Светлая Пашня

Пролог

Стефан Королев пробудился и взглянул в окно. Яркое солнце освещало какую-то заброшенную деревню. В воздухе было необычайно свежо. Все вокруг разогнало пелены ночи, готовясь к новому дню.

Кот, ослепленный солнцем, лежал на заборе и прищуривался так, что кожа, треснув на затылке, стянулась к почерневшей шишечке отвалившегося носа.

В будке, белея ребрами, полуистлевшая собака радостно укусила беззубой пастью свою ногу, приняв эту кость за лакомство.

Три свиньи мирно расположились в затхлой луже полусгнивших внутренностей и кормили отслойными сосками раздувшихся синих поросят.

Жирный нахохлившийся индюк скончался на вялого гуся, порвав клюв в последнем кряке.

Куры, запутавшись головами в рассыпанные коровьи "лепешки", грязно-серыми могильными холмиками тлели на солнце.

Петух разорванным горлом повис на плетне, вцепившись вывихнутыми лапами с отвалившимися когтями в кроваво-красный гребешок, лежащий рядом.

Истощенная корова окаменела на постаменте из собственных испражнений, споткнувшись на треснувших ногах и задавив отвалившимся выменем проползающего мимо лысого ёжика.

В затхлом пруду утонула стая уток. Их перышки, отделившиеся от скользких тел, цепочкой "осенних листьев" медленно плыли мимо качающихся животом бездействующих карасей.

Щука в последней агонии перевернулась наизнанку и лежала на берегу, задыхаясь своей чешуей.

В засохших камышах раскинув сломанные крылья вверх ногами лежал седой журавль, подавившись жабой. Она густо сочилась ему в горло через треснувшие глаза.

— Мир eбнулся, — прoшeлeстeлo рaдиo зa спинoй Стeпaнa и oтключилoсь.

Стeпa вздрoгнул и зaкрыл глaзa в плoтную кoрoбoчку, убрaв их с пoдoкoнникa. Нoс зaвeрнул вo влaжную тряпoчку и сунул в кaрмaн. «Мир сдвинулся», пoпрaвил oн рeпрoдуктoр и eгo мысль сухими струпьями мeдлeннo oтдeлилaсь oт ржaвoй гoлoвы, кoтoрaя зaбытo пoкaчивaлaсь нa пoлу и тихo шуршa пoлeтeлa зa двeрь, гoнимaя впeрeд синим вeтрoм. Пoбaрaхтaвшись, Стeпaн всунул нoги в прoтeзы, пoдхвaтил нeпримeтную гoлoву и пoбрeл в стoрoну трeугoльнoгo гoризoнтa, oпирaясь нa кoстыли.

Стрaнник нe пoмнил, кaк oкaзaлся в этoй мeртвoй дeрeвнe, нo знaл, чтo нужнo дeлaть. Eгo путь лeжaл к срeдoтoчию всeх мирoв — мeсту, кoтoрoe нaзывaлoсь Свeтлaя Пaшня. Лишь тoлькo тaм мoжнo былo пoвeрнуть врeмя вспять и дaть мирaм лучшую дoлю. Стeпaн святo вeрил, чтo, кoгдa oн дoбeрeтся дo цeли свoeгo пути, eму oткрoeтся eгo прeднaзнaчeниe. A пoкa чтo oн шeл впeрeд, oсвящeнный нaдeждoй и прoвидeниeм.

Глaвa пeрвaя

Aртaс

Стeпaн взoбрaлся нa нeбoльшoй хoлм и пoсмoтрeл вдaль. С eгo тeлoм прoисхoдили пoстoянныe мeтaмoрфoзы, нo oн ужe стaл к этoму привыкaть. Тoлькo кoгдa вмeстo нoг, кoтoрыe oтвaливaлись oбычнo нeкстaти, вылeзaл aкулий хвoст или лaсты мoржa, eму прихoдилoсь лeжaть в стoрoнкe и пeрeжидaть трaнсфoрмaции. Сeйчaс oн выглядeл впoлнe снoснo, eсли нe считaть нeприличнoгo нaрoстa нa лбу, кoтoрый встaвaл всякий рaз, кoгдa мимo прoхoдили рeдкиe oсoби жeнскoгo пoлa.

Нa гoризoнтe пoкaзaлся всaдник в дoспeхaх, сидящий нa стрaннoм скaкунe с бoльшими рoгaми, рaзвeдeнными в стoрoны. Рыцaрь дoстaл из нoжeн внушитeльных рaзмeрoв мeч и дeржaл eгo пeрeд сoбoй, кaк пaлку для сeлфи. Приблизившись к Стрaннику нa oпaснoe рaсстoяниe, всaдник ткнул Стeпaнa в нaрoст и спрoсил глухим гoлoсoм:

— Кто ты такой в этом мире?

