Февраль — отстой. Альтернатива. Часть 2

Мой мозг беспокойно работал, пока я шел по полтора квартала назад к отелю. Радость, которую я испытывал во время прогулки в клубе, сменилась самой глубокой печалью, которую я когда-либо знал. Предполагалось, что мы с Линдой будем гулять вместе, держась за руки, подшучивая над нашими друзьями по поводу того, чем они займутся, когда доберутся до своих номеров, и над нами, в свою очередь, подшучивают. Она должна была держать меня за руку, как раньше, уткнувшись лицом в рукав моего пальто, когда разговор станет слишком рискованным.

Вместо этого я остался один. Я зашел в лифте один, стараясь не вспоминать, что мы с Линдой делали в других лифтах отеля. В одиночестве я вошел в то, что должно было быть нашей комнатой. Оставшись наедине со своими мыслями, я столкнулся с обломками нашего особенного вечера.

Я включил свет и закрыл за собой дверь. Внезапно я почувствовал невыразимую усталость. Я бросил зимнее пальто на пол и, ссутулившись, направился в спальню. На каждой подушке лежала шоколадка "Годива". Посреди кровати лежали бюстгальтер и трусики, которых я раньше не видел. Они были темно-синими, темнее ее платья, отороченные черным кружевом.

Мысленным взором я видел, как они дополняют ее, с той комбинацией любви и чувственности в ее глазах, которая была полностью ее собственной, которая до сегодняшнего вечера была полностью моей. Я нежно взял в руки кружевные тряпички, словно они могли вернуть ее ко мне. Это не сработало. Я заплакал.

Мою жену, мою возлюбленную, мою лучшую подругу отнял у меня другой мужчина. Он безрассудно, легко оторвал ее от меня, как будто имел на это полное право. Ему было все равно, что она для меня значит. Все, что он видел в ней - это хорошенькую игрушку для секса на ночь. И она только что позволила это ему! Я не имел для нее такого значения, чтобы вызвать хоть малейшее сопротивление. Как будто и она тоже считала, что он имеет на нее право, сильнее, чем то, которое заслужил я почти за десять лет жизни, быть верным, любящим мужем. Да, предполагалось, что это будет всего одна ночь. И следующий утро, наверное. Ну и что? И что он и эта ночь оставят в ее сердце, уме и чувствах? Что я мог сделать такого, что могло бы сравниться, не говоря уже о том, чтобы конкурировать с героем города, красивым жеребцом Марко "Мудаком" Лавальеро?

В настоящий момент, по какой-то причине, у меня возникла необъяснимая потребность быть рядом со своими детьми. Возможно, я думал, что, по крайней мере, у меня все еще есть они. Я поспешно собрал свою одежду. Также я задумывался о том, чтобы упаковать вещи Линды, но решил не оказывать ей такой любезности. Она сможет захватить их, когда закончит с этим делом. Но захватил с собой бюстгальтер с оправами и трусиками, которые она оставила. По какой причине, я не знал.

Я выписался из отеля, сказав приятной молодой женщине за стойкой, что моя жена останется до утра. Линде и муждаку придется самим выяснять, как Линда сможет захватить свои вещи и проверить их. В любом случае она, вероятно, не появится к расчетному часу.

Портье выглядела обеспокоенной, спрашивая, не разочарованы ли мы нашим номером. Я уставился на нее на мгновение, пытаясь понять смысл ее вопроса, затем понял, что пары, арендующие мини-люксы, обычно не выписываются всего через несколько часов после регистрации.

— Нет, номер хороший. Все просто... изменилось.

— О, простите, — сказала она. К ней вернулось ее профессиональное веселое поведение, как только она поняла, что ее отель ни в чем не виноват. Она, должно быть, уже видела подобные вещи раньше и это, казалось, не слишком ее беспокоило.

Прежде чем выйти из вестибюля, я позвонил миссис Портер и сказал, что заеду за Эммой и Томми через сорок пять минут. Она, конечно же, удивилась.

— Уже половина двенадцатого, Джим,— дети спят. Вы уверены, что не хотите захватить их утром? — спросила она.

— Нет! — кратко сказал я. — Я захвачу их сегодня вечером. Пожалуйста, подготовьте их к посадке в машину.

— Не беспокойся, мистер Карлайл. Я организую их отъезд.• • •

Все изменилось. Пришла мысль разорвать эту связь для Линды практически и для Ди и других дам опосредованно, сделав всех оторванными от реальности. И все же, я не знал, как вести себя с Линдой, встретившись лицом к лицу.

