Сын Танелона

Во все времена оркская военная стратегия отличалась своей простотой и неприхотливостью. Если ты пехотинец, то после гремучих звуков боевых рогов ты наступаешь на врага так, будто сам вождь стоит у твоих пят. Некоторые менее проворные зеленокожие заканчивают свою жизнь под ногами своих товарищей еще до достижения позиции противника. А если воин достаточно ловок, то он может иметь удачу столкнуться лбом со щитами или споткнуться о выставленное копье немного раньше, чем это случится с его последователями. Орки всегда гремят ревом, криками, ругаются с товарищами и оскорбляют врага при нападении. Это вызывает у противника тревогу и деморализацию. Тем не менее, большинство передовых зеленокожих погибает при первой атаке, только самые крупные и сильные или отсталые попадают в ближний бой. В случае верховой езды... тактика почти не меняется, орки на своих бурых вепрях несутся в сражение, сопровождаемые громким хрюканьем и свистом ударов кнута. Если у кавалерии есть еще и "громыхалка", орочий эквивалент боевой колесницы, то шум становится поистине непередаваемым! Орки не понимают ничего, кроме тактики "просто иди и убей"! Не потому что они действительно глупы, просто для этих созданий выживание становится вторичным приоритетом, когда речь заходит о сохранении традиций.

Вождь Махрудж Эбрег Гхар был самым выдающимся оркским полководцем известных людям за последние восемьдесят лет. Как-то раз его левая пятка зудела, и зеленокожий внезапно решил начать войну одновременно с королевством Хагондия и Вечными Домами. Вождь начал довольно успешно: он поднял шум в пяти близлежащих лагерях, убил вождей, съел их детей, покрыл вдов, утвердив свое право на власть и собрал достаточно бойцов для начала набега. Маленькая орда из восьми тысяч пехотинцев и двух тысяч всадников приблизилась к юго-западным границам Хагондии три месяца назад. Затем Махрудж сделал еще один хитрый шаг: он не напал сразу, потому что пехота перемещалась намного медленнее. Подождав полторы недели, вождь напал на королевство со всей ордой. Хотя люди уже знали о предстоящем нападении, несколько тысяч орков не могут оставаться незамеченными полторы недели. Практически каждое человеческое поселение в трех дневных переходах от границы должно было знать об этом! Учитывая численность орды, можно предположить, что к началу войны три четверти государства уже знали о прибытии орков.

Орки всегда приходят не по расписанию, это истина, подтвержденная давностью времени. Связи Хагондии с протекторатом Миллады находились в напряжении уже несколько лет. Молодому монарху было неприятно видеть, как соседи зарабатывают на экспорте сырья из его страны, продавая его на восток по завышенной цене в пять раз! Король решил увеличить цены, что вызвало недовольство торговцев-негоциантов! Большинство регулярной армии Хагондии перебралось ближе к восточным границам, ясно указывая Милладе, что их наемные войска будут проводиться со всей хагондийской гостеприимностью, если что-то случится. Южные и западные территории королевства остались без должного защиты от стороны короны. Пограничные феодалы всегда были привыкли решать свои проблемы самостоятельно и пока справлялись с этим. На северо-западе граничила с Хагондией территория Извечных Домов. С эльфами проблем никогда не было, главное, чтобы люди не приближались к их границам. Поэтому, когда орда накрыла всю западную границу, оставляя после себя только разрушения и обломки, даже самые опытные бойцы мало что смогли сделать. Наиболее рассудительные жители Хагондии заранее покинули свои дома и ушли вглубь страны, а упорные обновили защитные сооружения и начали ждать.

Очень малое количество баронов попытались помочь своим подданным, на самом деле лишь немногие из них имели возможность что-то предпринять. Эпоха, когда феодал на западе не мог выжить без личной армии, закончилась два поколения назад после смерти вождя Грамхара Железностопа, чью отрубленную голову привезли в столицу. С тех пор больше нет выдающихся оркских вождей. У баронов остались лишь небольшие отряды для защиты замков и поддержания порядка.

В мирное время наёмники мозолят всем глаза. Псы войны, воины звонкой монеты, шлюшьи мечи, так нередко за глаза величают этот сброд обыватели, чьи жизни выпали на периоды спокойствия и процветания. Если ты обычный человек, живущий обычными заботами и берегущий свою жизнь, то нелюдимые типы разной степени потрёпанности, носящие при себе оружие и глядящие вокруг с голодным блеском в глазах, так или иначе, вызовут в твоём уме недобрые мысли. Отчего-то мнение о наёмниках резко меняется, когда под стенами ревёт орда, предвещая резню и пожары. Собравшись вместе, более двух десятков западных феодалов создали временную военную коалицию. Король ясно дал понять, что его заботы полностью обращены к востоку, а десять тысяч зеленопузых... Что ж, Хагондия переживала набеги впятеро больших орд, и ничего, стоит и по сей день. К тому же запад никогда не радовал казну своевременными и обильными вливаниями, там нечего особо защищать, пусть же прижимистые бароны подумают, что они могут сделать для короны, а не что она должна сделать для них.

О том, чтобы воевать с Махруджем поодиночке и речи быть не могло, орки довольно легко взяли штурмом два замка из тех, что были ближе всех к западной границе, несмотря на то, что прежде опыта в осадных работах у них не должно было быть. Теперь они постепенно уходили дальше на север и уже начали доставлять неприятности Извечным Домам. Железо и огонь, вторглись в леса вместе с ордой и эльфам это очень не понравилось! Бароны призвали под свои знамёна наёмников со всего запада и из центральных областей, всех наёмников, которые ещё не ушли на заработки в Бальвар, где началась гражданская война и обеим, точнее трём сторонам бальварского конфликта, нужны были умелые солдаты.

Орда вернулась из лесов с небольшими потерями, и многие воины несли на себе ожерелья из ушей в форме листа. Вопреки ожиданиям, Махрудж Эбрег Гхар не повел орков глубже страны, а повернул на юго-запад и покинул королевство, почти не встречая сопротивления. Они просто обогнули Арсово поле, где их ждала объединенная дружина баронов, и покинули королевство. Их число сократилось до пятнадцати тысяч. Слухи о победах Махруджа вызвали возбуждение в оркских лагерях, и многие местные вожди присоединились к удачливому полководцу.

Впервые зеленокожие столкнулись с серьезным сопротивлением под замком Хангриль. Четырежды они пытались прорваться к воротам через позиции наемников, но каждый раз, когда угроза становилась особенно серьезной, барон Сальза кричал с возвышения стен: "Двойная награда каждому, кто переживет этот день и победит!" И тогда псы войны удваивали свои усилия, отбрасывая орков назад. В конце концов, орда была оттеснена от замка, и сражение продолжилось на открытом поле под Эригрой. Три месяца битв с переменным успехом – то орки прорывались глубже на запад, собирая кровавый урожай, то отступали под напором людей, а затем снова возвращались к Хагондии. Игра в поддавки закончилась, когда наемники и орда сошлись на правом берегу реки Сиксты. Именно в том бою в небе появились стрелы с чёрно-белыми оперениями, которые проломили доспехи противника. Боевые отряды Извечных Домов впервые приняли участие в этой войне. Усилиями людей и эльфов орки были загнаны в Сиксту, и многие из них остались там, так и не перебравшись на противоположный берег... Пожалуй, только гномы плавают еще хуже орков. С того дня Махрудж получал удары один за другим все сильнее: он потерпел поражение у Кишии, проиграл под Лезлой и, наконец, бежал после сражения на Талом Холме. Последняя битва была запланирована у озер Старой Девы. Военный штаб, состоящий из совета баронов и делегации эльфов высокого ранга, постановил: победа у озер Старой Девы должна стать последней в этой серии сражений, и оставшиеся орки должны быть окончательно изгнаны из Хагондии. Не то чтобы членам Извечных Домов особо волновала судьба человеческого королевства – "сотни королевств растут и умирают, а лишь одно дерево стремится к небу", как говорят они. Однако у Извечных Домов еще оставались неоплаченные счеты с орками, и, хотя лесам эльфов больше ничего не угрожало, чаша мести должна была быть выпита до дна!

Ходриг Балдуртен мог сойти за гнома издали, но вблизи всё же становилось понятно, что он чистокровный человек, просто низкорослый, коренастый, толстокостный и бородатый. Из-за малого роста ему приходилось постоянно залезать на переносной помост, по-другому он просто не мог наблюдать за ходом битвы. А Ходриг обязан был видеть всё, что происходило сейчас перед его глазами, ибо он командовал двухтысячным отрядом наёмников. Они несли имя Скидийских Воробьёв, хотя настоящих выходцев из Скиды в отряде осталось почитай что ничего, но зато все — отборные ветераны.

Предшественник Ходрига капитан Ворнстрог, создавал отряд во времена своей молодости, он прошёл всю жизнь с верными людьми, завоёвывая славу человека из стали, в чьей груди бьётся сердце из солнечного огня.  

Разумеется, капитану приходилось пополнять ряды своих воинов свежей кровью после многочисленных битв и сражений. Уходя в посмертие, он приказал Ходригу принимать командование, а затем и Ходриг вёл этих людей за собой. Много лет вёл, хороня боевых братьев и принимая новых. Так получилось, что с того дня, когда Скидийские Воробьи покинули пределы родного государства, они так и ни разу туда не вернулись, зато проскитались по всему континенту от огненной степи Валрахии до ледяных фьордов Танелона. Сейчас в отряде Воробьёв сражались представители большинства рас и разумных видов ойкумены. Да, прямо сейчас они и сражались с орками, плечом к плечу с другими наёмниками, привлечёнными звоном монеты. Сам Ходриг родился в Ефростаре, что можно понять, глядя на природные пигментные пятна на скулах, шее и предплечьях, а так же на тёмно-рыжие волосы. Настоящие же скидийцы имели в основе своей вытянутое телосложение, жёсткие чёрные волосы и кожу коричневого, с кремовой мягкостью цвета. Правда с годами она темнела и становилась почти чёрной, как у Лорута, Силпы и Кангата, которые в этот момент были баклуши, играя в листы рядом с помостом.

— Ещё не время? — Силпа, эксперт в использовании короткого клинка, опытный в скрытом убийстве, нанесении ударов в спину, метании ножей и бою с двумя кинжалами, достиг успеха в этих делах. Сам Силпа также напоминает кинжал: высокий, худощавый, с резкими чертами лица и острой подбородкой.

