Её десять поцелуев. Часть 2

Прежде чем влюбляться, дочка, покажи нам с отцом этот «полный отпад». Может, и не стоило доставать из канализации это сокровище, пусть бы там сидел без твоей помощи.

— Не торопи меня, мамуля. Мы с ним ещё не настолько близки, чтобы знакомить парня с вами.

— Эта близость, Веруша, меня и настораживает. Отец верно говорит, что рано тебе ещё о мальчиках всерьёз думать.

— Вы за своим сыном лучше смотрите. Сёмочке уже третий десяток, а он на девушек даже не смотрит. Всё равно красивей нас с тобой не найдёт. Из Афгана в звании капитана вернулся, а жениться ни в какую не хочет. Пока до полковника дослужится, сам уже никому не будет нужен. Мы что ли, мамуль, ему детей рожать будем?

— Веруш, ты же знаешь, что он после ранения до сих пор женщин сторонится из-за шрама на лице.

— Не с лица воду пить, мамочка. Главное для женщины в семейной жизни — ценить своего мужика. А Сёма настоящий мужик.

— А тебе-то откуда знать, дочка, какой Сёма мужик?  — обронила Татьяна Николаевна, удивлённо взглянув на дочь.

— А как ты думаешь, кто меня целоваться научил?  — спросила Веруша с озорной улыбкой на лице.

— То есть, как это научил?...  — опешила мать, округлив глаза. Беспомощно переведя взгляд через окно на лоджию.

— Как положено, мамуль, и даже с языком.

— О, Господи! Ещё при отце не ляпни, глупая,  — испугано обернувшись на дверь, возмутилась мать.

— Да не обмирай, мамуль, ничего серьёзного у меня с Сёмой не было,  — успокоила Верушка Татьяну Николаевну.  — Ему и тебя вполне хватает. Смотрите, чтобы вас папка не просёк — любовнички. А целуется братишка действительно классно, чувствуется мастерство наставника. Полагаю, что твоё, мамуль.

Татьяна Николаевна, горестно покачав головой, растерянно произнесла:

— Будет тебе, дочка, глупости говорить,  — и севшим голосом призналась,  — если по правде, то Сёму отец мне сам разрешил. Нельзя же молодому парню так изводить себя. Не суди родителей, Верунь. Погоди, милая, своих нарожаешь и не на такое пойдёшь. Не приведи Бог, конечно. Словом, я тебе ничего не говорила, ты ничего не слышала,  — предупредила взволнованным шёпотом Татьяна Николаевна дочь.  — А Сёмке я ещё всыплю, паршивцу!...

Верушка согласно закивала головой:  — конечно, мамуль, я всё поняла. Скажи, мамусик, а тебе с ним нравится?...

Доживёшь до моих лет, девонька, сама поймёшь, как это с молодым мужиком в постель ложиться, тем более, когда свой муж уже ни то ни сё. Да ещё, как наш батя — старый выпивоха. Потому мне и Сёму позволил, чтобы по другим мужикам не таскалась.

— Паша, ты где там застрял?  — позвала Татьяна Николаевна мужа.  — Иди за стол, всё готово. Дочка ещё позаниматься перед сном хотела.

— Обо всём поговорили, бабоньки?  — в дверях появился Павел Сергеевич,  — чуток покурил, чтобы вам не мешать.

— Обо всём и ни о чём, отец. Веруш, поухаживай за папкой. Любит он, когда ты его сама кормишь. Рожала для него сына, а он к тебе прикипел, старая пьяница.

Мать 

поднялась из-за стола и достала из кухонного шкафчика початую бутылку водки.

— Веруш, плесни бате на сон грядущий.

— Благодарствуем, Ваше высокоблагородие,  — признательно поблагодарил Павел Сергеевич супругу, устремив жадный взгляд на бутылку в руках своей любимицы.

— В эту рюмочку налей, доча, она вместительней,  — попросил отец.  — Мать всё равно меня в гостиную погонит спать. Она у нас не переносит запах алкоголя, да и храп мой не терпит...

Веруша вопросительно взглянула на мать и, получив разрешение, наполнила рюмку до края.

— Отставить руками отраву хватать!  — командным голосом изрекла Верушка,  — сейчас, папуль, салатик на закуску покрошу.

