Сволочь. Сестра заставила брата лизать Часть 3: Пока сестра гуляет.

Снова рассвет. В доме было тихо. Пройдя на кухню, приготовил кофе и сел, размышляя, что мне сегодня делать. Еще один день отдыха и снова учеба.

— А, может, к Кате сходить? А то вчера, как не так было! Мне не очень понравилась первая часть, но зато вторая... — пролетели воспоминания, — а она ничего, особенно задницу и секс-игрушку.

Вспомнив, как она визжала и потом подмахивала с удовольствием, рассмеялся. А ее жалоба матери, вообще, не лезла ни в какие ворота.

— Так с ними и надо! За "жары", раком и в постель! — понравилась мне мысль,— запомнить надо,— пронеслось в голове.

Сел за компьютер, но даже порно на экране не впечатляло. Хотелось такого романтического... Издевки, страдания страстного, а потом за "жары" и в койку!

— Решено! Иду в гости. К Кате. Она добрая, ласковая и честная — давалка.

Опять рассмеялся подобранным прозвищем. Глянул на часы, уже девять. Пока соберусь, пойдет полдвенадцатого. Пока дойду до десяти, а то и пол-одиннадцатого. Самое подходящее время для гостей. О том, что пойти делать, если ее муж дома, даже не думал.

Я уже одевал обувь, когда из комнаты вышла запанная мать.

— Ты куда?

— Да так прогуливаюсь...

— Подожди! Нам надо поговорить.

— О чем?!

— О жизни...

— О Кристине, что ли?

— И о ней...

— Вернусь, и поговорим... Хотя она получила, что хотела и даже больше! — рассмеялся я и выскочил за дверь.

Раннее утро окачало холодом. Запахнув куртку, пошел к остановке. И опоздал... Если бы шел, как обычно, а не прогульным шагом, то точно успел. Но эта задержка меня только раззадорила. Зная, что следующий автобус идет не раньше, чем через полчаса, решил покататься вокруг:

— Это и будет результатом, — пронеслось в голове.

Дождался другой идущей в нужную мне сторону маршрутки. Город был малоизвестным. Воскресенье, десятый час. Заплатил водителю за проезд.

— И что? Теперь в России все розово? — подумал я, увидев неопрятного «джигита» плохо говорящего по-русски на водительском сидении.

А потом во время поездки сто раз пожалел о своем решении. Не зря народ говорит: «Пять минут страха, и ты на месте!», — это был именно тот случай. Джигит нарушил все возможные правила, стремясь быстрее доставить «дорогих» его душе пассажиров прямо на кладбище, плюя на возможное прекращение наших жизней до срока. Вышел всколыхнутый и мокрый от переживаний.

Дальше был автобус. Поведение водителя было точностью до наглости! С ним можно было опоздать и на свадебные похороны, хорошо, что я не спешил. Но все заканчивается. Пришел конец и моей поездке.

Дверь, домофон и только сейчас я подумал о нашем декане.

— А если он дома? Что я скажу? Как же выкручиваться?

«Сломав» голову, плюнул и просто позвонил. Радостное ожидание — тишина в ответ... Набрал номер еще раз. Нулевой результат. Потом неожиданно дверь открылась. Толстый низенький дядька вышел из подъезда. Дождался, пока тот протиснется в дверь и скользнет внутрь.

— Ты куда? — услышал вдогонку, но оборачиваться, а тем более отвечать не стал.

Лифт, минутный подъем и я уже около квартиры. Над дверью горит светодиод. Красный «глаз» которого, как будто рассматривает меня в злорадстве:

— Опоздал?!

На всякий случай звоню. Тишина. Потом стук... Снова стук — громче... За соседней дверью слышу шепот. Кто-то рассматривает меня в глазок. Старческий голос с восторгом выдает:

— Что ты делаешь? Их нет дома!

— А вы не знаете, когда они вернутся? — спрашиваю я спокойно, хотя внутри кипит желание выбросить эти двери наружу вместе со смотрителем.

— А я за ними не подглядываю! — продолжает возмущенный голос.

— Извините... — прерываю я, — меня из института прислали к Александру Борисовичу...