Лорута – богоподобный воин, способный нести на себе столько оружия, что поражает воображение; его щит всегда защитит товарищей, а его полуторник, покрытый царапинами от боя от кончика до рукоятки, всегда найдет пробел в обороне противника. Кангата – человек с мирным характером и громадной силой, заключенной в мощном теле. Этот "бродяга" прошел путь от простого деревенского парня до мудрого священника-воина. Он принял веру апоскисианства и уже почти 25 лет провозглашает свою веру с помощью молота на длинной ручке. Помимо этой троицы, в отряде осталось еще пятеро бывших скитов, которые собрались вместе как никому неизвестные и голодные странники под самодельным знаменем молодого Ворнстрога – незаконнорожденного аристократа, произошедшего от уличной проститутки. Но другие пять в настоящее время находятся в самом эпицентре событий, перехватывая удары левого фланга орковой кавалерии.

Знамя - старое, обветшалое, с швами и заплатками, как боевыми рубцами, до сих пор развевается над лагерем Скидийских Воробьев. Белый воробей на черном полотне. Как уже было упомянуто, сам Ворнстрог вышил этого воробья из вырезанного из наволочки материала на черное полотнище своими руками. Только человек с очень богатым воображением мог бы признать эту кляксу птицей. Позже, когда отряд приобрел репутацию и определенную состоятельность, капитану Ворнстрогу предложили сделать новый, красивый знаменосец с узнаваемым геральдическим воробьем. Однако он согласился бы на это только в случае, если бы воины не выразили свое категорическое несогласие: они не хотели видеть над своими головами ничего, кроме этого запачканного, но счастливого белого пятна, больше похожего на птичий помет, чем на воробья.

— Поздно,  — с досадой выдохнул капитан.

Троица игроков синхронно 

подняла головы.

— Туда глядите,  — указал Ходриг вправо, прямо на всадника, стремительно приближающегося к ставке.  — Баронов вестник. Если эти благородыши сейчас примутся ломать мои тактические выкладки, я швырну им их золото в лицо и... Не, не швырну. Просто ноги из гузна повырываю.

Вестник подъехал к ставке и с явным трудом скатился с седла. Довольно молодой парень в плаще, намоченном кровью. Кровь же капает с левой руки, висящей как плеть.

— Вам послание, господин капитан.

— Не надо мне твоих посланиев, паря,  — хмуро отмахнулся Ходриг,  — у меня всё схвачено! Люди сражаются! Виш? Мы держим этих грёбанных зеленопузых, а когда они выдохнутся, начнём теснить! У них не осталось резервов, они не знают, чё это такое, резервы, а у меня ещё три сотни мечей ждут своего часа, и у Далотринга одна! К тому ж орки давят именно сюда, разумеешь? На мой, левый фланг, курвы жабомордые! Мне тут тяжелее всего, так что менять что-то сейчас — бред! И вот это всё иди и скажи своему суверену!

— Дело не в орках и не в людях, господин капитан!  — воскликнул бледный то ли от кровопотери, толи от негодования гонец.  — Дело в эльфах!

Ходриг несколько мгновений с интересом смотрел на вестника:

— Ну и чё замолк? Дальше я сам должен догадываться?  — хмыкнул капитан.

— Их полководец здесь, на левом фланге с отрядом телохранителей. Он пришёл поддержать вас и попал в окружение... Что с вами?

Плечи Ходрига часто подрагивали, губы тоже, он стыдливо опустил лицо и тихо хрипел, но в один момент не выдержал и начал хохотать во всю глотку. Ефростарец топал ногами, размахивал руками и так мотал башкой, что борода не поспевала. Отсмеявшись, капитан утёр слёзы и выдохнул. У него болело нутро между грудиной и брюшиной.

— Ох, просто расскажи кому-нибудь, треплом произнесут. Так, дружище?

Ветераны выражали свои эмоции гораздо скромнее, но и по их лицам нельзя было сказать, что они очень обеспокоены.

— Я не...

— Не понимаешь? Правда? Правда смешно, что опытный лорд с острыми ушами, который ведет битву уже много лет, вероятно, с тех пор, как мой прапрапрапрапрадед перестал исподтишка делать нужду под себя, внезапно попал в окружение? И кем! К туповатым злобным берсеркам! Может ли такое случиться с эльфами, бессмертными свидетелями истории, которые знают все и никогда не ошибаются?! Нет! И из-за того, что такая дрянь случилась, мне только смешнее!

— Вам не должно быть смешно, господин капитан! Вам должно быть страшно! — воскликнул вестник и слегка закачался. — Помните ли вы, что эльфы без лордов не воюют! Если Салсар аэн Шиидхари там сейчас погибнет, четыре тысячи стрелков и легких пехотинцев просто выйдут из битвы и отправятся на север!

Ходриг раздраженно дернул усом. Конечно, он знал, что к вопросу лидерства острые уши относятся примерно так же, как орки — нет лидера, нет войны и все дела!

— Поэтому вам лучше бы отправить свои резервы на...

— Еще раз посмеешь указывать мне, как распоряжаться людьми, человек, яйца завяжу бантом! Мои резервы никуда не пойдут кроме как против орков! Всё сказано, а что до этого благородного дурака, то... Самсон! Самсон, потомство демона, вставай, отрыжка ледяного гиганта! Вставай!

— Не кричи. — Самсон поднялся.

То, что недавно казалось темным камнем,... лежащим рядом с платформой, поднялось, выпрямилось и превратилось в мускулистого великана, имеющего очень слабую связь с человеческой расой. Танелонцы, дети Танелона, земли, где половину года царит холодный зимний день, а другую половину убийственно холодная зимняя ночь. Они похожи на людей, если не считать ороговевших ногтей, острых зубов, ужасной силы и громадных размеров. И еще пары маленьких рожек на лбу, конечно. Если разделить мышцы всего человеческого тела на десять равных частей и измерить этой же мерой танелонца, то получится, что у него этих частей двадцать две. Обычный танелонец на два-три головы выше даже очень высокого человека и как минимум в полтора раза шире в плечах, сильнее в десять раз, выносливее в пятнадцать раз, болевой порог выше всех известных значений; инстинкт самосохранения приблизительно такой же как у орка. Танелонцы живут до ста пятидесяти-двухсот лет, волосы растут только на голове, но не на лице. Танелонские воины никогда не стригутся, считая, что сила их расы таится в волосах; зрелый мужчина носит кучу черных как ночь волос, свободно свисающих до ягодиц, и лишается их только если проиграет поединок с равни. А равнозначными им считаются только танелонцы. Они не обманывают, не лгут, говорят то, что думают и никогда не задумываются о том, что говорят; любят женщин и выпивку, хотя больше всего ценят бой.

Четвёртый король Хагондии, праправнук основателя государства правил во время засилья аристократической власти, его, короля Валедо Четвёртого прозвали Бессмертным, за то, что он пережил одиннадцать покушений, но усидел на троне. Монарх не мог верить своему двору, своей гвардии, своей жене и, что совсем печально, даже своим любовнице и любовнику. Пребывая в отчаянии, он выписал из Танелона пятерых воинов, пятерых гигантов в чёрной броне. Танелонцы не лгут, не придают, не польщаются на злато. Скорее кто-нибудь ухватит солнце руками, чем танелонец откроет спину нанимателя для кинжала. За последующие шестнадцать лет было совершено ещё шестнадцать покушений, почти по одному на каждый год, все закончились провалами и летящими с плахи головами, а Валедо Бессмертный оставался невредим... пока один из телохранителей его не убил. Случайно. Монарх подавился вишней, а танелонец попытался похлопать его по спине, но перебил хребет...

— Самсон, ступай и помоги эльфскому лорду, пока его орки не отымели и не убили... Или пока они его не убили и не отымели. Кажется, это правильная последовательность, когда дело касается зеленопузых и долгоухих. Ты идёшь?

— Иду... Иду...  — 

Гигант лениво взвалил на плечо секиру, собрался с мыслями и запел. Танелонцы всегда шли в бой, распевая одну из тридцати священных боевых песен, по одной на каждый из тридцати родов, живущих в Земле-Без-Тепла. Песни не только сообщали богам и предкам, что потомок идёт сеять семена смерти, но и помогали быстрее войти в боевой транс.  — Юмартака, валта он тэйдан омисса касиссанне, юухдистукаа, люукаа маахан нойрюйтаянне! Миталлинкийтойсин сиивин, кохти тотуутта маткаткаа, вельесуннам вирелла войттоон ратсастакаа!

— Берегитесь там! — предупредил капитан, глядя на Самсона. — Я выпустил чудовище, и все, кто не убежит, погибнут! Кстати о смерти, эй, кто-нибудь, помогите этому парню перевязать рану, чтобы он не потерял много крови! Эй, как ты себя чувствуешь?

Когда-то Танелон был известен как дом великой цивилизации магов, ученых и философов, которые исследовали сущность вселенной. Что привело к их исчезновению остается загадкой. Великая цивилизация превратилась в пустошь, а затем появились танелонцы — жестокие гиганты жаждущие крови, победы и страдания других. Они питались плотью проигравших и даже сами друг друга поедали ради выживания. Те, кто боятся орков, просто не знакомы с детьми Танелона. Один из таких пришел издалека со своей секирой и песней душ умерших на его родине. Люди уступали дорогу тяжело бегущему Самсону, так как воробьи знали, что если Самсон идет, лучше не мешать ему, а если он несется, пеня из рта разлетаясь на клочья, лучше притвориться мертвым. Танелонец пересек позиции наемников словно проходит сквозь поля пшеницы. Когда он добрался до передовой, сразу же вступил в бой.

"Оставайтесь единственной целью"

"Сближайтесь и низвергните гордость"

"С блестящими крыльями двигайтесь к истине"

"Прокладывайте путь к победе рядом с братством"

Вторгаясь все глубже в ряды орков, Самсон поднимал свою двуглавую секиру и опускал ее на головы противников, ломал черепа, разрубал тела. Он отбрасывал широких коренастых дикарей назад и нападал на них как голодный медведь. Вскоре рядом не осталось людей, только орки — враги. Они взмахивали своими боевыми топорами и кинжалами, исторгая свирепые рыки и воинственные кличи. Орков не пугал гигант, они видели его как убийцу и стремились к нему, словно сумасшедшие бабочки летят в пламя разгорающегося пожара... А Самсону было хорошо, он находился близко к экстазу. Рядом не было людей, которых он должен пощадить. Были только враги, чья ненависть и желание убить наполняли его силой, словно звучный колокол отвечает стуком!

Koko maailmaa vaikka uhmatkaa tä tä totuutta julistakaa

Joka metallia haluaa se metallia saa,

Meitä turha on vastustaa

За его спиной просека, выложенная фрагментами тел, оркское оружие ломается, встретившись с секирой, оркские доспехи рвутся как мешковина,  

толстые оркские мускулы сдают, когда Самсон наваливается со всей мощью, хрипя священные слова с вылезающими из орбит глазами! Руби, секира, руби их! Ещё крови! Ещё боли в руки! Ещё трупов, извергающих содержимое! Пусть кости трещат, пусть трещит плоть, пусть дохнут враги и их ярость питает воина, который живёт только в битве за жизнь, а вне её — лишь существует! Сеча, дева в платье из содранной кожи, Сеча, дева ступающая по выпущенным кишкам, прекрасная и омерзительная Сеча, сжимающая топор и кубок, богиня, посылающая благословение, прекраснейшая богиня, с ликом, омытым кровью, напои сына Гнева! Напои кровью того, кто жаждет! Сеча!