— Уже покрошила,  — остановила Татьяна Николаевна Верушку, доставая из холодильника глубокую вазу с салатом.  — Сёмке тоже оставьте, голодный с дежурства придёт. Вера, наливай отцу суп.

— Вот так, дочка,  — назидательным тоном произнесла мать,  — видишь, как кадровые офицеры превращаются в домашних алкашей. Карьера по боку, жену туда же, дети не пристроены...

— С тобой, Танюша, дети не пропадут,  — блаженно улыбаясь, подытожил обидные слова супруги Павел Сергеевич, поднося ко рту полную рюмку.

— Папуль, закуси салатиком эту дрянь,  — сочувственно глядя на отца и болезненно морщась, попросила Верушка.

Павел Сергеевич осторожно поставил на стол опустевшую рюмку и, приобняв дочку, благодарно втянул носом аромат её густых волос на голове.

— Оно, конечно, доча,  — вздохнул он,  — на коньячок твой папка, может и не зарабатывает, но на рюмку беленькой, будьте любезны, Ваше высокоблагородие, имею законное право,  — пристукнув ладонью по крышке стола, коротко резюмировал Павел Сергеевич, с унылым сожалением на лице, провожая взглядом бутылку, перекочевавшую в кухонный шкафчик.

— Скорее угомонишься, Паша, крепче спать будешь — заверила мужа Татьяна Николаевна,  — я тебе на диване в гостиной уже постелила.

— Станешь тут алкашом, Танюш, ежели водяру дуть в одного. Ты у меня из благородных, Сёмка в рот не берёт, одна надежда на будущего зятя.

— А на это, дорогой, особо не рассчитывай,  — тут же пресекла затаённую мечту Павла Сергеевича супруга,  — иначе, с тобой алкашом, нескоро наших внуков дождусь.

— Что ж ты за алкаша выходила? А то, что весёлые компании люблю, так это натура моя такая.

— Вот что, Ваше высокородие, закончили ужин и шагом марш на свой диван, мне ещё Семёна дожидаться. И ты, дочка, ступай спать. Утром вас не добудишься. Посуду я сама помою.

•  •  •

Лёжа в постели, Веруша в подробностях вспоминала все детали нынешнего знакомства с Костиком.  — Забавный парнишка, хотя и охламон редкостный.

Через дверь Веруша слышала щелчок замка на входной двери, тихий разговор матери с сыном и шаги, удаляющиеся в кухню.

Повела кормить своё великовозрастное чадо. Зря я ляпнула мамке о наших поцелуях с Сёмкой. Сейчас он получит пару затрещин от своей любовницы.  — Но, к её удивлению, из кухни вдруг донёсся приглушенный смешок матери.

— Сёмка, отпусти мать, успеешь побезобразничать. Наши ещё не заснули. Садись за стол, с утра голодный,  — и тут же до Веруши донеслась возмущённая тирада, обращённая к сыну:

— Сёма, а по какому случаю от тебя водкой несёт? Выходит, что 

одного алкаша на другого сменила? Дома ведь не запрещаю рюмочку к ужину. На работе-то зачем?

— Мать, не бранись зря. Я ведь не пью без дела. Приказ видел о присвоении мне очередного звания. К празднику в майоры произведут твоего сына. Командир части не хотел показывать преждевременно, суеверный у нас Михалыч. Не мог отказаться, ведь столько в Афгане вместе моджахедов положили...

— Как я рада за тебя сыночка! А кому же ещё повышение давать, как не тебе? Отец теперь только Верушкой может командовать, да и та его в руках держит, хитрюга.

Однако, молодец Сёмка!  — порадовалась Веруша за брата,  — превзошел папеньку и званием и жену забрал. Но с поздравлениями утром соваться пока не стоит. Подумает, что подслушивала их секреты.

Прошло ещё с полчаса без сна, пока Верушка не призналась себе:

Не могу заснуть. В пору снотворное у папки позаимствовать. То ли я о Костике думаю, то ли он обо мне?... Угораздило же меня влюбиться в этого чудика. Тут ещё Сёмка с мамкой кроватью в стену колотят, как сумасшедшие. Никакой конспирации. С ним-то понятно, дураком, а мамке это зачем?... Ненормальные какие-то, ей Богу!...