— Я Степан-скиталец, — ответил Степан. А кем ты будешь служить?

— Да я Минетил Артас! — вскрикнул рыцарь и поднял меч над головой.

— Мне все равно, кого ты там служишь, — ответил Степан, отступая на шаг, — как тебя звать, железный человек?

— Я принц Лордерона и рыцарь Серебряной Длани, сын короля Теренаса Менетила II и наследник трона! — всадник приподнялся в седле и приготовился к нападению. — Я Минетил Артас и меня сам Утер Светоносный обучал искусствам паладина!

— Ну, если тебя сам Светоносный учил, — пробормотал Степан, не совсем понимая о чем говорит громыхающий всадник. — Не знаешь случайно короткий путь к Светлой Пашне? — добавил он, повысив голос.

— Нет, о Азерот! Не произноси этого вслух! — вдруг закричал всадник, и его доспехи враз потускнели.

— Какой рот?! Я говорю, не знаешь, как добраться до Светлой Паши? — удивился Степан, глядя, как оседает рыцарь на своей странной коняге.

— Прощай, моя Джайна! Прощай, моя Праудмур! — завыл Артас и свалился на землю.

Он скатился вниз, громыхая доспехами и стал биться в агонии у подножия холма. Металлические сочленения рыцарского боевого костюма с громким чавканьем отделялись от трясущегося тела вместе с мясистым содержимым. Фонтанчики крови постепенно сошли на нет, и останки всадника затихли, дымясь ручейками крови из вырванных с мясом конечностей.

— Херасе, — пробормотал Степан, подходя к рыцарскому фаршу. — Безмолвно он лежит, во прахе и крови скользят его колена, — бездумно добавил он.

Странник нагнулся и поднял с кровавого месива, которое когда-то было шеей несчастного рыцаря, серебристый кулон. По украшению струилась искусная гравировка в виде двух переплетенных букв «БИ». Степан осторожно повесил добычу себе на шею и отвратительно толкнул волосатые яйца Артаса, вывалившиеся из доспеха. Брызги крови сложились на земле в причудливую карту местности.

— Вот он путь, куда мне следует двигаться дальше! — вскрикнул Степан, водя возникшим щупальцем, покрытым хитиновой кожурой, по кровавым ручейкам, вытекающим из остывающего мяса.

Затем он полз вперед, странно выгибая членистоногое тело под противоестественным углом.

Глава вторая

Харрис

Вдалеке показалась странная поляна: ее границы обрамляли деревья, увитые густым плющом. Посередине на аккуратно подстриженной траве стоял изысканный стол, инкрустированный черепами и драконами. На столе, заполненном кастрюльками и тарелками, что-то аппетитно дымилось. Подле него сидел небольшого роста лысоватый человек с седеющей бородой и что-то с аппетитом уплетал, черпая половником прямо из кастрюли. Степан выглядел вполне сносно, несмотря на испуганный глаз позади волосатого хвоста, поэтому он смело приблизился к трепезнику и с шумом втянул носом воздух. Человек перестал есть и тревожно взглянул на путника.

— Хочешь присоединиться? — спросил добрый человек и нехотя протянул Степану деревянную ложку, на которой древним искусным мастером была вырезана морда лица.

— Не откажусь, — ответил Степан, усаживаясь за стол и не обращая внимания на недружелюбный прием. — Степан Королев, — добавил он и зачерпнул ложкой из общей кастрюли.

— Томас Харрис, — представился хозяин стола и нахмурился, наблюдая за действиями странника.

Степан ошалело уставился на глазное яблоко, которое он выудил при первом же погружении ложки в странное варево. Глаз смотрел на Степана немигающим взглядом. Мигать было нечем.

— Чей это? — внезапно севшим голосом спросил Степан.

— Преподаватель, — ответил Томас настороженно и проглотнул слюну.

— Неудачные лекции? — пошутил Степан, но никто не рассмеялся. Он осторожно опустил взгляд обратно в кастрюлю и спросил: — А здесь что?

Степан указал пальцем на кусок странного мяса, разложенного на тарелке перед ними. Они шипели, как будто только что сняты со сковородки.

— Это жаркое из ягнят, — ответил Харрис после долгого молчания и вдруг зацепился за край стола: она заметила на шее незнакомца серебряную подвеску.

— А здесь что? — продолжил Степан, махнув ложкой в сторону какой-то синей жидкости, размазанной по глубокой выбоине тарелки.

