Возле бассейна. Часть 12

С приближением сумерек Борис Петрович шёл к танцевальной площадке с претензиями на слишком длинный день.

«И стрелки часов тормозил циферблат.

И солнце незыблемо в небе.

И медленно свет не идёт в полусвет,

И сумерки тьму не желают принять.. ».  — припомнив, где-то прочитанное, бубнил в голове шефа излишне грамотный Петрович. Ему бы помолчать, как и его терпеливые коллеги, так вот же — умничает...

Встретив на танцплощадке подчинённых, Борис Петрович напомнил каждому из них обязанности «народного дружинника» и повторил график очерёдности дежурства возле бассейна.

— Томочке будильник не нужен, а в нашу комнату я достану. У радиста должен быть...

Игорь проявил излишнюю инициативу, заявил, что готов прийти к бассейну досрочно и подменить любого, «если надо».

— Могу, вообще, сутками не спать!

— Только без самодеятельности!  — резко отреагировал Большаков.  — Если застану у бассейна раньше согласованного нами времени, накажу за нарушение дисциплины! Мне нужны выспавшиеся помощники, а не сонные тетери! Понятно?

Получив вразумительный ответ, что его поняли, отправился в радиорубку к Николаю и застал его у магнитофона «Маяк». Радист выбирал очередную бобину с зарубежной эстрадой. Над «Маяком», на полке, обклеенной вырезками из иностранных журналов, рядом со стопкой грампластинок, стоял нужный Большакову будильник.

— Коля, он у тебя работает?  — указал на часы Борис Петрович.  — Временно не одолжишь?

— Работает. Сам пользуюсь. А тебе зачем? Куда-то проспать боишься?

— Угадал. Хозяйка велела бассейн от таких, как ты, охранять. Захарыч сказал, что ночью любишь плескаться...

— Шуткуешь?  — повёл бровью Николай.  — Чё, я один такой? Вся кухня плавает... На озеро днём не сходишь, далёко, а бассейн, он под боком... Серьёзно запретила? Вроде бы всё складывалось нормально, как всегда. А тут — нате на лопате! Совсем запретила?

— Да нет. на время фильтрации и хлорирования... Так что с будильником?

— Если на время, бери,  — облегчённо вздохнул любитель ночных заплывов.

— На время. И вот ещё. Сегодня с танцами не затянешь?

— Закончу, как всегда — в двадцать один сорок пять...

— Сделай это минут на десять раньше. Мне надо ребят освободить заранее. Пост возле бассейна выставляю. И не вздумай туда сунуться. Дружба дружбой, а холку намылю. Понял?

— Замётано!  — кивнул радист и запустил «Маяк». В колонках танцплощадки зазвучал супер ритмичный шлягер группы Boney M — «Rasputin» — Я это...  — обернулся радист к физруку,  — сегодня в примах ночевать буду... Можешь воспользоваться,  — он многозначительно кивнул в сторону широкой кровати, что находилась в глубине радиорубки.  — Ты только скажи...

Большаков внимательно посмотрел в лицо услужливого «Аллен Делона».

Да так, что глаза у радиста забегали. Быстро-быстро. Словно не знали куда с лица деться.

«Точно — стучит! » — вынес вердикт Петрович.

«А хрен с ним! Тут половина людей друг на друга хозяйке доносят,  — отмахнулся Большак.  — Главное, что мы об этом знаем! »

«И то верно»,  — согласились ипостаси.

•  •  •

Николай сдержал слово. Объявил об окончании танцевального вечера раньше обычного времени.

Ребячьи ватаги, возглавляемые вожатыми, потянулись к спальным корпусам. А физруки же ещё находились при деле. Следили, чтобы в этом массовом движении возбуждённой дискотекой молодой поросли, не возникли проблемные ситуации.

Какое-то время погодя, сигнал горна из 

динамиков известил знакомую с пионерского детства мелодию отбоя. Её, словно эстафету, подхватили другие лагеря, расположенные по округе. Для Большакова это означило, что долгожданное время ЕГО ночи, наконец, наступило! Ноги сами понесли в сторону плавательного бассейна.

Пересекая немалую территорию лагеря, Борис Петрович думал о Томочке.