Valloittakaa pohjoinen maa joka kuuluu teille

Vahvistukaa sillä tie on avoinna sankareille

Myrskyä vahvemmin voimin kohti totuutta matkatkaa

Veljeskunnan vierellä voittoon ratsastakaa

Враги падали один на другого, а он шёл всё дальше и дальше, изрезанный, истыканный короткими стрелами, покрытый густой чёрной кровью, слепой, не могущий видеть ничего кроме лезущих отовсюду зелённых морд, мелких и жалких уродцев копошащихся у его ног! Секира поднялась, секира упала, голова отлетела, блок, удар коленом, тычок обухом к горло, сапог проламывает череп, замах, удар, двое падают бездыханными, разворот, парирование, кулак крушит челюсть, разворот, рубящий удар, лезвие проламывает рёбра.

Весь мир может игнорировать эту правду, которую ты проповедуешь.

Каждый, кто желает металл, получит его.

Нас бессмысленно противостоять.

Когда начала звучать музыка в сражении? Когда стали так гармоничны рёв труб и орков? Когда стало сплетаться гремение и скрип ударяющегося оружия в легкую и веселую мелодию? Когда ушла боль? Почему орки стали такими неуклюжими, ползающими как мухи, запутавшиеся в дерьме? Не имеет значения. Важно лишь уничтожить их! Уничтожить всех! Рубить! ... Раздавливать! Пускай они погибнут! Силой против силы! Идите сюда, я есть здесь. Я приду к вам, я хочу достать вашу шею и перекрутить ее. Я хочу сделать ожерелья из ваших зубов. Я наслажусь вашей агонией, когда буду вытаскивать и надевать на руку ваши кишки. Вы - моя пища! Мои угощения! Я съем вас всех и поделюсь с богами, ничтожные гниды! Давайте же! Давайте же! Больше! Больше!..

Самсон больше не мог петь, думать или говорить. Он больше не мог делать ничего, кроме как убивать. Песня и резня пробудили в нем то, что танелонцы называют боевым безумием - безрассудством на поле боя. Движения гиганта стали быстрее, ощущение боли полностью исчезло, силу его ударов нельзя было просто описать словами – он разрушал твердые оркские тела своим оружием так, будто они взрывались от его прикосновения. Орки не успевали понять, откуда пришла смерть – черепа лопались, руки отламывались, кишки выпадали на землю, позвоночники трещали - а смерть выступала на их телах со своим безумным лицом. Тяжелый танелонский топор рубил и продолжал рубить вокруг хозяина свое тело, убивая врагов, прежде чем те успевали нанести удар. Время стало абстрактным для Самсона, он погрузился в элемент войны и продолжал двигаться, выбирая направление наугад и опуская поверженных противников на землю перед каждым шагом. Может быть,

прошли минуты, а возможно всё это безумие длилось часами, но вскоре вокруг не осталось никого, ни одного живого орка, чтобы его убить, пустота, залитая светом угасающего солнца. Потеряв возможность убивать, Самсон потерял стимул двигаться. Сознание медленно всплыло из розовой дымки, он осознал себя как личность, с трудом заворочались какие-то мысли, он куда-то шёл, что-то делал... Его послали? Куда? Зачем?

Самсон стал оглядываться вокруг, но не видел никого, кроме расчленённых зеленопузых, во рту пересохло как в старушечьей манде, горло болело, будто по нему прошлись железным ёршиком, мышцы издавали сухой треск при каждом движении, в некоторых местах на руках расплылись гематомы, там мышцы пострадали особенно сильно во время тяжёлых даже для танелонца нагрузок. Гигант посмотрел на свои пустые ладони и только теперь серьёзно встревожился — секиры не было! Оружие нашлось быстро к его облегчению, оно застряло в черепе громадного орка, лежащего на земле и придавленного тушей своего же скакового вепря. Разрубленные половинки рогатого шлема валялись поодаль, у раскинутых рук дикаря лежали обломки щита и сломанный боевой тесак. У вепря тоже был прорублен череп, прямо в середине широченного лба. Самсон узнал работу своего оружия. Он не помнил, как завалил этого здоровяка, но не сомневался, что это сделал именно он!

Танелонец упёрся в морду орка сапогом, схватился за рукоятку и с третьей попытки выдернул оружие. Этот зеленопузый оказался самым крупным, в росте он наверняка не уступил бы самому Самсону, а в ширине даже превзошёл бы! Доспехи склёпаны из различных кусков металла и кольчужной сетки, на плечах меховой плащ, во многих местах кожа проткнута украшениями — добытыми клыками, золотыми и железными серьгами. Морда размалёвана синей краской. Самсон бы не удивился, если бы узнал, что прорубился до ставки вождя и завалил самого Махруджа! Только это было теперь неважно, вот он, Самсон, стоит израненный, покрытый кровью, но живой! И вот они, орки, сколь бы сильны они ни были при жизни, все стали равны в своём ничтожестве после смерти. Мусор. Одноразовая пища для топора и стервятников.

Самсон направился обратно, идя по довольно безобразной тропинке, усыпанной трупами. Он шёл следом за своими собственными отпечатками.

— Ого, вот и Самсон! Эй, Самсон вернулся!

Воробьи-скиталцы разбили свой лагерь намного дальше того места, где они сражались несколько часов назад. Вскоре поле битвы начнет отдавать зловоние, и в это время лучше не находиться на подветренной стороне и особенно рядом. Вокруг капитанского шатра выросли старые потрепанные палатки, разгорелись костры, и уже где-то начали звучать песни. Через несколько часов все будут пить и танцевать, выкрикивая запомненные ещё в молодости строфы, радуясь тому, что выжили, и выпивая за павших товарищей. Но не сейчас. Сейчас все залечивают раны, командиры передают списки потерь капитану, а по трем массивным сундукам со стоящей рядом охраной можно судить, что наемники решили не тянуть с оплатой. Это было необычно. Ходриг разговаривал с какими-то людьми: он сидел, они стояли, в конце капитан кивнул, и разговор закончился.

— Ах, вот и Самсон! А-хой! Посмотри на себя! Сухая кровь отслаивается пластами!

— Вижу.

— Ну и как? Справился с заданием?

— Каким заданием? — угрюмо спросил гигант.

— Ты выводил долгоухого из окружения?

— Не помню. Возможно.

— А может быть, просто прикончил его, как только он попался?

— Оставь меня в покое, Ходриг, а то я прикончу и тебя. — Самсон чувствовал себя словно после тяжелого похмелья; ему хотелось просто молчать и не отвечать на глупые требования низкорослого человечка.

— Успокойся, парень! Все прошло так хорошо для нашего брата! Похоже, ты отвлек половину орочьего отряда на себя. Вроде бы это смягчило нападение на эльфийскую армию, и они выбрались из окружения. Похоже, они даже увидели тебя, когда ты проходил в десяти шагах от них, но, похоже, ты этого не заметил?

— Откуда такие сведения?

— Да так, остроухие на хвосте принесли. Были здесь двое, тебя искали.

— Сколько времени прошло?

— С тех пор как ты пошёл спасать несчастных эльфов — семь часов, с тех пор как битва закончилась — три.

— Кажется, я убил вождя.

— Ну, знаешь, это меня не особливо так удивляет. Орки даже не додумались дать сигнал отступления, просто пёрли и пёрли пока мы их всех не порубали, засранцев этих. Видать оттого и пёрли, что ты Махруджу башку отрубил.

— Разрубил.

— А эт детали, паря! Пить будешь?

— Сперва дело.

— А и чёрт с тобой! Проваливай! Эй, дайте этому монстру его мешок и его нож! Да и крюк свой возьми, мне только и хлопот, что следить, как бы мы твой скарб не утеряли, перебираясь с места на место!

Получив свои вещи, Самсон отправился обратно в поле. Он шёл по вороньему пиру, внимательно присматриваясь к оркам, безошибочно находил жертв своей секиры и быстро делал дело, а именно, отрубал головы, руки и ноги, вырывал из пастей по одному зубу, наиболее приглянувшемуся, клал его в мешок и шёл дальше. Его тело болело, требовало отдыха, покоя, но гигант не мог думать ни о чём, пока не собрал Семена Гнева, как называют это танелонцы. Он мастерски разделывал туши, рвал зубы ещё и ещё раз. Дело затянулось до ранней ночи, пришлось трижды отбиваться от волков, пришедших на запах падали. Различать следы своего оружие и чьего-то ещё стало трудно, но он продолжал, пока не почувствовал глубокое удовлетворение от проделанного.

Вернувшись в ставку, он увидел то же, что видел после каждого отработанного контракта: люди, чей век короток даже по меркам танелонцев, веселятся вокруг костров, пьют и едят, о чём-то спорят, тискают маркитанток, дерутся. То тут, то там говорят слово в память о павших братьях по оружию, а потом снова начинают смеяться. Люди быстро восстанавливаются, с их коротенькими жизнями нельзя особо часто и надолго впадать в уныние.

— Самсон, возьми себе напиток!

Подали ему ведро с приделанной к нему боковой ручкой, изготовленное специально для него ещё в самом начале, когда он пошел в том же направлении, что и наёмники. Танелонцы не присоединяются к людям, гномам, эльфам или другим существам. Они просто "идут в том же направлении" по своей собственной воле, сохраняя за собой право изменить свое направление в любой момент. Кислый эль, недостаточно прохладный, так как танелонцы предпочитают пить так, чтобы зубы от холода ломало. Если только это не теплое плотное пиво с корицей.

— Присаживайся и ешь! — закричал Ходриг, размахивая бараньей ногой как булавой.

— Нет. Мыться.

— Что? Где ты думаешь мыться?!

— Здесь озерная местность, человек. Здесь много воды.

— Уходи отсюда! Но у твоих баранов долго не хватит горячести!

— Я люблю и холодное мясо. И сырое.

Самсон прошел вместе с Воробьями через множество сражений, но он никогда не был одним из них, ему не полагалось ни одного комплимента за проделанную работу. Зато Ходриг добровольно обязался предложить гиганту ведро пива и двух жареных баранов после каждой оплаченной битвы. В походе Самсон ел то, что сам добывал, а он добывал много, поэтому часто кормил свое двухтысячное войско половиной степного быка или медвежатиной.