— Это Красный Дракон, — прошипел хозяин странных блюд и вдруг резко выставил руку в направлении Степана. — Откуда у тебя это?!

— Подвеска? — Степан быстро убрал ее на всякий случай за отворот косоворотки. — Мне мама подарила, — солгал он. — Я полагаю, что когда доберусь до Светлой Пашни...

На этих словах Томас Харрис завыл, дернулся и свернулся на землю... вместе со стулом. Павший всепился себе в руку зубами и стал быстро поедать сам себя, корчась от боли и брызжа кровавыми ошметками во все стороны. Степан выронил ложку и отскочил от стола. Томас обгладывал себя с удивительной быстротой, отрывая целые полосы пульсирующих мышц от розово-красных костей. Иногда его рвало плохо пережеванным свежим мясом, и тогда он запихивал плоть обратно себе в глотку чудом уцелевшей рукой.

Степан отступал к тропинке, не сводя глаз с душераздирающего зрелища. Обгладанные пальцы в последней конвульсии зацепили скатерть, стащили ее вниз, и все блюда разом свалились на клубок судорожно дергающихся конечностей. «Какое-то осеннее каннибализм», мелькнула мысль у перепуганного Степана, однако это не помешало ему подобраться к неаппетитной куче окровавленных внутренностей и выудить оттуда бечевку с болтающимися на ней буквами "EH".

Стерев украшение из кроваво-алых лепестков бербериса, Степан натянул его на шею и быстро двинулся дальше, следуя за стремительно летящей ящерицей в полуметре от земли: она явно указывала путь.

Глава третья

Фредерик

Степан давно потерял перепончатокрылую рептилию из виду и двигался строго наугад, изредка вспоминая кровавую карту Артаса. "Сияющая Трость", - размышлял он под перестук собственных костей, гремя ими по растерзанной асфальтовой дороге, - какая магическая сила заключена в этих словах? Стоит мне их только произнести вслух, как с собеседником случаются нехорошие вещи. И как связаны с этим украшения, которые я отбираю у покойных?"

Путник достал из-за пазухи медальоны и покрутил их в руках: ничего внятного не складывалось из имеющихся букв. "Слишком мало информации", пробормотал Степан и прибавил шаг: дорога вплелась в небольшой городок, который неожиданно вырос на его пути.

Город был мертв, это было заметно невооруженным глазом. Повсюду стояли тронутые ржавчиной автомобили, валялись обрывки газет, большинство витрин пустых магазинов было разбито. Шестнадцатью многочисленными ногами - сейчас у Степана было двадцать пар щетинистых сочленений - путник быстро двигался вперед, шевеля стебельками глаз.

Он поравнялся с большим, когда-то белым корпусом здания, на котором висела покосившаяся табличка: "Клиника Уэстен-Хиллз, Спрингвуд, штат Огайо". Степан не был уверен, что он действительно в Спрингвуде, но мир сдвинулся и с этим нужно было считаться. До странника донесся чей-то уверенный голос, и Степан быстро взобрался по стене клиники на второй этаж. Осторожно прильнув стебельком к окну, он заглянул внутрь помещения.

Высокий мужчина в белом халате с широким лбом и благородным носом прошествовал между рядами столов, за которыми сидели дети с особенными лицами. На них было надето нечто вроде пижамы. Перед ребятишками лежали открытые учебники и тетради. По выражению лиц было невозможно определить, сколько детворе лет. Какой-то урок, похоже.

— Сон — очень интересное и крайне необходимое для каждого ребенка естественное физиологическое состояние, — с жаром говорил, то ли учитель, то ли врач, приближаясь к окну, — и пренебрегать этим, особенно в детском возрасте, крайне недопустимо!

Говорящий распахнул окно, и Степан чуть не свалился на землю, чудом ухватившись лапками за шпингалет. Мужчина брезгливо смотрел на болтающуюся за окном гигантскую сороконожку и не отрывая взгляда от насекомого, крикнул, чуть повернув голову назад:

— Кто сегодня отвечает за чистоту класса?

— Я, господин Крюгер! — подал голос кто-то из мальчишек, и Степан с ужасом увидел, как над ним навис мужской башмак, который учитель сжимал в руке.

— Светлая Пашня! — пискнуло насекомое и задрожало от страха.

Учитель посмотрел на скукоженное существо за окном взглядом, полным отчаяния и тоски, выронил ботинок и рухнул на подоконник. Степан услышал, как мужчина задыхался и тут произошло необычайное. Дети вскочили со своих мест и бросились к спящему учителю: у каждого из них было лезвие на длинной металлической ручке. Скальпели в руках безумцев блеснули в лучах заходящего солнца.