— Так уехал он! Вместе с женой. Упаковался и уехал. Попросил меня за квартирой присмотреть до вечера! Поздно приедут...

— Попросил присмотреть! Как бы не так! — понимаю я, — тебе делать нечего сидишь, целый день и в глазок пялишься! Подглядываешь и подслушиваешь, старая карга... — но все же произнес, изобразив улыбку, — спасибо вам, а то под дверью пришлось бы торчать, — и, развернувшись, пошел вниз.

2.

Итак, день не задался.

— Куда дальше? А куда все. Домой.

Медленно добрел до остановки и, к удивлению, быстро вернулся назад. Со скверным настроением зашел домой. А здесь «пахло грозой». Мать зло чем-то гремела на кухне, даже не интересуясь, кто пришел. Разделся, зашел... «Температура» в кухне явно зашкаливала. Сейчас по выдаваемой негативной энергии мама явно превосходила Днепрогэс.

— Что случилось? — осторожно спросил я, совершенно забыв правило, гласившее: «Не стоит общаться с разъяренной газонокосилкой!».

Тут же получив в ответ:

— Да вы же меня с ума сводите! Один дома черти что вытворяет... Другая опять ночевать домой не собирается...

— Ну, у них там хорошая компания, да и она взрослый человек... — дипломатично пытаюсь защитить сестру.

— Ага! Котенок зелененький... А ты! Тоже весь пушистый! Вчера что наделал?

Теперь я вспыхнул:

— Понимаешь, мама! А чей была идея?

Язык мой — враг мой! Лучше бы я промолчал. У нее от моих слов только что из ушей пар не пошел! Лицо покраснело до цвета вареной свеклы, губы задержали и, разревевшись, она, вскрикивая:

— Сволочи... Я стараюсь... Одна... А они...

Хлопнула дверь и наступила тишина.

— Ну вот! — пришло на ум, — только скандала сейчас и не хватало! Надо идти успокаивать и мириться...

— 3-

Слезы, крики матери я уже видел. И вдруг вспомнились слова сестры: «...ты умеешь утешать, сразу располагая к себе. Говоришь шутливые вещи, но так, что тебе невозможно не поверить... С тобой легко идут на контакт, и даже больше... «...

— А ведь дома никого нет... — вдруг пронеслось в голове, — только мы...

И мое лицо защемило, горло пересохло, а кишки скрутило в какой-то ком... Мне стало не хорошо от крамольной мысли: «Я и мама... Мама и я!», — это желание начало заполнять меня, топить «черной волной». Я встал, подошел к холодильнику и заглянул внутрь. На глаза попалась вчерашняя бутылка коньяка, в ней еще оставалось грамм сто, и я опрокинул остатки прямо из горла. Холодная жидкость обжегла желудок и теплыми возбуждающими ручейками разбежалась по телу. Сразу полегчало.

В голове зазвенело и выпило! А память вдруг начала прокручивать вчерашний день как долго мать стояла вчера утром около двери; ее взгляд на кухне; эта выходка с Кристиной; а ее возглас в коридоре в ответ на жалобу последней "Да ты что.!". Сочувствия там точно не было, а вот желания и интереса было "выше крыши".

И я отправился к ее спальне, причем не сам меня носили ноги. Сердце билось молотом в груди, и ум мой наполнился мыслью: "Хочу, хочу, хочу..." - а следом промелькнула мысль выражающая и вытесняющая все остальное: "Она же тоже... Хочет, хочет, хочет... "!

— Только себя! - осознал я - инцест! Да кому какое дело до наших отношений! Я хочу, она хочет... Как об этом узнают другие.

Кровь "закипела" член наших твердее как никогда раньше. Но я "не потерял" головы.

— Стоп! - проходя мимо ванны зашел внутрь.

Закрыв дверь, включил воду. Быстро достав из кармана мобильник набрал номер.

— Привет! Ты что там матери наговорила.

— Да мы на даче шашлыки делать едим. Приезжай... Компания класс. Тут у нас новенькая как раз в твоем вкусе!

— Заманчиво но не знаю... Тебя же "прикроют" надо!

— Бросай все и гони. А мамка переживет!

— Подумаю ты там не очень... - нажав отбой, повесил сотовый на полку.