На родине танелонцы редко принимают ванны, даже в их жилищах царит ужасный мороз, они потребляют воду, грызя лед. К тому же на таком холоде не так просто испачкаться или покрыться потом. В крайнем случае всегда есть много снега рядом для смывания крови и промывания ран. Однако все танелонцы обожают горячие источники! В Танелоне всего пять мест, где есть обширные районы без снега из-за выходящего из-под земли тепла. Там же есть каменные ямы с горячей парящей водой. Любое нарушение рядом с источниками считается недопустимым, даже самые заклятые враги должны проявлять уважение к природным дарам. Никто не может запретить танелонцу подойти к источнику и омыться в бурлящей воде, это святое право каждого! За то, чтобы испачкать источник, можно легко потерять ноги, а затем и руки, а затем и жизнь. Попытка осквернить чистоту источника вызывает ярость у гигантов.

Самсон нашёл себе небольшой пруд, даже не пруд, а прудик который можно обойти двадцатью человеческими шагами. Это маленькое водяное зеркальце ютилось под сенью деревьев практически на опушке кадорипосовой рощи. Гигант стянул сапоги, покряхтев, развязал шнурки, удерживающие кожаный доспех, отстегнул ремни, на которых держались наплечники, и скинул броню на землю. Она могла казаться обманчиво неказистой, но слой спрессованной обработанной кожи толщиной в человеческий палец защищает весьма неплохо. Танелонец потянулся с хрустом и стоном, ощущая на коже, пахнущей прокисшим старым потом, касание ветерка. Скинув штаны и наручи, он вошёл в воду. Дно сразу уходило вниз, никакого плавного спуска, берег каменист и довольно высок. Для человека. Самсон окунулся несколько раз, затем сел, облокотившись спиной на каменистое возвышение как на спинку каменного трона и подтянул к себе секиру. Пришёл покой. Вода была тёплой для человека, но недостаточно тёплой для Самсона, и всё же это было 

приятное ощущение. Гигант тихо мурлыкал какой-то мотив низкими басовитыми звуками и, что казалось очень смешным, заплетал волосы в косу.

Прошло без малого час, а гигант так и не вылез из воды. Он успел перемыть свою одежду, выскоблить засохшую кровь отовсюду, где она скопилась, а скопилась она везде, омыть секиру и выбросить всё на берег сушиться в тёплой ночи, но сам вылезать не хотел. Ноздри Самсона раздулись, блаженно сомкнутые глаза открылись. Он почуял их за несколько минут до их появления, не звук, но запах и ветер возвестили о приближении гостей. Их было двое, и они вышли из зелени как из-за ширмы.

— Мне представлялось, что аура эльфов наполнена ароматом цветов или чем-то подобным, о чем воспевают поэты, описывая красоту эльфийских женщин. Но нет, запах пота, крови и нечистот. Я уже достаточно насытился этим общаясь с людьми и даже у себя дома. Зачем вы здесь шастаете? Никто из орков не отступил, вождь не дал приказ.

— Можем ли мы помыться здесь?

Двое людей, точнее говоря, двое сущностей. Судить о поле не так просто, оба могут быть как мужчинами, так и женщинами. Эльфы намного выше обычного человека на полторы головы и больше. Среди них нет стариков или старушек, только дети, которые со временем превращаются в вечных юношей и девушек. Их тела стройные и изящные благодаря своей продолговатой форме, поэтому они кажутся хрупкими и изящными. Многие люди восхищаются ими. В то время Самсон считал длинноухих женщин не такими уродливыми, как орки, и не понимал этой любви людей к большим глазам с амандовидными зрачками, тонким губам, длинным и стройным пальцам и другим вечным обаянием... Истинный танелонец красив только тогда, когда на его теле ровно столько шрамов, сколько пальцев на руках и ногах! Так что вчера Самсон стал еще прекраснее в глазах своего народа. Эльфы носили кожаную броню с редкими металлическими элементами, серо-коричнево-зеленые плащи на спинах и мягкие кожаные сапоги. Их оружие включало длинные копья для быстрых атак, одноручные изогнутые клинки без защитных гард, метательные ножи и кинжалы. Они не использовали луки или даже тяжелые копья - они слишком тяжелы для хорошего броска.

— Вокруг нас есть шесть больших озер и множество маленьких... Но каждому из нас священно право помыться в той воде, которая нам ближе, так что мытьтесь, где хотите.

На поверку обнаружилось, что не такие они, эльфы, и хрупкие. Жилистые, крепкие тела, явно существующие в беспрерывных походах, никакого жира, только тугое мясо. Мышцы вытянутые, очень выносливые, но не приспособленные для сильного напряжения, как у Самсона. Выяснилось, что это мужчина и женщина, точнее юноша и юница, причём у неё грудь была не то чтобы совсем плоская, но жизнь воина сказалась на размерах отрицательно, а у него... В общем природа не наделила этого юнца особо выдающимся придатком. Хотя Самсон сомневался, считается ли это у вечноживущих нормальным? Эльфы опустились в пруд и стали неспешно омываться. Причём он намыливал 

плечи ей, она тёрла его грудь. Эти двое явно были любовниками. Не ослабляя бдительности, гигант прикрыл глаза и попытался сосредоточиться на том, как напряжение уходит из тела, как разгораются очаги тепла в тех местах, где плоть начинает восстанавливаться, срастаются порванные мышечные волокна.

— Ты ведь Самсон, не так ли?

— А вы те эльфы, которые разыскивали меня?

— Да.

— Вы ведь не из Каверона?

— Мы из Селункара.

— Сразу видно, что вы не следопыты.

— Не все эльфы носят луки.

— Я не про то. Просто вы полдня искали парня, который вдвое выше всех людей и орков. Вы явно не следопыты.  — Самсон усмехнулся, довольный собой.  — Зачем я вам понадобился?

— Лорд Салсар шлёт тебе благодарность, за то, что ты спас наши жизни.

— Я? Кажется, сегодня я только убивал, а не спасал.

— Мы оборонялись из последних сил, когда ты прошёл рядом и оттянул основную массу на себя.

— Я вас не заметил. Это радует, иначе мог бы причинить вред. Ненароком. Когда я впадаю в гнев, я не очень хорошо различаю своих и чужих.

— В любом случае, ты спас нас, и наш господин благодарит тебя.

— Прекрасно! — произнес танелонец. — Его благодарность как раз то, чего мне недоставало для полного счастья!

— А что желаешь ты? — спросила эльфка.

— У вашего лорда нет ничего, чего я хочу. Честно говоря, сам не знаю, чего хочу или нужно ли мне вообще что-то.

— Бывает такое? — поинтересовалась она.

— Разве это сложно поверить?

— Очень.

— Бывает. Мы, танелонцы, не умеем... мечтать либо представляться? Когда мы голодны, мы едим; когда устаем, мы спим; когда жаждем убивать, мы убиваем; а когда приходит время размножаться, мы берем своих партнерш и занимаемся этим делом везде подходящем. Так что нет, все, что может пожелать танелонец, у меня есть, пока я иду в одном направлении с этими людьми.

— Сколько времени ты провел с ними?

— Четырежды день и ночь сменялись на танелонском небе. Четырежды... этот мирок обошел свое светило. Четыре года.

— И все это время ты ел, пил, шел, спал и убивал?

— Да.

— И этого достаточно для тебя?

— Полностью.

— А что насчет женщин? Сколько женщин было у тебя за это время?

Самсон широко улыбнулся, обнажая свои острые зубы и огромные клыки.

— Две. Ни одна женщина не выживет после совокупления с потомком Танелона. Поэтому моя жизнь, к сожалению, не богата плотскими утехами. Однажды мой путь и путь этих наемников разошлись на какое-то время. Когда я переночевал возле соляного озера, зашло солнце. В ту ночь ко мне подошла сентаури. Ее лоно оказалось достаточно широким и прочным, чтобы мы оба насладились этим временем. Мои же руки были достаточно длинными, чтобы гладить ее грудь, не прекращая вгонять член до самого основания. Самсон вздохнул с удовольствием, вспоминая тот случай в деталях.

— Это омерзительно.  — Симпатичная мордашка остроухой женщины на миг сморщилась в гримасе, но 

в глазах блестели искорки живого интереса.  — Сношаться с лошадью!

— Ты ханжа, женщина!  — заключил Самсон.  — Сентаури такие же думающие и чувствующие твари, как и все, что способны осмысленно говорить. Ей хотелось ласки, я хотел облегчить свою ношу, и ощущения были прекрасны! Тугие мышцы её внутренностей так и сжимали меня! А когда по ним пробегали спазмы наслаждения... Второй раз был когда мы встали на зимовку в Аригбурге. Небольшой город, каменные стены, около девяти тысяч душ народу. Отряд задержался в Винзоне, зачищая старые копи от сикатуров, решивших основать там колонию. А земли то были приграничные, от города до города неделя пути конному, что уж про пеших говорить. Зима. Один снегопад — и снега мне по пуп, о том, чтобы идти куда-то и думать не стоило, я-то пройду, а люди помрут как в морду дать. Мы встали в Аригбурге. Но там много кто устраивался на зимовку. Люди шатались по кормильням, проматывали жалование, веселились. В одном заведении я встретил шумную компанию. Разношёрстные типы, среди них была и троллиха... Вижу, что дальше тебе слушать не хочется?

— Тролли бездумные и бессмысленные великаны, варвары, полные желания разрушать...

— Да, прямо как танелонцы. И хотя у неё было немного больше волос на руках и ногах... Я сношал её пока не расцвели почки и не запели эти птички... вкусные такие. То была отличная зима два года назад.

Самсон вздохнул, вспоминая то время. Танелонцы не были очень религиозными ни в чём, что не касалось войны, зато обычаям они следовали свято. Один обычай ясно давал им понять, что не стоит проливать семя на землю или снег. Говоря иными словами, никакого сексуального экстаза без полового акта. Ему не хватало этого. Даже не имея постоянной женщины дома, нет-нет, да и можно было получить кусочек сладкого. Вне Танелона существ, способных выдержать напор Самсона, было крайне мало.

— Мы — дар, — произнесла эльфка.

— Эльфская идеология? Подразумеваете, что без вас мир бы не существовал?

— Без нас было бы немало проблем. Но нет, я говорю о нас обоих. Мы — подарок для тебя. Наш господин, в своей неограниченной щедрости, дарит нас обоих тебе в качестве слуг и полного права владения за спасение его жизни.

Секунду Самсон изучал "подарок", а затем внезапно раздался раскат его хохота. Отсмеявшись, гигант плеснул себе лицо водой, смывая испарения и слезы.

— Подарок? Вы? Мне? Скажите, выжившие долгое время, что я должен делать с вами? Зачем вы мне нужны?

— Так получается, что помимо физических удовольствий тебе ничего больше не нужно, хозяин. Мы можем предоставить тебе их! — спокойно ответила эльфка.

