Вторая любовь aka Истории про любовь Часть 4

Прошла неделя перед Днем Благодарения в американском стиле. Теперь деревья обнажились, ночи стали длиннее, и зима быстро приближалась к долине Гудзон. Наш двигатель был сохранен и помещен в испытательную конструкцию. (Я не давал ей имя "Персефона", но для меня она всегда была женщиной.) Мы очень тщательно тестировали компоненты, составляя и проходя проверочные списки, и на самом деле надеялись запустить его на следующей неделе. Конструкция для испытаний была рассчитана на тягу в тридцать шесть тонн, и мы знали, что если дадим ей полную мощность, Персефона справится с этим до предела.

Сообщение от Президента университета о его посещении лаборатории на следующий день вместе с членами военной проектной группы не принесло хороших новостей. Во-первых, мы не хотели отвлекаться. Что еще хуже, мы не имели представления о том, что он может сказать или сделать. Хорошо, это не совсем так. У меня была идея, я просто надеялся, что ошибаюсь. Читайте "рассказы Стефана" бесплатно.

Но к сожалению, я не ошибался. Военная команда была очень довольна нашей работой, университет получил премию за завершение грантового проекта в рамках бюджета, соответствующего спецификации и раньше срока, но они отозвали его обратно к себе. Прямо сейчас. В то время как он говорил, у дверей стояла военная охрана, они собирали и стирали все данные проекта с наших компьютеров и телефонов и прекращали доступ к нашему зданию после нашего ухода в тот день.

Мы молчали в изумлении. Лиза выглядела так, будто вот-вот заплачет. Я никогда не подвергал авторитеты сомнению, но глядя на опущенные плечи и склоненные головы моей команды, подумал, что по крайней мере должен попытаться что-то изменить. Я поднялся.

— Уважаемая г-жа Президент, уважаемые господа. Эта команда, которую вы видите перед собой, полностью посвятила себя этому проекту. Когда мы поняли, что нам нужен сложный редизайн, команда еще больше вложилась. Вы уже знаете об этом из отчетов, которые я отправлял вам.

— Мы осознаем вашу многочасовую работу, Макдональд. Как я уже говорила, вашим людям будет предоставлена компенсация. Что вы хотели бы сказать?

— Дело не только в деньгах, мэм. Этот проект стал для нас личным. Невозможно так долго и интенсивно работать над чем-то и не привязаться к этому. Она — часть нашей жизни. Она — не просто еще один проект.

— Она? — прервал меня другой офицер.

— Да, сэр. Речь идет о флоте. В любом случае, вложить столько времени и усилий в нее и не видеть того, на что она способна, для чего мы ее создали... Сэр, нет ли возможности продолжить работу до тех пор, пока она не будет готова зажечься? Любого, чтобы мы могли увидеть ее в полную силу? Вы можете быть здесь с охраной, делать все необходимое, но мы уже привыкли к этому. Пожалуйста, позвольте нам сделать для нее последний шаг. Давайте танцевать с ней настоящий танец, хотя бы раз.

Офицеры собрались и обсудили около двадцати минут, а затем исполнили нашу просьбу. Безопасность будет жесткой. Оборудование и устройства, используемые внутри, должны оставаться в закрытом помещении под замком при нашем отсутствии. Это нас устроило — мы все знали, что в ближайшие несколько дней нам придется редко возвращаться домой. Потом начальство отправило меня трижды приветствовать команду, и мы приступили к работе. Я рад был видеть, что члены команды также выполняют все меры безопасности — я не хотел, чтобы мы шли против них. Неожиданным результатом стало то, что охранники заразились нашим энтузиазмом. Через несколько дней им так же хотелось увидеть, как зажглась Персефона, как и нам.

Вторник перед Днем Победы был насыщенным днем. Мы уделили много времени на последние детали и тестирование, стараясь не выглядеть нервными. Думаю, это нам не удалось: я видел, как один из охранников, ростом должен быть метр девяносто восемь, и весом сто двадцать два килограмма, обнял за плечи одного из моих тощих маленьких гений.

— Никто не волнуется,— сказал он этим своим громким рокочущим голосом.— Она загорится хорошо. Вы будете ею гордиться.

