Свет и Скверна. Часть 1: Стая

Долгие годы благородные дренеи планеты Аргус сражались с демонами Пылающего Легиона — но проиграли. Часть из них бежала из родного мира; оставшиеся же, благодаря своей непреклонной вере в Свет, не потеряли ни надежды, ни воли к сопротивлению к борьбе с врагом, который неизмеримо превосходил их числом. Их, отмеченных Светом, нарекли «озаренными дренеями» — в знак того, что они никогда не отступят перед тьмой. Но какая тьма может таиться, на самом деле, внутри них самих?

— Отступите все! Назад!  — озаренная дренейка грозно встряхнула рукой со щитом.  — Я сделаю это сама, не вздумайте путаться у меня под ногами.

Члены ее отряда переговаривались неодобрительно, опасливо, потом что идти в одиночку в лабораторию, в которой, по всем признакам, хозяйничали умелые демоны — чистое безумие.

— Сила Света защитит меня,  — немного надменно произнесла дренейка, тронув рукоять висящего на поясе боевого молота. Ее копытца оставляли на исчерна-зеленой земле едва заметные раздвоенные отпечатки, светящиеся золотом, стройные ноги были облачены в латы, но сзади имелось отверстие для хвостика. Начищенные доспехи сияли, словно солнце, которого здесь не видели уже сотни лет.

— — Ступайте в лагерь. Я вернусь, не ждите меня.

Дренейка-паладин окружила себя мерцающей аурой, и быстрым шагом начала спускаться по выщербленным ступенькам, ведущим в лабораторию саргераев — оскверненных, поддавшихся демонам и перешедших на их сторону дренев. Запахи здесь царили соответствующие — словно на бойне. Это место и было бойней — она в ужасе смотрела на изувеченные тела своих соплеменников, подвешенные на крючьях к потолку, на реторты, колбы, каике-то перегонные кубы и операционные столы.

— Ужасно,  — выдохнула она, проходя дальше в загаженный мусором зал. Такое чувство, что здесь жили дикие животные. В трещинах пола зеленью поблескивала скверна, но, что удивительно — здесь не было ни души. Никакой охраны, даже ловушек не было — она проверила, да и на чутье никогда не жаловалась.

— Что-то тут не так,  — произнесла она вслух, осторожно двигаясь вглубь лаборатории, к большому столу, заставленному какими-то склянками. Она не забывала проверять пространство на предмет ловушек, а золотые глаза, способные видеть в темноте, смотрели зорко и внимательно. Она была опытной и гордой воительницей, способной дать отпор не одному десятку демонов за раз.

Дренейка наклонилась над столом, на котором лежали раскрытые книги с потемневшими страницами. Не читать написанное вслух у нее хватило ума, взгляд напряженно скользил по строкам. Озаренная знала наречие и письменность саргераев, но, не успела она вникнуть в написанное, как громкий шорох заставил ее встрепенуться. Она мгновенно приняла боевую стойку, невольно задев что-то на столе. Какая-то склянка с громким звоном разбилась, по полу застелилось облачко темно-фиолетового дыма. Он окутал ее ноги и бедра, до хвостика, но дренейке уже было не до того, потому что из темных углов на нее с рычанием двинулись адские гончие.

Охотники скверны медленно надвигались на нарушительницу порядка в лаборатории. Звери глухо рычали и осторожно окружали девушку. Обычно эти демоны просто бросались на врага, идя на поводу усиленной скверной ярости,  

но эти были куда опытнее и готовились к атаке с нескольких направлений. Так что то, что зверей было совсем немного — было обманчивой иллюзией.

Впрочем, была и иная причина, по которой гончие не спешили атаковать. Они отчетливо ощущали манящий запах феромонов. Склянка, которую разбила дренейка, была частью эксперимента, который проводил хозяин лаборатории, ища способ увеличить поголовье гончих в кратчайшие сроки.

Щит со звоном слетел с левой руки дренейки, и, описав полукруг по оскаленным мордам демонических собак, вернулся на свое место. Ее окружали, она это видела взглядом опытной

воительницы. «Что-то не так»,  — промелькнуло в ее голове, потому что обычно гончие бросаются на свою жертву всем скопом, полагаясь на скорость, но эти, даже раненые светлой магией, которой был заряжен ее щит, не остановились.

Ее грамотно загоняли в угол. Что же, значит, ей не придется беспокоиться о тыле!  — свирепо усмехнувшись, озаренная выставила щит перед собой, и нанесла первый удар молотом.

— Ох?  — невольно вырвалось у нее, когда внезапно сильные ноги подкосились, а перед глазами все поплыло. Доспехи, щит, молот — все стало ужасно тяжелым, голову повело. Она попыталась воззвать к силам Света, дабы защититься непроницаемым щитом, но бесполезно — странное чувство растекалось из самого ее тела, кажется, из низа живота, концентрировалось в основании хвостика за заставляло ноги подкашиваться.