Над ним оживал прохладным шорохом верхом сосновый бор. Купол тёмного неба украсили проблески звёзд. И, в местах, где аллеи были затемнены, он мог видеть бисерную россыпь Млечного пути.

Бассейн, стоящий на большой прогалине, ближе к ограде и весь день, прогреваемый солнечными лучами, теперь освещался единственным фонарём, потому выглядел непривычно таинственно. Мерное гудение его работающих фильтров и бурлящие струй перемещаемой воды, будоражили массивный корпус, создавали иллюзию присутствия большого экзотического существа.

Между бассейном и оградой, куда не проникал свет уличного фонаря, находилась, уже знакомая читателю, широкая с высокой спинкой, надёжно вкопанная в землю и очень удобная для любовной утехи скамья. На ней пионеры, в часы купания, оставляли свои вещи.

К этому укромному, отдалённому от всех строений месту, и пришёл старший физрук «Ястребка». На скамье, тихой мышкой, уже сидела очень исполнительная Томочка.

Появлению Бориса Петровича девушка откровенно обрадовалась. Призналась, что одной «в этой глуши» немного страшновато.

— Мы побудем с тобой. Недолго, пока привыкнешь,  — сказал Борис Петрович, присаживаясь на край скамьи.

— Мы? С вами ещё кто-то?

— Только мои ипостаси. Их зовут: Петрович, Борик и Я. Петрович — умница, Борик — задиристо-глуп, а Я — любитель романтических свиданий откровенно признался Большаков.

— Шутите, догадалась Томочка.

Слово за слово — разговорились. Тома вспомнила о Сенечке:

— Как он там?

Борис Петрович заверил, что у Сенечки всё в порядке.

— Погода стоит прекрасная. Дети, наверняка, весь день провели на пляже, купались...

— И Сеня?

— И он тоже. Ваш муж, Томочка, очень талантливый гитарист! Играет превосходно. Особенно инструментальную классику. Не забуду, как здорово он исполнял Моцарта на концерте перед открытием лагеря...

Помолчали. Оба припомнили чем закончился то мероприятие... Сеня выпил лишнее, а Томочку едва не изнасиловали...

— Вы правильно сделали, что уволили того парня,  — сказала Томочка.

Признаваться в этом Борису Петровичу не хотелось, а возражать было нечем.

Возникла очередная пауза.

— Когда Сеня уходил в поход,  — сказала Томочка,  — то обещал — играя на гитаре, вспоминать обо мне... Я буду это чувствовать и думать о нём... Но сейчас он уже, наверное, спит...

— Нет. На Косе отбой не объявляют. Каждый сидит у костра сколько хочет. Особенно если есть гитара... Поют самые популярные и бардовские песни... Видишь на небе, вон там, яркую звездочку?  — Борис Петрович повернул Томочкину голову в нужном направлении и слегка прибалдел от запаха девичьих волос.  — Это планета Юпитер. Сеня его сейчас тоже видит. Самое время послать ему через Юпитер весточку...

— Привет, милый!  — скорее догадался, чем услышал шелест девичьих губ Борис Петрович.

— Когда понадобится передать Арсению. приветы, поступай таким же образом. Глядя на Юпитер,  — посоветовал Борис Петрович, имея ввиду свой интерес, подсказанный Петровичем..

«Если, принимая "малыша", она будет думать о муже, и ты об этом знаешь, то получишь 

особые ощущения в момент её измены".

"Я бы сказал — кайф высшей пробы!" — пояснил Я.

•  •  •

— Как бы я хотела сейчас быть вместе с ним, у костра...  — продолжала глядеть на Юпитер Томочка.

— Я тоже хотел бы быть там...  — очень натурально врал Борис Петрович.

«Задумался о чем-то музыкант,

Перебирая струны не спеша.

Как видно, правду говорят,

Что у гитары есть душа.. ».  — процитировал он угадывая настроение будущей жертвы.

— Ой, чьё это?  — встрепенулась Томочка.

— Не помню. Где-то услышанное. Ты тоже любишь стихи?

— Обожаю!