В 13:16 по восточному стандартному времени она сделала именно это. Она ожила, заглушив наши возгласы. Мы постепенно довели ее до половинной мощности, давали ей гореть несколько минут, измерили тягу — почти восемнадцать тонн, а затем выключили ее. Она израсходовала немного больше топлива, чем мы ожидали, но это не было необычным для прототипа двигателя. Персефона была настоящим живым двигателем. Она произнесла свои первые сильные слова. И за это она больше не была нашей: теперь она принадлежала другим.

Дальше все пошло на спад. Мы сдали ключи, знаки и ноутбуки, почистили телефоны и планшеты и в последний раз покинули старый манеж. Было немного слез, но не много. Мы слишком устали. Я выходил последним. Меня ждала Президент. Она поздравила меня, сказав, что я нахожусь в оплачиваемом отпуске до конца семестра (всего две недели), и добавила, что им требуется, чтобы до Рождества я покинул свою квартиру.

Две моих больших любви — моя жена и мой двигатель — теперь принадлежали другим. Я чувствовал себя таким же одиноким и запущенным, как и до встречи с Карен. Не знаю, что бы я делал, если бы не Лиза. Она и несколько друзей всегда были волонтерами в Армии спасения в День Победы, и она предложила мне присоединиться к ним. Мы весь день упорно потрудились, и я осознал, что мои перспективы не так уж плохи, поскольку у других — гораздо хуже.• • •

помощницей по работе. Она была возбуждена — ее отношения с Джен продолжались уже два месяца и с каждым днем казались все более прочными.

— Это потому, что тебя никогда не было рядом с ней, ты всегда находилась в этом помещении, — подразнил я ее. Она засмеялась, затем стала серьезной.

— Мы оба сильно изменились, — сказала она. — Я думаю, я стала более устойчивой. Теперь, когда проект двигателя завершен, мы увидим, как это работает. И ты стал лучше заботиться о себе. Я думаю, что теперь я могу доверить тебя даже самому сложному.

Я сказал Лизе, что с ней было приятно работать и что она была отличным другом, и я буду скучать по ней и желать ей всего наилучшего. Она встала и мгновение задумчиво смотрела на меня.

— Я никогда не думала, что скажу это, но если когда-нибудь я сменю команду, это будет ради тебя. — Она наклонилась и поцеловала меня в лоб. — Оставайся на связи, — прошептала она, затем повернулась и зашагала прочь на своих длинных ногах, оставив меня молчать.

Приходилось определиться с жильем, и совсем скоро. Жить одному, возможно, не было бы моим первым выбором, но теперь я знал, что могу это сделать. Также я знал, что не выживу, живя с Карен, если она все еще будет "безумно любить" Филиппа, как сказала Сара-Мари. Нам нужно было поговорить. Я насытился силами, чтобы позвонить ей, когда мне позвонили еще раз.

Джим Леверетт был одним из офицеров "Айка", а после войны ушел в частный бизнес. Он слышал, что я как будто освободился после завершения большого проекта.

— Кто тебе это сказал? — спросил я.

— Ой, маленькая птичка.

— Так значит, военная безопасность все еще...

— Нормальная ситуация, — усмехнулся он. — Я мог бы добавить, что та же самая маленькая птичка, которая очень впечатлена такой, сказала мне, что ты мог бы заинтересоваться изменением обстановки. Ты когда-нибудь думал о том, чтобы работать на себя?

— О чем это ты?

Он был переведен в руководство Дженерал Электрик Авиэйшн в Цинциннати, и ему было поручено создать команду специалистов по большим реактивным двигателям. Леверетт наверняка хотел меня, и если некоторым из моих гениев реактивные двигатели въелись в кровь, он хотел быть также их частью.

— Это большой шаг. Когда требуется дать ответ?

— Пятого декабря.

— Это скоро.

— Мы хотели бы, чтобы ты занял это место к началу года. Слушай, а давай мне свой адрес электронной почты, и я пришлю тебе наше предложение. Это сэкономит время и ответит на многие твои вопросы.

Я согласился и сел, чтобы подумать.

