Ад и черти. Шёпот

Лунный свет пронзал шторы насквозь, рисуя на полу замысловатые узоры, оживавшие под каждым дуновением ветерка. Эти волшебные рисунки оказывали на Настю магический эффект и были способны не только усыплять, но и пугать, когда к ним подмешивались очертания ветвей, что закрывали собою часть окна снаружи. В такие моменты тени в комнате принимали зловещие очертания, заставляя девушку ежиться под одеялом.

Вот и сейчас... Одна из теней на полу вдруг превратилась в отчетливый силуэт и тот скользнул вглубь комнаты, отделившись от остальных лунных образов.

Настя не испугалась. Не в этот раз. Даже когда пол едва слышно скрипнул и тень замерла на несколько секунд у самой ее кровати, девушка не шелохнулась, продолжая все так же играть роль спящей. Предусмотрительно подмешивала к своему дыханию небольшую порцию звуков сопения, дабы симуляцию ее сна и вовсе невозможно было разоблачить.

Тень сдвинулась с места и продолжила путь, огибая кровать девушки и направляясь к кровати ее сестры, спавшей в противоположном углу комнаты. Спавшей ли? Настя была уверена в обратном.

Словно вор, ночной гость бесшумно проникал в дом через окно, пока его стражи, в лице родителей девушек, ничего не подозревали и мирно спали в соседней комнате.

— Еще раз увижу, проломлю ему голову. Богом клянусь! — сверкал глазами отец, обнаруживший как-то сестру, целующейся с парнем в их яблочном саду. — Месяц не покинешь дома!

Седеющий мужчина даже не дал возможности своей дочери возразить. Ее сердитое выражение лица мгновенно сменилось обиженным, когда ладонь отца рассекла воздух и оставила на щеке девушки болезненное напоминание о серьезности его слов. С дрожащими губами и ладонью у покрасневшего лица она убежала в дом, чтобы никто не смог увидеть слез, норовящих брызнуть из глаз в любую секунду.

— А ты... — грозно указал отец пальцем на Настю, прибежавшую на крик сестры. — Снова увидишь этого ублюдка поблизости и не скажешь мне, пеняй на себя!

От его взгляда внутри девушки все сжалось. Почувствовала себя маленькой девочкой, которая однажды залезла в родительскую шкатулку и взяла несколько рублей. Шоколадка, которую она себе купила в тайне от всех, дорого ей обошлась. Отец ничего тогда не сказал. Отвел дочь в комнату и закрыл дверь прямо перед носом испуганной матери, на ходу вынимая из брюк ремень.

Казалось, что за этот проклятый шоколад она расплачивалась по сей день, потому что в вопросах поиска виноватых отец всегда смотрел на Настю в первую очередь, а та, будучи натурой замкнутой и неразговорчивой, молча принимала вину сестры, вновь и вновь выгораживая ее.

Отец никогда не кричал. В этом не было нужды. Одного его хмурого взгляда было достаточно для понимания того, что именно последует далее. Закрытая комната. Уткнувшаяся носом в подушку дочь, старающаяся не проронить сквозь стиснутые зубы ни звука. Отцовский ремень, свистящий в воздухе и назидательно впивающийся в оголенные ягодицы для обозначения очередной пунцовой полосы. Где-то за стеной мать, вздрагивающая при каждом выстреле-шлепке и мысленно считающая до двадцати.

Двадцать... Число освобождения от несовершенных грехов. Настя тоже считала, но в обратном порядке. Напрягалась. Вздрагивала от удара и отсчитывала. Девятнадцать... Восемнадцать... Семнадцать...

Все это прекратилось, когда отец застал Настю в сарае с сигаретой. Первая и последняя ее сигарета, выкуренная исключительно любопытства ради, но поставившая точку на отцовской порке. Настя отчетливо запомнила тот день. Казалось бы, все переменные на месте. Провинность за курение. Она сама на кровати. Голая задница, приготовленная для порки и стыдливо выглядывающая из под вздернутого подола платья и приспущенных трусов. Ремень в руках отца и он сам, уже наклонившийся, чтобы всыпать причитающуюся ей двадцатку... Все предсказуемо как вторник. Разве что сама Настя уже не была той худощавой девочкой с плоскими формами, а седина в волосах отца захватила последние незанятые участки его волнистой шевелюры.

