Варя деревенская. Часть 3

Доев, Степан громко рыгнул и небрежно бросил вилку в сковороду. Откинулся спиной на занавески, и смерил взглядом сидевшую перед ним, обнаженную Варечку.

— Ладно, ложись-ка давай в кровать — скомандовал он, кивнув головой в сторону скрипучей койки.

— В кровать?  — искренне удивилась Варя — А зачем? Я, миленький, спать пока не хочу, с тобой хочу побыть!  — растерялась она.

В голове Варечки мелькнула пугающая мысль о том, что Стёпа хочет её спать уложить, а сам сбежать всё-таки решил.

— Тебе что... Тебе картошечка не понравилась, да?!  — с искренним испугом спросила Варя, подавшись вперед и качнув перед гостем налитыми грудями.

В очередной раз подивившись её наивности и усмехнувшись, Степан глянул на помятую кровать.

Вспомнил, как на этом же матрасе заделал Варю её матери.

Точного дня, когда это случилось, он не знал, потому как Ирку драл часто, и с удовольствием. Но вот скрип пружин этой койки и лязг её душек о раму сетки запомнил отлично. Да и "охи-ахи" Иркины в памяти остались.

"Ой, Степка, ой! А... Ой, хороший мой, да..."

— Понравилась картошечка, понравилась! Молодцом, угодила!  — широко зевнув, усмехнулся Степан — Теперь моя очередь тебя радовать. Держи вот, как я обещал!

Встав с табурета, он спустил с себя трико и трусы, вываливая наружу своё хозяйство перед лицом Вари.

Обрадованная было похвалой за картошку, и засиявшая лицом Варечка, вдруг осеклась. Улыбка её мигом слетела.

Молча и зачаровано Варя смотрела на приподнятый, мужской инструмент.

Волосы на лобке Степана были не шибко длинными и подстриженными, видимо по городской моде.

Из этой блестящей, под светом топки, поросли, к носу Вари, свисал невиданный ею раньше орган. Похож он был на магазинную сардельку, которую она в детстве пробовала, когда с мамой в район ездила. Они тогда на вокзале задержались, а мама купила батон, и две сардельки.

Вкусно было, и мама была рядом...

Прекрасный был день.

Варечка улыбнулась воспоминаниям, продолжая рассматривать хозяйство Степана. Под «сарделькой» висел мешочек с двумя шарами внутри. С виду мягкий и бархатистый, тоже покрыт волосками, но совсем короткими.

Варя снова погрузилась в воспоминания, а особо в те моменты, когда шла через двор и видела, как Тузик себя вылизывает.

Конечно, природа брала своё, и Варечка иногда останавливалась, засматривалась. Глядя как себе лижет пёс, чувствовала Варя непонятное волнение в сосках и животе. Такое же, как при подмывании.

И то, что девица из далекой глухомани видела сейчас, у своего лица, очень уж напоминало то, что вылизывал себе Тузик.

Только у Степана оно было больше. Намного больше.

— Знаешь, что это?  — надменно ухмыльнулся Степан, глядя на неё сверху вниз.

Его так радовала её наивность, что отец чувствовал себя просто царем жизни.

— Это...  — взгляд Вари заметался, она снова боялась выглядеть дурочкой перед ним, не зная ответа — Это твоя м...  — она вспомнила, как Степан показывал ей взглядом на промежность и называл слово — Мохнатка. Твоя мохнатка — ответила Варечка, не зная, как ещё сказать, и подняла на Степана взгляд своих влажных серых глаз.

«Правильно сказала? » — лихорадочно думала она.

Уперев руки в бока,  

Степан рассмеялся, отчего его инструмент закачался, слегка коснувшись носа Варечки.

— Верно, верно — благосклонно одобрил он — Знаешь, что с ним делают?  — Степан снова зевнул, его вдруг резко склонило в сон.

«Опять спрашивает. Всё... Сейчас он поймет, и скажет, что я дурочка» — вздрогнула Варя — «Ну почему я такая, ну почему?! » — проклинала она пустоту в своей голове и всю судьбу.

— Варя?  — повторил вопрос Степан, глядя с насмешкой — Что с ним делают?

— Облизывают!  — выпалила Варечка, вспомнив Тузика и зажмурилась, ожидая ответа «миленького».

При её словах, Степан вовсе не рассмеялся.

Напротив, он нахмурился, сонно глядя на дочь.

Склонил голову на бок, Степан постоял так несколько секунд, изучая взглядом зажмурившуюся и подрагивающую Варю. Потом взял её за подбородок и повернул лицом к себе.