Я — до мозга костей житель Нью-Йорка. Я побывал во многих местах, но долина Гудзона — мое самое любимое место во всем мире. Я не хотел отсюда уезжать. Университет поступил со мной справедливо, но я знал, что они вытрут меня в одно мгновение, если это будет отвечать их интересам, поэтому не чувствовал перед ними ответственности. Потом был дом. Когда мы его купили, я... думал об этом как огромной старой денежной яме, намного большей, чем нам когда-либо понадобится, и ради которой нужно работать больше, чем мы могли представить. Я купил его потому, что он понравился Карен. Затем мы работали над ним, инвестировали в него и сделали его своим. Дом больше не был ее, он был нашим, таким же уникальным, как и все остальное в нашей жизни. Я мог честно сказать, что полюбил его. Тогда он, казалось, был счастлив принять семью Дю Монт, точно так же как Карен была счастлива приветствовать ЕГО в своей главной спальне. Было ли что-нибудь, что я любил и что он еще не украл и не осквернил?

Двигатели. Реактивные двигатели. У меня возник интерес к Персефоне, но были и другие автомобили. Я начал более положительно относиться к предложению Дженерал Электрик. Это означало, что я должен был оставить то, что мне нравилось, но также дало мне возможность построить новое на том, чего Дю Монт никогда не затрагивал. Но сначала мне придется поговорить с Карен. Я связался с ней, чтобы договориться о встрече. Истории на Севан точка ру.

— Тебе не нужно назначать встречу, Роб. Это - твой дом; я - твоя жена и ты можешь приходить и разговаривать в любое время.

— В последний раз, когда я попытался это сделать, ты сказала, что сейчас - не самый подходящий момент. Я не хочу рисковать тем, чтобы нас прервали, и мне нужно твое полное внимание.

Мы договорились на следующий вечер.• • •

чего хочу я.

— Карен, когда ты рассказывала мне о своем романе, то описывала его так, словно это была история любви, красивый роман. Очевидно, ты до сих пор видишь это так. Чего ты не видишь или не хочешь признать, так это то, что когда ты начала историю любви с ним, ты закончила ее с ним. Я верю, что ты все еще любишь меня, но романтика, история любви - все это было с ним, а не со мной, и так было двадцать лет.

— Роб, я всегда говорю тебе, что это неправда! После того как мы впервые были вместе он сам сказал мне, что я должна вернуться к мужу и заниматься любовью с ним. Я так и сделала. Он никогда не просил меня выбирать между вами. Он не стал бы этого делать. Он все это время был моей второй любовью.

Ну да, именно поэтому после того как взял Карен он отправил ее домой чтобы подарить мне возможность поплескаться в его сперме утверждая себя как ее главного любовника, сказав ей, что это не так. "Типично", - подумал я, - "говори одно, делай другое".

— Да, ты упомянула это, но это никогда не было правдой, даже в самом начале. Подумай на мгновение. Было ли когда-нибудь, когда ты была с ним, даже до того, как отправиться в его кровать, когда ты хотела, чтобы ты была вместо него со мной?

Карен ответила:

— Много раз, когда я была с ним, мне хотелось, чтобы ты был с нами. Я часто думала о том, какие прекрасные мужчины вы оба. Я была и уверена сейчас, что вы бы полюбили друг друга, если бы ты дал ему шанс. Да, я часто думала о этом времени, когда была с ним.

— Но ты никогда не хотела, чтобы я был там вместо него.

— Вместо него? Нет, не хотела,— неохотно призналась она.

— И теперь скажи, когда случился тот первый день, что ты легла со мной в нашу постель и пожалела, что с то6ой был я, а не он?

Карен посмотрела в пол.

— Пожалуйста, не заставляй меня отвечать на этот вопрос. Это не имеет значения, а теперь идет только больше.

— Значит, это был тот самый день, когда ты впервые его встретила,— сказал я. Она неохотно кивнула.— По правде говоря, именно в тот день он и заменил меня в твоем сердце. С того дня ты полностью принадлежала ему. Ты ни в чем ему не отказывала.— Я остановился, когда мне в голову пришла новая мысль.— Видимо, он никогда не был целиком твоим, и уж точно не в том смысле, что был я. Ты предпочла часть его, всему мне. Это не очень лестно.

