Облажавшаяся семейка. Порно странная семейка Часть 21

В то утро Кристин проснулась, словно вынырнув из тумана. Казалось, что прошло много времени с тех пор, как она отступила назад и посмотрела на свою жизнь. Теперь каждый день её семья трахалась и сосалась. Они стали единым целым, кровосмесительным клубком пизд и хуев. Пенисов и кисок. Отец и дочь. Мать и сын. Брат и сестры. Вместе во всех смыслах, какие только можно придумать.

Единое целое во всех наивозможных смыслах.

Кристин так долго боролась с этим. Она не хотела быть в такой семье. Это было похоже на слабость. Но она не могла перестать подчиняться похоти. И в какой-то момент она смирилась с этим. Она говорила себе, что то, что они делают, не грязно и не неправильно. Она напоминала себе, что это то, чего она хочет.

Это не было идеальным — ничто и никогда не было идеальным. Ей нравилось трахаться с Остином, да. И быть с Лекси стало маленьким удовольствием. Но было бы неплохо, если бы её муж перестал трахать их младшую дочь. Или, в крайнем случае, притворился бы, что замечает и её, лежащую рядом с ним в постели. Иногда и Джеймс, и Молли были такими разочаровывающими. Но ведь именно так и поступают члены семьи, верно? Они подводят друг друга. Но это не значит, что они перестают любить друг друга.

Честно говоря, Кристин уже привыкла к разочарованиям с Молли. Блондинка всегда подводила её. Пока Кристин подталкивала семью к постоянному соревнованию, Молли была единственной, кто отставал. Тот факт, что Джеймс теперь поощрял такое поведение, практически прославлял его, заставил Кристин задуматься, что она делает с ним.

Конечно, она любила своего мужа. Просто... После того кемпинга все изменилось. Кристин увидела Джеймса в другом свете. Она всегда думала, что он был на её стороне, поддерживал все, чего она добивалась. Теперь она знала, что он был одним из них: людей, которые думают, что жизнь состоит в том, чтобы быть достаточно хорошим, а не быть великим.

Но в то утро Кристин лежала в постели и чувствовала себя прекрасно. В отношении своей жизни, своих детей и особенно себя. Ни одной проблемы в целом мире.

На самом деле, она чувствовала себя настолько хорошо, что подумывала отменить утреннюю встречу с доктором Пулисиком. Трудно было поверить, сколько времени прошло с тех пор, как семья примчалась прямо из кемпинга в его кабинет. Добрый доктор так старался для всех них. И в конце концов, к чему это их привело? Снова в постель друг к другу (и в несколько других мест).

Так что же она собиралась сказать ему спустя столько времени? И даже если она скажет правду — расскажет каждый инцидент в мучительных, экстатических подробностях — что он с этим сделает? Он не нашел в них ничего плохого в физическом плане. Неужели он будет сидеть и повторять мантру о том, что им нужно работать немного усерднее? Пожалуйста. Если уж Кристин не смогла остановиться, то никто не 

мог. Теперь это была просто их жизнь. Им просто повезло, что ничего не могло пойти хуже, чем уже пошло.

Но Кристин знала, что семья должна пойти на прием, хотя бы для видимости. Поэтому в то утро она собрала всех, усадила в "оргиямобиль" и снова поехала к доктору Пулисику.

Добрый доктор выглядел так же, как она его помнила, в помятой рубашке и с редеющими волосами. Он широко улыбнулся, увидев семью, как будто все они были старыми друзьями. Один за другим он приводил каждого члена семьи в свой кабинет и разговаривал с ними. Кристин не нужно было слышать их разговор, чтобы понять, о чем говорит её семья. Они все согласились, когда ехали сюда.

— Больше никаких желаний,  — сказал Джеймс.

— Мы полностью с этим покончили,  — сказала Молли.

— Мне даже не нравится смотреть на своего брата,  — сказала Лекси.

— У нас все отлично,  — сказал Остин.

— Спасибо, Йосип,  — сказала Кристин.  — Ты так нам всем помог.

Доктор Пулисик нерешительно посмотрел на Кристин. Это была его последняя беседа; остальные члены семьи сидели снаружи в комнате ожидания. Кристин устроилась на смотровом столе. Она ответила доктору Пулисику таким же нервным взглядом.