Поборов страх, она открыла глаза и посмотрел на своего любимого в ответ.

— Откуда ты узнала, что его облизывают?  — угрюмо и строго спросил Степан, глядя в упор.

— Т-т... Тузик так делает!  — заикаясь от страха и волнения ответила Варя, и снова зажмурилась — У него мохнатка похожа на твою — отчаянным шепотом добавила она.

Степан молча глядел ещё секунду, потом коротко прыснул от смеха. Прыснул снова и расхохотался, взялся за голову, пропуская свои волосы сквозь пальцы.

— Оххх!  — сонно зевнул, и выдохнул он в побеленный потолок, не переставая удивляться Варе.

Варечка так и сидела зажмурившись, не понимая, что происходит.

— Ты... Ты уйдешь теперь, да?  — дрожащим, надломленным от подкатывающих к горлу слез, спросила она, не выдержав молчания Степана.

Степан сладко и протяжно зевнул, потянулся, и наклонившись, снова надел штаны запрятав инструмент от взгляда Вари.

— Ладно уж, Варька, сегодня драть тебя не буду! Шибко спать захотелось, с дороги видать сморило...  — благосклонно объявил он, будто помиловав её — Ложись на пол у печки. Я на кровати буду спать.

Степан сел на кровать и повалился на бок, щекой в подушки.

— Миленький, так я замерзну ведь под утро-то!  — тихо ответила Варечка.

— Ничего, если любишь — то потерпишь...  — пробубнил Степан уже засыпая — Утром дам тебе и облизать, и вылизать и подлизать... Спи, набирайся сил... тяжелый у тебя денёк будет...

Сложив руки на коленках, Варя молча и спокойно глядела на то, как миленький засыпал. Смотрела и про себя надеялась, что не переборщила с грибами в картошке. Только бы не отравился.

Только бы в меру грибов снотворных было.

Степан громко захрапел.

Варечка, поднявшись с табурета принесла к кровати тазик. Налила в него воды студеной, и разбавила её кипятком из чугунного чайника с печи.

Сев промежностью над тазом, она, глядя на спящего Степана плеснула на свою щелку первую пригоршню воды.

По девичьему телу разлилось приятное тепло, соски защекотало.

Варечка плеснула воды снова, и закрыла глаза от наслаждения, вспоминая как билась на земле двора, истекая мокрым.

Подняв веер ресниц, она молча поглядела на свисающую с кровати руку Степана. Подумала ещё несколько секунд, тихонько плеская ласковой водичкой себе между ног.

Влажными пальцами взяла мужскую руку за запястье, и дрожа от волнения, поднесла свой сосок к пальцам Степана.

Сдавила свою левую 

грудь, и провела соском по мужским пальцам...

Глаза её снова закатились, тело пошло ходуном, ноги и зад затряслись в иступленном экстазе. Теряя сознание от наслаждения, Варя не удержалась и рухнула ягодицами в таз, разливая воду на пол.

Конвульсируя в оргазме как припадочная, Варечка грохнулась набок, опрокидывая таз с диким грохотом. Локти её и колени бились об доски пола, спина выгибалась, сверкая спелой округлостью мокрого зада в свете от печи.

Степан громко всхрапнул, но так и не проснувшись, перевернулся на другой бок, лицом к стене.

Закончив как следует, до сумасшествия и головокружения, Варя громко дышала, распластавшись на холодном полу. Она всё ещё вздрагивала, как будто ежась от мороза, и шептала бред про миленького, и про его нежные руки.

Придя в себя, Варечка медленно встала с пола, и села скользким задом на табурет.

Наклонилась, качнув ноющими от сока грудями, и сквозь мятые пряди волос уставилась на спящего гостя.

— Степочка, я без тебя не проживу — прошептала она в ночи, под треск углей в топке — Но и у печки как собака спать не буду — ещё тише добавила Варя...

•  •  •

Проснулся Степан на рассвете. Абсолютно голый и озябший. Ужасно болела голова, да и лежал он на чем-то твердом. С трудом разлепив опухшие веки, Степан скривился он невыносимого запах псины.

Пошевелившись, Варин гость тут же ощутил, как его шею сдавливает кольцо.

Дернувшись, Степан ощупал себя руками.

Открыл рот от потрясения, и вцепился пальцами в стальной обруч на своей шее. Лязгнула цепь тянувшаяся к массивной скобе в бревнах стены времянки.

Вскочив на ноги как угорелый, Степан рванулся вперед и тут же рухнул на спину, из-за натяжения цепи. Больно врезавшись спиной в землю и камни, он застонал и сжался в комок.