«Он уснул! В лапшу его!» раздались воинствующие вопли, и молодежь стала потрошить наставника, словно чучело, наполненное опилками. Одежда была в мгновение ока изрезана в кровавые лоскуты, а затем детвора добралась до сладкого. От тела Фредерика Чарльза Крюгера — как значилось на оторванной нашивке халата — отрезались тонкие куски плоти, которые дети тут же поджаривали на костре из учебников и школьных принадлежностей. Комната наполнилась зловонными запахами, будто подпалили курицу. Детишки, словно маленькие ненасытные пираньи, за несколько минут обчистили учителя.

Степан рухнул с окна. Его ноги-щупальца высохли целыми связками и рассыпались тихим шелестом на землю. Степан принял почти человеческий облик и еле успел отшатнуться от летящего тела: из окна выбросили горящие останки Крюгера, которые разбились рядом. Степа покрутил ветвистой рукой, еще сохраняющей остатки хитинового покрова, горящую плоть и зацепил с изрезанной шеи учителя серебряную цепочку, на которой болталась только одна буква "E".

— Недурно, — пробормотал Степан и отошел подальше от горящего трупа. — Вонючий, — ворчливо сказал он и спрятал магические руны под одежду.

День и труп догорали, солнце и настроение клонились к закату, и Степан решил отдохнуть. Он прислонился к ржавому остову когда-то синего пикапа и заснул стоя, как боевая лошадь, изредка всхрапывая и роя землю копытом.

Глава четвертая

Норман

Нескоро перекусив еще теплым прожаренным телом, накануне выпавшим из окна, Степан пошатнулся дальше по дороге из желтого кирпича. Его приземистое тело на кривых коротких лапах было покрыто свалявшейся шерстью пыльного цвета с рыжими подпалинами на ушах. Степан мельком взглянул на себя в лужу, растекшуюся вдоль дороги. «Даже псина из меня получилась непородистая... шавка какая-то», грустно подумал путник и поковылял дальше. Его сокровища, снятые с погибших встречников, болтались на ошейнике, словно награды за призовые места на собачьих конкурсах.

Город закончился и перед Степаном развернулась бескрайнее маковое поле. Сотни тысяч кроваво-красных цветочных головок колыхались, подчиняясь воле еле заметного ветерка. У странника закружилась голова от увиденного великолепия и запахов, рассеянных в воздухе.

На небольшой полянке – скорее говорить о пространстве среди разноцветных цветовых пятен на море – сидел на корточках какой-то господин в черном запыленном смокинге и улыбался. Рядом с ним лежал видавший виды цилиндр. Внешний облик странного человека, столь неуместно расположившегося в парадном костюме посреди полевых цветов, указывал на то, что он раньше был церемониймейстером или еще какой-нибудь важной фигурой. Но Степан ошибся в своих предположениях.

— Степан Королев, — осторожно прогавкнул Степа, удивившись сложной речи, доносившейся из его собачьей пасти.

— Бейтс. Норман Бейтс, — ответил господин и улыбнулся еще шире.

Его почему-то совсем не удивила пришедшая из ниоткуда говорящая дворняга. Степан понюхал воздух: из цилиндра пахло какой-то живностью. Странник решил не тратить время попусту. Ему надоело разгуливать на четырех лапах, и он решил форсировать события, мысленно извинившись перед господином в смокинге за возможные последующие неудобства.

— Светлая Пашня, — пролаял Степан и сжался, пристально глядя на собеседника.

— Блядская Пиздяшня, — тут же ответил господин и выжидательно посмотрел на пса.

Никаких метаморфоз ни с кем не произошло.

— Пашня? — негромко гавкнул Степан удивленно.

— Хуяшня, — согласно кивнул смокинг и оскалился.

Степан начал терять терпение. Не найдя на господине необходимого рунического артефакта, он заглянул в цилиндр и тут же получил чувствительный щелчок по носу. Степан отскочил от неожиданности и обиженно посмотрел на господина. Последний вдруг запустил руку в свой головной убор и извлек на...

Очищенный свет кролика, держа его за ушки. Животное смешно дергалось задними лапами, пытаясь освободиться. Норман встал и вытянулся во фрунт.

— Уважаемая публика! — заговорил он торжественным голосом, оглядывая маковое поле глазами, — представляю вам мистера Гейна! Мистер Гейн, — он уже обращался к кролику, который в это время затих и принюхивался к воздуху, смешно шевеля раздвоенной пуговкой розового носа. — Покажите ваших блох!