— Есть ещё одна вещь, которую нам нужно обсудить,  — сказал он. Он уставился в пол и пнул ногой. Как будто подталкивая маленький, невидимый камешек.  — О твоих анализах крови.

— Боже мой, ты нашел то, что вызвало... Я имею в виду, что вызвало, гм, инциденты?

— Нет, мне жаль говорить, что тут я зашел в тупик. Даже те небольшие зацепки, которые у меня были изначально, просто растаяли. Вы все совершенно нормальны. Все вы. За исключением, ну...

Черт. Взгляд в его глаза. Анализы были всесторонними. Нашел ли доктор Пулисик отклонения другого рода? Кристин знала, что рак передается по наследству. Её мать умерла от метастазирующей опухоли молочной железы, когда Кристин было двадцать лет. У нее был дядя, который тоже умер от глиобластомы.

Кристин в считанные секунды прокрутила в голове все возможные ужасные результаты. Каждый кошмарный диагноз. Конечно же, рак. Возможно, она слишком молода для болезни Паркинсона, но она была как раз в зоне риска для рассеянного склероза. Все виды аутоиммунных заболеваний. Боже, она так хорошо заботилась о себе. Что с ней может быть не так?

— Ты беременна,  — сказал доктор Пулисик.

Кристин чуть не упала с экзаменационного стола.

— Этого не может быть,  — сказала она,  — то есть... я же не могу. Тест должен быть неправильным.

— Я проводил его три раза,  — сказал доктор Пулисик,  — поэтому я и ждал, чтобы увидеть вас в последний раз.  — Мне очень жаль, Кристин. Есть ли шанс, что это может быть... Я имею в виду, что это почти наверняка твой муж, да?

Кристин уставилась в пол. Вот уж нет, почти наверняка — нет. У нее не было секса с Джеймсом со времен кемпинга. И там только один раз. С тех пор она постоянно сношалась с сыном. Её маленький мальчик вложил своего собственного ребеночка 

в свою мамочку. Его родной брат или сестра теперь ждали в её утробе. Из всех кошмаров, которые Кристин могла предвидеть, этот просто не приходил ей в голову. О Боже. Она медленно покачала головой.

— Это ещё не все,  — серьезно сказал доктор Пулисик.  — Твоя дочь тоже беременна.

— Молли?!  — закричала Кристин. Она собиралась убить Джеймса. Уебошить его нахуй, блядь. Сколько раз она говорила ему держать свой хуй подальше от незащищенной киски их маленькой девочки. Конечно же, он не слушал. Черт его побери. Черт бы побрал их обоих. Как они могли быть такими тупыми?!

— Нет, Молли — единственная из вас, кто не ждет ребенка,  — сказал доктор Пулисик. Он положил руку на ногу Кристин. Теплый, утешительный жест.  — Я знаю, что Лекси достаточно взрослая, чтобы услышать это самой, но я подумал, что будет легче, если это ей скажет мать, а не я.

— Я не понимаю,  — сказала Кристин. Все, что она могла слышать, это биение своего сердца. Пульсирующий стук крови, проходящей через её организм. Её переполняла тошнотворная, антисептическая вонь смотровой комнаты. Слишком горячее прикосновение руки доктора Пулисика к её колену. Как это могло произойти? Как это вообще возможно?

— Беременность после перевязки труб — явление редкое, но все же случается. Я знаю, что твоя старшая дочь принимает таблетки, но не зря мы всегда говорим, что их эффективность 99%. 1% может показаться мало, но в контексте миллиардов женщин это все равно достаточно часто. Мне жаль. Я не знаю, что ещё сказать, кроме того, что я знаю, что это должно быть очень травматично для вас.

Кристин подумала о шутках, которыми она обычно делилась с Джеймсом по поводу его необычайно мощной и чрезвычайно стойкой спермы. В конце концов, в старших классах школы они тоже соблюдали осторожность. И всё равно это привело к появлению троих детей. Так что Кристин была почти слишком хорошо знакома с этими врачебными разговорами, когда речь заходила о сперме её мужа.

Вот только на этот раз это же был не её муж, не так ли?