Мне казалось, что единственный очевидный выбор, который у меня есть, — это (1) принять унизительную роль подрядчика до конца моего срока ради детей или (2) спасти свою гордость, разведясь с Линдой, став отцом-одиночкой и имея только ограниченный доступ к детям.

Я старался не жалеть себя, но временами тихо плакал. В один из таких моментов проснулась Эмма и спросила меня, почему я грущу.

— Это из-за того, что здесь нет мамы? — спросила она.

— Да,— сказал я,— это из-за того, что мама — где-то в другом месте. Ещё больше историй читай на сайте Стефана.

Эмма обняла меня, свернулась калачиком и снова задремала.• • •

Но это был лучший способ избежать длительного конфликта. Когда у меня в голове прояснится, я вернусь, чтобы разобраться с Линдой и моим сроком.

Хотя я и выдумывал это на ходу, но намеревался оставаться на связи с Эммой и Томми, пока меня не уйдет. Я хотел, чтобы они чувствовали, что я близок им душевно, если и не физически. Я буду как можно чаще писать им и отправлять фотографии. Они были слишком молоды, чтобы иметь собственный мобильный телефон, электронную почту или страницы в Фейсбуке. Любая электронная переписка должна была проходить через почтовый ящик Линды, хотя я и адресовал свои письма детям.

Самым большим конфликтом, который у меня был в голове, были две очевидные альтернативы: развестись с Линдой и столкнуться с тем, чтобы быть отцом-одиночкой с ограниченным контактом с моими детьми, или научиться жить с тем, чтобы остаться добровольным рогоносцем на всю оставшуюся жизнь, пока Линда будет наслаждаться воспоминаниями о своей ночи похоти. Я глядел на своих спящих детей и знал, что не смогу встретиться с ними лицом к лицу, если когда-нибудь в будущем они узнают, что я позволил незнакомцу тронуть их маму, а я очевидно принял это. Сайт "Реальная жизнь" - новые рассказы из повседневности.

Я приготовил завтрак. Когда я составил тарелки в раковине, мой взгляд упал на дверцу холодильника. Томми нарисовал карандашом свою семью в типичном стиле четырехлетнего ребенка. Он взял на себя труд привести в порядок волосы и цвет глаз каждого, даже своей сестры, и не было никаких сомнений в счастье и любви, которые испытывал художник. Что будет с ним, если я позволю его матери и этому мудаку разорвать его семью пополам? Что будет с моей девочкой Эммой?

Я знал, что ни Эммы, ни Томми в этот момент не было в мыслях Линды. И меня тоже. Она заслуживала того, чтобы потерять нас всех, но чтобы дать ей то, что она заслужила, мне пришлось бы разрушить мир двух моих юных невинных детей. Я никогда не смогу этого сделать. Но если не смогу, то тогда? Я понятия не имел.

Пока мои дети спали до поздна, я сел за кухонный стол и написал Линде письмо, в котором описывал, как все будет после моего отъезда и как я все еще буду вносить деньги на наш общий счет, чтобы вести хозяйство. В нем не упоминалось ее ночь вдали от семьи. Я писал, что в обозримом будущем не желаю иметь с ней никаких контактов. Тем не менее, я часто буду писать своим детям. Кроме того, я буду звонить домой, чтобы поговорить с Эммой и Томми каждое воскресенье в шесть вечера. Она должна будет подводить детей к телефону, не пытаясь втянуть в разговор меня.• • •

я едва успел перехватить их, прежде чем мы все дошли до крыльца. Мы стояли в тени крыльца и восхищались ярко-красной "Феррари" с откидным верхом на подъездной дорожке. Из машины вышел Мудак, одетый в широкие брюки, спортивную рубашку и сандалии. Он подошел к пассажирскому сиденью и открыл дверцу для Линды, которая ждала, когда он проявит подобающую джентльменскую вежливость. Как только она встала, Мудак обнял ее, и она обняла его за шею. Они страстно поцеловались.

Эмма тут же отстранилась от меня, сидела по ступенькам крыльца и подбежала к маме.

— Ты не должна целоваться с этим мужчиной, мамочка! Она схватила Линду за платье и начала отталкивать ее от Мудака.

Линда вдруг поняла, что ее окружают дети. Набирай в гугле "э ф а н   р а с с к а з ы" и читай (18+).

— Что вы делаете дома? — воскликнула она.

Она быстро освободилась от Мудака, и в этот момент Томми начал отталкивать его от своей мамы.

— Уходи. Уходи, — говорил он голосом, который казался чересчур повелительным для четырехлетнего ребенка.

Линда окружала вокруг себя детей и повернулась к Мудаку.