С этими словами Норман опустил кролика и прижал его к земле. С каким-то диким весельем глядя на единственного зрителя, Норман стал двигать к псине живой реквизит, приподнимая его иногда в воздух и произнося: «Блох! Блох! Роберт Блох! Прыг-скок! Вот Хич-кок! » Степан отступил, не желая, чтобы блоки перепрыгнули на его шерсть. Ситуация была дикая и несуразная. А дальше стало еще хуже.

Кролик ловко вывернулся и выпал из рук господина. Мелькнули крупные белые резцы, которые обнажились в хищном оскале грызуна, он высоко подпрыгнул и примостился на шее Нормана, сзади лысеющей головы. Мгновение и кролик скрылся из виду. Норман как-то по-женски вдруг вскрикнул, и в ту же секунду густая струя крови ударила в собачью морду Степана.

Он отбежал в сторону, но жирные бордовые струи стали бить из шеи во все стороны, напоминая адский фонтан. Степан поджал хвост и заметался вокруг кровавого пиршества: кровь заливала его со всех сторон. Норман осел на колени да так и остался сидеть с нескладной улыбкой на лице. Потом его голова завалилась на бок под неестественным углом и крови стало намного больше.

Из внутренностей появилась алая голова кролика: у него был какой-то предмет в зубах. Выплюнув его сочно и громко, кролик снова укусил разверзнутую шею своего хозяина, медленно исчезая из виду в теле несчастного. Мелькнул грязно-серый пушистый хвостик, и кролик полностью исчез. Обезглавленное тело Нормана издало странный булькающий звук и рухнуло ничком. Степана выдернуло.

Шутя и поплевывая, он встал на ноги. Ноги были мужскими. Степан быстро осмотрел себя: он выглядел неплохо, одетый в фиолетовый хитон с глубоким капюшоном. Ощупав горсть медальонов, висящих на кожаном поясе, Степан просканировал глазами округу. Недалеко он обнаружил кровавую комочек, который выплюнул проклятый кролик. Это была нецке, изящная старинная фигурка. Степан вытер ее об хитон, оставляя на нем красные следы и рассмотрел внимательнее: на скульптуре была вырезана книга с двумя крупными буквами посередине страницы. «БИ» — значилось на ней.

— Би-би-би, — пробормотал Степан и добавил новый символ к остальным.

Затем он отодвинул хитон и, стараясь не смотреть на дергающееся тело Нормана Бейтса, поспешил покинуть обманчивую кроваво-красную красоту.

Глава пятая

Риддл

Маковое поле не закончилось, как положено растениям, а резко оборвалось, словно кто-то могущественный полоснул широкой секирой по земле, оставив на ней гигантскую кровавую рубцовую площадь. Сразу за полем начиналось кладбище, которое, судя по датам надгробных изваяний, было старше самой ночи.

Степан непроизвольно ускорил шаг, минутно оглядываясь по сторонам и радуясь тому, что сейчас середина дня и ярко светит солнце. «Еще не хватало оказаться ночью на кладбище», усмехнулся он и тут же другая, пророческая мысль кольнула его перепуганное сознание: «мысли материальны». Воздух словно стал густым и плотным, как вата. Небо потемнело и где-то вдали раздался раскаты грома. «Вот тебе и раз!», в сердцах вскрикнул Степан, ударив себя по коленям.

— Вот тебе и два! — раздался вдруг голос со всех сторон, и стало темно и пугающе.

Могилы светились сами собой, и ещё можно было что-то разглядеть в этом мертвенно-бледном свете. От ближайшего каменного надгробия беззвучно отделилась какая-то тень в балахоне и двинулась на Степана. Он попятился назад, оставляя за собой переработанные продукты жизнедеятельности, которые непроизвольно сыпались из него как из рога изобилия.

— Кончай откладывать кирпичи, — глухо сказала тень и отбросила капюшон. — Здесь святое место, а не нужник.

На Степана насмешливо смотрело через узкие прорези глаз абсолютно лысое и безносое существо. Степан уперся спиной в могильник и вежливо отложил последний кирпичик.

— Ну что, просрался, наконец? — нетерпеливо сказало существо и потерло место, где должен был располагаться нос.

— Вы — смерть? — спросил Степан, но из его горла доносился только клекот.

— Ага. Счас, — ответило существо и протянуло к Степану вполне себе человеческую руку синеватого оттенка. — Я Том Реддл. Руны свои давай! — негромко приказал он.

— Светлая Пашня! — без особой надежды на успех выкрикнул Степан и закрыл глаза.

Существо, назвавшееся Томом Реддлом, враз перекосилось, оно согнулось, как от удара под дых и истошно заперхало. Степан разлепил глаза, радостно улыбнулся и сделал шаг навстречу умирающему. Реддл словно этого и ждал. Он резко выпрямился и неприлично заржал, запрокинув голову назад. Степан ничего не понимая отпрянул обратно к могильному обелиску.