— Если я приму вас на свой член, то вы останетесь бессильными безжизненными оболочками! Или я разорву вас пополам, — сказал Самсон. — Однажды некий дурак сочинил песню о запретной любви эльфки и танелонца, знаете, что было в конце песни? Много крови, много внутренностей и никакого удовольствия! Так что...

— Проникновение необязательно! — Эльфка приблизилась к нему двумя изящными шагами, и эльф следовал за ней. — Мы можем доставить тебе чувственное удовольствие, мой господин! Позволь нам облегчить твою бременную жизнь!

Самсон пригляделся к ней таким взглядом, каким голодный хищник смотрит на серну, которую уже прижал к земле своими тяжелыми лапами.

— Когда я был еще ребенком, я просил отца взять меня с собой в поход. Отец не отказал, он передал мне свою, а теперь уже мою секирку и сказал, что если я смогу ей помахать, то он возьмет меня с собой. Я не смог поднять ее с земли. Мы считаем, что каждый заслуживает шанса, так что можешь попробовать. И твой мужчина подплывает, чтобы лучше рассмотреть?

— Ашуин не мой мужчина. Он мой брат.

— Даже так?  — слегка удивился Самсон.  — Что же твоему брату надо?

— Он тоже хочет доставить тебе наслаждение. Лорд Салсар не знал твоих вкусов, и прислал нас обоих.

— Очень предусмотрительно!  — хохотнул гигант.

— Если хочешь, он уйдёт.

— Нет, шанса достоит каждый, и, на мой взгляд, вы оба как женщины, что лицом что телом. Но если твой брат не желает, я не буду насиловать... его природу. Всё же совокупление между двумя мужчинами не всякому по нраву.

— Ашуин не уйдёт. Он рождён с очень маленькой жизнедарящей ветвью, и оттого испытывает тягу... к большим ветвям.

— Ветки? Это ты про хрен, что ли?

— Хрен — это несъедобный корень, который отчего-то в таких количествах пожирают люди! А у нас — жизнедарящие ветви!

— Ага, да, вы же эльфы! Как я мог забыть! Что ж, можете начинать, а я посмотрю, что у вас получится.

Эльфа подплыла вплотную, забралась на широкую грудь Самсона, чувствуя твёрдость грудных мышц даже после того, как гигант успел расслабиться после битвы, она прильнула к его губам, ища отклика, и танелонец высунул язык, длинный вёрткий, словно блестящая красная змея. Этот язык прошёлся по её шее и груди, дрожа и вибрируя, оставляя блестящий след вязкой слюны на и без того мокрой коже. Самсон провёл правой ладонью по спине эльфки, спустился вниз и сжал сперва одну ягодицу, потом вторую, стал поглаживать, не переставая лизать острые маленькие грудки. Так продолжалось до тех пор, пока она не поняла, что гигант просто издевается над ней, тиская словно мелкую зверюшку! Эльфка с гневным шипением отбила язык рукой, заставив его втянуться в улыбающуюся, оскаленную пасть и всё же навязала танелонцу поцелуй, рискнув просунуть свой язык в логово сорока острых костяных кинжалов! Левой рукой она держалась за толстую шею, правой же сладострастно ощупывала мускулы груди, плеч, руки, чувствуя их возбуждающую твёрдость. Её тело вытянулось так, что лодыжки скользнули ему в промежность и там, пальцами ног, всей стопой, она начала аккуратно дразнить нечто внушительное, крупное, похожее на мягкий кабачок.

— Элатовэллана, слышишь меня, Аша! — прошептала девушка с длинными ушами.

Ее брат, который до этого только следил за ней, подошел ближе и нащупал что-то в воде. Это что-то вызвало еще больше возбуждения у него, чем действия его сестры. Он нащупал нечто длинное, толстое, которое она старательно трогала своими ногами. Оно набухало и нагревалось... Ашуин опустил руки от основания и почувствовал два упругих шара, напоминающих мягкие кожаные мешочки с небольшими дыньками внутри, горячие и пульсирующие.

— Невероятная находка! — воскликнул он.

— Что он говорит?

— Что у тебя прекрасные "дыньки"...

— Дай ему знать, если будешь продолжать работать так усердно своими стройными ножками, то скоро будет еще больше поводов для прижимания лицом. Обещаю!...

Гигант чувствовал раскаленные горы в своей груди, животе и развилке, которые не горели уже два года. В походе он избавлялся от напряжения охотой и боем. Это помогало, но ему нужна была женщина! Танелонец чувствовал потребность в сильной вагине, чтобы выразить свое семя, которое он не мог оставить на земле. Конечно, рядом было много лошадей и коров, но у гиганта была одна мысль: не стоит спускаться до такого унижения. С сентаури все было по-другому, разумная женщина, которая сама решает свое будущее. Что можно взять от лошади, которая даже не поймет, что ее насилуют? Самсон хотел ласки и тепла, а проститутки его боялись... И он не обращал внимания на эти устаревшие женщины.

Танелонец продолжал ласкать свою миниатюрную любовницу, делая это мастерски. Его руки скользили по ее телу: они гладили крестец и внутреннюю сторону бедер, нежно ласкали обратную сторону коленок, затем возвращались назад и слегка сжимали крепкие теплые ягодицы, аккуратно проходя по середине спины и по бокам. Он знал, как играть на женском теле, чтобы оно издавало приятные стоны и доставляло удовольствие. В танелонском обществе мужчины имеют больше прав, а женщины имеют право говорить и думать, но не решать. Они равны только в одном — в праве на удовольствие от интимной близости. Брак может развалиться, если женщина не получает свое удовлетворение. Поэтому танелонский мужчина должен знать женское тело так хорошо, как свое оружие! Эльфка начала задыхаться, ей стало жарко, внизу живота что-то завертелось и потяжелело...

Самсон подтянул к себе на грудь Ашуина. Эльфы в среднем выше людей на голову, но даже так они обычно дотягивают танелонцам до низа груди. Юноша слегка растерялся, ощущая под собой твёрдое, но в то же время, не жёсткое тело. Он, сначала робко, но потом смелее стал ощупывать мускулы Самсона, приходя в тихий восторг! У эльфов никогда не было ничего подобного, такой мощи, таких габаритов! Они не слабы, как принято считать, у них выносливые мускулы и мощные жилы, кости их тонки, но очень гибки, и всё же, такая мощь, такие размеры всегда восхищают! Будь ты эльф, человек или гном, статная и дикая красота танелонцев восхитит тебя!

— Брат спрашивает, не болят ли твои раны?

— Боль, это лишь сообщение, что ты жив. Мне немного больно, но я не страдаю.

Ашуин нерешительно потянулся к губам Самсона и получил долгий влажный поцелуй. Эльф слепо водил 

ладонями по лицу гиганта, осторожно ощупывал острые треугольные уши, запускал пальцы в жёсткую гриву цвета безлунной ночи, теребя толстую косу, а огромная пятерня нежно тискала его мальчишеский зад...

Фаллос танелонца это огромный кусок мяса, в котором тысячи пористых ячеек, медленно заполняющихся густой кровью. Чтобы придаток, как зовут свои члены танелонцы, полностью отвердел, нужно потратить некоторые усилия и определённое время. У эльфов и людей всё происходит гораздо быстрее, однако и эффект твёрдости у гигантов дольше в шесть-семь раз! Ловкие изящные ступни эльфки сделали своё дело, и это чудовище величественно поднялось над водой. Эльфы соскользнули вниз и зачарованно замерли с двух сторон от сверкающей обсидиановой дубины. По природе своей танелонцы белокожи, их кожа, словно белый мрамор с тёмными прожилками артерий. Даже самое жаркое солнце не оставляет на ней следа, но в некоторых местах, например в подмышках и промежности, их кожа имеет разные оттенки серого, реже коричневого, или, как у Самсона — абсолютно чёрного цвета. Эльфка первая решилась протянуть руки к этому великолепию, о том, чтобы поместить его в какую-то полость своего тела не могло быть и речи, но её одолевало любопытство. Она обхватила указательными и большими пальцами обеих рук основание стержня и пальцы, длинные изящные эльфские пальцы едва-едва сошлись. Посередине стержня не сошлись вообще, а под скрытой головкой снова сошлись с большим трудом. Затем она осторожно приставила к придатку свою руку, и оказалось, что он на две фаланги длиннее, чем её рука от локтя до кончика среднего пальца.

— О, это потрясающе, — не переводя, а соглашаясь, произнесла женщина. — Твоя ветка жизни прекрасна, хозяин!

Кстати о ветках, расширенные толстые вены на фаллосе действительно напоминали настоящую деревянную ветку своим узором.

— Это всего лишь приложение. Буду честна, было бы очень печально его потерять, но ничего прекрасного я не вижу.

— Ты не умеешь смотреть глазами женщины...

— Начинайте уже, вы меня раззадорили и теперь я точно не отпущу вас отсюда просто так!

— Мы никуда не уйдем от тебя! — горячо воскликнула эльфка. — Мы твои помощницы... И наше удовольствие - служить тебе!

Гигант вздохнул, его большая грудь поднялась высоко и опустилась обратно.

— Что же, брат Ашуин, как твое имя?

— Иллиам, хозяин.

— Иллиам и Ашуин, порадуйте меня.

Эльфы одновременно прижались к фаллосу, лаская это горячее, пульсирующее сердцебиение чудовище из камня. Они приступили к растягиванию кожи, раздвигая предпоследнюю плоть, из которой появилось что-то темно-лиловое, почти черное, маслянисто блестящее и имеющее неприятный запах. В такие моменты экстремального возбуждения этот запах казался великолепным, развратным и возбуждающим. Головка освободилась, она была размером с две мужских кулака с шипами вокруг для предотвращения сползания предпоследней плоти назад. Спереди было большое плотно сжатое отверстие, а под ним - натянутая горячая узда. Придаток танелонца был полностью готов для соития - устрашающий и возбуждающий...

Ашуин испытывал наибольшее желание, но Иллиам оказалась гораздо более смелой и коснулась языком головки, опередив своего брата.

на несколько секунд. Будучи, или, по крайней мере, считая себя существами возвышенными и прекрасными во всех отношениях, эльфы, совершавшие столь низменный акт как вылизывание пахучего фаллоса существа иной расы, дикаря, получудовища, чувствовали... невероятное возбуждение! Это возбуждение суть — страсть к самоуничижению, страсть к грехопадению, когда разумное существо безудержно желает окунуться в грязь, ползать в ней и визжать как свинья, мечтающая быть покрытой жирным омерзительным хряком... Эта страсть толкает некоторых женщин на то, чтобы становиться на четвереньки и приманивать к себе вонючего дворового кобеля, эта страсть распаляет в некоторых женщинах потаённое желание быть жестоко изнасилованной, униженной, обесчещенной, избитой и снова изнасилованной, грязно, безжалостно, унизительно... А что эта страсть делает с мужчинами! Мужчинами ищущими утех с детьми, мужчинами, подставляющими своих жён под иноземных рабов, с мужчинами, обуянными кровавым азартом, насилующими жён убитых на войне врагов!