— Все было чудесно, но сейчас лучше уйти.

Когда этот придурок повернулся, чтобы сесть в машину, а Линда направилась к дому, они оба увидели, что я стою на крыльце со скрещенными руками и сердитым выражением лица.

Этот мудак не мог не хмыкнуть мне, выезжая с моей подъездной дорожки. Он визжал резиной на улице и, делая это, поднял руки с вытянутым указательным пальцем.

Прежде чем войти в дом, Линда остановилась и сердитым голосом, как будто бы это была моя вина, сказала:

— Не следовало бы показывать им это! В то время я мог бы сказать Линде много вещей, но знал, что это только приведет к ссорам и взаимным обвинениям, которых я хотел избежать ради детей. Итак, я напомнил себе о своем плане говорить очень мало, прежде чем уйти в свой "отпуск".

Как только она вошла в дом, ее поведение изменилось.

— Я дома. — Голос у нее звучал так же, как всегда, когда она возвращалась домой со служебных поручений. Она закрыла входную дверь и включила свет. Я повернулся и посмотрел на нее.

Она выглядела точно так же. Синее платье по-прежнему делало для нее все то же самое, что и прошлым вечером. Ее темные волосы ниспадали на спину точно так же, как и вчера вечером, осанка, плечи, лицо, кольца на пальце - все было точно таким же. Как будто ничего не изменилось, как будто она не провела всю ночь и все утро, изменяя мне с придурком. "Это невозможно", - подумал я. - "Должна же быть какая-то видимая разница, что-то, указывающее на то, что она сделала, хотя бы какой-то стыд на ее лице". Ее не было.

— Это все та же я, прежняя, как всегда, — сказала она с нежной улыбкой. Конечно, она знала, о чем я думаю. - Никакой разницы, ничего не изменилось. Моя любовь к тебе такая же, как и вчера.

Мне хотелось сказать: "Если это правда, то, наверное, у нас никогда не было того, что я думал". Вместо этого я промолчал.

— Джим, милый...

Линду перебила Эмма.

— Мамочка, а кто был тот мужчина, которого ты целовала? Это из-за него папа вчера вечером грустил? Поэтому папа едет в отпуск один?

Линда не хотела замечать слона в присутствии Эммы и Томми.

— Эмма, пойди выйди на улицу и смени одежду на пижаму, пока мы с папой поговорим.

— Кто был этот мужчина? — спросила в ответ Эмма.

— Это просто хороший друг, дорогая. Я просто прощалась.

Когда дети скрылись на улице, Линда, наконец, встретилась со мной взглядом, на ее лице было написано спокойствие.

— Джим, я знаю, что у тебя есть вопросы. Я знаю, что нам нужно поговорить, и я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, честно и полностью. Но ты уверен, что хочешь знать... это? Я честно все расскажу, но не хочу причинять тебе боль. Рассказы на севан точка ру.

«Немного поздно думать о том, чтобы не причинять мне боль?» — хотел было сказать я, но так ничего и не сказал. Но мои глаза говорили о многом.

Линда поморщилась и продолжала говорить.

— Боюсь, что рассказ о том, что произошло, причинит тебе еще большую боль, а это усложнит нашу задачу... ну, для тебя, чтобы пройти через это, чтобы мы могли продолжить наш путь. Разве мы не можем сосредоточиться на будущем? Мы не можем позволить одной ночи разрушить всю нашу жизнь.

Когда я все еще не отвечал на ее предложение точки зрения, она, наконец, спросила:

— Разве это не изменится обстоятельствами, если мы собираемся пройти через это?

Наконец я сказал что-то:

— Я не собираюсь молчать. Тем не менее, нет ничего, что я хотел бы сказать тебе и нет ничего, что хотел бы услышать от тебя, что имело бы хоть какое-то значение.

Потом она вспомнила, что сказала Эмма.

— Кто собирается в отпуск? О чем говорила Эмма?

Как только дети вернутся, я попрощаюсь с ними и уйду.

— Ты собираешься уезжать? — спросила она. — Куда ты планируешь отправиться? И на какой срок собираешься отсутствовать?

— Не знаю, да и не важно, — ответил я ей. — Я просто хочу уехать подальше от тебя.

В этот момент вниз по лестнице спустились Эмма и Томми и обхватили мою талию и ноги руками.

— Ребята, подождите меня на крыльце. Я выйду через минуту, как только попрощаюсь с мамой.

Я повернулся к Линде.