— Н-нет,  — он простонала, уже обнаружив себя стоящей на четвереньках. Клыки гончих уже были напротив ее лица, горячее дыхание обдавало ее лицо. Она попыталась напрячься, заслониться — тело не слушалось. «Ловушка»,  — успела подумать озарённая, прежде чем в ее бедра вцепились сильные лапы, разрывая крепления доспехов.

«Ими кто-то управляет»,  — глаза без зрачков в ужасе вращались, пока гончие стаскивали с нее доспехи и одежду. Закричать она не могла, дышать — и то с трудом, а хвостик, при всем при этом, стоял толчком, а между ног будто бы засунули раскаленную глыбу. Хрип вырвался из ее груди, даже не крик, когда она ощутила горячий язык у основания хвостика, и почувствовала, что адская гончая вылизывает ее анус.

— Прекх...  — собравшись с силами, она призвала силу Света, и отшвырнула от себя проклятого пса, однако это вымотало ее настолько, что она рухнула ничком, и уже не могла сопротивляться, когда горячий собачий язык снова коснулся ее. Внутри дренейку трясло от ужаса и омерзения, и унижения — какого, ох, наару! Ее не посмеют коснуться эти твари, но почему тогда у нее между ног становится еще горячее?

Отбирая для своих экспериментов самых сильных, долгоживущих и опасных гончих скверны, хозяин лаборатории и не думал, что подобное начинание может быть опасно для него самого. Твари Пылающего Легиона признавали только силу... А если у их владельца, несмотря на острый ум, этой силы оказывались меньше, чем у них, судьба незадачливого исследователя или собаковода становилась незавидной — он становился грудной свежеобглоданных костей, которую озаренная уже видела в лаборатории.

Так что все, что звери делали с дренейкой, было их собственной волей — разве что случайно попавший на девушку феромон 

увеличил шансы сияющей святым светом озаренной оказаться в плену без серьезных ран.

Гончие скверны могли легко подавить остатки сопротивления озаренной дренейки, но оказались слишком заинтригованы давно забытыми ощущениями. Скверна Пылающего Легиона искажала всех существ, которых затрагивала. Даровала силу, магическую мощь... Но взамен лишала всякого интереса к другому полу и самой возможности к размножению. Да и зачем она существам, способным до бесконечности перерождаться в пустоте? Но сейчас ситуация была иная. Запах... Давно забытый запах текущей сучки не мог, как минимум, привлечь внимание гончих скверны. А исходящий от озарённой свет, переполняющий, казалось, её тело и изливающийся через татуировки на теле, ослаблял эффект Скверны, заставляя вернуться давно забытые желания.

Всё это было в высшей степени необычно для этих существ, так что они не торопясь, с новой стороны исследовали тело представительницы вида, что раньше была для них лишь врагом или обедом. Чрезмерно длинные языки вылизывали под хвостиком и между ног девушки, без всякого стеснения проникая в нее глубже, когда это было возможно. Они были как дикие звери — но ничто не могло скрыть зловоние скверны, исходящее от них. Их тела были искажены, осквернены нечестивой магией легиона. Каждая чешуйка была острее и больше чем должна была быть.

Но, главное, запах. Смесь запаха сгоревшей плоти и жженых волос — ведь скверна, в буквальном смысле, выжигала демонических существ изнутри и снаружи.

Дренейку едва не стошнило от ужасной вони, которой исходили гончие скверны; она пыталась вырваться, как-то отбиться от них, но все тщетно — слабость налила ее тело свинцом, а ощущения между ног были отвратительными еще и потому, что каким-то образом становились приятными, как ни парадоксально. Языки адских псов были мягкими и влажными, без жесткости, они проникали в нее слишком глубоко, вылизывали основание хвостика — слабое место у любого дренея, отчего слабость в теле становилась еще более невыносимой.

Ее тело обжигало соприкосновением с оскверненными существами, кожа горела, но слабее, чем это могло быть. В затуманенную яростью голову дренейки закралось смутное подозрение, касательно поведения гончих — ее должны были растерзать, а не готовить, словно суку... к спариванию. Осознав, что именно это ей и уготовано, увидев налитые кровью, на куски мяса похожие, половые члены гончих, она в ужасе забилась и завизжала.