Тёмная страсть, пробуждающая в душе разумного существо грязное похотливое животное, сластолюбивую жестокую тварь, желающую насиловать и быть изнасилованной... Это тёмная вонючая страсть, дарящая наслаждение! Что-то сродни этой страсти испытывали бессмертные дети Извечных Домов, причащаясь символом варварской силы. Они облизывали, целовали, тёрлись об него лицами, нередко соединяясь в «кровосмесительном» поцелую, нежно и жадно сжимали стержень, водили языками и по нему, проводя влажные дорожки от набалдашника до основания, а когда возбуждённые эльфы вспомнили про мошонку... Что сказать, вид огромных яиц для женщины также притягателен, как вид огромных грудей для мужчины! Любовно покрывая фаллос слюной, трясь об него уже всем телом, долгоухие играли с мошонкой, массируя её настойчиво, но бережно. Самсон наблюдал за ними сквозь прикрытые веки и действительно наслаждался, его тело столь сильно нагрелось, что от него поднимался пар, и кожа высыхала на глазах.

Длинноухие сущности не могли насытиться... они сконцентрировались на блестящем вершине и раздражали ее губами, горячим дыханием, пальцами, словно боясь отделиться от чего-то удивительного, вызывающего зависимость! Они получали удовольствие не только от причиндала, но и от себя самих, своей распущенности и низменной страсти к куску твердого горячего мяса! Они полюбили фаллос и безмолвно сошли с ума от невозможности объединиться с ним! Оба! Иллиам быстро и ловко взобралась на Самсона так, чтобы его причиндал оказался между ее бедер. Прижав черную палку к своему животу, она начала быстро двигаться вперед-назад по стволу, порой так быстро, что ее движения напоминали приступы спазма, но женщина больше не могла остановиться! Ее глаза закрылись, из глазных яблок выступили слезы, соски затвердели и стали похожи на острые концы стрел, а из приоткрытого рта виднелся извивающийся, ищущий язык! Она приближалась к экстазу! Ашуин прильнул к сестре с другой стороны, гибкие эльфийские тела зажали причиндал с обоих сторон, извивающиеся, не останавливающиеся ни на миг!

Самсон почувствовал, что скоро... наконец-то! Ашуин целовал сестру в губы, затем ласкал ее соски, заставляя ее кричать, а потом вновь вернулся к темной вершине. Прекрасный эльф прислонился к разрезу как только что прислонялся ко рту Иллиам и с трудом вставил язык в горячую глубину уретры. Эльфка, не в состоянии перестать скользить по фаллосу пульсирующим клитором, свернулась калачиком и, дрожа всем телом, лизала шипы на головке. При этом оба эльфа сладострастно, но тихо стонали, будто на пределе выносливости чувствовали, что экстаз находится в двух шагах. В тот момент, когда в направление Самсона ударила тугая струя теплой жидкости, а Иллиам издала стон страсти, смешанный с предсмертным криком раненной птицы, Самсон громко зарычал, по его телу пробежала волна напряжения. Сначала напрягся его толстый шейка, затем раздулись мышцы грудной клетки, затем окаменел живот, причиндал дернулся, мошонка из большого мягкого мешка превратилась в твердый упругий карман, прижатый ближе к фаллосу, и в рот Ашуину ударила тугая и липкая, горячая струя спермы. Она мгновенно заполнила всю полость рта эльфа и покрыла лицо. Полусознательная Иллиам бросилась к блестящей от влаги вершине и получила вторую струю, которая залила всю ее грудь, шею, подбородок, рот... Третью струю брат и сестра встретили вместе, щека к щеке, широко открыв рты. И хотя из причиндала продолжала вытекать сперма, больше таких мощных извержений не последовало.

Иллиам сидела на тяжело дышащем, но уже не рычащем Самсоне, его сперма покрывала её ото лба до середины живота и продолжала медленно стекать вниз, Ашуин был у гиганта промеж ног, тоже весь в вязкой белой слизи с одуряющее сильным запахом. Решительная сестра снова опередила брата, мазнув по своей груди пальцем и облизав его. Брови эльфки взлетели вверх, и она стала жадно слизывать сперму с себя.

— Это похоже... Это похоже...

— Сливочный вкус с послевкусием лесного ореха...  — тихо прошептал Самсон, смотря в небо сквозь древесные ветви, расслабленный и довольный.

— Да! Именно! Ты пробовал своё семя?

— Мне такое ни к чему, но женщины, пробовавшие его, говорили, что оно похоже на сырой, но ещё тёплый тюлений жир, а я люблю тюлений жир и знаю его вкус. Что там щебечет твой брат?

— Ему нравится. Оно такое густое! Не горькое, не солённое, не сладкое...

— Будешь часто есть танелонскую сперму, и скоро у тебя отрастёт грудь, увеличатся седалище, и ты станешь похожа на настоящую танелонскую женщину, а не на ребёнка. Не смотри так, малышка, вы с братом облегчили тяжёлую ношу... Кстати!

Гигант притянул к себе эльфа и перевернул головой вниз, к паху, открывая для обзора гладкие мягкие полушария ягодиц и крошечную звёздочку ануса. У Ашуина действительно были практически детские гениталии, слишком маленькие даже для эльфа.

— Смочи как следует,  — приказал гигант, протягивая к Иллиам оттопыренный мизинец правой руки.

Пока эльфка с каким-то странным возбуждением обсасывала палец, размером больше среднего человеческого фаллоса, длинный змееподобный зык танелонца танцевал вокруг сфинктера, то и дело предпринимая попытки вторжения. Ашуин тонко вскрикивал и крепко держался за придаток самого Самсона, который так и не потерял твёрдости. Эльф испытывал откровенный страх и томительное возбуждение, он всегда питал любовь к телам других мужчин и телу своей 

Две сестры никогда не занимались оральными ласками друг с другом. Это было достаточно для того, чтобы в дальнейшем похотливый юноша доставлял себе удовольствие самостоятельно. Однако теперь он готов был впервые попробовать анальный секс, что одновременно пугало и возбуждало его порочную душу. Утянув язык, Самсон приложил мизинец к своему новому заду.

— Ты не повредишь его своим ногтем? — озабоченно спросила эльфка, следящая за происходящим с видимым возбуждением. Недавно она испытала наслаждение, но ее таз все же продолжал слегка двигаться ритмичными поступательными движениями.

— Это всего лишь ороговевший ноготь, он не острый, а заостренный, у него нет режущей кромки. Он готов?

— Ты хочешь это сделать? — спросила эльфка.

— Да! Я готов! — ответил Самсон.

— Он просит тебя быть нежным, ты первый мужчина, который будет делать это с ним.

Бровь гиганта приподнялась с иронией.

— Тогда я жалею, что это происходит при помощи пальца. Если он не хочет, мы можем отказаться от этой идеи.

— Ты уверен, что хочешь попробовать? — спросила эльфка.

— Да! Я готов! — ответил Самсон.

Гигант улыбнулся и начал медленно двигать пальцем, при этом осторожно гладя изгиб спины эльфки.

— Ты пробовала сперму своего брата? — спросил он.

— Да, иногда мы доставляли друг другу удовольствие, — ответила она.

— Развратные создания. Не упускай его сейчас.

Эльфка наклонилась к члену своего братца и начала медленно вводить мизинец в его анальное отверстие. Самсон не торопился, выводя палец и затем снова вводя его, чтобы продвинуться немного глубже. В то время как Иллиам ласкала своего брата со всей любовью и нежностью сестры, нарушая все запреты и табу, Самсон принимал эти ласки от сестры и гигантского любовника, издавая стоны удовольствия. Он крепко сжимал член Самсона, словно ища в нем силу своего восхищения, при этом ощущая приятное и болезненное одновременно. Палец Самсона проник до середины анального прохода эльфа, стены прямой кишки обхватывали его плотно, и когда гигант вынимал палец, зад юноши жадно засасывал его обратно. Самсон нашел нужную точку и начал массировать ее осторожно, с учетом своих размеров и силы. В это время Иллиам была поражена тем, что член ее брата стал больше! Немного больше, но такого большого и твердого он никогда не был! Ашуин издал приятный стон от удовольствия и кончил в рот своей сестре. Она тщательно очистила брата и вылезла из-под его живота. Затем юноша расслабленно улегся на широкую мускулистую грудь гиганта. Он наслаждался спокойствием после экстаза, но все еще держался за основание черного члена, лениво целуя гладкую лобковую зону Самсона.

Эльфка прижалась к правой руке гиганта, после чего он осторожно обнял её, и Иллиам спокойно прижалась е его груди.

— Хозяин?

Гигант фыркнул.

— Едва ли я твой хозяин. Скорее любовник на раз.

— Нет, ты наш 

хозяин.

— Вы, долгоухие, очень цените свои жизни. Немудрено, всякому жаль потерять вечность. За прекращение вечности своего родича многие из вас тратили ... годы, выискивая убийцу. А если это был другой эльф, то и века проводили в скитаниях, чтобы так же беспощадно отнять его вечность. Так почему же твой хозяин так просто распорядился священными жизнями? Вашими.

Эльфка задумчиво вздохнула, слушая сердечный ритм танелонца. В её рту перемешались вкусы семени двух мужчин и она была достаточно порочна, чтобы ей нравился получившийся букет. Иллиам хотелось ещё той жирной вязкой спермы, исходящей из огромного прекрасного фаллоса, к которому прицепился брат... Но не время.

— Как и у людей... позор, конечно, проводить связи между нашими видами, но, как и у них, у нас жизни разных сородичей ценятся по-разному. Аристократ всяко важнее простолюдина или простого дворянина...

— Аристократы возведены на вершину общества очень давно, и единственная тому причина, что их предки были самыми сильными и умелыми лидерами своего времени. В течение эволюции видов совершенствовалась и аристократия, её уделом стало вести простонародье и, как и для любого другого сословия — производить. Только если кузнец делает подковы, а гончар лепит горшки, аристократ воспроизводит благородство. По идее, изначальной идее, аристократы должны воплощать пример лучшего разумного существа. Но, конечно, они этого не делают. Порочность присуща почти всем разумным, и она сильно развратила тех, кому люди, эльфы и частично гномы, доверяют свои судьбы. Никто из вас не может понять, что нельзя подчиняться потомку древней династии лишь потому, что он несёт ничтожную, разбавленную частицу крови того, кто когда-то действительно заслуживал поклонения. Вы привыкли, что надо поклоняться, почитать и служить, а тем временем вами правят те, кого по зрелому размышлению следовало бы утопить вместе со всеми потомками, чтобы не дать дефектным генетическим цепочкам шанс на выживание... Что такое, малышка?