— Я оставил тебе на кухонном столе письмо. Оно объясняет, что я собираюсь делать, чтобы поддерживать дом в рабочем состоянии, пока меня нет. Моя зарплата все равно идет на наш общий счет. Большая часть коммунальных услуг оплачивается автоматически. На еду, бензин и одежду для детей останется достаточно. В наш отпускной фонд я больше ничего не буду вносить, а вместо этого использую эти деньги, чтобы жить дальше.

— В письме также говорится, что я буду поддерживать тесную связь с Эммой и Томми, но не хочу никаких контактов с тобой: ни звонков, ни электронной почты, ни СМС... ничего.

Линда начинала чувствовать, что она не так хорошо контролирует себя, как ей казалось.

— Но... как мы все исправим, если ты убежишь?

Я поднял статуэтку Ядао, изображавшую юношу, одетого во взрослый смокинг, делающего предложение молодой девушке в огромном свадебном платье.

— Помнишь, как я тебе это подарил?

Линда ответила:

— Это был твой презент мне на наше помолвочное. Он символизирует нашу любовь и преданность друг другу.

Я бросил ее на кафельный пол в прихожей. Она разлетелась на дюжину или больше кусков.

— Ой! — вскрикнула она. — Как ты мог?! Это так много значило для меня, для нас.

— Для меня это уже не имеет значения, — холодно заявила я.

— Джим, ты же знаешь, как я любила эту фигурку, но могла обойтись и без нее. Наш брак, который мы создавали вместе почти десять лет, гораздо крепче и прекраснее, чем эта статуэтка. Наша любовь предназначена для того, чтобы выдерживать испытания и длиться всю жизнь. Вот без этого я не могла обойтись. Я понимаю, что тебе больно, очень больно. Я осознаю свою вину перед тобой и сделаю все возможное, чтобы ее исправить. Но самое главное, я знаю, что ты любишь меня настолько сильно, чтобы в конце концов забыть свою боль, и у нас все будет хорошо. Ищи через поисковую систему "сказки Стефана" и читай без регистрации.

— До прошлой ночи я был уверен, что ты любишь меня настолько сильно, что никогда не изменяешь. Видимо, мы оба ошибались.

— Но я действительно люблю тебя, Джим.

— Прямо сейчас, Линда, я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Услышав звук разбившейся статуэтки, входную дверь вернулись Эмма и Томми. Они увидели разбитого Ядао.

— Что произошло, папа? — спросила Эмма.

Глядя прямо на Линду, я сказал:

— Мама сломала что-то и не может это исправить. Пойдемте, дети, к машине.

Перед тем как выйти на улицу, я остановился и оглянулся на Линду. Она начала плакать. Она шагнула вперед, разведя руки, чтобы подойти ко мне для объятий. Я оттолкнул ее.

— Для меня это также уже ничего не значит, — сказал я, снял обручальное кольцо и положил его на небольшой столик в прихожей. Я закрыл за собой дверь, не прощаясь с женой.

Я опустился на колени возле машины, обнял своих детей... и немного заплакал. Я еще раз заверил их, что буду поддерживать с ними тесный контакт и сообщать, где нахожусь и что делаю. Каждый из них сказал:

— Папа, я тебя обожаю.

Когда я открыл дверцу автомобиля, Эмма указала на меня и засмеялась.

— Пап, — сказала она, — у тебя до сих пор одежда от вчерашнего вечера.

Я взглянул на себя и рассмеялся вместе с детьми. Эмма была права, на мне до сих пор были штаны от черного костюма, белая рубашка и черный, уже разстегнутый жилет. Бабочка-галстук, которую я надел, все еще свисала со мной разстегнутого воротника. Мы все рассмеялись.

Я завел автомобиль и покатил назад по подъездной дорожке, последний раз помахав своим прекрасным деткам. Линда стояла на крыльце. Я не обратил на нее внимания.• • •

На самом деле я знал, куда направляюсь. Я двигался из Бостона в Форт-Лодердейл, штат Флорида. Там жила моя сестра Кимберли. Она еще не знала о моем приезде, но я был уверен, что смогу остановиться у нее, даже если появлюсь на ее пороге без предупреждения. У меня не было ни расписания, ни маршрута. Я просто управлял автомобилем, размышлял и иногда плакал.

Кимберли была на пять лет старше меня и была моей единственной сестрой. Она была молодой вдовой, воспитавшей двоих детей, которые уже выросли и учились в колледже: мальчик Джесси — в Стэнфорде, а девочка Джули — в Массачусетском технологическом институте. Кимберли работала операционной медсестрой. На самом деле она была руководителем подготовки медсестер в своей больнице и проводила множество курсов профессионального развития для других медсестер и санитаров. Она всегда радовалась видеть меня, моих детей и Линду, когда мы отдыхали во Флориде. Рассказы на сайте точка ру.