— Я не хочу ничего предполагать,  — сказал доктор Пулисик.  — Оценивая течение обеих беременностей, я могу сказать, что вы обе наверняка зачали примерно тогда, когда ваша семья посетила меня в первый раз. Основываясь на всем остальном, что вы мне рассказали, я должен предположить, что эти дети будут несчастны. На нескольких уровнях.

Кристин положила руки на свою сердцевину. На своё лоно. Она знала, каково это — носить в себе жизнь. Она делала это уже три раза. И теперь, когда она знала, что ищет, она могла поклясться, что чувствует это там. Что было нелепо. Это было не более чем скопление клеток, не более того. Назовите это материнской интуицией, опытом всей жизни, как угодно. Кристин знала, что она носит в себе. И она знала, что ребенок будет не от её мужа.

Чертов Остин. Очевидно, у всех мужиков в этой семье были необычайно мощные, особенно стойкие 

сперматозоиды.

Кристин почувствовала, как на глаза навернулись слезы, и не стала их сдерживать. Она почувствовала, как доктор Пулисик обнял её. Как она скажет про это Джеймсу? О, черт, как она скажет это Лекси?! Что она собиралась говорить кому-нибудь?

— Как врач, я не обязан говорить тебе о рисках, связанных с вынашиванием ребенка от твоего сына, до соответствующего срока,  — сказал доктор Пулисик.  — А если твоя дочь беременна от своего отца или от своего брата? Вы обе ещё не так далеко зашли. У вас все ещё есть варианты.

Кристин напряглась. Она выскользнула из объятий доктора Пулисика. Вытерла слезы со щеки и фыркнула. Эта демонстрация ничего не давала. Не помогала вообще. Она соскользнула со стола и встала.

— Мне нужно подумать об этом,  — сказала она.  — Нам всем нужно подумать об этом.

— Конечно,  — сказал доктор Пулисик, но выглядел он удивленным,  — поговори со своей семьей. Никто не будет винить вас за такой выбор.

Но Кристин винила себя. За все это. Вся эта катастрофа с самого начала была её рук дело. Она дала семье таблетки. Она умоляла Остина вставить в нее свой хуй. Она молча смотрела, как Джеймс ебёт Молли. Черт, даже Остин и Лекси — эти двое, брат и сестра, были полностью ответственны при сексе, пока она, их собственная мать, не подтолкнула Остина к оплодотворению его сестры.

Именно она отвела их к этому врачу, который, конечно же, ничего не сделал. Кристин продолжала трахаться со своим сыном, и своей дочерью. Остановился бы Джеймс, если бы она могла контролировать себя? Она не могла сказать наверняка. Но то, что она продолжала это делать, несомненно, способствовало всему этому.

А потом, когда все это выплыло наружу. Когда семья призналась, что перестала пытаться прекратить трахать друг друга и теперь стремится только к тому, чтобы залезть друг другу в трусы? Именно Кристин придумала это нелепое правило: больше никаких секретов. В тот момент она рассматривала это как временную меру. Временное ограничение. Теперь она поняла, чем это было: негласным разрешением на незаконные действия в семье.

А теперь, когда они оказались в этом состоянии? Теперь, когда в их с дочерью утробах росли реальные, неизбежные последствия, что она могла сделать? Машины времени не было. Нет кнопки "отменить". Они были такими, какими были.

На мгновение Кристин предалась фантазиям: это, наконец, остановит их. Этот исход, этот жалкий неизбежный результат их извращенной натуры, наконец, станет концом семейного траха.

Кристин знала, что это была ложь. Они погрязли инцесте сейчас и навсегда. Привязались к нему, как к якорю. И подобно этому метафорическому предмету, они все неумолимо погрузятся на дно. И утонув в этом страдании, они не получат даже мирной награды в виде смерти. Семье Кэмпбеллов предстояло жить этой жизнью, которую они создали, делая мучительный вдох за вдохом. Больше не было никаких выходов. Никаких исходов.

Кристин вышла из кабинета доктора Пулисика, как робот. Она нашла свою семью в комнате ожидания. Они тепло улыбнулись ей.  

Даже Молли смотрела на маму с любящей добротой. И от этого Кристин стало только хуже.