— Не работает твоя фишка, — посмеиваясь объяснил Реддл свое внезапное воскрешение. — Давай браслетки и вали отсюда, пока цел!

«Неужели моя дорога так ничтожно завершится? — подумал Степан. — Зато ты уже на кладбище, далеко ходить не надо», добавил чей-то злорадный голос в голове. Степан в отчаянии огляделся по сторонам. Одна из могил светилась ярче остальных. На ней было высечено какое-то изречение на мертвом языке. Что-то смутно знакомое было в этих словах, словно они были родом из детства. Внезапно на Степана снизошло осознание.

Он подобрал лежавшую под ногами ветку и направил ее на безножную сущность.

— Авада Кедавра! — гаркнул Степан, вложив в эти слова всю свою веру в Британскую детскую литературу.

Полыхнула вспышка ослепительного зеленого цвета, раздался свистящий звук, будто что-то невидимое и громадное пронеслось по воздуху, и Рэддл мгновенно опрокинулся на спину — без единого повреждения, но, словно мертвый.

— Ты забыл про крестражи, маленький говнюк, — просипел поверженный противник и испустил дух со всех сторон.

Трупный запах стал расползаться по кладбищу, и Степан, задерживая дыхание, двинулся к смятому темному балахону, лежащему на земле. В области сердца мерцал зеленый браслет с готическими буквами «ВС». Степан подобрал его, нацепил на руку и поспешил покинуть это негостеприимное место.

Тут же разверзлось небо, разошлись облака, и обжигающе полыхнуло огненное Ярило. «Свят! Свят! Свят! », перекрестился Степан и почти бегом побежал навстречу своей цели. Он нутром чувствовал, что Светлая Пашня не за горами.

Глава шестая

Влад

Степан в который раз ошибся за время своего долгого путешествия: цель его была именно за горами — горным хребтом, который преграждал путь усталому путнику. Странник уныло обвел печальным взором нагромождение скал и холмов, расположенных у подножия небольшого озера, где он очутился, покинув мертвое место. Степан горестно всплеснул крыльями... Что?! О боги! Вместо рук у него теперь были крылья?!

Степан поспешил взглянуть на свое отражение в чистой озерной воде. На него смотрела большая и наивная птичья голова, почти лысая, покрытая на затылке редким пушком. Степан подскочил от отвращения и отошел подальше, чтобы осмотреть себя целиком. Омерзительный розовый зоб неуместно свисал спереди, на фоне белой тушки и черных больших крыльев.

— Ужас. Я проклятый марабу, — щелкнул клювом Степан и ударил морщинистой лапой по отражению.

По глади озера пошли круги, и Степан отвернулся от ужасающей картинки. Он подцепил горстку артефактов, лежавших неподалеку, пристроил их на отвратительном горбу, выросшем спереди, и побежал, разправив крылья. Взлет прошел успешно, Степан убрал шасси, поджав под себя когтистые лапы, и расправил закрылки....

Он стал набирать высоту и полетел через горный перевал в неизвестность.

Наступил вечер, а Степан все летел и летел. Дважды он, почуяв запах гниющего мяса, пикировал на скалы и подхватывал полуистлевшие тушки падших зверьков. «Я же падальщик», горестно усмехался странник, с аппетитом уплетая зловонную пищу.

Ночь черным пологом накрыла все вокруг, но Степан продолжал лететь через горы, которым не было конца. Вместе с темнотой пропало ощущение времени и Степану казалось, что вся жизнь его прошла в полете в никуда. Лишь мерное бряцание собранных подсказок напоминало ему о цели своего перемещения в пространстве. Луна тускло освещала путь, поблескивая в редких горных водоемах и речушках, которые проплывали под крылом марабу далеко внизу.

Вдруг Степан почувствовал, что он летит не один. Он обернулся и чуть не свалился в ущелье от ужаса: над ним, чуть сзади, летело огромное существо. Размах кожистых крыльев, казалось, закрывал полнеба. Узкая морда с большими остроконечными ушами внимательно следила за Степаном. Заметив, что его раскрыли, существо оскалилось в зловещей улыбке: в лунном свете сверкнули два острых клыка.

— Кто вы и что вам нужно? — прокаркал Степан, испуганно косясь на исполина.

— Более нелепого и неуместного вопроса трудно себе представить, — проскользнул гигант.

Он почти не взмахивал крыльями, скользя по восходящим потокам воздуха. Опустившись ниже, кожистый гигант внимательно рассмотрел украшения, висящие на зобе марабу. Степан тут же пожалел, что у птиц нет карманов.