Приспевшись трусы быстро вымылся.

— Пора!

Перед глазами закрылись картинки "Мамуля стоит на карачках высоко задрав полные ягодицы... Вот тело выгибается дугой и она громко стонет от наслаждения и трется своими большими грудями о простынь!" Дальше воображение внесло свои коррективы "Я засаживаю ей в лоно свой твердый разгоряченный желанием фаллос... ".

— 4

Не знаю какое у меня было лицо когда я ворвался к ней и остановился как вкопанный осматривая комнату. Она все еще дрожа лежала на животе уткнувшись в подушку.

— Уйди - глухо и трогательно пробормотала она.

— Мама... - только и смог произнести я.

И сделав пару шагов сел рядом с ее пышным телом. Руки у меня дрожали, сердце буквально вырывалось из груди, а я смотрел на нее волосы тяжелыми прядями разметавшиеся по подушке; изящный изгиб шейки куда так хотелось было целовать ее; обтянутые тонкой тканью высокие и упругие ягодицы; и чуть больше чем всегда открытые задравшимся халатом гладкие матово блестящие полные груди.

Я ощущал, что член напряженно тянется из штанов, готовый удовлетвориться в скрытом сейчас тайном месте. Подошедши ближе и ощущая едва заметное тепло ее тела я заговорил. Слова текли с языка и журчали ручейком. Они, словно сетью, окутывали нас, связывая вместе. Одновременно я поглаживал ее волосы, шейку плечи.

Она лежала постепенно расслабляясь. Потом повернулась ко мне боком, прислушиваясь к речи, а я устроился на ее груди неожиданно приоткрывшуюся при этом. Я видел, как раскрылись ее глаза и я тонул в них не желая спасения. Ее губы чуть приоткрылись и прошедшийся язык увлажнил их так, что они заблестели...

Не в силах сдерживаться я наклонился и быстро поцеловал ее в губы. Она удивленно посмотрела на меня, лоб сморщился... Мама, будто только проснулась, и попыталась что-то сказать, но я не дал ей времени. Второй поцелуй обожг губы, и я впился в них как жаждущий в пустыне. Она сначала ответила, а потом замычав стала вырываться.

— Поздно, батенька! Поздно... — вспомнился мне анекдот.

Я уже прижимал ее к себе, не желая отпускать. И в ее тщетном мычании мне слышалось:

— Нет... Так нельзя... Это же инцест... — причем все тише и тише.

И когда она совсем замолчала и обмякла, отпустил ее. Напряженное дыхание двух людей.

— Но нельзя... мой милый... — и опять наши губы встретились, теперь уже она тянулась ко мне... А ее язык пробравшись в мой рот стал вытворять там такое! Когда кончился воздух и мы тяжело дыша разорвали объятие, я сдавленным шепотом произнес: "Больше историй читай на sefan.ru".

— Плевать! Мы оба этого хотим... — громогласное утверждение как бы физически повисло в воздухе, окружая и отгораживая нас "стеной".

И снова поцелуй... Только теперь я осознаю, что происходит.

— И пусть! — звучало в моей голове — мы хотим этого!

Обнимая ее, я ласкал ее лицо и шейку, а моя рука скользила по боку, гладя ягодицу и опускаясь к бедру. Она откинула голову назад, открывая свою шею для моих поцелуев. Ее губы словно молитва повторяли:

— Нет... Да что же мы делаем...

Но взгляд ее туманных глаз говорил и даже кричал о другом:

— Да! Да... Еще...

Рука скользнула на грудь под халатиком и сжала сосок. ("Вот здесь все и началось" — как написали бы в романе...). Но это не роман... Она задыхалась от возбуждения и выдавила:

— Как... же... Оххх...

И снова наши губы соединились в единое целое, а мир стал уступать место только нашим ощущениям. Я ласкал ее, а она лежала на спине, принимая ласки, тяжело дыша и постанывая. Медленно снимаю ей пуговки, развязывая пояс. Я не спешу! Ведь я давно уже не мальчик и понимаю, что к чему. Женщина, а даже моя мать. Женщина, причем с большой буквы, несмотря на все ее недостатки. И она имеет право получить все, что может дать ей мужчина. Настоящий опытный мужчина, к которым я себя и причисляю, хоть и непогодам.