Они все погрузились в машину и поехали домой. Дети пели какую-то попсовую мелодию на заднем сиденье. Джеймс тоже присоединился к ним. Семейный внедорожник мчался мимо роскошных домов и идеально ухоженных газонов. Безопасная гавань пригорода, на которую так купилась Кристин.

До похода Кристин полностью верила, что живет в хорошем месте со справедливым Богом, который любит её. Не потому, что она была одной из Его паствы, Его детей. Но потому, что она заслужила Божью любовь. Заслужила её.

Кристин много работала. Ходила в школу, растила семью, зарабатывала хорошие деньги. Она жила в большом доме в хорошем районе. Она построила своё тело как памятник совершенству. Она правильно питалась, занималась спортом, никогда не принимала наркотики и даже не пила алкоголь.

Семья ездила в отпуск в Йеллоустоун и Дисней. Голосовала по совести, жертвовала на благотворительность, работала волонтером в школах детей. Она вырастила умных детей с хорошими моральными принципами. Оплачивала их учебу в колледже и самостоятельную жизнь.

Другими словами, Кристин следовала всем правилам. Она жила так, как все говорили. Поэтому, конечно же, она заслужила.

Только сейчас, наблюдая за тем, куда катится этот мир, она поняла, что все это было ложью.

Можно быть преступником и при этом стать генеральным директором хорошей комании. Можно насиловать, убивать и, при этом, получать гуманитарные премии. Можно обманывать и воровать, и жить в одном из этих белых домиков со оградками. Но все это не имело никакого значения. Не было никакой вечной награды. Ты не пожнешь то, что посеешь. Ты можешь делать все правильно, а в итоге получить кучу дерьма.

Ты можешь быть самым лучшим человеком, а потом принять одну дурацкую таблетку и забеременеть собственным внуком. И у тебя будет дочь, которую обрюхатил собственный брат. И весь твой мир будет разрушен. И ради чего?

Судьба насрала Кристин на голову. Бог бросил её. Вселенная её надула. Она прожила жизнь как надо, а жизнь повернулась и сказала ей, чтобы она шла нахуй.

Кристин уставилась на своё искаженное отражение в окне. Когда она проснулась тем утром, чувствуя себя такой "довольной", она обманывала себя. Кристин и тогда не была довольна тем, как обстоят дела. Совсем нет. Она пыталась вспомнить, когда она была по-настоящему счастлива, но ничего не получалось.

В детстве она была одиноким ребенком. Её родители были очень рациональными, эмоционально отстраненными людьми. Когда Кристин приходила домой с ободранными коленками, они рассеянно кивали и протягивали ей пластырь. Когда она плакала из-за того, что её первый парень разбил ей сердце, главным советом матери было: "Смирись с этим".

Некоторое время светом в окошке у Кристин был старший брат Джек. Особенно в средней школе, они были очень близки. Боже, она так сильно надеялась на своего старшего брата. Но потом Джек отправился в колледж, навстречу собственным приключениям, и Кристин снова оказалась в пустом доме. Она называла его "Холодильник", дом своего 

детства.

Потом она встретила Джеймса, и он был таким красивым и ласковым. Чем-то он напомнил Кристин её старшего брата. Она... была счастлива с Джеймсом, она знала. Но потом она забеременела Алексис, и мир снова пошел кувырком.

Окончить колледж с одним, двумя, тремя детьми было почти невозможно. Поступить в медицинскую школу было ещё труднее. Однажды Кристин проснулась и увидела в зеркале тридцатилетнюю женщину. И она поняла, что ненавидит в ней всё.

Она начала заниматься спортом. Ходить в спортзал. Создавала своё тело, превращая его в нечто совершенное, в то, что никто не сможет перестать любить. Это было её новое решение. Так все и происходило в её жизни. Когда её брат подвёл её, она нашла мужа. Когда и он не справился — она нашла смысл в учебе. Когда и это не помогло — в физических упражнениях.

Но и тогда она не была счастлива. Конечно, она говорила себе, что это было счастье. Показывала сама себе свой пресс и рельефные руки и говорила: "Вот видишь, теперь ты счастлива. Четвертак может отскочить от своей идеальной задницы — вот что значит чувствовать себя победительницей".