Эльфка не могла признать, что в какой-то момент перестала понимать, о чем говорит дикарь с далекого северо-востока континента. Его речи, изначально понятные, хоть и отличающиеся дерзостью и неожиданной мудростью, стали звучать все более неприемлемыми и недопустимыми. Она не хотела признаваться самой себе, что чувствует себя незначительным рядовым рядом с этим прекрасным, но одновременно устрашающим существом!

— Ты... Ты просто не имеешь понятия о том, о чем говоришь, мой хозяин! Твои слова вызывают смятение, подобное Йоригану аэн Хаволэ. Лорд Салсар крайне важен для нашего народа! Если бы ты только знал систему...

— Вашу социальную структуру? — в его наполовину закрытых глазах мелькнул отблеск презрения. — О, я отлично ее знаю. Восемнадцать высоких домов и еще больше малых домов, вассальных. Каждый высокий дом управляется лордом, а все лорды фактически подчиняются Прозревающей, прямой потомок Той-Что-Прекрасней-Богов. Когда ей исполняется пятьсот лет, довольно юный возраст, один из лордов становится ее супругом для рождения следующей Прозревающей. Ваши правительницы - это единственные эльфы, способные умереть, так как их жизнь заканчивается с появлением новой дочери. Это бесконечный цикл перерождений, предназначенный для сохранения дара предвидения. Ну а до тех пор, пока растет ребенок, охраняемый всем государством, отец-регент правит один. Я знаю все это. Твой бывший хозяин является лордом крупного дома и наверняка одним из основных претендентов на руку будущей Просветленной, уже почти достигшей подходящего возраста, верно?

— Да, это так,  — призналась она.  — Почти все прочие лорды уже были женаты на ней, кровосмешение недопустимо, только Салсар аэн Шиидхари и Вольтром аэн Массараши ещё не давали начало новой жизни. Я всего лишь телохранитель, моя бесконечность посвящена защите моего лорда и я могу ею пожертвовать, я прислуга, с которой не делятся секретами великие правители, но даже мне известно, что совет лордов разделился, два лагеря, по семь сторонников у каждого кандидата, ещё двое лордов попросту отказались принимать чью-то сторону и отстранились от дебатов...

— И с приходом орков, все внезапно отвлеклись от внутригосударственных дрязг, а жребий вести карательную армию достался не одному из шестнадцати «непригодных» эльфов, но одному из двух «пригодных». Интересны повороты судьбы.

— Теперь ты видишь, хозяин? Жизнь моего лорда... моего бывшего хозяина может предопределить будущее Извечных Домов на половину тысячелетия! Сегодня она едва не прервалась, многие верные, по-настоящему верные воины погибли, нас осталось немногим более десятка, но мы выжили и наш лорд тоже. Поэтому не жалко отдать ещё двоих, меня и брата, чтобы...

— Чтобы полузверь с севера согласился присоединиться к ослабевшему отряду верных телохранителей и сопроводить надежду Извечных Домов под сень родного леса.  — Гигант широко и злобно оскалился, показывая костяной капкан неестественно белых зубов.  — Купить оружие танелонца плотскими утехами? Неплохое решение, но я не могу понять, дурак этот Салсар, или всё же разумный эльф? Зачем он ринулся в самую гущу схватки? Один отряд, пусть и опытных воинов вашего рода очень мало мог повлиять на исход битвы, мы бы победили без этого. Есть ли смысл помогать кому-то, кто действует так глупо? Тем более, помогать сесть на трон.

- Чаша возмездия встряхнула его! - горячо возразила эльфка. - Во время защитных маневров, когда орда проникла сквозь наши леса, поджигая все вокруг, среди погибших защитников были братья лорда, офицеры пограничных отрядов, смелые и самоотверженные воины! Он знал их многие годы, они выросли вместе, служили Извечным Домам рядом, пока долг не призвал его занять место на троне совета, а их – взять мечи и отправиться на границу. Наш лорд рискнул своей жизнью, чтобы испытать судьбу и одолеть Махруджа, но безуспешно. Он боролся изо всех сил, но орков было слишком много... А потом появился ты, ужаснее всего, что я когда-либо видела. Ты шёл рывками и твой топор порхал вокруг подобно мерцающим всполохам. У тебя текла пена изо рта... Мы выбрались, мы спаслись благодаря тебе! Поэтому мы здесь!

Самсон продолжал улыбаться, но уже сдержаннее, без злорадства, без издевки.

- Я не собираюсь отправляться в сторону Извечных Домов, - сказал он, наконец. - Так что можете спокойно уйти. Мне было хорошо с вами, маленькие эльфы, и я буду вспоминать вас в следующие несколько лет.

- Мы не покинем это место! - решительно отказалась эльфка. - Может быть, ты и умнее, чем казалось раньше, но ты не всегда прав, мой хозяин!

- Где же я ошибся?

- Мы и мой брат – дар! Не подкуп, а дар! Наш лорд не приказывал нам заставлять тебя идти на север, он не просил нас просить у тебя то, чего ты сам не желаешь делать! Он просто сказал, что он должен тебе долг вечности, поэтому мы здесь с Аши! Мы слуги в знак благодарности и мы принадлежим только тебе! Возьми нас с собой или убей, но не выгоняй! Нет обратного пути к лорду и его нет и быть не может! Если мы вернемся, мы будем против его воли, если ты отвергнешь нас, то нам не останется места в этом мире, где мы бы с братом чувствовали себя как дома! Нет более страшной участи для эльфа, чем жить без места, к которому можно прижаться!

Самсон с прохладным спокойствием взирал в огромные глаза эльфки, глаза цвета огненной осенней листвы со сверкающими миндалевидными зрачками. Он всё ещё не находил особой прелести в эльфской красоте, но это маленькое хрупкое создание зацепило его своей чувственностью, и перестало быть безразличным. Да и вторая девка в обличии юнца, столь нежно гладящая его мошонку была мила и чувственна.

— Сколько идти до ваших пределов?

— Ты пойдёшь с нами?!  — едва не задохнулась от восторга Иллиам.

— Танелонцы ни с кем не ходят,  — ответил гигант жёстко,  — мы никому не подчиняемся, и ни с кем не вступаем в союзы, но порой мы идём в ту же сторону, что и прочие разумные существа. Быть ... чьим-то попутчиком, значит вместе делить опасности. Вот и всё!

— Я люблю тебя!  — сама не поняла, как выкрикнула эльфка и поражённо прикрыла рот руками.  — Ты... Ты знаешь, даже если бы ты не согласился, мы бы всё равно остались с тобой и... Я рада, что наш лорд приказал нам быть с тобой.

— Неужели? Вы можете уйти в любую минуту, мне не нужны рабы, нет той работы, которую танелонец не сможет сделать сам! Рано или поздно, но я нашёл бы ещё одну самку, желающую и способную облегчить мою ношу.

— Мы никуда не уйдём!  — испуганно воскликнула она.  — Мы хотим быть с тобой! Я хочу! Я хочу... Я хочу твоих ласк... хочу, прикасаться к твоему громадному телу, ласкать твой жуткий, но такой приятный язык в своём рту, я хочу вдыхать твой запах и нежиться в объятьях, которые могли бы меня раздавить! Я хочу твоих сильных рук и твоей жизнедарящей ветви! Этого жизнедарящего ствола! Да, я хочу этот огромный кусок тугой плоти, чтобы припадать к нему и пить жирный нектар! Чтобы ласкать его, ублажая тебя! Я хочу, видеть, как содрогается в экстазе твоё тело, о, эллен вэлланаллои сэптан ан фискоана, что со мной?!  

Я желаю тебя, мой новый хозяин, и это желание так приятно внизу живота, что от ужаса сердце разрывается!

У женщины возникли странные противоречивые чувства, страстное желание к существу, которое так отличается от нее, вызывая подсознательное отторжение, но в то же время так прекрасно, что она просто пылает огнем страсти! Женщина хотела мужчину, а эльфка боялась своей неожиданной страсти к танелонцу. Но все конфликты можно разрешить, если обладаешь умением языка! А Самсон великолепно обладал этим гибким инструментом. Когда Иллиам увидела блестящую "змею", острый кончик которой дрожал перед её лицом, она без колебаний обхватила его губами и начала играть с ним. А Самсон затачивал свой язык на каждом вдохе, пока их губы опять не сошлись в страстном поцелуе. Ашуин заметил манипуляции сестры и наконец просительно лизнул танелонца по щеке.

— Мы будем это делать снова? — спросила эльфка, предвкушая.

— Посмотри на мой придаток, малышка, — сказал Самсон, отрываясь от губ эльфа, — думаешь, что одного раза будет достаточно для его успокоения? Если разбудили зверя, нужно укротить его до конца.

Эльфка опустилась к промежности гиганта и снова начала облизывать горячую головку. Густая тёмная кровь в этом органе не торопилась выходить, он оставался таким же большим и твёрдым. В то время как Иллиам нежно ласкала уздечку и массировала чувствительные шипчики языком, её брат страстно целовался с Самсоном. В порывах страсти юноша покрывал лицо мелкими нежными поцелуями и трогал рельеф торса своим членом. Он получал наслаждение от контакта с звериной мощью другого, но для гиганта это было просто забавно. Прекратив сжимать ягодицы, он аккуратно перевернул эльфа животом вверх и опустился вниз. Ашуин понял, чего от него хотят, и его изящные ступни начали скользить по горячему стержню, дразня языком. Сначала Иллиам восприняла действия брата как покушение на её право слизывать остатки семени с головки, но вскоре ласки ашуиновых ног и её языка превратились в игру родных братьев и сестер, когда они шутят друг с другом, щипаются и толкаются локтями. Иллиам с удовольствием брала в рот пальцы брата и вылизывала их, пока эльф наслаждался прикосновениями к своей звериной мощи, под громкое дыхание танелонца.

В определённый момент гигант аккуратно снял с себя любовника и, отстранившись от любовницы, поднялся из воды. Его пах оказался на уровне их груди, а конец придатка покачивался перед их лицами. Ничего не говоря, Самсон снова присел и стал ощупывать руками дно напротив своего каменистого лежбища. Танелонец начал вырывать из дна камни, разгребать и убирать водоросли. Он делал это сосредоточенно, быстро и эффективно, в воде всплыли облака ила. Наконец гигант 

шагнул вперёд и стал ниже, он всё ещё возвышался над эльфами, но его промежность опустилась достаточно, чтобы гигант не приседал.

— Ко мне спинами.

— Ты собираешься...

— Убить вас придатком?  — хохотнул Самсон, глядя на неё.