Из сарайки доносился мирный звук молочных струй, бьющих по дну цинкового ведра. Варя доила Буренку, как и всегда в шесть утра.

— Варя?!  — хрипло окрикнул Степан, снова вставая и отряхивая локти от мелких камней — ВАРЯ!

Звук дойки стих, и Варя одетая в платье, чистая, помывшаяся и румяная вышла из сарайки во двор. Она снова выглядела как чудо далекой глуши. Зауральский самородок, бесподобный и чистый как первые цветы.

Утерев руки полотенцем, Варечка закинула тряпицу на плечо и подошла ближе, попутно взяв в руки кочергу.

— Доброе утречко, миленький мой — с легкой горечью на лице улыбнулась она — Выспался?

— Это...  — Степан схватился за цепь и принялся отчаянно дергать её, пытаясь вырвать из стены — ЭТО ЧЕ ТАКОЕ?!  — заорал он, брызгая слюнями от ярости и беспомощности.

— Вытяни пожалуйста руку — без всякого волнения попросила Варя.

Смотрела она на Степана спокойно и умиротворенно, сумасшедшей Варечка точно не была.

— Зачем?!  — опять психанул Степан — Ты чокнутая, что ли?! А?! ЕБН... ТАЯ?! А ну, отпусти меня я сказал!!!

— Миленький, вытяни руку — снова попросила Варя, спокойно и настойчиво.

Скрипнув зубами, Степан отвернулся, и постояв секунду, резко вытянул руку в сторону Варечки, надеясь дотянуться до её горла.

Пальцы его скрючились, под кожей, от ярости натянулись жилы.

Снова громыхнула цепь, из горла 

Степана донесся хрип от давления чугунного ошейника.

Не говоря ни слова, Варя осторожно шагнула вперед, взялась рукой за свою правую грудь под платьем, и приподняла её. Хладнокровно примерившись, придвинулась ещё на сантиметр, и застыла, не давая соску коснуться пальцев Степана.

Одобрительно кивнув, Варечка опустила взгляд, и провела по земле четкую линию кочергой.

— Вот так будет хорошо — вздохнула она, и отбросив кочергу подальше от Степана вернулась в сарайку к Буренке.

Буренка дала литров пять, и Варя с легкой улыбкой вышла из сарайки. В руках её плескалось ведро с молоком, да и сама она покачивала грудями и задом, будто сметаной наполненная.

Даже не глянув на рыдающего у собачьей будки Степана, Варечка поднялась по скрипучим ступеням крылечка и поставила ведро в прохладные сени.

Снова вышла на улицу, под теплое солнце и пение птиц.

Девица оперлась локтями на перила крыльца и с наслаждением прищурилась на яркий, деревенский рассвет.

— За что ты так со мной?!  — всхлипнув, проныл Степан, ещё раз дернув цепь в отчаянии.

— А ты, за что со мной так?  — подняла лоснящуюся, густую бровь Варя, беспощадно посмотрев на него — Я тебе сказала самые главные слова в моей жизни. Сказала тебе — «ЛЮБЛЮ». А ты? Ты, что мне сказал? «Спи у печки», так?

Голый, как и она вчера вечером, отец, снова разрыдался, размазывая грязь и сопли по небритому лицу.

— Я, тебе хоть как отдаться готова была, лишь бы тебе было приятно! Как пожелаешь, всё бы сделала!  — продолжила Варя, с холодом в голосе — Но ноги об себя вытирать не позволю. Какая бы, я не была. Понял? Навоз ты, а не человек, Степочка...

Сидел горе-отец на крыше будки, а Тузика Варя отпустила побегать. Никого нет окрест, кусать некого, пусть погуляет.

— Варечка, Варюшенька!  — всхлипнул Степан — Отцепи меня, а? Давай я уйду! Уйду и больше не увидимся!

Варя усмехнулась, и покачала головой.

— Нет, Степушка!  — вздохнула она, проехавшись сосками под платьем — Ты мне мил, хоть и душой поганый оказался. Прикипела я к тебе, с первого взгляду — она коснулась рукой своей тяжелой, левой груди, указывая на сердце — Думай, что я дурочка, что я не знаю ничего. Да ведь... Ведь так и есть?  — по-доброму улыбнулась она — Ты ведь сразу понял, а?

— Сучка...  — разрыдался Степан — Сучка слабоумная!  — он вскочил, снова рванув цепь — А ну, отпусти меня, тварь!!!  — глаза его были налиты кровью, зубы аж хрустели от ярости и отчаяния — Дура! ДУРА!!!  — проорал он аж до хрипа.