«А что я говорил!  — воскликнула в голове Большакова первая ипостась.  — Ублажи девушку ночной поэзией, шеф! »

Большаков знал современную и классическую лирику достаточно хорошо. Специально заучивал наизусть и умел, когда надо, преподнести. Потому начал негромким, камерным голосом строфу за строфой из пушкинского:

«Забудь, любезный мой Каверин,

Минутной резвости нескромные стихи.

Люблю я первый, будь уверен,

Твои счастливые грехи».

После прочтения:

«Смешон и ветреный старик,

Смешон и юноша степенный.  — как бы прислушиваясь к звукам ночного леса, сделал паузу.

Томочка придвинулась к нему поближе. Попросила:

— Можно ещё?

«Что и требовалось доказать!  — радостно хохотнул Борик.  — Теперь она у шефа на крючке! »

«Всё — согласно сценарию... » — более сдержанно реагировал Петрович...

•  •  •

После Пушкина были: Лермонтов, Асадов, Цветаева. Из современных вспомнил Беллу Ахмадулину, которая ему нравилась как поэтесса и, особенно, как женщина. Об этом очень искренне признался Томочке, понимая, что подобное откровение приблизит девушку к нужному настрою, не забывая подогревать романтическую обстановку хорошими стихами:

По улице моей который год

звучат шаги — мои друзья уходят.

Друзей моих медлительный уход

той темноте за окнами угоден...

«Расслабить, словно струну на Сенечкиной гитаре. » — поддакивал патрону Петрович.

— Помнишь Беллу Ахмадулину в роли журналистки в фильме «Живёт такой парень»?  — задал он вопрос заслушивавшейся Томочке. Она там так мне нравилась!

Спрашивал, а сам вспоминал, что вытворял под это фильм в Новосибирске:

«Вроде бы недавно было, а уже столько лет прошло! »

Неплохо он тогда развёл сибирскую красавицу на экстремальный секс в кинозале. Позволила двойное проникновение прямо во время сеанса...

Сладкое воспоминание отозвалось шевелением в зафиксированном «малыше»...

«Шеф, не отвлекайся! » — хором напомнили ипостаси и Большаков из прошлого быстро вернулся в настоящее.

Названный фильм Томочка не видела, но откровение на счёт симпатии к поэтессе подвинуло беседу двух полуночников к теме личной жизни. Борис похвалил молодожёнов. Сказал, что они прекрасная пара. И что в их отношениях много искреннего, не показного. Что их семью ждёт счастливое будущее. Говорил сдержанно, стараясь не уподобляться штампам застольных пожеланий...

— Вы же хотите детей? Красивых и здоровеньких. Обязательно будут. Могу гарантировать.

— Как?  — изумлялась Томочка.

— Самым обычным способом,  — шутил Большаков на грани.  — Вы же с Арсением так мОлоды...

И Томочка счастливо смеялась. А Борис Петрович мысленно уже накачивал хохотушку своей замечательной спермой...

Закончился этот неоднозначный и весьма озорной намёк, резонансным признанием:

— У меня, такого семейного счастья, Томочка, наверное, никогда не будет!

Хохотушка отреагировала ожидаемым образом:

— Это почему же? Вы — мужчина видный. Должны нравиться женщинам... И вообще, прекрасно выглядите...

Борис Петрович, несколько «стушевавшись», ответил:

— Право не знаю, стоит ли говорить? Подобными проблемами можно делиться только настоящим другом.

Тома придвинулась ещё чуток. После получаса 

прекрасной поэзии и положительных отзывов старшего физрука о её семье, она считала себя, как минимум, кандидатом в друзья:

— Это тайна, да?

— Очень деликатная!  — Борис Петрович выдержал театральную паузу,  — У меня... есть проблема. Но, о ней нельзя говорить невзначай,  — и безотрадно добавил:  — Грустная история...

Томочка была уже совсем рядом. Борис Петрович ощутил тепло её бедра. Прохладная девичья ладошка коснулись локтя «расстроенного» товарища:

— Честное комсомольское! Никому не скажу!

«Виват женскому любопытству! » — аплодировали ипостаси.

А Борис Петрович, будто в раздумье — говорить не говорить, пустился в рассказ о неком радиальном восхождении в горах, начатого в прекрасную погоду, но внезапно резко изменившуюся к худшему. Ветер и снег секли невыносимо! Короткие шорты и тонкая футболка оказались плохой защитой замерзающего тела. И, как следствие — плачевный результат: застудил бронхи и причастное место.