Потолок едва качнулся и медленно вращаясь поплыл, вовлекая в свой круговорот все события прошедшего дня... Ресницы Верушки невольно сомкнулись и губы тронула лёгкая улыбка.

•  •  •

Компресс, наложенный Валентиной на ногу брата, за ночь полностью снял лёгкий оттёк колена. Костька покрутил стопой. Затем, придерживаясь за спинку кровати, поднялся и прислушался к ощущениям в ноге. Боль в колене стихла и больше не беспокоила парня. В комнату вошла Валентина.

— Чего вскочил, дай бабулин платок с ноги сниму,  — Валентина осторожно сняла с колена шерстяной платок, смотала бинт с компрессом и удовлетворённо осмотрев коленный сустав, спросила:

— Ходить самостоятельно можешь? А хочешь, Костик, бабулькин ночной горшок найду?

— Спасибо, Валюль. Пожалуй, мы пойдём другим путём и начнём с туалета, а там посмотрим. Может, поцелуешь по-братски на дорожку?

— Беги, Форест, беги! Чтобы не пришлось эту дорожку за тобой замывать. И в туалете аккуратнее со своим органом, Чтобы посещение мест общего пользования для тебя не стало платным.

— Просто никакого снисхождения к мужским приоритетам, Валечка...  — посетовал Костик, направляясь в коридор,  — ты вместо горшка поищи в чулане бабушкину клюшку.

— Для солидности что ли?  — усмехнулась сестра, сбивая подушку на Костиной кровати.

— И для солидности тоже.  — подтвердил Костька, заходя в туалет.

— А что у нас на завтрак?  — поинтересовался парень, заглянув после душа на кухню.

— Печенки с какавой. Хочешь, могу яичницу с колбасой сделать,  — предложила Валентина небогатый ассортимент блюд,  — чего рожу кривишь? Зато сытно и быстро. Заведи себе личную кухарку, будет тебе разносолы готовить. Я, может, потому за Витька замуж не тороплюсь, чтобы не торчать у плиты днями напролёт. Не моё это, Костик.

— А всё потому, что не любишь своего моряка, любила бы по-настоящему — тряслась бы над ним днями на пролёт...

— Хм... Лучше бы под ним,  — мечтательно произнесла Валентина, разбивая яйца над 

сковородой,  — А бабулин посошок в прихожке тебя дожидается. Костик, ты на занятия собираешься сегодня? Верушку увидишь, передавай от меня привет. Впрочем, зря что ли рожу брил...

— Где ж её теперь увижу?  — расстроено прикинул Костик,  — только подъезд и знаю.

— А канализацию уже забыл?  — усмехнулась Валентина, перекладывая со сковороды на тарелку готовую яичницу,  — садись за стол. А Верушку не ищи, малыш. Наш подъезд и квартиру она знает. Может, всё не на столько серьёзно. Тут особо спешить не стоит, Костик. Захочет, сама найдёт.

— А если не захочет, тогда что?

— Что ж, может оно и к лучшему. Мало ли, что вам могло показаться там в канализации. Мне с Виктором тоже не всё понятно. Не успели толком узнать друг друга, как, буквально за неделю, всё у нас уже было.

— И беременность тоже?  — заинтересовано уточнил Костька.

— Не болтай ерунду, ешь скорее и проваливай. Мне пора на работу собираться.

•  •  •

Татьяна Николаевна выключила дребезжащий будильник и прикоснулась к плечу сына.

— Сёмушка, вставай мой хороший. Почему ночью не ушёл к себе? Сейчас отец проснётся. Незачем ему тебя здесь видеть. Не дело это.

— Сейчас уйду, мам,  — сонным голосом отозвался Семён, потянув край подола ночнушки к животу матери.

— С этим ты уж совсем не ко времени,  — возмутилась Татьяна Николаевна, тесно смыкая колени. Во втором часу тебя прогнала, а ты опять вернулся, ведь договаривались не своевольничать. Не хватает, ещё Верушке тебя здесь увидеть. Кстати, ты что-то разохотился на баб, Сёма. Зачем сестру к глупостям приучаешь? Отцу это не понравится. Меня что ли мало, вроде не отказываю без причины.

— Представляешь, мам, сама пристала. Говорит, случись что, за дурочку сочтут — неумеху такую. На помидорах пробовала — не понравилось. Начинает сосать и прокусывает.