И первое, что я хочу — поцеловать ее грудь! Ах, какие у нее большие и твердые соски! Мне представляется, что я вспоминаю, как она кормила меня прижимая к груди и чуть-чуть подразнивая покачивающимся сосочком, когда я был непослушным.

Вот они — предметы страсти. Большие упругие груди отливают молочной белизной пышными формами раскатились в стороны увенчанные большими розовыми пока еще не задрожавшими а мягкими сосками. Чуть сморщенные, они покрыты крошечными неровностями и пересечены на кончике почти горизонтальной извилистой бороздкой. А эти ореолы создают постамент для них. Чуть видимая выпуклость в центре дополнительно приподнимает соски, выделяя их на фоне остального. И у нее они еще и не круглые! Чуть сплюснутые с боков, имеют красивую овальную форму.

Я просто наслаждаюсь видом, не делая ничего. Но даже мой взгляд действует как катализатор. Медленно, очень медленно, слезинки начинают собираться, становясь все больше. Принимают форму, заложенную природой. Чуть суженные к телу и более объемные вверху. Захватывающее зрелище. С трудом сдерживаю себя, чтобы не приближаться к ним и смотреть, смотреть, смотреть, облизывая и лаская языком.

— Что! Что-то не так? — она приподнимает голову, пытаясь разглядеть то, куда я уставился.

— Все нормально... А на такой вид и не грех полюбоваться... — шепчу я.

Протянув руку, нежно дотрагиваюсь пальцем. Грудь мамы дергается, заставляя соблазнительные выпуклости аппетитно колыхаться. Меня как будто бьет током и я со свирепым восхищением нагибаюсь захватывая слезинку губами. Чуть сдавливая слезинку. Вот это точно на уровне подсознания! Приблизиться к груди и попытаться добыть молоко, как это делает птенец. Читай рассказы на сайте Стефана.

— Ох... — кряхтит мама — как же ты давно этого не делал!

— А это приятно. Ну когда у тебя молоко сосут.

— Только не с такой!

— Почему? — поражаюсь я, даже забыв на время про "дело".

— Ты всегда жадно сосал, а в конце, когда молоко заканчивалось, прикусывал и тянул... Одной груди не хватало с Галей было проще...

Но вот как было с сестрой меня в данный момент не интересует. Впереди было "большое приключение" и множество неизведанных тайн. Облобызав груди и заставив мамочку выгибаться и стонать, занялся животиком. Нет конечно не спортсменка но все равно мне очень нравится. Даже сейчас легко угадывается рисунок напряженных мышц. Поцеловал пупок и потом полизал оставшуюся влагу от слюней. Животик задрожал, перекатывая мышцами. Еще ниже.

— Вместо трусиков можно было бы надеть стринги — размышлял он, рассматривая выпуклость лобка и две параллельные складочки, исчезающие между ног.

Белые хлопчатобумажные трусики обтягивающие промежность как перчатка. Видна припухлость на лобке, скрывающая аккуратно подобранные волосики. И внизу на границе видимого расплывается темное пятнышко. Не очень большое, но увеличивающееся в размере.

— Однако ты потекла — ласточка моя проносится в голове.

Хватаюсь за резинки и тяну их вниз. Медленно и осторожно. Сначала вылазят жесткие черные волосики. Их все больше, и они складываются в рисунок. Подобриты в виде сердечка.

— А ты проказница! — укоряю ее на миг прерывая свое занятие.

Она смеется... Так мило и беззащитно...

— Храбрится.

— А то!

Продолжаю стягивать трусики. Теперь руками. Вот показался капюшон клитора, и я не дожидаясь пока явится свету остальное, придаю вниз со всей силой вонзая под него напряженный кончик языка.

— Ах... Ой... — тело передо мной прогибается вдавливая ягодицы в матрац. Мышцы живота сжимаются, а груди идут волнами от резкого движения. Возглас

— Прекрати... — сменяется стоном и... — дааа... — разрывается на всю спальню.

