся головой, с размаху выхлестнули и третье. В это время Лера, восторженно глядя на Лизу, отошла с нею на несколько шагов.

- Послушай, откуда у тебя такая практика? Ты кого-то часто дерёшь кнутом? Или где ты так поставила руку?

- Представь, только вприглядку. Смотрела фильмы, как работают американские ковбои, например про их "дуэли" на кнутах, хлыстах. Ну, и про цыган. Насмотрелась сейчас, учла некоторые недочёты в движениях. Даже сама не понимаю, как это пришло. Само собой?

- Невероятно! Уж я-то знаю, сколько трудов стоит оттачивать какое-либо движение к примеру в художественной гимнастике. Сначала - ну хоть реви! Тренерша говорила, что мы машем руками как мельница, что курица и то изящней хлопает крыльями. Хоть размахивать кнутом я стала и куда раньше, и то сколько потребовалось времени чтобы научиться им нормально щёлкать! Тут пастух был, "дядько Мыкола", как его уважительно называли, я около него каждое лето проводила почти все дни, он мне показывал, и поправлял, когда я тренировалась. Ну, разве что тогда у меня не хватало силёнок, я только заучивала движения. А у тебя... Раз - и получилось! Лучше, чем у всех! Невероятно! Рука сама делает так, как надо, и в лучшем виде!

Марина меж тем захлопала в ладоши.

- Никому не кажется, что воспитанник заждался? Ему скучно, и хочется продолжения! Он не хочет быть гадким мальчишкой, и с нетерпением ждёт, когда его продолжат воспитывать, исправлять и учить хорошему поведению!

- Он ещё и замёрз, после холодной-то воды! Вон как стучит зубами! Надо срочно отогреть! С присущей нам любовью и лаской! А то простудится! И расстроит маму! - добавила Женька.

- Тэк-с, где тут у меня ласкательный инструмент? Передатчик всей нашей нежности? - и Лиза поплотнее взяла рукоятку кнута.

- Минуточку! - Марина встала над скамейкой, так, чтобы она была у неё между ног, задом к Олежке. Расставила ноги пошире, и почти что легла животом на его вытянутые руки. Ткнула ему в лицо обросшие довольно длинными волосками большие губы. - Вытянь ротик! Соси!

Вытягивая рот "уточкой", Олежка засосал напухшие губы госпожи около самого низа щели, под самой попой. Марина надвинулась на него задом, прижимаясь поплотнее. Задвигала бёдрами, повиливая попой. Олежка начал с силой сосать, часто и быстро касаясь языком. Девушка застонала, мотая головой, и налегла ему на рот, упираясь руками в скамейку.

- Прилежнее, прилежней! Будешь лениться, скажу, чтобы тебе сейчас же добавили ещё пяток кнутьев!

- Да хоть и пять пятков! - озорно воскликнула Лиза, и размахнувшись с полуповорота, хлобыстнула Олежку по и без того донельзя распухшим, фиолетово-чёрным ягодицам.

У того снова на мгновение померк в глазах свет. И тут же перед глазами будто полыхнули ярчайшие молнии. Попа заколыхалась словно студень. Истошный крик и протяжные долгие завывания звуковыми вибрациями ударили по щёлке чуток подавшейся вперёд Марине, на что она отреагировала страстным вздохом с долгим хрипящим подвывом. Закачала ногами, и елозя щелью по Олежкиным губам, буквально заткнула ему рот своим возбуждённым "вареником".

- Да сильнее, сильнее ты там соси!

Олежка втянул ртом как только мог. Его хозяйка задвигалась вверх-вниз, ёрзая пиздой и прижимаясь теми её точками, какие требовали касаний в нужную секунду. Лиза несколько обождала, и заметив, что Марина отстранилась, так стеганула Олежку, что он, трясясь будто в судорогах, захлебнулся воплями.

Взявшись лихорадочно трясущимися губами за подставленные ему самые нижние точки ягодиц Марины, он делал быстрые сильные засосы, и тут же отпускал. Затем, через минуту такого ублажения, госпожа принялась тереться об его губы широко раскрытой серединой попы, и наконец крепко прижалась ему ко рту анальным отверстием.

- Соси! Так же! И как можно сильнее!

