Мания

Комната была заполнена шумом проезжающих автомобилей. Создавалось ощущение, что белые с вмятинами пассаты и старенькие ржавые бмв проезжали через квартиру, которая выходила окнами прямо на проспект Сталина. Но девушка, сидящая за столом, будто не замечала этого, и спокойно продолжала заниматься своими делами.

Ее ярко рыжие волосы были заплетены в гульку, а красивое узкое лицо было устремлено в раскрытую полуобщую тетрадку. Иногда из её маленького рта, обрамленного бутоном красных чувственных губ, доносились слова на ломанном французском вперемешку со вполне русским народным матом. Вокруг был полнейший беспорядок: на кровати в месиве скомканного одеяла можно было увидеть тарелки, на полу валялись подушки, одежда была раскидана по полу, и над всем этим царил аромат салата из морской капусты, который покоился под столом — недавно Аня завтракала, а это непременно кончалось тем, что еда по удивительному стечению обстоятельств оказывалась на полу. Из телефона, лежащего под рукой, доносился баритон ведущего её любимого подкаста — он рассказывал о Петре Олонецком — серийном убийце из Тамбова, который врывался в квартиры к одиноким студенткам, брал их в сексуальное рабство на несколько дней, а потом жестоко убивал, по итогу расчленяя тело. Подкаст подходил к завершению, но вдруг голос ведущегг замер на полуслове.

— Опять интернет не ловит,  — подумала Аня, и обновила страницу. Но ничего не произошло.

Вдруг она услышала скрип. Будто кто-то зашел в прихожую, и удивилась, потому что старая дверь даже не издала перед этим предсмертных стонов, что она всегда делада, когда кто-то её открывал. Скрипы становились все ближе и ближе. Аня встала и "шаги" будто замерли, но как только она снова принялась учить французский, звуки ещё красноречивее стали доноситься из коридора.

Её гладкие ладошки начали потеть от страха, рот искривился, а глаза неотрывно смотрели на дверь. Там что-то скреблось. Липкое чувство страха, будто огромный таракан, перекатывало своё неповоротливое тулово под ребрами Ани. Она встала и маленькими шажками, переступая фантики конфет и пустые коробки Чоко Пай, начала следовать к зарытой двери. Она точно знала, что за ней притаился неведомый гость. Аня взялась за антикварную резную ручку. Холод металла пронизывал белое тело Ани насквозь. Тяжелое дыхание будто сопровождалось густым паром, как зимой. Громада двери смотрела завитками причудливых узоров — квартира раньше принадлежала какому-то советскому архитектору, который и спроектировал её. В голове Ани проносились разные предположения о том, кем может быть пришелец. Возможно, это соседка, которая приехала из команлировки рвньше намеченного. Или она как обычно не захлопнула дверь, и внутрь проник соседский кот Ласло. Но где-то на уровне бессознательного она понимала — это Петр Олонецкий. Она писала о нем в научной статье, которую попросил представить научрук на одной конференции в Минске. В одной газете она нашла его фотографию: сильные жгуты мышц покрывали рослое тело под простой белой майкой, а из-под густой копны жестких как проволока волос выступал балкон острого сломанного носа. Серые глаза смотрели холодно и надменно. Воспоминания о сильном 

теле убийцы в атмосфере царившего в комнате ужаса возбудили Аню и она почувствовала, как её черные кружевные стринги начали мокреть. Поддавшись возбуждению, она рванула дверь. За ней был пустой коридор. Смесь облегчения и разочарования осадком легли на дно аниной души. Она потрогала между ног и поежилась от удовольствия.

— До экзамена всего ничего, а я себе каких-то убийц придумываю, бля!

И только она хотела обернуться, на её рот легла широкая волосатая ладонь. Она хотела вскрикнуть, но вместо этого из рта вырвалось невнятное бульканье. Сильное тело обнимало её как саван. Вторая рука спустилась под зеленое платье Ани и начала резкими движениями стимулировать клитор. И так размокшая пизда начала ещё больше наполняться соками и ныть от томления. Ещё минуту и платье на ней был порвано, обнажив бледные большие соски, затвердевшие от возбуждения. Пальцы сцепились на них и начали грубо ласкать. В зад упирался большой член, обтянутый черным джинсом. Преступник резко опустил её на пол прямо в проеме двери. Сорвав шорты, он принялся лизать её сфинктер, при этом теребя красную вишенку клитора. Чуть потеребя его, он засунул палец в вагину и принялся раздрачивать киску Ани. Сфинктер довольно сжимался под мягким горячим языком насильника. Аня улыбнулась — в анальное отверстие резко ввели пальчик. Она стонала от двойного проникновения его руки. Попка и киска были наполнены длинными пальцами Петра. Её круглый задок был как церковный орган, на котором играли заупокойную мессу. В задке становилось все меньше места, все больше пальцев раздрачивали её анал. Она вскрикнула, когда огромный член вдруг заменил руку. Стоя раком в проеме она сама билась о его волосатый лобок. Когда он таранил её жопу, она думала о том, сколько раз хотела засунуть пальчики себе в киску, глядя на мужественное лицо этого подонка. И теперь он был в ней, её неделимой частью. Член будто Биврёст — радужный мост из скандинавских легенд — соединял насильника и жертву.

Попка наполнилась спермой Олонецкого. Бросив её на пол и перевернув лицом к себе, он начал покрывать ударами прелестное личико Ани. Широкая ладонь сжимала её хрупкую шейку, норовя переломить. Но Аня была не против умереть с его членом внутри. И он вошел вновь. Фрикции становились быстрее и быстрее, и Аня начала молить Бога, чтобы это не останавливалось. Она кончила так, как не кончала никогда, излив из себя лужу теплого эякулята прямо под себя. Он смешивался со спермой, до сих пор вытекающей из попки. Громада члена вошла в её рот по самое горло и выстрелила большой порцией белка. Плевок прилетел прямо в лицо и удар кулаком пригвоздил к полу.

— Это только начало твоих летних каникул, куколка,  — произнес хриплый голос насильника.