Этот крик ломает все оставшиеся барьеры и запреты. Рывком сдергиваю трусики до колен и нагнувшись начинаю целовать ее лоно. А она подрагивает от прикосновений, глядя меня по голове

— Давай! Еще милый! Сильнее!

— Сильнее. — благоспрашиваю я.

— Даа!

Задираю ее ноги вверх разводя как можно в стороны, и вот уже нежный язычок лижет ее прелести, а напряженный и твердый язык хозяйничает в промежности. "Удары, тычки, толчки"... Все, что может доставить удовольствие. И мне уже все равно, кто передо мной — моя очередная девушка сестра или мать. Передо мной одна задача: заставить тело трепетать, биться и сходить с ума от наслаждения и возбуждения. Это само по себе достаточная причина, но оно еще и возбуждает так, что темнеет в глазах, а живот прямо каменеет.

— 6

— Кажется, мучения принесут тот же результат... — осознаю я истину!

Две стороны одной медали. Человек становится зверем. Только в одном случае все силы направлены на выживание, а сейчас на продолжение рода и прилагаемый природой неотразимый инстинкт — оргазм.

Она уже бьется в истерике, не понимая, что с ней творится, а тело трясется — еще, еще и еще! Сильнее глубже... Оставляю на время целующийся и чуть приподняв ягодицы начинаю лизать приоткрытое кольцо ануса. Сфинктер легко поддается моим притязаниям, быстро закручивая напряженный до твердости язык. Читай рассказы на сайте Стефан точка ru.

— Ох... ... ще... — кричит неразборчиво.

Ей хорошо даже слишком... А мой возбужденный и затвердевший член хочет внутрь.

С трудом скираю штаны вместе с трусами и вот я внутри!

Она вздрагивает застывая, но это ненадолго. Я уже вовсю двигаюсь внутри. Моя головка с первого раза достала до матки. Легкая дрожь от соприкосновения. Назад — вперед и опять чувствую, как утыкаюсь в скользкую слегка напряженную преграду. А дальше — больше и быстрее. Она уже не прекращает держать. А ее тело не успевает за моими движениями.

Это как рябь в ложке. Стукнешь раз побежали круги и снова тишь да гладь... Но если ударят постоянно, то волны не прекращаются, накладываясь и усиливая друг друга, потом приходит отраженная волна и вот уже "буря в стакане воды".

Микрооргазмы от воздействия на матку слились и не прекращаются "набирая обороты". Тело идет "вразнос" поддавшись им. Оно готово "взорваться" большим всепоглощающим оргазмом от малейшего дополнительного импульса... И я плюнувив палец ввожу его в попку. Дрожь и вот уже подо мной бьется "неукротимый зверь" в обличье человека. Он кричит поедино и громко. Конвульсии оплетают тело своими щупальцами заставляя метаться из стороны в сторону до слияния сжимая все, что попадается под рукой. Спина елозит по жесткому покрывалу, а нежные груди мечутся то вправо то влево. Соски нашили превратились в подобие маленьких членов. Я хватаю эти черно-желтые жемчужины сжимая их. Она выгибается дугой, идет пытается сбросить меня, а я продолжаю ласкать вагину еще и еще. В какой-то миг мой член выскакивает из нее, и я спешу обратно, но попадаю ниже. Сфинктер ануса легко раздается в стороны пропуская внутрь чтобы тут же сжать его в тиски. Более тесный контакт сильнее ощущения...

Сколько все продолжается неизвестно. Я заканчиваю выливая сперму на ее живот, который все еще судорожно сжимается. Даже когда я без сил валяюсь рядом, она продолжает стонать громко и закатывать глаза. Мелкие дрожи и отдельные судороги "пробивают" тело...

Мы просто лежим прижавшись. Разговаривать не о чем. Она дала, а я взял предложенное. Потом мама встает, весело смотрит на меня и, потягиваясь, произносит:

— Это было хорошо, даже слишком! Но такого больше не повторится. Запомни это и молчи о случившемся.

Она выходит, я слышу, как закрывается на засов дверь в ванную. Раздается шум включенного душа.

— Все когда-нибудь заканчивается, — философски размышляю я,— но ведь и жизнь пуще неволи, а земля круглая...