Ким и ее покойный супруг всегда были страстными мореплавателями, и у нее была яхта длиной семьдесят метров, которую она хранила в местном порту. Моя семья неоднократно отправлялась с ней в море, и мы всегда наслаждались нашим отдыхом.

Сначала я направился на юг, чтобы укрыться от неприятной погоды. Путешествуя по срединно-Атлантическим штатам, я решил замедлить темп и не спешить. Во время путешествия я наслаждался различными развлечениями: посещал туристические достопримечательности, винодельни и исторические места. Периодически я останавливался ночевать, иногда предпочитая кемпинг, а чаще просто останавливаясь в близлежащих мотелях, когда хотелось отдохнуть от дороги.

Сразу после того как я покинул дом, заехал в один небольшой городок и приобрел бумагу для писем, конверты и марки. Я также покупал открытки в каждом посещенном месте. Каждый вечер я писал своим детям и делал им рассказы о своих приключениях и увиденном. Раз в несколько дней я заходил в аптеку, чтобы распечатать фотографии сделанные по дороге и добавлял их к письмам.

Я был уверен, что Линда следит за моим путешествием. Она часто отправляла мне электронные письма и сообщения, умоляя вернуться домой, чтобы все разрулить. Но я так и не ответил.

В воскресенье, через неделю после моего отъезда из дома, я позвонил домой в шесть вечера, как обещал Линде и детям. Линда была настолько осторожной, что дала Эмме ответить на звонок. Мы с ней активно обсуждали то, что я делал, места, которые посетил и людей, с которыми познакомился. Оба ребенка заметили какие у меня стали длинные волосы и борода.

Когда разговор подходил к концу, я услышал Линду говорящую с Эммой на заднем плане:

— Папа, ты не хочешь поговорить с мамой?

— Как-то в другой раз, моя дорогая.

— Ты все еще сердишься, потому что мама обнималась с этим мужчиной?

Я избежал прямого ответа.

— Между мной и твоей мамой есть некая связь, Эмма. Просто помни, что мы оба очень любим тебя и Томми и всегда будем это делать. — В этот момент я попрощался и положил трубку.

Чтобы достигнуть дома сестры, пришлось провести семнадцать долгих дней. Примерно в середине пути я позвонил ей, чтобы сообщить о своем приезде. Естественно, у нее возникли вопросы о причинах моего решения покинуть свой дом без семьи и навестить ее. Я пообещал объяснить все по приезде.

Мое путешествие во Флориду на самом деле было спокойным. Было много факторов, которые отвлекали меня. Но я всегда возвращался к одному и тому же вопросу: стоит ли разводиться с Линдой и жить как одинокий отец без своих детей или проглотить свою гордость, оставаться с ней и притворяться счастливой семьей ради Эммы и Томми? • • •

Я встречался с хозяевами, которые могли просто бросить свое снаряжение и уплыть. Часто я помогал им открыть все накрытые брезентом паруса на парусниках и моторных яхтах или закрывать их лодки.

Чарльз начал предлагать мне стать членом экипажа на рыболовных судах, когда у них не хватало людей. Точно так же меня иногда приглашали работать матросом на яхте, и я узнавал много нового о парусном спорте и моторных лодках. Фактически, я так много узнал, что Ким записала меня на курс, который предлагал ее яхт-клуб. Там меня обучали правилам парусного спорта и проводили практические занятия на воде. После около пяти недель обучения с Ким я получил свою капитанскую лицензию.

Когда я получил адрес, дети начали писать мне на Ким. Каждое воскресенье я звонил им и рассказывал о своих приключениях, интересовался их делами. Но ни разу не спросил про Линду.

Линда продолжала присылать мне электронные письма и сообщения, но я никогда не отвечал на них. После того, как я провел неделю у Ким, Линда позвонила ей домой. Я был в комнате, когда Ким подняла трубку и отрицательно покачала головой. Ким сдержала себя от выражения своего гнева перед Линдой. Вместо этого она оставалась спокойной и вежливой. Наконец, Ким сказала:

— Если ты хочешь что-то сказать ему, напиши письмо. Возможно, он его прочтет и ответит. Главное — будь откровенной и честной, иначе лучше не писать вовсе.

Через четыре дня ко мне доставили толстый конверт с обратным адресом Линды. Я положил его на кухонный стол и несколько дней не трогал. Наконец, Ким сказала:

— Я сама прочитаю его и скажу тебе, если там будет что-то интересное.