Но прежде чем Олежка успел даже сделать вдох, Лиза проехалась кнутом, в этот раз по одному бедру, с захлёстом концами по внутренней стороне. От страшной боли у Олежки будто б что-то лопнуло в мозгу. Похоже, на две-три секунды он вылетел из сознания. Растекающаяся по телу боль жгла расплавленным металлом. Сначала молча дёргаясь будто в какой-то неистовой "пляске святого Витта", он затряс головой и вновь разошёлся хриплыми срывающимися воплями...

Перед следующим ударом Лиза выдержала куда более долгую паузу, давая возможность Марине всецело насладиться. Та накрепко прижалась к Олежкиным вытянутым губам своим задним проходом, и он засасывал во всю мочь, легко шевеля кончиком языка хозяйке по сфинктеру. Марина охала, извивалась, то вертя, то покрепче налегая дырочкой ему на рот. И наконец выпустила длинную сильную струю неимоверно вонючих газов, отчего Олежка поперхнулся, и закашлялся - прямо ей в попу и в промежность.

Вначале у него от испуга потемнело в глазах - что же он натворил?! Это ж сразу ведь будет приписано ему как "брезгливость к госпоже"! И какое наказание назначат за это хозяйки? Но вибрации от кашля, прошедшие вдоль разреза меж ягодицами и вдоль щёлки, колыхнувшие волоски вдоль неё, вдруг доставили Марине неимоверно приятные мгновения. Девушка потянулась, прогибая спину, и принялась часто тыкать анальным отверстием Олежке в губы. Затем приказала ему собрать все соки, выступившие на щёлке, хоть и не столь обильно, как в те моменты, когда она кончала, и несколько раз провести языком по расщелине между ягодиц - по их внутренним сторонам и в самой середине. После чего следующий удар кнута выбил из Олежки неистовые бездумные вопли.

Когда он несколько попритих, издавая лишь рыдающие вскрики, Марина повернулась к нему животом. За волосы задрала ему голову, слегка присела сама. Притянула лицом к волосистому треугольнику чуть пониже живота, и сильно прижимая, принялась возить круговыми движениями. Прижала подбородком к точке "G", и стала толчками подаваться вперёд и покачивать бёдрами.

Слегка потряхивая кнутом, Лиза терпеливо подождала, пока Марина получит всю меру удовольствия. Та, обмассировав его подбородком точку "G", точно так же стала тереться и клитором. Переминаясь ногами, девушка доворачивалась тазобедренной частью, одновременно качая бёдрами и с силой нажимая животом, и одновременно принуждая Олежку засасывать кожу на лобке, вместе с волосами, и слегка почёсывалась об его передние зубы. И наконец получив то удовольствие, какое было возможно в этом случае, отошла.

Вот здесь-то началась настоящая порка! Какой Олежка не мог себе и представить! Бич с чавкающим треском ложился на его бёдра, на спину, оставляя раздутые, горящие адским огнём рубцы. Про попу нечего было и говорить: она распухла и вздулась так, что кажется, пройдись по ней кнут ещё лишний раз, и лопнет кожа, и мясо начнёт выворачиваться наружу.

Девушка старалась попадать кончиками по самым нежным местам - стегая с оттяжкой, захлёстывать во внутренние стороны бёдер, или около разреза в середине попы, по самому низу ягодиц. Отдыхая с минуту после каждого удара, Лиза со всё нарастающим возбуждением осматривала творение рук своих. Уже так же, как и Вероника, она потирала ладонью у себя в промежности, проводила снизу вверх по щёлке, теребила клитор, пропускала между пальцами волосы на лобке. Впрочем, и другие девки, рассевшись на травке, с не меньшим диким восторгом наблюдали за происходящим живодёрством, натирали у себя в промежности, хватали всей пятернёй, зажимали в ладонь, теребили и мяли свои губки, со страстными стонами вертелись ягодицами по земле.

Раз за разом Лиза переходила то на одну, то на другую сторону. Каждый раз и она очень подолгу перетягивала кнут через трясущегося Олежку, "змеила" им то по его попе, то по бёдрам или по спине. Тому казалось, что прошло уже бессчётное множество часов, и что вот-вот, после какого-то следующего удара он увидит сверху своё распластанное на скамье, уже бездыханное тело...

Но звучно щёлкающие удары прогоняли через него новые и новые разряды всё более жуткой боли. Озорно улыбаясь, Лиза резко и сильно посылала кнут, и тот оставлял всё новые жуткие следы своих ужасных жестоких "прикосновений".