Боже, как она заблуждалась. Какой наивной и глупой. А теперь она сидела на пассажирском сиденье, рядом с мужем и детьми, и ехала домой с ребенком, плодом инцеста, в утробе. В буквальном смысле слова — она была в жопе.

Она провела всю жизнь, обижаясь на Молли, за её мягкотелость. В то время как именно Кристин и была сломлена. Она ненавидела за слабость Джеймса. Когда именно у Кристин не хватало сил делать то, что было правильно. Она учила своих детей ужасным вещам о жизни: кем быть и как себя вести. Она была холодной, как её родители, и даже хуже. Осуждающей, надменной, эгоистичной.

Она вспомнила некоторые вещи, которые она говорила Лекси, ужасные вещи, девушке, которая работала усерднее над собой, чем все, кого она когда-либо встречала в своей жизни. А то, что она сделала с Молли — милой, естественно счастливой девочкой, которая так сильно любила свою мать. А Кристин в ответ лишь презирала её. Это было чудом, что её сын Остин мог с любовью смотреть на нее, из-за некоторых вещи, которые она говорила ему на протяжении многих лет.

И... Джеймс.

Боже, Кристин не могла поверить, как ужасно она вела себя со своим мужем. Обращалась с ним как с грязью, когда он только и делал, что заботился о ней. Она так возмущалась его привязанностью и любовью к Молли, но что Кристин могла предложить ему взамен? Как она могла быть такой ханжой, когда член её собственного сына так часто давил на шейку её матки?

Если семья и была испорчена, то это дело рук Кристин. Она взяла этих здоровых существ и извратила их. Извратила их путь. Она была железным диктатором, который согнул их всех по своей воле, а потом смеялся над тем, как они хромают и хлюпают носом в своих странных, бесполезных формах существования.

Машина въехала 

в гараж. Семья вывалилась наружу одной огромной толпой. Кристин осталась в машине. Замерла. Она могла видеть настоящее счастье через все ещё открытую дверь гаража. Слышала его топот и хихиканье в комнатах над ней. Больше всего на свете она хотела быть одной из них.

Она посмотрела вниз на свой живот. Положила руки туда, где, как она знала, уже ждал её нерожденный ребенок.

— Не волнуйся, малыш,  — прошептала она,  — мамочка все исправит.

•  •  •

Джеймс вернулся домой, чувствуя себя разбитым. Он открыл дверь, снял ботинки и плюхнулся на диван. Сидел и смотрел на стену, словно ожидая, что она даст ему ответ. Он знал, что ответа не будет. Все и так было достаточно плохо до того, как он пошел на работу. Когда он проснулся тем утром, он не мог представить, что жизнь может стать ещё хуже.

Но теперь знал.

Все началось накануне вечером. После приема у врача Кристин рассказала ему о... Он не мог даже подумать об этом слове, не говоря уже о том, чтобы произнести его. Он лег в постель и уставился в потолок, не в силах заснуть.

Когда Джеймс проснулся, он попытался затеять ссору с Кристин по этому поводу, но она только кивала и соглашалась со всем, что он говорил. Это была новая, раздражающая тактика, и она только больше злила Джеймса. В конце концов, он сдался и ушел на работу. И вот тогда все действительно пошло кувырком.

— Что случилось?  — Кристин вошла в гостиную, все ещё одетая в пижаму. Она села на диван рядом с Джеймсом и взяла его за руку. Она вела себя так ласково, но Джеймс был слишком расстроен, чтобы его смущало поведение жены.

— Сегодня утром меня вызвали в кабинет Джина,  — сказал Джеймс,  — видимо, были какие-то нарушения. Во всяком случае, они использовали именно это слово.

— Я не понимаю.  — Кристин сказала:  — Джин — твой босс, верно?

Она продолжала гладить руку своего мужа. Она смотрела на него теплыми, заботливыми глазами.

— Да. Был им. Короче говоря, я уволен,  — сказал Джеймс.

— Что? Они не могли тебя выгнать,  — сказала Кристин.

Ее гневная реакция на его обращение уже заставляла его чувствовать себя лучше.