— Я — Влад, — ответило чудище, сильно смахивающее на дракона.

Его голос звучал почти дружелюбно, словно он решил сменить гнев на милость.

— А я Степан, — отозвался Степан, судорожно взмахивая крыльями: силы оставляли его.

— Тебе для полной коллекции не хватает последнего звена, — сказал Влад, — Оно у меня, — добавил он и наклонил свою звериную морду.

На голове гиганта поблескивала тиара с двумя белыми буквами посередине, разобрать которые с такого расстояния было невозможно. Но Степан понял, что это именно то, что ему было нужно.

— Давай сыграем в загадки, — предложил Влад, подлетая поближе к взъерошенной птице, — тот, кто выиграет, забирает все.

— А вам зачем это? — спросил Степан для того, чтобы что-то спросить.

— Я не могу ничего забирать у смертных, — в голосе дракона послышалась печаль, — ты должен сам отдать это мне. По доброй воле.

— И что вы с этим собираетесь делать?

— Не то, что собираешься делать ты. — Влад помолчал, а потом грозно добавил, — это мой мир, и я никому не позволю изменить его и пустить время вспять! Играй со мной, нелепая птица!

— Каковы условия? — деловито спросил Степан, чтобы выиграть время.

— Если я не угадаю твою загадку, то отдам тебе драгоценную вещь, — в глазах исполина засияла зловещая искорка.

— А если не угадаю я?

— Если ты не отгадаешь мою загадку, — то я заберу у тебя все и выпью твою жизненную силу! — проревел Влад и дико захохотал.

— Кто начнет? — Степан щелкнул клювом от ужаса.

— Начинай ты, смертный, — презрительно бросил вампир и размахнул шкурными крыльями.

— Мм...

На тарелке колобок

Золотой горячий бок.

А тарелка голубая —

Не видать конца и края,

— выпалил Степан загадку, чудом вынырнувшую из глубокого детства.

— Давно ты, видать, не ел пищи, — усмехнулся древний, не вникая в суть шарады, — колобок — это хлебный мякиш у славянских народов. Ты русский, что ли?

— Может быть колобок это и хлебный мякиш, — ответил Степан, деликатно обходя национальный вопрос, — но это не отгадка!

— Гхм... — с сомнением протянул Влад и взлетел повыше, — дай-ка мне минуту подумать.

— Хоть две! — раздухарился Степан, вдруг с ужасом осознав, что долго он не потянет: его силы были на исходе.

Их полет продолжался в полном безмолвии. Вампир хмурился, полностью уйдя в размышления и ничего не видя вокруг, а Степан от усталости постепенно терял сознание. «У меня есть шанс! — думал Степа, из последних сил тяжело взмахивая крыльями, — этот глупый дракон поддался на детскую загадку! Мне бы только чуть-чуть продержаться до тех пор, пока... »

Луч солнца прорезал ночную мглу и ударил в левое крыло древнего ящера. Влад в отчаянии забил крыльями. Второй луч прошел аккуратное отверстие в его когтистой лапе.

— Вот она, загадка! — страшным голосом закричал марабу и подлетел поближе к вампиру, который безуспешно пытался укрыться от смертельных солнечных лучей.

— Это же... — пробормотал Влад и вдруг вспыхнул зеленым факелом, словно гигантская огненная птица.

Взошло солнце, заливая живительным светом все вокруг, и Степан устремился за поверженным вампиром вниз: он никогда в жизни не видел на лице выражение столь искреннего удивления. Тиара упала рядом с горящими останками вампира, и Степан старался не выпустить ее из виду. Он мельком взглянул на землю и обомлел: горы кончились и всюду, куда хватало глаз, расстилалось огромное поле. Оно светилось внутренним бело-розовым светом, переливаясь волшебными всполохами зарождающегося дня.

Это была Светлая Пашня.

Глава седьмая

Светлая пашня

Степан открыл глаза и быстро сел, наскоро оглядев себя. Его мускулистое тело под палящими лучами солнца лоснилось от пота, между буграми мышц стекали тоненькие ручейки. Он внимательно осмотрел свои руки: никаких крыльев, крепкие мужские руки, покрытые вздувшимися руками вен. Подаль от него лежали его сокровища: серебристый кулон, бечевка с буквами, серебряная цепочка, маленькая скульптура из слоновой кости, зеленый готический браслет и обруч с головы вампира. Степан поднял его и приблизил к глазам. Буквы, выдавленные в куске чистого золота, гласили: «ВЫ».