— Вот видишь...  — спокойно пожала нежными и хрупкими плечами Варя — А вчера как меня называл? Говорил, «миленькая» — она снова вздохнула, качнув спелыми грудями — Так где правда, Стёпушка?

Снова разрыдавшись, Степан завыл в сжатые у лица кулаки и сел наземь, бухнувшись спиной в бревна времянки.

— Сука, если бы знал, что ты от одного касания кончаешь, то не тронул бы тебя вовсе, гадюка подколодная!  — мычал он, мешая сопли со слезами — Тогда и не вые... валась бы сейчас, а в ногах ползала, и 

умоляла потрогать — рыдал он — Дурак я... Дурень!

Варя подошла ближе и встала у черты проведенной кочергой.

— У нас в деревне, миленький, двое стариков осталось. Люди эти видели жизнь, мудрые, с опытом — встав носочками калош у безопасной линии, отозвалась ему Варечка — Сейчас я приведу их сюда, и спрошу, как выглядит настоящая любовь людская. А ты... Ты, Степочка, пока помолись Боженьке, чтобы их слова сошлись с тем, что ты со мной делал — она вздохнула снова — Я несчастная, одинокая, но не глупая, Стёпа. Молись хорошенько...

Договорив, Варя спустилась с крыльца, и открыв дверь вышла за ворота, на единственную, деревенскую улочку.

•  •  •

Сжимая кулачки, будто зажав в них обиду, святая как утренняя роса Варечка, торопливо шлепала калошами по разбитой, деревенской дороге.

Глаза её были влажными от слёз, и она сама не знала, хочет знать правду или нет.

Но упрямо шла вперед.

Миновала холм. Прошла мимо десятка опустевших домов, с зияющими пустотой ставнями, и остановилась у перекошенной калитки дома деда Еремея.

За спиной Вари стояла старая контора, где она в юности с парой мальчишек и девчонок играла в карты на раздевания. И там же Варечка один раз в жизни пробовала дедовскую брагу.

А впереди мрачнел темный дом старика, который хоть и был ворчлив, но обладал мудростью трех поколений.

Разлаялась собака деда Еремея, рвущаяся с цепи. Как обычно бранясь и ворча, старик вышел из дома, и прищурившись, поглядел в сторону Вари.

— Ну?! Чего надобно, ссыкуха?!  — то ли спрашивая, то ли ругаясь, окликнул он.

— Дедушка Еремей!  — прислонилась к штакетнику Варечка, свесив свои полные груди в платье меж досок — Совета твоего спросить хочу! Шибко важное дело!

Такого поворота ворчливый дед явно не ожидал. Даже издали, Варя увидела, как он прячет довольную улыбку в своей седой бороде.

Держась за поясницу под старой рубахой, Еремей, кряхтя и ворча правда теперь только для вида, подошел к оградке.

— Ну-сь?! Чаго хотела?!  — требовательно, но по-доброму спросил он.

Варечка рассказала всё без утайки.

И про желания Степана, и про то, как каталась по двору от наслаждения, и про его просьбы задницу растянуть, да показать.

И про то, как гость потребовал, чтобы она у печи, на золе спала.

Выслушав её, старик долго молчал, а потом согласно кивнул.

— Пойдем, глянем на эту бл... дину заморскую. Мне аж интересно стало в его рожу бесстыжую глянуть!  — угрюмо буркнул он — Погодь только, очки из дому возьму...

•  •  •

Дед Еремей вернулся из избы в очках, в толстой роговой оправе и с обрезом в руках.

— Пошли, Варечка!  — коротко объявил он, мрачно мотнув седой головой.

Варя покосилась на обрез, вздохнула, но перечить не стала. Пошла вслед за стариком.

По пути зашли и за бабушка Фросей, и под её глухие «Ась?! Чего?! » — взяли бабушку за руки и повели её за собой. А та и не сопротивлялась. Какое-никакое, а событие в жизни деревенской. Только и рада была вниманию.

Шаг ради бабы Фроси сбавили, и она, довольно улыбаясь, шлепала калошами по улочке, держась руками за локти последних 

односельчан.

Дойдя до ворот, дед Еремей вышел первый, как настоящий мужик, и вошел во двор, держа палец на крючках обреза.

Старик покосился на голого Степана, держа руку с оружием под локоть, и сел на завалинку, метрах в трех от отца Варечки. Никого из себя Еремей не корчил, просто угрюмо глядел, каким был всегда, таким и пришел сюда.