— Я действительно не думала об этом так, Роб.

— Я уверен, что ты так не думала. В конце концов, я не должен был это выяснять. Ты сказала, что единственная ошибка, которую ты сделала, была картина. Ты...

Ты веришь?

— Привет, если ты не картина, ты никогда не узнал, ведь правда?

— Ты имеешь в виду, что я никогда не задумывался о тех временах, когда ты была далеко от меня, о дискомфорте между мной и моими сыновьями, когда я вернулся из Ирака, и о всех этих поездках в Монреаль медицинского работника штата Нью-Йорк? Правда. Мы все знаем, насколько я доверчивый, и признаюсь, что я был достаточно глуп. С другой стороны, если бы ты привела сюда Аврил рано или поздно она бы проговорилась. Самая главная причина, по которой это всё шло с рук — то, что я любил тебя и полностью тебе доверял. Ты знала это, воспользовалась этим и пользовалась этим против меня в течение двадцати лет. Это довольно цинично.

— Если ты действительно хотел бы узнать об этом раньше? Ещё до того, как поехал в Ирак? Рассказы на севан точка ру.

— Тысячу раз да. Намного легче начать сначала в тридцать, чем в пятьдесят.

— Так что, дошло уже до этого, не так ли? — Карен посмотрела на меня мягко и нежно, как она делала тысячи раз. От нее всё ещё учащалось пульс. — Раш, ты меня любишь?

— Люблю.

— Тогда не можем ли мы как-то заставить это работать? Это то, чего я хочу больше всего на свете, и если ты любишь меня, а я люблю тебя, мы обязательно найдем способ.

Я вздохнул.

— Ты отдала ему, а он зашарил все, что хотел от тебя: твой разум и тело, твое сердце и душу. Ты была его целиком и полностью, а я получил остатки. Даже его мать знает это и очень этим гордится. Карен, я не вернусь за его ошейниками.

Карен решительно посмотрела на меня:

— Пусть даже если это было правдой, все это теперь в прошлом. Как я могу доказать тебе сейчас, прямо сейчас, что ты - первый в моем сердце, моя первая любовь?

— Ты можешь начать с поджигания картины.

— Нет! — Карен была в ужасе. С ее лица сошла краска. — Нет, Пош, подумай, о чем ты просишь! Это - великое произведение искусства; мир должен его увидеть. Ты не можешь этого желать.

Я грустно улыбнулся ей:

— Карен, может ли кто-нибудь взглянуть на эту картину и вспомнить о том, что ты была его любовницей? Если ты любишь меня, зачем тебе нужно унижать меня, хранить ее в нашем доме, не говоря уже о том, чтобы показывать ее миру?

— Но это важно, Пош! Не только для меня, но и для Аврил также. Я знаю, что тебе будет больно, и мне очень жаль, но эта картина должна быть частью выставки. Должна! Пош, разве ты не любишь меня достаточно сильно, чтобы позволить мне сохранить ее и выставить? Я так сильно тебя люблю, разве я не могу сделать что-нибудь еще, чтобы доказать это?

— Что и требовалось доказать, — мягко сказал я и встал, чтобы уйти. — Прощай, Карен.• • •

сном, впервые со той ночи, когда похоронил своих родителей. Когда я проснулся, то наконец понял, что наша с Карен связь мертва. Я позвонил Леверетту и сказал ему, что принял его предложение; я перееду в декабре или в начале января. Затем я зашел к адвокату, который готовил мое завещание, и попросил его составить просьбу о расторжении брака.

Я думал, что Карен просто обслужителем, но это казалось не так. Когда мой поверенный сказал мне, что документы готовы, я взял их, подписал и позвонил Карен, чтобы назначить время для встречи. Она спросила, не может ли к нам присоединиться Аврил? Я сказал, что это на ее усмотрение.

Я медленно спустился с холма к тому месту, где когда-то был мой дом, вероятно, в последний раз. Я ходил вокруг, вдыхая свежий прохладный воздух и запах дровяного камина. Виды и запахи вызывали воспоминания, теперь полностью испорченные осознанием того, что все это было не тем, во что я верил. Наступило время. Рассказы на сефан точка ру.