— Сегодня ей помидоры не угодили, а завтра банан не понравится. Благо ходить далеко не надо, когда братец под рукой и всё в одном наборе,  — возмутилась мать.

— Время у них такое. Долго ждать не хотят. Пусть заранее знает, что к чему, чтобы секс за любовь не приняла — заверил Семён, мягко поглаживая полную грудь Татьяны Николаевны.

— Не ко времени это Веруньке. И тебе, сынок, не девчонка нужна, а баба помоложе. Чтобы детей тебе нарожала, а мне внуков. Не всё ж, Сёма, со мной в постели нежиться. Я ведь уже не молодая и науку эту не с одним твоим батей постигала, через неё и пристрастилась к мужским ласкам. А Веруше, в её-то годы, это вовсе ни к чему? Может, мужа найдёт мастеровитей себя. А там дети интерес к этим забавам поубавят. Мою грудь вы с Верушкой вон как рассосали. Сперва ты, затем она принялась. Да в перерывах между вами ещё кому-то доставалась.

— Да ты, мать, просто крутая!  — садясь на кровати, восхищённо признал Семён.

— Натягивай панталоны и греби к себе, пока наши не проснулись,  — распорядилась Татьяна Николаевна.  — Ступай, Сёмушка, позабавил мать и будет с меня. Представляю, что Верушка 

о нас подумает, как разбудим девчонку среди ночи.

— Может, за своего папеньку порадуется?

— Ты, Сём, не принимай сестру за простушку. Давно уж просекла наши глупости. Потому тебя в оборот взяла. Мальчишка у неё, вроде, объявился. Уж лучше с ним пусть постигает эту науку, чем с родным братцем.

За дверью послышалось неторопливое шарканье тапок и сонный голос Верушки:

— Мамуль, ты мне куртку ширкни утюжком.  — шаги дочери смолкли за дверью туалета.

— Доболтались с тобой, Сёмочка, впору тебе в окно сигать, неслух. Живо проваливай отсюда,  — зловещим шепотом произнесла Татьяна Николаевна.

Семён наспех натянул на себя пижамные штаны и скрылся за дверью.

— Доброе утро, товарищ капитан, туалет свободен.  — жизнерадостно доложила Веруша. Ой, а у Вас, штанишки задом на перёд надеты — услышала Татьяна Николаевна за дверью глумливый голосок дочери.

Вот ведь, мерзавка, получишь ты у меня поглаженную куртку,  — ворчала мать, быстро облачаясь в домашний халат. Но к завтраку, отглаженная куртка всё же висела на плечиках вешалки в прихожке и Татьяна Николаевна сервировала стол, поглядывая на настенные часы.

— Где остальные,  — обратилась она к дочери, застёгивающей на ходу рукава форменки,  — мне вам завтрак по комнатам разносить? Сама завари кофе, а я пойду тормошить спящих красавцев. Отцу, Верунь, покрепче завари в его бокал.

— Мам, а папкиного бокала на полке нет. Наверное, уволок к себе. Ты забери бокал у него. И Сёмке вдарь поджопник посильней. Негоже нашему генералу на работу опаздывать. Никакой дисциплины в доме.  — сурово возмутилась Верушка.

Татьяна Николаевна заглянула в комнату Семёна, но не успев выразить своё возмущение на нерасторопность сына, как была втянута за руку в комнату. Приложив палец к губам, Семён тихо сообщил:

— Мам, с отцом беда!...

Татьяна Николаевна, с закравшейся тревогой, упавшим голосом спросила:

— Что, что с ним?...  — и, не дожидаясь объяснений сына, быстро ушла к отцу.

В комнате мужа, на полу валялась брошенная пустая бутылка из-под водки, поодаль от неё, фарфоровый бокал с отбитой ручкой. Павел Сергеевич лежал на своём диване, вытянувшись, с зажатым в кулаке воротом пижамы, запрокинутая голова и безвольно свисающая с дивана рука мужа, подтвердили жуткое предчувствие Татьяны Николаевны.

— Вот и всё... И компания не понадобилась, в одного управился, паразит — в немом отчаянии, подвела горький итог совместной жизни с супругом Татьяна Николаевна.

Молча, притворив за собой дверь, она вернулась к сыну.