Олежка даже не сразу понял, что в какой-то момент порка прекратилась. Просто вместо удара кнутом на него обрушился каскад ледяной воды из ведра. Следующее ведро ему шарахнули на голову. Лера, открыв кран, опять наполнила вёдра, на всякий случай, поскольку в скором времени Лиза собиралась сечь его розгами, и затем просто окатила Олежку мощной струёй, попутно обрызгав и визжащих, хохочущих подруг.

Ошалевший, даже офонаревший от мучений Олежка ещё плохо понимал происходящее, лишь бессмысленно поводя глазами. Ему дали некоторое время отдышаться, придти в себя. Затем Женька, ухватив его за совершенно мокрые волосы, приподняла ему голову.

- Ну как, увидел кузькину мать? Что это? Как выглядит? Стра-а-ашно? Чего молчишь? Кажется, госпожа задаёт тебе вопрос?

- Он хоть понимает, что такое "кузькина мать", что это абстракция, и таковой не существует в, так сказать, "физическом виде"? - рассмеялась Марина. - С ним надо проще - "большие неприятности", или наподобии того! Единосмысленно - "где раки зимуют", тут хоть известно, откуда берёт начало! Это в границах его понимания! А уж эти "большие неприятности" он точно только что изведал!

- Тем более, что ещё не совсем вошёл в понятие, где верх и низ! Как ещё трясёт нашего бедняжку! Даже глаза ещё непонимающие!

- Конечно, для кретинов, даунов, олигофренов-имбицилов и прочих, одного с ними уровня по умственному развитию, такие понятия как "фразеологизмы", оно же "идиомы", просто неподъёмны их слабым умишкам! - отозвалась Вероника. - Им вообще недоступно ничего из области абстрактного!

- Ха! "Идиомы"! Слова-то какие! Спроси его, что это означает? У него башка завернётся на пупок! Для него это запредельно мудрёные термины! Поймёт ли разницу между идиомой и идиотизмом? Скорее всего решит, что это взаимосвязано, единосмысленно, что "идиома" - от слова "идиот"! Как говорится, "с себя блох и станет собирать"! То есть в первую очередь подсознательно увидит себя! - Женька помакнула Олежку лицом в наполненный ковш. - Выполаскивай рот и пей! - вылив остатки воды ему между лопаток, она повернулась к нему задом, и широко расставив ноги, нагнулась. Выдала взад промежность. - Чего уставился? Или что-то непонятно? Ободрить? Девочки! Кто-нибудь! Объясните пентюху его обязанности! Капельку соображения добавить треба!

Вероника с готовностью подскочила, и бросилась чтобы схватиться за кнут. Олежка, словно моментально выйдя из ступора, прильнул вытянутыми губами к щёлке госпожи. Девки захлопали в ладоши.

- Слава кнуту, волшебным образом уму учащему!

- Без прямых напоминаний вспомнил про свои обязанности!

- Сразу заработала соображаловка, ничего не потребовалось и говорить!

- Засоображал, как только жопа беду почуяла!

Олежка засосал, словно стараясь что-то высосать из вагины, заиграл по щёлке кончиком языка.

- Входи языком! И соси смелее! - донёсся окрик Женьки.

Он полностью погрузил вытянутый до предела язык в источающее соки влагалище, и с чавкающим причмокиванием принялся сосать, несколько углубив вытянутые губы в щёлку. Женька, извиваясь и виляя попой, толчками напирала навстречу.

Через несколько минут она велела Олежке провести широко распластанным языком по губкам вдоль щёлки, почти что от клитора и до попы, с каждым разом прижимая язык всё плотнее, и снова заглубиться ртом в вагину. И после нескольких таких смен действий он засосал её анус, трепеща по нему кончиком языка, несколько заглубил его в дырочку, затем, легонько касаясь, провёл распластанным языком между ягодиц. Довольная Женька, только что не мурлыча, лишь сжимала попу, двигала ягодицами, как бы катая между ними его язык.

Пока она наслаждалась, Лера, приобняв Лизу за плечи, отошла в сторону.

- Так ты действительно никогда ещё никого не порола кнутом? У тебя получается так, как будто это тебе уже дело привычное.

- Кнутом - в первый раз. И сразу - таким огромным! А почему это тебя так заинтересовало?