— Кто это «вы», — пробормотал он и разложил артефакты в одну линию. — ИХ, ЭХ, Е, БИ, ВС, ВЫ... — Степан пожевал пухлыми губами, — ну и что же это значит?!

Со стороны поля донесся сладострастный стон, и Степан, оставив на время загадку, подошел к дубу, росшему на краю пашни, оперся о него и вгляделся в даль. Метрах в десяти прямо на земле лежали обнаженные женщины. Их было много — очень много. Почти все молодые, они призывно манили Степана, игриво двигая бедрами и ласково улыбаясь ему. Он начал считать их и на второй сотне сбился со счета. Попробовал снова и сбился опять. «Их надо е*ать, а не считать!», пришла в голову здравая мысль и тут Степана осенило.

Он резко повернулся назад, в направлении своих ценностей, на мгновение задумался, и нужные слова вдруг сами собрались:

ВЫБЕРИ ИХ ВСЕХ

Степан с печалью оглянулся и понял, что это задание ему никогда не выполнить: его мужские силы хватит разве что на нескольких женщин.

От дерева отделилась какая-то тень: словно черный человек просто вышел из ствола или стоял рядом все это время, слившись с корой дуба. Он приблизился к Степану, держа впереди себя руки, сжатые в кулаки. Степан недоумевающе посмотрел на нового персонажа. Сладкие стоны девушек, доносящиеся со стороны поля, мешали ему сконцентрироваться.

Внезапный гость остановился в паре шагов от Степана и заговорил:

— Братишка, ты должен оплодотворить эту святую землю через ее посланниц, — он кивнул на девиц, истекающих соком желания, — тогда мир восстановится и все будет как прежде.

— Я не смогу, — сказал Степан, стараясь заглушить зов плоти.

— Сможешь, — невозмутимо ответил черный человек, — не забывай, что ты такой же ниггер, как и я!

Степан мельком бросил взгляд на свое накачанное тело, покрытое оливковой кожей.

— Да, но... не всех же?!

Чужеземец разжал кулаки. На одной ладони лежала капсула красного цвета, на другой — синего.

— Что это? — кивнул Степан, указав на красную ампулу.

— Морфиус, — ответил негр и заговорчески подмигнул.

— А в синей что?

— Хуй его знает. Но ты выпей обе, — уверенно сказал дубовый фармацевт.

Степан задумался на мгновение, потом бросил взгляд на сонмы девушек, ожидающих его пришествия как Мессии, и махнул рукой.

— Постой, это все просто невероятно, — пробормотал Степан и быстро проглотил две таблетки, запивая их водой из фляги, которую ему протянул пришлый кудесник.

Не прошло и минуты, как тело Степана еще больше напряглось и заиграло, словно натянутая струна. Драг-дилер осторожно отошел в сторону, чтобы не попасть под раздачу. Степан отбросил все сомнения и последние остатки одежды и решительно двинулся на зов плоти.

Мир еще не видывал такого страстного греха. Степан работал как паровой молот, не пропуская мимо ни одной лоны, ни одной влажной пещеры. Благодарные посланницы исполняли на его члене танец любви и плодородия, а его черное могучее орудие стремилось вперед к новым низинам. Постепенно кожа Степана посветлела, отдавая дань толерантности, но сохранив при этом прежнюю африканскую гордость.

Те из сладострастниц, которые пытались войти в историю дважды, жестоко наказывались теми прелестницами, которые еще не успели рыбку съесть. Преступниц забивали в землю резиновыми фаллосами, которые обычно служили для утешений женского братства, пока Степан пробирался к нему со своей великой миссией.

Три дня и три ночи Светлая Пашня оглашалась стонами и криками счастливых наложниц. Последние несколько часов кричал Степан. Он дико устал и его неудержимо рвало на Родину. Заколотив последний кол в участницу массового забега, Степа рухнул без задних ног, тайно надеясь, что он исправил положение, и мир вернется на круги своя.

Эпилог

... Пощевелив пальцами ног, Степан догадался, что лежит в носках, трясущейся рукой провел по бедру, чтобы определить, в брюках он или нет, и не определил. Наконец, видя, что он брошен и одинок, что некому ему помочь, решил подняться, каких бы нечеловеческих усилий это ни стоило. Степан разлепил склеенные веки и увидел, что отражается в трюмо в виде человека с торчащими в разные стороны волосами, с опухшей, покрытой черной щетиной физиономией, с заплывшими глазами, в грязной сорочке с воротником и галстуком, в кальсонах и в носках.

— Блин! Мечтается же такое, — ругнулся Степан Лиходеев и с трудом опустился на кровать. — Конечно, нужно меньше пить.