Гигант мягко подтолкнул любовников к себе, развернул спинами и заставил прогнуться, Ашуин упёрся руками в обрывистый берег, Иллиам прильнула к брату сзади, а меж их ногами просунулся обсидиановый стержень. Когда он коснулся их промежностей, эльфы рефлекторно сжали бёдра.

— Вот так и держите,  — нежно прошептал танелонец, делая первый мягкий толчок.

Правой рукой Самсон тоже опёрся о берег, левой же обхватил эльфов и стал совершать мягкие, осторожные движения, проталкивая придаток меж двух пар крепко сжатых бёдер. Вскоре он стал тихо порыкивать, проталкивал фаллос вперёд, пока не упирался в ягодицы Иллиам, и вытягивал, пока шипастая головка не останавливалась в ногах у Ашуина. Мало-помалу эльфы тоже втянулись, ведь горячая пульсирующая дубина, в которой колотилось могучее сердцебиение, тёрлась об их гениталии, дразнила губы и клитор эльфки, мошонку эльфа и нагревала задние проходы обоих. Иллиам схватилась за брата, теребя его сосцы, её обдавало горячее дыхание, гигант раскалился как доменная печь. Его движение стали более страстными, резкими, но он всё ещё боялся причинить хрупким любовникам вред и о том, чтобы двигаться в полную силу, не могло быть и речи! Сквозь удовольствие и жар, Иллиам почувствовала слабую боль, она немедленно стала зачерпывать воду и поливать горячий придаток, облегчая скольжение. На грани разума, где не властвовала подогреваемая похотью истома, эльфка кляла себя за то, что не запаслась цветочным маслом, с ним этот противоестественный акт любви сейчас проходил бы гораздо приятнее, даже приятнее, чем есть!

Ашуин стонал в ритме движений, стараясь сжать ноги, но от возбуждения они подкашивались. Единственная рука гиганта, сплетенная канатными мышцами, помогала эльфу не упасть в воду. Он перестал опираться на берег и сжал темную головку обеими руками. Вскоре в его ладонях оказалась липкая ароматная смазка, которую юноша преданно размазывал по головке и стволу, а также по своей мошонке. Смазки было изобилие, и новый оргазм приближался по частоте и интенсивности движений. В какой-то момент Самсон перестал рычать и лишь шумно дышал, язык высунулся из его пасти и скользнул Иллиаму на грудь, чтобы обхватить своим скользким телом то одну острую грудку, то другую. Это было одновременно отталкивающе и приятно! Эльфка не могла устоять перед желанием засунуть язык в свой рот! Наконец, волна напряжения прошла от шеи до груди танелонца, живот его придатка так напрягся, что подняло на нем вскрикнувших эльфов! Струя попала на руки Ашуина, затем Иллиам протянула свои. Одной рукой эльфка облизывала, другой мастурбировала, и ощущение танелонского семени на их гениталиях разожгло пламя! Женщина вскрикнула, обхватила брата обеими руками, заставив его повернуться, и поцеловала его в засмазанные губы. При этом она схватила его член и, дрожа от экстаза сама, довела эльфа до того же состояния. Опьянев от вкуса и продолжительного удовольствия, долгоухие опустились в воду и стали аккуратно вылизывать остатки сладкой жидкости. В то время как делали это, они чередовали нежные поцелуи с массажем все еще твердых грудей и стимуляцией члена движениями для получения последних капель, которые могли остаться в уретре. Убедившись, что больше не останется ни капли, эльфы поднялись и, не сговариваясь, обняли своего хозяина за талию.

— Веса ... тунта мирре та, оматта!

— Не оставляй нас, хозяин!

Танелонец задумчиво посмотрел на двух изящных тонких созданий, поглощавших его семя с такой охотой, даривших ему ласки своих слабых нежных тел, проявлявших любовь к нему, одному из самых грозных и опасных разумных существ в мире... Танелонцы не испытывают большинства эмоций, они не боятся, не стыдятся, не печалятся и почти никогда не скорбят. Танелонцы не считают себя ущербными, где бы ни находились, и проявление хорошего отношения к себе воспринимают не с благодарностью, а скорее с удивлением. Самсон всё ещё не знал, что чувствует по отношению к ним, ведь для него, даже столь приятные ощущение как пик соития значили крайне мало, это люди и эльфы готовы совершить нечто из ряда вон, дабы получить желанную женщину, или мужчину, но танелонцы вечно жаждут лишь крови, и для того, чтобы получать её вдосталь, им нужно лишь оставаться собой... И всё же, он не хотел оставлять их. Гигант принял решение.

— Я пойду в ту же сторону, что и эльфы, возможно, увижу границы ваших земель, или что-то интересное...

Иллиам вскарабкалась на него как на дерево с ловкостью молодой рыси, на этот раз её брат почти не опоздал и любовники скрепили решение спонтанным тройственным поцелуем.

— Для нас это очень много значит, хозяин!  — прошептала она ему на ухо.

Остаток ночи троица провела на берегу, эльфы заснули прямо на Самсоне после третьего обильного извержения семени, предварительно вылизав себя, и друг друга. Они даже не стали прикрываться, спали обнажёнными на огромном теле, источающем жар.

На рассвете влюбленные помогли громиле влезть в кожаную броню. Вечером, когда танелонец протирал свою экипировку, она, будучи из кожи, немного расширилась. Но из-за забывчивости он не успел надеть ее вовремя, и броня за ночь высохла так, что едва-едва пришлось напрягаться, чтобы она налезла на его торс. Ощущая плотное облегание доспехов, повторяющих контуры его тела, гигант следил за эльфами, которые постоянно старались показать ему все то, что он уже изучил и усвоил.

— Хозяин, мы должны двигаться в другом направлении!

— Я иду не туда. Мы направляемся к Скидийским Воробьям. Нам нужно попрощаться с ними. Мы может быть никогда не были близкими, но я провел четыре года на их стороне.

— Хозяин, эльфы всегда рано встают и двигаются быстро. Наш лидер уже точно в пути, и будет чудом если мы его догоним! Не стоит ли забыть о прошлом?

— У танелонцев нет места для прошлого, детка. Но у нас есть честь. Если я уйду без объяснений, они будут считать меня предателем. Глупые люди никогда не поймут, что я никогда не был одним из них.

— Но хозяин!

Самсон не собирался спорить или слушать ее. Он просто делал то, что нужно было сделать, других вариантов не было.

Люди еще не вставали и даже не задумывались о движении. Большинство Воробьев все еще лежали возле костров, отдыхая после бурной ночи и готовясь встретить новый день со звоном колоколов в голове. Ходриг до пояса был обнажен и шумно мылся прямо перед своим старым и небольшим шатром. Капитан имел широкие плечи, но на его боках уже начинали появляться признаки подвисания кожи - такое напряжение мускулатуры, как у вепря, который всю жизнь пробегал по лесу и сражался за свое право на жизнь! Волосы, усы и борода стали темнее от воды, и Ходриг выглядел как светловолосый брюнет.

— А, вернулся-таки! Самсон вернулся! А нету твоих баранов, здоровяк! Схомячили мы их... Вижу, высокородные господа нашли тебя?

Танелонец ничего не ответил своему старому знакомцу, он лишь бросил эльфам «ждите здесь» и направился в сторону бранного поля, воздух над которым смердел и был заполнен тучами жирных жужжащих мух. Гигант не показывался довольно долго, наёмники постепенно поднимались, являя миру свои заспанные, красные и помятые как пастельное бельё в борделе лица. Вокруг пары обеспокоенно переговаривающихся эльфов постепенно стала образовываться любопытствующая толпа, а Ходриг совсем не спешил приглашать долгоухих к трапезе, хотя сам уже начал завтракать. Эльфы, разумеется, ни малейшим движением уха не показали, что весьма голодны, хотя как раз их-то желудки назвать совсем уж пустыми нельзя. Прошло немногим более часа, когда Самсон, наконец, появился. Он шёл, держа в левой руке мясницкий крюк, на который была насажена огромная, просто громадная оркская башка! Её изрядно пожрали падальщики и во лбу виднелась страшная рубленная рана, но на бледной коже ещё отчётливо виднелась яркая синяя краска.

— Так вот, на счёт баранов...

— Забудь, Ходриг, я ухожу.

— Куда, позволь узнать?  — меланхолично спросил капитан.

— В сторону Извечных Домов.

— Вот как? Полагаю, высокородные господа сделали тебе хорошее предложение?

— Не совсем,  — ответил Самсон, который, как и все танелонцы, не осквернял уста ложью,  — мы всю ночь занимались плотскими утехами, и они дали мне то, в чём я нуждался. И, хотя я ничего не должен им взамен, я решил, что наши дороги с тобой и твоими людьми расходятся. Теперь моя дорога идёт в том же направлении, что и остроухого лорда.

Обстановка и внимание к эльфам изменились значительно, но неясно, было ли это изменение в лучшую или худшую сторону. Теперь на них смотрели с еще большим любопытством, но также и с враждебностью.

- Так значит, - заявил капитан, разламывая палку колбасы на две части, - ты предпочел друзей женщинам?

- Один из них мужчина.

- Фу ты! Самсон, проститутка гигантская! - взорвался Ходриг. - Мне действительно нужно было знать об этом?! Думаешь, мне станет легче? Один из моих лучших парней уходит с какой-то странной женщиной и мужчиной, которого... каким-то образом удалось иметь! Это что за дело?

- Я никогда не был одним из вас, Ходриг. Я сказал тебе об этом первого дня, когда ты спросил меня о причинах моего присоединения к вашей команде. Я не присоединился; дети Танелона всегда идут своим путем и всегда туда, куда хотят. Наши пути разделяются здесь. Попытаешься задержать меня?

- Какого черта? - буркнул гномоподобный человек. - Мне жаль своих парней, и ты, ублюдок, ничего мне не должен... Ладно, уходи с миром и занимайся своими делами... хотя я не представляю, как это вообще возможно...

Наемники разошлись в стороны, пропуская танелонца и эльфов.

- Эта голова... - после некоторого времени заговорила эльфийка.

- Не знаю. Но он был самым крепким из всех, кого я убил. Орки всегда выбирают самых больших и сильных. Пусть это будет его голова.

- Трофей... Теперь мы догоним лорда только к полуночи, если не заблудимся.

Самсон присел на корточки.

- Залезайте и держитесь за волосы. Мои волосы.

— Зачем это было нужно?

Воспользовавшись возможностью, танелонец встал на носки и молниеносно пустился вперед, сопровождаемый двумя эльфами. В мире существует множество созданий, способных сравниться с детьми Танелона по скорости, но нет ни одного, кто мог бы превзойти их по выносливости. Самсон-бегун уже догнал летучую пехоту эльфов еще до полудня.