- Так... Какие у тебя движения, замах, сам удар - для этого нужно иметь хоть небольшую практику. Вот и интересно. А тем более - меткость ударов. Раньше палачей учили как: намазывали курице лапы мелом, и пускали её побегать по полу. Она оставляла трёхпалые следы. И затем ученик должен был хлестать по полу кнутом, пусть и не таким длинным как у нас, так, чтобы трёххвостка на конце кнута попадала точнёхонько в эти три чёрточки на полу. Это как раз было почти что самое сложное, тут ученики заплечных спускали семь потов пока достигали хоть какого-то мастерства.

- Повторяю, может, из фильмов? Как дерутся на хлыстах ковбои, ну, ещё кое-что про цыган. А до такой меткости, как рассказала ты, мне ещё и не мечтать. Впрочем, я уже много лет подряд занималась тэ-кван-до, ты же знаешь. Кроме последних лет полутора. Оттуда и все движения. Кстати, когда я начала заниматься, тренер говорил, что я в мастерстве расту не по дням, а по часам, ставил в пример. Это очень скоро оценили и любители дразниться, у них очень быстро стало пропадать желание обзывать меня "черномазой". Если бы я стала заниматься несколько раньше, то смогла бы заступаться и за мою старшую сестру. Ну, ты ж её видела? Её буквально преследовали, изводили, дразнили "жиркомбинатом", "жиробасиной", "жиртумбой", "жирной колбасой"... Но когда я достигла нужного мастерства, надобность отпала, в том возрасте, в каком она тогда была, уже никто не обзывает и не дразнит из-за внешности.

- Да уж, видела... Ты меня извини, но как твоя сестра умудрилась выходить замуж? Даже дважды? Ладно, фигура. Но впридачу ещё с такими, ну, как у нас у всех, склонностями?

- Как-то получалось. Хоть мужья при ней долго не задерживались. Не все любят, когда жена меняется ролью. А некоторые считают, что их "опускают", делают "петухом". Пусть и с помощью игрушки. Ну, и больно это конечно, особенно сначала.

- Меня тоже раньше очень много дразнили, - начала изливать душу Лера. - Обзывали "слоником", "ушанкой", или "ушаном" - это такая летучая мышь, "чебурашкой"... Ну, понятно, из-за моих ушей. Я всё время из-за них комплексовала. Даже папа, если на меня сердился, то для обидности мне про них говорил. Потому что это было моё слабое место. Даже ещё недавно насмехался, что мне именно из-за ушей никогда не выйти замуж.

- Но хоть у одного любителя подразниться ты не пробовала отбить эти желания?

- Ещё как! И получалось! Надо просто быть решительней, где не возьмёшь одной лишь силой, следует превосходить наглостью. И не стесняться.

- Как же это?

- Ну, вот кое-кто подскакивал сзади и щёлкал пальцами по уху. Или делал это с задней парты. Я поглядывала, уже засекала. И он не успевал отскочить, как я вцеплялась ему в ухо, и таскала во все стороны. Часто раздирала в кровь. Понемногу эти "любители" отсеивались. Так! Но был ещё один неуловимый вредник. Этот повадился во время перемен рисовать на доске Чебурашку. Очень грубо, а потому и быстро - раз-раз, большой круг, и с боков два круга поменьше, уши. Но все знали, о ком это. Ну, и смеялись. Наконец его поймали, заставили перед всеми обещать, что он больше так не будет. Тем более, что каждый раз приходилось стирать с доски его шедевры живописи. Так он стал подкидывать мне на парту листочки бумаги с такими ж рисунками! И убегал. Один раз я его подкараулила за дверью, и когда он выходил, толканула так, что он упал. Я села на него верхом, и учительской линейкой, знаешь может, метровая, толстая, начала лупить его по жопе. А потом заставила этот рисунок съесть. И знаешь, кажется именно после этого я начала ощущать потребность кому-то делать больно. И именно хлеща по заднице. Так, какую-то внутреннюю потребность, или даже смутное желание, сама ещё не понимая, что это и зачем. Да! Этот дурак на какое-то время прекратил художничать, но потом нет-нет, да стали появляться на моей парте листочки с контурами, похожими на Чебурашку. И подбрасывал он мне их перед самым-самым звонком, чтобы не оставалось времени поймать и надавать ему. И тут же чинно, с невинным видом, садился на своё место. А оставалось бы время, я б стала гоняться за ним с линейкой, а он бы прыгал через парты из ряда в ряд, и корчил рожи, махая ладонями около ушей, и так до самого звонка. Как это было однажды. После чего он и стал подгонять к последней полуминуте. А я попросила одну свою подружку вместе подсмотреть, чтобы она подтвердила, и как только он кинул мне на парту бумажку, мы заскочили. И тут же - звонок! Я прыгнула ему на спину, повалила. У него на лбу оказалась потом шишатина - во! А я налегла ему на спину коленом, и стала растягивать его уши. Уже все собрались, нас кое-как разняли, но более виноватым всё равно оказался он. Подружка рассказала, что видела как он подбросил рисунок, и его предупредили, чтобы это было в последний раз. Во как надо! - Лера рассмеялась над своими стародавними проделками, заражая смехом и остальных девчонок. - Кстати, Лиз, ты вроде как хотела добавить ему от себя, розгами? Не передумала?