— Они и не могли,  — сказал Джеймс,  — но не совсем. Они подняли целую кучу всего. В общем, всего, что произошло после кемпинга. Пропустить столько работы, а потом вернуться и быть, ну, думаю, я могу признать, что в последнее время я был не самым прилежным работником. Было... и кое-что ещё.

Кристин изогнула бровь. Джеймс почти улыбнулся, несмотря на себя. Он видел, как обе его дочери делали точно такое же лицо.

— Ну, там была вся эта история... с моей помощницей, Мелани,  — сказал Джеймс,  — её, кстати, тоже уволили. Ещё они сказали, что я приводил в офис проституток.

— О Боже,  — сказала Кристин.

Она попыталась подавить смех, но не смогла.

— Это не смешно, Кристин,  — сказал Джеймс,  — я начал было говорить им, что это... мои дочери, но... Ну, я понял, что так будет 

ещё хуже.

— Бедные Лекси и Молли,  — сказала Кристин.

— Они бедные? А как же я?  — сказал Джеймс.

— Конечно, дорогой. Прости,  — сказала Кристин,  — я не пыталась заставить тебя чувствовать себя плохо. Просто, если бы эти девочки знали? Они были бы убиты горем.

— В любом случае, после того, как они все это они выплеснули мне в лицо, мне дали выбор. Я мог добровольно уйти в отставку и получить хорошие деньги, или они собирались предать все это огласке и втянуть меня в грязь.

— Что ты сказал?  — спросила Кристин.

— Какой у меня был выбор?  — Джеймс сказал:  — Они уже разослали электронное письмо всему персоналу. Они собираются отправить все мои офисные вещи сюда. Все кончено.

— По крайней мере, выходное пособие было щедрым?

— Нормальным, учитывая все обстоятельства. Погасить ипотеку сразу не удастся, но и не гроши,  — сказал Джеймс.

— У нас есть моя работа,  — сказала Кристин.  — Будет туго, но мы справимся.

— Я знаю. Наверное, я должен беспокоиться обо всех этих вещах, но я не беспокоюсь. Кристин, то, что ты сказала мне прошлой ночью...

— Ш-ш-ш,  — сказала Кристин. Она легонько поцеловала мужа в губы. Он вздрогнул. Прошло так много времени с тех пор, как она делилась с ним такой нежностью.  — Все будет хорошо. Я же сказала тебе, я все продумала.

— Думаю, мне лучше начать размещать своё резюме,  — сказал Джеймс.

Он знал, как действует его жена — даже небольшая расслабленность была поводом для полного расследования.

— Не торопись,  — сказала Кристин,  — не спеши. Во-первых, тебе нужно дать этому остыть. Но, честно говоря, после всего, через что ты прошел, я хочу, чтобы у тебя был перерыв. Посмотри, где ты будешь через шесть месяцев, даже через год. Люди на твоём месте? Всегда есть другая работа. Пока что у тебя есть выходной пакет с работы, а я продолжаю зарабатывать. Все наладится, я обещаю.

Джеймс уставился на жену, пытаясь понять, когда именно какое-то инопланетное существо завладело её разумом. Он не помнил, чтобы она была такой в прошлый раз, когда была беременна, но если это был результат этого, то ему придется найти способ сохранить её беременность навсегда.

— А теперь у меня для тебя особый сюрприз,  — сказала Кристин. Она встала.  — Кое-что, что заставит тебя чувствовать себя намного лучше по отношению ко всему.

Джеймс начал вставать.

— Я не знаю, насколько мне хочется сюрпризов,  — сказал он.

Кристин снова шикнула на него и мягко толкнула его обратно на диван.

— О, я думаю, этот ты захочешь получить,  — сказала она.  — Поверь мне. Я немного задержалась с ним, потому что не ожидала, что ты вернешься так скоро, но оставайся здесь, и я все улажу.

Как только Джеймс устроился в подушках, Кристин вышла из гостиной. Она вернулась с двумя бокалами, наполненными виски примерно наполовину. Джеймс уже и не знал, как выразить своё удивление. Его жена почти никогда не притрагивалась к алкоголю (хотя был тот случай, когда она вернулась домой пьяная в дребодан после 

свидания с Лекси и Остином, так что кто мог сказать наверняка на данный момент). Хотя она и не отговаривала мужа, подтекст воздержания от алкоголя был чем очевиден. Конечно, Джеймс время от времени выпивал, когда встречался с коллегами. Но в остальном он почти всегда был трезв, как стеклышко.