Гончие же явно превосходили по интеллекту глупых зверей, подмечая реакцию тела девушки на их прикосновения даже тогда, когда сама девушка или не замечала её, или отказывалась замечать. Так что демонические твари намеренно вылизывали уязвимые части дренейского тела — сразу два шершавых влажных языка орудовали между стройных ножек, оскверняя и пылающее лоно дренейки, и проникая под её хвост. Ещё двое теребили своими языками уже затвердевшие соски белоснежный дренейской груди. Нет, никто не рассчитывал, что сука станет вот так сразу покорной... Просто даже зверю было понятно, что когда передние лапы не желающей более тянуть время гончей опустится на плечи девушки, прижимая белоснежную, незапятнанную грудь девушки к перепачканному грязью полу — сил сопротивляться у нее 

будет куда меньше.

— Нет... не смей...  — все тело дренейки содрогнулось, когда постоянное прикосновение скверны пересилило ее природную сопротивляемость. Затвердевшие лиловые соски царапнули грязный пол, она с криком рванулась, но не тут-то было — одна из гончих, покрупнее, обнюхала ее под хвостом, и с размаху всадила в нее огромный мясистый член. За загривок ее прикусили длинные клыки, впрочем, сравнительно бережно, но понятно было, что если она дернется — ей просто откусят голову.

— Нет...  — в серебристых глазах стояли слезы, ей было больно, но, что неожиданно — меньше, чем могло быть, гончие до этого хорошо поработали языками она почувствовала, как под ней кто-то возится, и закричала снова — еще один собачий член насадил ее на себя, достигая сразу матки.

Сразу две гончих скверны глубоко вошли с тело дренейской суки, плоть мгновенно забила все свободное место между ног паладинши. Казалось что они упираются друг в друга, разделённые лишь тонким слоем дренейского тела. И гончие не были бы зверями, если бы тут же не начали двигаться в озаренной, стремительно набирая темп. Они следовали чрезвычайно простому, звериному плану... Подготовить суку — драть суку. И с подготовкой они явно закончили...

Два других зверя ходили рядом, то ли ожидая своей очереди, то ли ожидая пока девушка станет более покладистой.

Нельзя сказать что гончие получали одно лишь удовольствие от происходящего — закалённое светом тело обжигало их, пытаясь отвергнуть... Но в тварях проснулась похоть, что ранее спала тысячами лет — подавленная скверной по воле их покровителей.

Дренейку жгло скверной, когда первый из псов начал спускать в нее, раздирая нежную плоть, она истошно закричала — и клыки на ее загривке сомкнулись сильнее, входя в плоть. Боль была настолько сильной, что она почти потеряла сознание, но все-таки успела понять, что сознание теряет не от нее, а из-за того, как все ее нутро свело горячей волной наслаждения.

Скверна, обжигающая ее плоть, сделал ее слишком чувствительной, и поэтому, когда второй пес забился на ней, пульсируя, ее свело чем-то похожим на оргазм.

«Нет! » — все ее существо протестовало, но тело подводило; живот напрягся, попка пульсировала, но, стоило закончить первым двум псам, на их место явились еще двое, затыкая ее растраханные дырки мясистыми членами. Груди коснулось что-то обжигающее — одна из гончих принялась вылизывать ее твердые соски, ко второй груди, словно щенок, присоседилась вторая.

Звери же словно были одержим происходящим, заново открывая для себя удовольствие плотских утех. Причём вместе с удовольствием от происходящего копилось и недоумение — почему их покровители заставляли просто убивать этих, пусть и странных, но все же сук? Нет, эти существ определенно должны быть забиты их членами... А потом и демоническим семенем. Так что не удивительно, что гончие раз за разом, довольно быстро достигли пика своего удовольствия. Собачьи члены раздувались в лоне озаренной в узел, растягивая, разоряя её пизденку ещё больше. Забивая дренейские дырочки, псы разворачивались спиной к суке, прокручивая свой разбухший член прямо в её теле и тянули свою плоть 

наружу, вытаскивая их девушки ещё не спавший узел. Звери радостно сменяли друг друга, спуская в дренейку свое семя как в предназначенный для спермы сосуд... Один из зверей, заметив что девушка пытается отдышаться, приподнявшись на руках, тут же оперся на её рога, пристраивая свой перепачканный член в ее раскрытый рот. Ну а что, больше дырок для удовольствия в этом куске мяса.

В какой-то момент дренейка потеряла счет волнам боли, которой ее накрывало. Ее плоть выкручивало и рвало, но благодаря дренейской стойкости, не порвало еще окончательно. Горячие волны заливали ее изнутри, поясницу ломило, живот набухал, на грудях алели отметины от зубов. Белоснежная, с голубоватым отливом кожа была запятнана, татуировки сияли все слабее; она слабо выдохнула, и ее рот тут же оказался заткнут солоноватым собачьим членом, с которого капала смазка. Зверь не давал ей дышать, проталкивая член в горло, задница и киска разрывались, развороченные, ей было больно, но странное ощущение нарастало в ней, зрело тугим узлом. Она словно увидела себя со стороны — суку для кобелей, и тонко заскулила, вскинув рогатую голову — ее матка, полная спермы, неожиданно запульсировала, выгибая ее оргазмом.