- Разумеется, нет!

Женька к тому времени уже получила всё возможное удовольствие. Предоставив Лизе отхлестать розгами уже полностью пришедшего в себя Олежку, девки отошли к беседке. Лера сказала, что ей уже давно надо собираться съездить по каким-то делам.

- Увидите, - отвечала она, загадочно улыбаясь, когда подруги начали расспрашивать о цели поездки.

Не тратя более времени, Лиза принесла из дровяника три хворостины. Вымоченные, длинные и гибкие, они издавали резкий свист, от одного звука которого у Олежки всё холодело и сжималось внутри.

- Ну, моя дорогая жёнушка, осталось последнее на сегодня. Если конечно ничего более не учудишь, - Лиза погладила его по попе, и держа два прута в левой руке, на запас, нежно провела кончиком третьего, "рабочего", вдоль разреза между Олежкиных ягодиц. Несколько раз звучно встряхнула им в воздухе, и "стриганула" по его многострадальной, жутко болевшей на всю глубину мышц истерзанной попе.

Уже пересытившиеся зрелищем недавнего "кнутобойства" девчонки, хоть и рассевшись в беседке, нет-нет, да и высовывались оттуда, поглядывая в сторону скамьи, где беспомощно дёргался дико завывающий Олежка. Как вытерпеть такую порку? Розга и чуть-чуть не измочалилась, даже на конце, а терпеть такую боль не было уже никаких сил. Олежка мотал запрокинутой к самым лопаткам головой, и безудержно верещал. Каждый удар был подобен прикосновению раскалённым добела железом. Даже готовая к отъезду Лера, уже одетая, задержалась, с интересом рассматривая как розга строчит Олежкины "булки".

Было не просто больно, это была ужасающая боль, которую действительно нереально терпеть. Лиза выбросила первый сломавшийся прут. Свежий сёк куда более жгуче. Он оставлял белёсые, но тут же раздувающиеся, вмиг наливающиеся кровью полосы. От нестерпимой боли после каждого удара глаза у Олежки заволакивало чёрно-багровой пеленой. Как выдержать эти муки? Губы и без того все искусаны в кровь. Даже на лице у Леры стало появляться нечто вроде жалости, хоть она и перебирала бёдрами, тёрла ими по губкам и ляжку об ляжку.

Лиза продолжала усердно настёгивать Олежкину попу.

- Вот надеру! Виноват - отвечай! Надо было думать о последствиях, когда хотел сбежать! Оть тебе! Оть! Оть! Оть! - приговаривала девушка, накладывая на сжимающиеся, словно пляшущие ягодицы хлёсткие жалящие удары.

Боль достигла пика. Уже такого предела, когда вытерпеть не было никакой возможности. Олежке казалось, что он уже не понимает где находится и что происходит с ним. Одна лишь секущая огненная боль, овладевшая телом, затмевающая соображение. Гибкий прут обжигающе "целовал" его попу. О-о-ой, какая жуть! Долго ли ещё? И тут словно вмешались сами небеса - розга наконец-таки сломалась.

На обезумевшего от боли Олежку полилась вода, приводя его в соображение. Лера, прежде чем ехать, принесла пузырёк и обработала ему попу и бёдра этой жгучей, но несколько утоляющей боль и дезинфицирующей жидкостью.

Подошедшие девчонки стали распутывать верёвки.

- Надеюсь, урок хорошо запомнился и пошёл впрок? - сказала Марина, оделяя его крепким шлепаком. - Чего разлёгся? Непонятно, что ли? Можешь вставать! Подымайся, требуха!