Ремень не обжог, а наказание не свершилось. Несколько секунд тишины оборвались шагами удаляющегося из комнаты отца. Непонимающе она моргала обоям на стене, оставаясь в том же положении, словно отец в любой момент должен был вернуться.

Ничего. Лишь громкий стук сердца и ощущение недосказанности. Неопределенности. Подвешенного состояния... Чего-то еще... Теплого. Расплывающегося. Туманящего мысли. Рука непроизвольно потянулась вниз... Шумный выдох и расширившиеся зрачки ознаменовали собой ее первую осознанную мастурбацию.

— Если зайдет папа... Он убьет тебя... — слышалось шептание сестры с соседней кровати, периодически прерываемое звуками поцелуев ее ночного гостя.

Настя ни на секунду не сомневалась, что так бы оно и было. Живо представила себе отца, врывающегося в комнату дочерей и уволакивающего за волосы парня прочь из дома. К сараю, в котором стоял огромный пень, с воткнутым в него топором для рубки дров. Он бы вышел оттуда один, вымыл руки и спокойно лег спать, будто ничего и не было. На следующий день отправил бы сестру к бабушке, к которой та ненавидела ездить, а Настю выпорол бы за то, что знала и молчала, вопреки наказам отца. Выпорол бы так, что неделю не смогла бы садиться без слез!

Почему от этой мысли всегда становится так трудно дышать...

— Мне все равно, — прошептал в темноте парень.

Насте были неведомы причины, по которым за сестрой всегда тянулся шлейф из парней. Та будто источала сильнейшие феромоны, перед силой которых никто не мог устоять. Сестры-близняшки малознакомым людям казались похожими как две капли воды и, тем не менее, львиная доля внимания доставалась сестре, тогда как Настя удостаивалась лишь периодических восхищенных взглядов парней. Этим все заканчивалось, как правило.

— Эй! — послышался чуть более громкий шепот сестры. — Что я говорила про руки?

— Прости... — с досадой ответил парень. — Рядом с тобой очень трудно себя сдерживать.

— Потерпи... — прошептала девушка. — Не все сразу. Завтра у меня будет для тебя сюрприз.

— Правда? Какой? То, о чем я думаю?

— Не знаю... А о чем ты думаешь?

Как Настя не пыталась вслушиваться в тишину, не смогла расслышать шепот парня, направленный, судя по всему, прямо в ухо сестры.

— Пошля-я-як... — прошипела та и захихикала. — Завтра узнаешь.

— Хотя бы намекни, — взмолил парень.

— Завтра сестра уедет с папой навещать бабушку.

— И что?

— Мда... — задумчиво выдала девушка. — И правду говорят, что парни намеков не понимают. Все. Проваливай. Я спать хочу. Завтра узнаешь.

— Злюка, — пробурчал парень и звонко чмокнул сестру, после чего вновь превратился в крадущуюся на цыпочках тень и упорхнул в открытое окно. Упорхнул, нужно признать, не очень удачно. Что-то громко хрустнуло и короткое, но досадное, ругательство за окном стало завершающим штрихом под впечатлениями этой ночи. Для обоих девушек. Насте и вовсе стоило больших усилий, чтобы не брызнуть со смеху...

Субботний день принес приятную неожиданность. Планы изменились и вместо Насти к поездке была приписана ее сестра, что вызвало бурю негодований со стороны той, а также шквал испепеляющих взглядов в адрес Насти. Не то, чтобы Настя не любила бабушку, но ночевки там были тоской смертной, поэтому девушка тут же радостно закивала, когда мать предложила остаться и помочь с уборкой по дому.

К концу дня ноги уже отваливались от домашней суеты, но по возвращению в комнату ее ожидал еще один приятный сюрприз, про который уже и позабыла. Большущая и мягкая кровать сестры, на которой ей разрешалось спать, когда той не было дома. Собственная кровать Насти являла собой древнейший артефакт, на котором, наверное, в молодые годы еще ее прабабушка кувыркалась, давая жару всяким прадедушкам. Для Насти же она была минным полем, малейшее движение по которому приводило к взрыву пружинного скрипа, способного будить не только сестер, но и родителей, спящих за стеной.

С улыбкой ...