— Бронхи вылечил, а остальное, до сих пор, осталось в не рабочем состоянии. Сама понимаешь, с подобной проблемой мужчина не может позволить себе жениться. Потому, до сих пор хожу холостым...  — закончил старший физрук своё скорбное откровение.

•  •  •

Огласка такой, глубоко личной тайны, произвела на Томочку впечатление. Молодая женщина, познавшая с недавних пор прелести супружеского ложа, сочувствовала взрослому мужчине, вынужденному, из-за абсурдного недуга, вековать в одиночестве.

— А врачи что говорят?  — спросила она с участием.

— Врачи говорят разное. Чаще: «Со временем, пройдёт». У них есть разномыслие. Но, в одном эскулапы едины — нужны определённые усилия,  — здесь старший физрук как бы запнулся:  — Массаж... Этого самого...

— Массаж?  — Томочка чуть отодвинулась.

— Советовали,  — продолжил Борис Петрович несколько бодрее,  — для формирования прогресса ходить на индивидуальные процедуры. Так сказать, интимного уклона.

— Не понимаю.

— Всё верно! Откуда такому юному созданию знать эти дурацкие уловки медицины! Короче, чтобы вернуть мужскую потенцию, кроме лекарств, применяются внешние раздражители. Такие, как: фотографии, журналы, фильмы, женские руки.

— Женские руки? Чьи?

— Врачей, медсестер, массажисток...

Какое-то время в воздухе повисла наряжённая пауза. Слышалось лишь мерное гудение очистительных фильтров да, где-то в вышине, над головой раскачивались, невидимые на фоне ночного небе, корабельные сосны. По дороге, вдоль забора поехала запоздала легковушка, слегка осветив нашу парочку... Где-то вдалеке просигналила ночная электричка...

Большаков сосредоточился. Он сделал вброс нужной информации и теперь ждал ответной реакции.

— А, вы, пробовали познакомиться с женщиной, которая (здесь случилась новая пауза, Томочка подбирала нужное слово), которая... по-дружески, помогла бы преодолеть недуг?  — девушка завершила предложение с облегчённым выдохом.

— Ты имеешь в виду любовные ласки?  — резво отреагировала на слова юной физручки голосом Бориса Петровича его ипостась по имени Борик.  — Это был бы идеальный вариант! Эрогенные зоны мужчины, если их массируют женские руки (даже по-дружески, без притязаний на большее), реагируют живее всего! Но, где в мои годы, да ещё с такими проблемами, найти подобную умницу?

— Вы ещё не старый...

— Скоро сорок,  — соврала другая ипостась Бориса Петровича, прибавляя ему сразу восемь лет.

— Сорок. Это много,  — вздохнула девушка.  — А сразу и не подумаешь...

— Вот!  — почти обрадовалась ипостась по имени Петрович.  — И я об этом...

В сложном разговоре 

с репликами ипостасей наступило очередное молчание. Томочка о чём-то напряжённо думала.

Уловив шаткость момента, когда качели удачи из верхней точки могли устремиться вниз, Петрович опережая наглого Борика, применил обходной манёвр, произнеся грустным голосом шефа:

— Что-то я разоткровенничался... Забудь, Томочка, забудь. И никому об этой моей проблеме, ни слова. Всё-таки, ещё не старик, может эскулапы чем-то помогут... Или свершится чудо...

— Никогда и никому!  — горячо заверила Томочка.

— Вот и славно! Пора спать, малышка. Как говорят в армии при смене караула: «Пост сдал!  — Пост принял! » Иди, отдыхай. Теперь — мой черёд дежурить.

— Я не устала. Можно ещё побуду... с вами? Всё равно, не засну сразу. Буду вспоминать Сеню и... про вас, тоже, думать.

— Конечно, сиди!  — умело сглаживал сложную ситуации Большаков.  — Стихи прочитать?

— Да!

Теперь обольщению девушки содействовал талант Бориса Пастернака.

После его:

«... На озаренный потолок ложились тени.

Скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья.

И падали два башмачка со стуком на пол.