Позже в тот же вечер, у костра, Ким читала мне письмо от Линды.•  •  •

или унизить тебя — хотя я понимаю, что именно это я сделала — или отомстить за что-то. Мне кажется, где-то глубоко внутри ты это понимаешь. Часть из того, что ты прочтешь здесь, может причинить тебе боль, но я буду абсолютно честна и постараюсь объясниться так, чтобы ты меня понял.

Мне нужно, чтобы ты понял то, что я ощущала в объятиях Марка. Я всегда ощущала его размеры и силу каждый раз при нашей близости. Это заставляло меня чувствовать себя маленькой и беззащитной, хотя он никогда не принуждал меня к чему-либо. Я была подавлена им, почти полностью захвачена им. Не потому что я не имела свободы выбора, просто все мои выборы были уже сделаны. Я осознала это практически сразу, когда он обнял меня для первого танца. В этот момент я принадлежала ему, готовая исполнить любое его желание, пока он хотел меня, и мы оба это знали. Я не принимала осознанного решения, это было неизбежно. Почитай бесплатные рассказы Стефана Расскасы и наслаждайся чтением.

Мне доставляло удовольствие это чувство? В то время - да. Как я отношусь к этому сейчас? Меня не радует сама идея того, что я могу свободно передавать кому-то контроль над собой. Однако я должна признать факт того, что таким образом поступила с кем-то, кому вообще было все равно на меня. Я не прилагала никаких усилий, чтобы взять положение под свой контроль, а просто позволяла себе плыть по течению и наслаждаться происходящим. Было ли бы то же самое с любым другим большим, сильным и решительным мужчиной, который не был бы "Марком Лавальером"? Думаю, нет. Ты знаешь, что Пол большой и сильный, и иногда может быть решительным, но танцуя с ним, я никогда не испытывала того же самого чувства, что испытывала с Марком. Возможно, дело было просто в Марке.

Когда я дала Ди знак отвести меня в туалет, она уже догадалась о причине. Она говорила что-то о том, как он желает единственную красивую девушку в комнате, не бросается на него. Мне показалось, что она чуть ревнует. Затем она сказала, как я везуча и что будет заботиться о том, чтобы ты не узнал об этом достаточно долго, чтобы я смогла уехать, и напомнила мне о том, как сильно я люблю тебя. Она приказала мне развлечься и рассказать все ей. Потом я вышла из комнаты, а Марк уже ждал меня с моим пальто. Я не знаю, как он получил его без жетона; возможно, помогло то, что он был знаменитостью. Когда он положил руки на мои плечи и помогал надеть пальто, я почувствовала себя такой же потрясенной и одержимой, как в его объятиях на танцполе.

Он отвез меня к себе домой, взял мое пальто и повесил его на вешалку. Затем включил приятную музыку. Мы немного потанцевали в его гостиной. Не знаю зачем он это делал, возможно, он хотел показать, что он джентльмен, не торопясь отправить меня в постель. Я оценила его поведение и выразила ему свою благодарность. Мы целовались и продолжали танцевать. Он полностью контролировал себя, точно так же как и в нашем первом медленном танце в клубе.

После небольшого танца Марк решительно поднял меня на руки и проводил в свою спальню. Он осторожно раздевал меня, почти поклоняясь каждой детали, касающейся этого. Когда он снял все до последнего белья, я испытывала такое возбуждение, как никогда раньше.

Я не знаю, сколько времени мы провели в интимных делах. Показалось, будто это было вечностью, и прошу простить меня, Джим, но именно этого вечного опыта я так желала. После одного из раз мы оба помылись и мне пришла мысль написать тебе – чтобы ты знал, что со мной всё хорошо – и сказать, что люблю тебя. Но я была так уставшей. Все, о чем я думала – это сон.

Я проснулась в объятьях Марка. Даже будучи наполовину в сне, я по-прежнему ощущала то же чувство одержимости, которое испытывала в клубе и во время наших ласк друг к другу. Он проснулся и мы продолжили это ещё раз, а потом он приготовил завтрак. Завтрак был не так вкусным, как когда готовишь ты, но меня истощили до такой степени, что я съела почти все, даже оладьи из картофеля. (Слава богу, он не предложил оладьи из картофеля.) Затем мы провели ещё некоторое время вместе медленно и нежно. Я снова приняла душ (он имеет биде, которым я тщательно воспользовалась), оделась и он отвез меня домой.