- Он уже так сроднился с этой скамейкой, что просто прирос к ней! - рассмеялась Женька. - А что? Перина удобная, греет снизу, даже не хочется расставаться!

- Околевает, что ли? Или хочет притвориться падалью? - Вероника звонко треснула его по попе.

Олежка сделал движение, и тут же резанула острая боль. Он вскрикнул, и снова распластался.

- О, как ему понравилось! Действительно! Надо будет ещё и погладить кнутом, видать это тоже ему в кайф! - Вероника схватилась за бич.

Олежка с криком скатился на землю, скребя по песку локтями попытался шевелить затёкшими суставами, и снова растянулся.

- Не торопись на поля асфоделей. Харон подождёт. Успеешь стать его пассажиром. Может завтра, а может и через шестьдесят, или даже через семьдесят лет. Смотря как будешь себя вести. Здесь, при нас, ты сам по себе и дух не испустишь, пока этого не захотим мы! - тихонечко, гадким голосом пропела над ним Марина.

- Подымайся, полено с жопой! - Женька рванула Олежку вверх за волосы.

Тот кое-как согнул потерявшие способность двигаться локти, упёрся в землю лбом, но при попытке согнуть ногу снова упал на бок.

- Да я смотрю, мы сейчас опять будем иметь удовольствие созерцать его на этой скамейке! Ну-ка вставай, увалень! Или забыл, в каком положении должен находиться перед госпожами? - Вероника пнула его в бедренный сустав.

- Очевидно, урок не совсем пошёл на пользу. Надо б повторить, - с усмешкой произнесла Лера. - Так что прошу обратно, на скамеечку! Тем более, все удобства остались, да и тебе явно нравилось на ней! - обломок прута хлёстко обжёг ему плечи. - Сейчас разгоним тебе кровь!

Нелепо катаясь с боку на бок, Олежка привстал на негнущихся локтях и коленях. Несколько раз он падал, и тогда этот обломок лозы полосовал ему спину. Наконец ему удалось встать на колени, и он, вертя головой, осматривался по сторонам каким-то бессмысленно-обезумевшим взглядом.

- "Чи-иво стоишь, кача-ааясь, тонкая рябиина?" - провыла подошедшая Женька, подняла над Олежкой ведро, и разом опрокинула ему на голову.

- "Рябина" - это слишком почётно для него! Скорее уж осина! По крайней мере, именно обрубок осины и болтается на его плечах! - хмыкнула Вероника. - Ты, долго ещё собираешься покачиваться и трясти своей осиновой чуркой? - она пнула под ягодицу мотающего головой и отфыркивающегося Олежку.

- Он сейчас мне кое-что напоминает... Когда я работала в психбольнице, в отделении всегда бывал хоть один, кто всё время покачивался из стороны в сторону. Сидит - покачивается, стоит - переминается на ногах, и тоже качается туда-сюда, - ввернула Марина.

- Хочешь сказать, он спятил? Да прикидывается! А может, просто придуряется? - Вероника потянулась к кнуту.

- Да, госпожа Вероника? - затравленно дёрнулся и сжался, приникая к земле, Олежка.

- Яко бачите! - торжествующе обвела подруг взглядом Вероника. - Если б рехнулся, - она посмотрела на Марину, - то уже и не понимал бы, что такое кнут, и для чего он в руках у госпожи. Ну, а ты что там лупишь свои стекляшки? До сих пор не понимаешь, что делать?

- А... А... А... - Олежка заметался, подскакивая на коленях, бестолково завертел головой во все стороны. Страх внутренним ударом ухнул в голову, поплыло в глазах, и перед ними засверкали какие-то блестящие точки. Что же он упустил?

- Исключительно безнадёжный случай! - Вероника стала отходить в сторону чтобы сделать замах. Олежка втянул голову. Сначала он не понял, чего хочет госпожа. Но тут его взгляд упал на обломки прутьев, на скамейку, устланную крапивой... Ошалевший от битья, он не вспомнил, что в его обязанностях - немедленно прибрать и унести весь остающийся после наказания мусор! Он же не сделал этого именно немедленно! И Олежка поскорее бросился на ещё плохо слушающихся конечностях, часто дыша от волнения и страха, и принялся хватать и собирать поломанные, измочаленные об его тело прутья.

Продолжение следует...