— Что это, сынок, инфаркт?  — дрожащими губами спросила Татьяна Николаевна, уткнувшись ему в грудь.

— По количеству выпитого — определённо, пульса нет, я проверил. Думаю, что Верушке до вечера говорить не надо. Сейчас уйдёт на занятия, позвоню в скорую.

В коридоре послышались торопливые шаги Веруши.

— Родственники, я убежала, кофе на столе, мамочка, спасибо за куртку — донёсся через дверь звонкий голосок дочери и тут же последовал резкий хлопок входной двери.

•  •  •

Костик вышел во двор, решив непременно дождаться Верушку на выходе из дома. Усевшись на скамейку у её подъезда, парень услышал пересуды двух соседок, сидящих на противоположной лавке.

— До какого только бесстыдства доходят 

люди, Розалия Тихоновна,  — возмущалась одна из них, поправляя массивные очки на носу,  — и семья вполне приличная, в полиции люди работают, а такое вытворяют... До поздней ночи, уснуть не могла. Родители интеллигентные, солидные люди, сын их в Афгане отличился, награды имеет, офицер полиции, дочка просто писанная красавица. А что ни ночь, такие оргии закатывают...  — стыдно слушать.

— А Вы не слушайте, Клавдия Петровна,  — отвечала невозмутимым тоном её соседка. Все мы не без греха. Если людям здоровье позволяет, Бог им в помощь.

— Голубушка, Розалия Тихоновна, да невозможно это не слышать. У меня с ними общая стенка и не капитальная, заметьте, а я пока не глухая, хотя не намного старше их.

— И как часто это у них?  — полюбопытствовала Розалия Тихоновна.

— Раза по три за неделю,  — удручённо прикинула Клавдия Петровна, бросая горстку семечек из кулька, снующим у ног голубям.

— Давайте порадуемся за людей, дорогая,  — с примирительной интонацией в голосе, предложила пожилая дама с пенсне на вздёрнутом носу, собирая собачий поводок на коленях.

Это они про мою Верушку что ли болтают, старые грымзы?  — не поверил услышанному Костик. Подобные оргии между родителями — и то маловероятны. Тогда кого эта дура могла слышать? Зачем Верушке строить передо мной недотрогу и в ту же ночь кувыркаться с братом? Хрень какая-то!

Дверь подъезда распахнулась и по ступеням быстро сбежала вниз Веруша.

— Костик, ты чего здесь? Давно ждёшь? Знала бы, вышла раньше. Соскучился, Костенька?

Заметив дружное молчание с соседней скамейки, Веруша мило улыбнувшись, приветливо козырнула старушкам:

— Здравствуйте, гражданочки.

Бабки учтиво покивали головами и быстро ретировались за тяжёлой дверью подъезда.

— Как нога, Костечка?

— Хорошо нога,  — сдержано ответил Костик.

— А палка зачем? Что б не упасть от моей красоты, милый?

— Мы могли бы поговорить, Веруш?  — холодно прервал он девушку.

— Проводишь и поговорим, а о чём? Если не о свадьбе, то сваливаем скорее. Сейчас моё семейство выйдет. Или хочешь познакомиться?

— Нет, сначала поговорить.

— Слушаю, Костя, посох не забудь. Может, пригодится съездить тебя им по башке,  — вглядываясь в сумрачное выражение на лице парня.

— Меня, Вер, не за что.

И Костик пересказал содержание беседы соседок, услышанное им на скамейке.

— К тому о чём ты слышал, от этого бабья, я ни какого отношения не имею. Ты мне веришь?

Костька неопределённо пожал плечами, упрямо глядя себе под ноги.

— Константин, Вы мне не верите?  — на распев произнесла Верушка, глядя изумлёнными глазами на парня, с интонацией Людмилы Гурченко из фильма «Любовь и голуби»,  — подите вон, оставьте меня!

— Веруш, хватит стебаться, а как, прикажешь, это всё понимать?

— А вот так...  — и Веруша хлёстко влепила пощёчину Костику,  — так понятнее?

— Ну и приёмчики убеждения в полицейском колледже.  — обалдело воскликнул Костик, быстро притянув к себе девчонку и впившись в её губы поцелуем.

— Болван! Ещё хоть раз подобное подозрение себе позволишь... Этот поцелуй будет у нас последним. Никогда своему мужчине не изменю...