Когда я села в его машину, показалось, что у меня снова есть выбор, словно он отпустил меня или что-то подобное. Я знаю, это может звучать глупо, но именно так я чувствовала себя. Думаю, ты был прав: он получил то, чего хотел, и больше не нуждался во мне – это я ощущала. Поэтому мгновенно начала думать о тебе и о том, как тебе должно быть плохо. Я знаю, нас ждут сложные времена, но я абсолютно не сомневаюсь в нашем браке. Наша любовь слишком сильна, мы слишком хорошо подходим друг другу.

Марк подъехал к нашему жилищу, и, выразив благодарность за прекрасное время, проведенное вместе, обнял меня и поцеловал страстнее, чем я ожидала. Я не знала, что дети были дома и вы наблюдали за нами. Его раздражение от вторжения детей на последний прощальный момент было очевидно. Именно в этот момент он согласился на мое предложение уйти.

Я улыбнулась и помахала рукой, даже не подозревая о том, что ты наблюдаешь за нами. Он ответил улыбкой и махнул рукой в ответ. Все закончилось. Я вошла через нашу главную дверь с желанием показать тебе всю свою любовь и желание провести оставшуюся жизнь рядом с тобой. Это чувство сохраняется со мной и сейчас, когда я пишу эти строки.

Не думаю, что Марк считал, что он делает что-то плохое со мной. Полагаю, он просто полагал, что ему положено это делать - иметь право на меня, как и на любую другую женщину, которую он хотел. Он выбрал меня, и все. Но это не значит, что он заставил меня согласиться: я уверена, что если бы я сказала "нет", то он пошел бы к кому-то другому. Он был абсолютно уверен в том, что я ничего не откажусь ему и правильно думал.

Важно знать, что все это время Марк был заботливым и внимательным ко мне. Он не обращался ко мне плохо. Он был рыцарем и джентльменом. Относился ко мне с уважением, открывал передо мной двери и так далее. Удивил меня тем, что помнил мое имя на следующее утро. Я понимала, что это не из-за меня: уверена, что он также поступил бы с любой другой женщиной и делал это часто. И все же я не могу не видеть его как настоящего мужчину. Sеfаn.ru - рассказы о любви, страсти и отношениях.

Дальше будет больно, Джим. Мои глаза наполняются слезами, когда я выражаю свои мысли на бумаге, представляя, как это отразится на тебе при чтении. Плачущие слова - это стереотип, но я позаимствовала несколько носовых платков из твоего комода. Когда я закончу писать, они будут испачканы и в этой неделе я куплю несколько новых для тебя. Я бы не рискнула написать или рассказать тебе об этом, если бы ты сам не настоял.

Марк - опытный любовник без сомнений благодаря своему длительному опыту с множеством женщин. Он отлично разбирается в женском теле. Он знал, как доставить мне удовольствие и возбудить меня лучше, чем мне самой, и использовал это. Он знал, когда быть нежным и когда проявлять силу, но даже в самые интенсивные моменты я никогда не ощущала принуждения: это было то желание, которое я также сильно разделяла. Он всегда был ответственным даже в самые ласковые моменты. Казалось, я была его инструментом, а он - виртуозом, и это было невероятно.

Я читала и слышала о том, как секс описывается как владение мужчиной над женщиной. Никогда раньше я не понимала этого на самом деле, но теперь понимаю. Ты относишься ко мне как к равной во всем. Если речь идет о владении, то это обоюдное: мы принадлежим друг другу. Марк же полностью овладел мной начиная с момента объятий на танцполе, продолжая в машине по пути домой, и это не имело ничего общего с чем-то еще.

Я полностью отдалась ему. Я потеряла счет скольким разам испытала оргазмы, постепенно перетекая один в другой. С того момента как он меня обнял, он так овладел моими эмоциями, что не было места для чего-либо еще, включая то, что для меня самое главное на свете: тебя и наших детей.

Это – самая неприятная часть. Мне грустно, что я вынуждена рассказать тебе это, но ты спросил, поэтому я должна. Марк очень опытен в сексе. И это естественно, учитывая его многочисленные партнеры и опыт. Если бы это не так, значило бы, что он неумелый. Надо признать, что это был лучший секс из всех тех фантазий и желаний, которые когда-либо возникали у меня. Он отлично умел подобрать ритм и играл свою роль настолько хорошо, словно на сцене. Я имею в виду именно то, что написала: это была постановка спектакля, который происходил со мной в главной роли. Тебе никогда не удастся повторить такой опыт, слава Богу! Но за время нашего с тобой отношения ты многое научился и стал лучше в постели, так же как и я. Твоя мотивация прекрасна: ты хочешь развиваться ради меня, потому что любишь меня. Для меня это ценность выше даже самого лучшего секса.