Кристин передала ему его бокал, а затем звякнула своим.

— Хорошая вещь,  — сказал Джеймс, сделав глоток.

— Парень в магазине сказал, что это лучшее,  — сказала Кристин. Джеймс не хотел думать о том, сколько стоит это "лучшее". Его личная безработица, казалось, ставила знаки доллара на всём.

Кристин сделала глоток, затем кашлянула.

— Ты уверен, что тебе стоит...  — Джеймс даже не смог закончить вопрос.

— Это немного, просто чтобы составить тебе компанию,  — сказала Кристин,  — обещаю, что не переборщу.

Они сидели на диване, не разговаривая. Джеймс допил своё виски, затем допил за Кристин. Когда он закончил, его жена встала и налила ещё два бокала. Она протянула ему свой, но держала другой.

— Моя дорогая, ты пытаешься воспользоваться мной?  — спросил Джеймс. Он уже чувствовал тепло. Он не привык к такому количеству выпитого.

— Возможно,  — сказала Кристин, игриво улыбаясь.  — Вроде того.

— Ты же знаешь, что тебе не нужно меня спаивать, чтобы затащить в постель,  — сказал Джеймс.

— Может быть, и нет, но это делает все намного веселее,  — сказала Кристин.

Он чувствовал себя странно: его жена в пижаме, а он в костюме. Он ослабил галстук и снял пиджак. Он был слишком возбужден, чтобы заботиться об одежде, и бросил её на подушки рядом с собой. Он заметил, что Кристин все ещё стоит над ним, держа в руках недопитый стакан виски.

— У тебя есть ещё один бокал, который только и ждал меня?  — спросил Джеймс.

— О нет, это не для тебя,  — ответила Кристин.

Джеймс услышал шаги на лестнице. Он обернулся и увидел Молли, идущую к ним. Его глаза чуть не выскочили из его головы.

На ней был ярко-красный шелковый боди в виде камзола с черными кружевными краями вокруг декольте. Низ камзола едва прикрывал промежность. Выглядела она в ней — потрясающе. Малиновый цвет блестел, в контраст её коже. Её невероятная грудь, казалось, готова была разорвать швы. При каждом шаге нижняя юбочная, часть приподнималась, обнажая её киску. На ней не было нижнего белья. На ней не было ничего, только этот камзольчик, который так хорошо на ней смотрелся, что его нужно было снять как можно скорее.

— Привет, папочка,  — сказала Молли. Она застенчиво улыбнулась и покраснела. Красный цвет её щек ещё больше подчеркивала её темно-красное одеяние.

— Трахните меня,  — вздохнул Джеймс.

Он надеялся, что его жена не услышала. Джеймс почувствовал, как его член напрягся в штанах. Проклятье, что Кристин пыталась сделать с ним?

Молли медленно подошла к дивану. Взяла у матери стакан со скотчем и сделала глоток. Сделала очень смешное лицо "фу", как она делала, когда была маленькой. Однако выпила снова.

— Тебе нравится мой наряд?  — спросила Молли.  — Мама купила его для меня, специально.

— 

Он, ммм, очень красивый,  — сказал Джеймс.

Кристин посмотрела вниз на своего мужа и подмигнула.

— Молли, дорогая, почему бы тебе не отнести свой бокал наверх,  — сказала Кристин с (снова!) удивительной лаской.  — Мне нужно поговорить с твоим папой.

— Хорошо,  — сказала Молли.

Она преувеличенно подмигнула отцу, а затем зашагала обратно вверх по лестнице.

Джеймс наблюдал за ней всю дорогу, каждая лучшая частичка тела его малышки гипнотически подпрыгивала, когда она шла. Наконец, он оторвал взгляд от дочери и посмотрел на жену. Он ожидал увидеть гневный взгляд, но его не было.

— Кристин, что происходит?  — спросил Джеймс.

— Я думаю, что пришло время все открыть,  — сказала она,  — я хочу, чтобы мы честно поговорили о том, что произошло, что происходит сейчас, и — самое главное — что мы собираемся делать с этим дальше.