И воск слезами с ночника на платье капал».

Томочка нашла ладонь старшего физрука и решительным движением перенесла на своё колено. Течение стиха прервалось. Сохраняя спокойную интонацию, Борис Петрович спросил:

— Думаешь, стоит попробовать?

Кивнула ли девушка, или нет — в темноте разглядишь ли? Но прохладные пальчики придержали мужскую ладонь и Томочка сама, САМА! дозволяла гладить свои ножки! Она милосердно наметила себе помогать «больному».

Сигнал милосердия был принят с благодарностью. Широкая пятерня мужчины гуляла чуть ниже, чуть выше дозволенного пространства, перемещалась с колена на колено. Правда — через трико, но это пока...

Минут через пять, Борис Петрович прервал это «бессмысленное» занятие.

— Ну, как?  — спросила Томочка незнакомым хрипловатым голосом.

— Да, никак! Вот проверь!  — быстрым хватом он нашёл женскую ладошку и положил к своему стыдному месту.

Опаснейший момент! Непредсказуемый! К нему наш соблазнитель готовился загодя. По пути к бассейну, проверил крепление «малыша» к бедру...

Девичья ручка отдёрнулась, но успела определить — дядя не лжёт. Под ладонью ничего не говорило о пробуждении.

— Убедилась?

— Да...

— Сволочь! Тварь неблагодарная! Мне дозволили гладить девичьи ножки! Такие красивые, такие тёплые. У другого, от одного этого, давно бы встал. А эта немощь...  — разносил своего «малыша», Борис Петрович, с одной лишь мыслью: «Не переборщить! »

В итоге — «остыв», сообщил:

— Волнение, от прикасания к тебе, Тома, проняло не по-детски! Есть в твоём теле нечто электризующее... Даже, в какой-то миг, подумалось: «А что, если подобные упражнения делать регулярно? Вдруг помогут? »

При этом пальцы физрука, «соскальзывали» с девичьих коленей, незаметно раздвигая их сведённое состояние, подбирались к мышцам внутренней части женского бедра...

Это уже не Борис Петрович Большаков, а хамоватый Борик в его образе тёр ладонью ножки жены Арсения. И проделывал это с возрастающей интенсивностью. Не будь Томочка слегка возбуждена, то заметила бы разницу в этих движениях. Но она лишь спросила:

— Правда?

— Конечно, правда! Мы ведь друзья?  — поспешил заверить доверчивую девушку благороднейшая ипостась по имени Петрович.

— Тогда, давайте продолжим,  — сказала Томочка.

«Сработало! » — ликовали ипостаси Большакова. А он сам, как мог «придерживал» требующего свободу «малыша»...

Теперь, получив позволение продолжать, эта виртуальная 

банда вместе со своим шефом уже смело «грелась» на упругих бёдрах юной девы, сожалея, лишь о том, что приходиться довольствоваться скольжением не по голому телу, а поверх спортивного трико.

— Следи, будет ли шевеление,  — шептал Большаков растерявшейся от такой прыти глупышке.  — Положи ладошку туда, где она уже была. Шевельнётся — скажешь...

Послушно положила. Осторожно, едва касаясь. Но САМА!

— Чувствуешь?

— Нет...

— Жми сильнее, не бойся. Потискай...

Прижала. Член напрягся, растягивая эластичный жгут.

— Изменения есть?

— Вроде нет...  — сказала на выдохе.

— А так?  — мужская лапа легла на холмик женской груди. Второй опасный рубеж. Томочка слегка дёрнулась, но наглеющий Борик вовремя оставил её колени и успел свободной рукой придержать девичью ладошку на ширинку шефа:  — Что-нибудь происходит?

— Кажется... Немного есть...

— Кажется, или на самом деле? Помни эту сволочь. Пусть просыпается. Я ещё не так стар, чтобы сдаваться. Так его! Так! Мни сильнее.

Борик отпустил женскую руку, которая теперь САМА упиралась в бугор «малыша» и тёрлась поверх его шорт.

Твердеющий сосок под футболкой выдавал женские переживания.

— Шевельнулся!  — горячим шёпотом заговорщицы сообщила Томочка.