Варя и баба Фрося вошли следом.

Юная девица, подставив скамейку бабульке, со вздохом подошла к деду Еремею.

Вместе с ним поглядела на зареванного Степана.

— Начинай, Варюша. Чего хотела от нас?  — хмуро кивнул старик, не сводя стволов с заезжего.

Варя скрестила руки под спелыми грудями и долго смотрела на Степана без слов. Тот глядел в ответ краснючими от слез и нервов глазами, сидя на холодной земле.

— Дедушка Еремей...  — наконец, заговорила Варя, не сводя глаз с гостя из города — Ты помнишь, как любятся те, кто друг-другу глянулся? Спят они у печи в золе и грязи?

— Нет — наотрез ответил дед — Любимой бабе, поначалу надобно слов ласковых сказать — хмуро продолжил старик, злобно зыркая на Степана — А потом, стало быть, языком её понежить между ног-то, в заду! Дюже любо бабе такое, а уж любимую и вовсе стыдно от души не подлизати.

— Ой!  — ахнула бабушка Фрося — Так сладко говоришь, Ерема, я аж припомнила ласки твои сладкие по молодости!

— Да уж, хороша ты была!  — усмехнулся старик, и тут же погрустнел — Здоровья уже нет, Фросенька, так бы порадовал тебя нынче!  — вздохнул он.

— Да и у меня уж нет, милый Еремушка — со светлой печалью улыбнулась она — Ты бы пришел годиков двадцать назад, когда овдовела я, согрела бы тебе бочок ночами-то одинокими.

— Ладно, чего нам о своем грустить? Наше уже упущено, видели и радости и горести, слава Богу! Пожили всласть — вздохнул Еремей — Варюшенька?  — поднял он взгляд на девицу.

— А?  — склонилась к нему Варя.

— Ты знать хотела, как с любимыми бывает?

— Хотела, дед Ерёма — скромно и с горечью, ответила Варя — Больше всего на свете хотела... Да вот не выходит, что-то...

— Ты, нас-то не стыдись, милая наша девочка — вздохнул старик — Мы уже всего повидали, а тебя жалко милая, в самом соку ведь ходишь, дитятко — старик перехватил обрез поудобнее и зыркнул на растерянного Степана гневным взглядом — Давай-ка Варечка, задирай подол и подставляй ему зад-то. Сейчас узнаешь, что такое ласка настоящая. Не боись, мы присмотрим.

Варя потупила взгляд и призадумалась.

— Ну, чего размышляш?  — поторопил Еремей — Мы сейчас с Фросенькой тебе устроим, как говориться высший пилотаж, а коли сученышь этот слушаться не будет, то я ему, падлюке дроби заряжу в красно личико!  — старик направил обрез в лицо Степана, заставив того вздрогнуть, и испугано отползти назад.

— Дед Ерем, дай обрез — ласково попросила Варечка.

— Зачем это?  — нахмурил косматые и седые брови старик.

— Я знаю, что делаю, дедуль, дай — снова попросила она, и дед послушно отдал ей оружие.

— Спасибо — улыбнулась ему Варечка и подошла к Фросе. Вложила тяжелое 

оружие в её руки и навела стволы на Степана — Бабушка Фрося?

— Ась?  — слепо глядя в небеса, покрытые ватой облаков, ответила та.

— Так посиди пожалуйста, и коли попрошу — стреляй. Ладно?  — полушепотом попросила Варя.

— Хорошо миленькая — улыбнулась бабушка — За мной-то не заржавеет. Выстрелю. Мне ведь все равно, я даже не вижу олуха этого!

— Ладно — улыбнулась ей Варя и подошла к Еремею, повернувшись задом к Степану — Дедушка, держим меня пожалуйста. Крепко держи...  — попросила она, в упор глядя в лицо старика.

— Держу, милая — кивнул Еремей, и накрепко сплел свои пальцы с пальцами Варечки.

На миг освободив правую руку, Варя задрала подол платья, и подставил намокшую, обнаженную щель к лицу Степана.

Снова вернула руку к деду, вцепившись в его пальцы и зажмурившись.

— Делай всё, как они велят!  — громко прошептала она.

Шмыгнув носом ещё раз, Степан подполз на коленях к её спелому, тяжелому заду и вздрогнув плечами от рыданий, окунулся носом в скользкую промежность Варечки.

— Я тебе растяну мохнатку, как ты и просил — чувствуя как накатывает обморок выдохнула Варя.

— На вот, миленький мой...