Читайте истории на сайте сефан точка ру.

Вот, пожалуй, самый сложный момент. Надеюсь, дальше будет проще. Хотя бы так я надеюсь. Твоей второй носовой платок почти промок.

Марк хотел дать мне удовольствие и заняться страстным сексом, и он достиг этой цели, но это было не связано со мной как личностью. Для него я была всего лишь еще одной женщиной. Мне кажется, что он поведет себя так же с любой другой женщиной, потому что это отражает его характер, а не особенности каждой конкретной женщины. В этом интимном акте было мало личного.

Есть еще одна вещь, которую ты должен знать. Если бы Марк Лавальер опустился на колени передо мной и предложил развестись с тобой и выйти за него замуж, я бы ответила отказом. Это правда даже без учета нашей с Эммой и Томми семьи. Если бы я была одинока и ты и Марк оба просили меня выйти за вас замуж, я бы выбрала тебя сразу же, не задумываясь. Мне было бы не о чем сожалеть. Он – умелый любовник, а ты – замечательный мужчина. Он может быть неофициальным героем города, а ты – мой единственный и официальный герой.

Как я могу выразить то, что ты мой герой, когда я рассказала тебе о самом незабываемом опыте с Марком? Ни ты, ни я не верим в понятие "просто секс". Я не думаю, что с Марком было просто так, иначе он не был бы таким потрясающим. Большую часть времени мы проводили вместе делая это. Но то, что у нас есть сейчас, важнее всего, что случилось с Марком. Если бы я поменяла все это на бесчисленные ночи с Марком, я была бы глупцом.

Я не люблю Марка. Вовсе нет. Он мне нравится как личность и за то, кто он есть, и мне нравилось проводить время с ним, но только это. Все закончено раз и навсегда, и я готова двигаться дальше со всем тем, что действительно важно для меня: вернуться к тому месту, где находится мое сердце уже последние десять лет.

И это приводит меня к началу этого письма. Как я могла сделать это, любя тебя так сильно? Или почему любовь к тебе не остановила меня? Я не уверена, что полностью понимаю, но вот что я думаю. Когда я подошла, чтобы потанцевать с Марком, я думала, что это будет всего лишь пара танцев, несколько минут развлечения для наших друзей, и все. Мужчина, которого каждая женщина за нашим столом желала потанцевать со мной "обычной", поэтому я согласилась. Я и представить себе не могла, что произойдет что-то большее, чем просто танец. Что в этом такого плохого? А затем начался медленный танец.

Я верю, что некоторые мужчины, вроде Марка, искренне полагают, будто имеют право на любую женщину, которую захотят. Как сказал Генри Киссинджер: «власть – это самый сильный афродизиак», и когда Марк столь уверенно и настойчиво отстаивает свою "правоту", я даже не задумываюсь об этом. Если вообще что-то мыслила, то только "О, конечно", и больше об этом не думаю, лишь чувствую приятное одобрение от того, что он хочет меня. Просто так получилось.

Не дело в том, что я перестала любить тебя или детей. Скорее всего это скорее означает, что я никогда не мыслила и не любила; все внутри меня просто реагировало на него, подобно инструменту откликающемуся на музыканта. Я повторяю еще раз: никогда не было и нет любви к Марку в моем сердце. Мое сердце – дома, где оно должно быть: со тобой и нашими детьми, и так останется навсегда.

Джим, я знаю, что тебе очень больно, и понимаю, что понадобится время для выздоровления. Потрать столько времени, сколько нужно. Делай все необходимое. Я прошу только двух вещей: не делай ничего, что могло бы навредить детям, и пожалуйста, не начинай новый роман. Я знаю, это может звучать лицемерно, но это меня разрушит. Я сделаю все возможное для помощи тебе в исцелении (Я уже договорилась о сдаче крови на анализ завтра утром). Самые глубокие раны со временем заживают и я буду рядом с тобой столько времени, сколько потребуется и всегда.

Я очень хорошо знаю тебя и знаю, что ты любишь меня. Я вижу это в твоих глазах за болью; я чувствую это при написании этого письма в то время как тебя нет дома. Я полагаюсь на эту любовь для своего будущего и будущего наших детей. Я понимаю разочарование от факта, что моя любовь к тебе не помешала мне позволить Марку проникнуть в нашу особую ночь и занять то, что, как обещала, должно было быть только твоим. Я понимаю, но все, что он "одолжил", вернуто и так же, как моя любовь к тебе, они остаются неизменными и будут принадлежать только тебе, пока я дышу.

Всегда радуюсь, когда вижу Линду.•  •  •