Ещё бы! «малыш» давно требовал равноправного участия. Но рассудительный Петрович перехватил ход общения:

— Спасибо, милая! На сегодня хватит. Иди. Отдыхай...

— Может быть... завтра попробовать... ещё раз?  — несмело предложила девица.  — Если помогает...

— Разумно.  — после некого молчания сказал Большаков.  — Вполне разумно. Спасибо, мой друг, за сочувствие и желание помочь старшему товарищу!

Борис Петрович очень галантно приложился к тёплой ручке, Томочки, заверив при расставании, что они с Арсением несомненно — идеальная пара. И, когда тот вернётся из похода, у молодой жены будет повод убедиться насколько крепка страсть её супруга... Не то что у некоторых...  — произнёс негромко, но с тонким расчётом, чтобы нежное ушко подчинённой зафиксировало эту скрытую «жалобу» начальника.

•  •  •

Тома шагала в сторону общежития и, едва ли не вслух, переживала:

«Подумать только, может случиться, что у Бориса Петровича никогда не будет секса, как у них с Сенечкой! А ведь он — видный мужчина... Большой и хорош собой... К тому же — мастер спорта по альпинизму! Как ТАКОМУ человеку жить без любимой женщины?

Вспомнила, что где-то читала, как ранняя импотенция приводит мужчин к суициду.

«Какой ужас! Он и своих детей не сможет иметь... С такой весёлостью говорил о них... А она, дурёха, черти что подумала...

Девушка закусила нижнюю губку, осуждая себя. Но легко оправдалась: «Ведь я ещё не знала, что у человека ТАКОЕ несчастье... »

Она легко представляла скорую встречу с мужем, когда тот вернётся из похода и то, что они будут после этого вытворять в постели... Новая волна жалости подкатила к её чуткому до чужой беды сердцу, вызвала невольную слезу сочувствия. Вытирая её со щеки, утешалась тем, что, не отмахнулась, а помогала, как просили... Убеждалась, что делала, всё верно. Как её просили. "

Массаж через шорты? Подумаешь! Что тут зазорного?.. А то, что за грудь Большаков схватил, так то для ускорения процесса лечения... Это ведь не предосудительно, если в медицинских целях. Верно? »

•  •  •

Оставшись в одиночестве, Борис Петрович 

приспустил шорты, следом — плавки, снял путы, сдерживающие «малыша» и ласково погладил изнывающие от избытка спермы яички. Было ясно, что давление в них нужно немедленно сбросить. «А то завтра буду ходить в раскоряку! »

Казалось бы — что за проблема? Член в руки и — расслабляйся! Ан нет! Не приучен наш Большаков к такому бросовому отношению к семени. В Армии, и то, этим не баловался. Искал партнёршу. Потому удачливым ходоком до баб и вырос... Теперь же — форс-мажор. Приходилось заниматься пацанячьим делом по необходимости...

Ипостаси скорбно помалкивали. Каялись, что допустили не потребное. Переживали: «Ну, как Большак к этому холостому сбрасыванию пристрастится? Получит скверную привычку и потеряет охотничий настрой... »

Однако, переживания переживаниями, а коль так случилось, приходилось срочно соображать на кого направить накопленную «малышом» энергию?

«На Томочку? Не было смысла. Придёт завтра к бассейну, и «малыш» получит своё... Пусть нагоняет на эту цыпочку аппетит... Тогда на кого? » — «чесали» затылки ипостаси?

И выкрутились! Напомнили шефу, не завтрашний, а намечаемый в перспективе, объект: его обтянутую джинсовой юбкой попочку, высокую грудь, осиную талию, точёные ножки, бранный ротик...

Глядя в звёздное небо, Борис Петрович неспешно водил кулаком по булаве, и мысленно имел жену партийного боса в момент её разговора по телефону... Или, лучше, когда она, опираясь на подоконник, общается через окно со своим влиятельным мужем...

Ещё вспомнилась Борису Петровичу «девушка с веслом» — Ольга Ивановна — жена его дружбана — Гржабовского. Большая, не вспаханная «малышом» женщина...

— Охренеть!  — воскликнул онанист и мощная струя горячей спермы вылетела в сторону виртуальных кандидаток в шалавы. Вылетела и смачно шлёпнулась где-то в глубине ночи...