«Меня имеет стая собак»,  — подумала дренейка, и заглотила соленый член глубже, не контролируя свое тело. Кто-то из псов просунул морду под ней, и принялся лизать ее клитор.

Звери уже давно не чуяли запаха феромонов, более того, именно запах женского дренейского тела и его возбуждения теперь ассоциироваться у этих демонических тварей с спариванием и плоскими удовольствиями. Две гончие уже натрахались до боли в голове — в их телах не осталось ни сил, ни желания, ни семени. Хотя две гончие, покрупнее, все ещё держались. Озаренные гордились тем, что способны преодолевать боль и усталость... Что, эти гончие были им под стать. Преодолевая усталость и головную боль, они из последних сил раздалбливали суку ещё больше — пока остальные устало вылизывали тело девушки. Впрочем, даже выносливость сильнейших их гончих знала пределы.

В какой-то момент в лаборатории вновь оказались демоны. Не осознав, что именно произошло и решив убить явно беззащитную озаренную, твари оказались разорваны гончими скверны. Возможно, они все и были частью пылающего легиона, но позволять убить свою новообретенную суку они не собирались.

Дренейку сотрясало оргазмами, которые она не контролировала; набухший живот болел, развороченное нутро — тоже, собачья сперма выливалась изо рта — ее невозможно было проглотить. Ей хотелось умереть — больше всего, из-за ноющего чувства внутри, которое заставляло ее отставлять хвостик, и подмахивать навстречу движениям собак.

Она расставила ноги шаре, часто дыша, потряхивая задом, и последний, самый сильный из псов, вогнал себя в нее. Несколько фрикций — и живот дренейки надулся еще сильнее, а по развороченным губкам заструилась собачья сперма, заткнутая узлом. Когда же гончие оставили ее в покое, дренейка упала в лужу семени, и не шевелилась. Ее сильное тело стонало от боли, прикоснуться к себе было невозможно, но она почувствовала приближение демонов, более сильных, чем те, которые только что...

«Пусть 

они меня убьют»,  — была первая мысль, но громкий рык гончих заставил ее удивленно распахнуть глаза. Демоны валялись в луже собственной крови, и та смешивалась с лужей собачьего семени. Дренейка отползла к стене, двигаясь с трудом, подтянула колени к груди и заплакала. Одна из гончих просунула уродливую морду ей под локоть, и стала вылизывать лицо.

— Ну фу,  — слабо всхлипнула дренейка, однако еще один пес, царапая жесткими чешуйками ее кожу, пристроился сзади.

— Нет, хватит... только не это, пожалуйста, хватит!...  — когда возбужденный член самца гончей ворвался в нее, она мгновенно кончила, мощной струей.

Гончие скверны в каком то смысле приняли дренейку за свою — как суку стаи. Большинство из них улеглось рядом с ней, но изредка кто-то из них требовательно навещал озаренную с возбуждённым членом, так, словно это было рядовым событием и раздвигать перед собакой ножки — её обязанность. Спустя время девушка поняла, что её перемещение, не смотря на разлегшихся вокруг неё гончих, не ограничено. Звери скорее охраняли её, нежели не давали уходить. Удивленная этим открытием, девушка ушла довольно далеко, прежде чем поняла, что её не преследуют.

Ей удалось прихватить остатки своей одежды, кое-что из брони. Тело начало постепенно восстанавливаться, энергия света залечивала раны, но не могла исцелить ужасной боли и стыда, поселившихся внутри. По стройным бедрам дренейки все еще лилась собачья сперма, когда она, ковыляя, удалялась от лаборатории. Псы не преследовали ее, но она заметила нескольких на расстоянии — чувство было, что они ее провожали.

Отвернувшись, она быстро побежала в сторону лагеря озаренных, который находился за дальним холмом.

О том, что с ней случилось, не расспрашивали — она отчиталась командиру, и сказалась уставшей, а потом долго отскребала себя и внутри и снаружи, отмываясь в купальнях. Казалось, запах собачьей спермы не выветрится с нее никогда, а когда ее пальцы коснулись набухших, развороченных губ, то ей пришлось подавить крик боли — и удовольствия. Она кончила почти мгновенно, перепугав саму себя.

Когда на следующую ночь она занималась сексом со своим будущим мужем, пытаясь забыть о пережитом ужасе, ее нутро стонало и ныло — даже крепкий дренейский член не мог заставить ее получить то ужасающее блаженство, которое ей доставляли собаки. «Отвратительно»,  — думала озаренная, сидя в ночной тишине, ненавидя себя за те ужасные воспоминания, которые приносили ей удовольствие, ненавидя себя за пустоту внутри, которую нечем было заполнить.