Карен и Аврил сидели на диванчике. В камине горел огонь, стояли знакомые рождественские украшения. Гостиная и столовая были завалены материалами для выставки, но старый дом сумел выглядеть уютно и тепло, несмотря на абстрактное искусство. У Карен был новый рождественский свитер, каким-то образом красный нос Рудольфа оказался прямо на ее левом плече. Я позавидовал ему. Я рассказал им о моем предложении работы в Цинциннати, что она начинается в начале января, и что я его принял.

— Хо, Рош, я не могу уехать. Мы слишком заняты, и ты знаешь, что я не хочу покидать этот дом.

— Терпение и не терпится. — Я смотрел, как их лица осунулись, когда они все поняли. Я положил манильский конверт на журнальный столик.

— Это ходатайство о разводе. Я подписал его. Все, что теперь нужно, это отнести его в офис Джеймса и подписать. Там сделают нотариальное заверение, а потом он подаст его в суд. Все точно описано. Дом, в основном, оплачен, и я отдаю его тебе. Я оставляю тебе половину наших сбережений и все наши инвестиции. Я сохраняю свою пенсию и не буду вносить вклад в совместный счет после первого года. Ты можешь пригласить другого юриста просмотреть его, но я уверен, что он скажет тебе, что это честно.

Апрель записал молчание.

— Как ты смог это сделать? Как ты можешь быть таким жестоким? Таким безответственным? Она отдала тебе двадцать пять лет, а ты вычеркнул их? Ты вычеркнул ее любовь к тебе из-за чего-то, что закончилось в прошлом?

Я покачал головой и обратился к жене:

— Карен, когда две недели назад пришел сюда, я искал способ заставить нашу связь работать. Двадцать лет лжи, обмана и предательства — это слишком много, чтобы оставить позади, но если бы ты хоть немного извинилась за то, что сделала, я бы попробовал. Но ты не чувствуешь вины и не сожалеешь. Теперь жаль, что я все узнал, и ты сожалеешь, что...твоя романтика причинила мне боль, но ты не сожалеешь о том, что сделала это. Если бы ты дала мне хоть какой-то признак, что я могу вернуть свое место в твоем сердце, я бы попытался сделать это, несмотря на все, что есть во мне. Вместо этого мы оба знаем, что это место стало его, с того дня как вы встретились, и теперь оно принадлежит ему и уйдет его, пока ты не умрешь, несмотря на все, что я мог сделать. Вот почему никогда не уходит "все в прошлом".

— Даже если это правда, Роб, а я не говорю, что это так, это не значит, что я не люблю тебя. У нас все еще может быть вместе что-то очень хорошее. Это может быть не все, чего ты хочешь или не все, что ты думал, что у тебя было, но постарайся понять о том, что ты можешь получить, а не о том, что ты чувствуешь потеряв. Подумай о прекрасной семье, которая готова любить и принять тебя. Разве это не будет лучше со всем этим? Рассказы на sefan точка ру.

— Карен, ты все уничтожила, что у меня было, единственным...

— Тогда почему ты попросил ее и своих сыновей и пошел на войну? — перебила меня Аврил.

— Мы никогда не говорили об этом, не так ли? Думаю, сейчас — самое подходящее время. Вы же сказали мне, что я подвела тебя, уйдя, но в то время ты уже год как принадлежала ему.

— Я собиралась разорвать с ним, как ты и говорил, — несколько резко сказала Карен.

— Это то, что ты говорила, но на самом деле ты ничего с этим не сделала. Кроме того, единственная причина, по которой ты даже подумала о прекращении этого, заключалась в том, что ты боялась, что даже доверчивый Рош сможет все узнать. — Стояла тишина. Я продолжил:

— Любой, кто желает идти на войну — дурак. Я определенно этого не желал, чтобы вы там ни думала. Но каждый день я говорил себе, что должен выжить, чтобы вернуться домой к Карен и нашим мальчикам. Я пережил все это только потому, что верил, что ты нуждаешься во мне. По правде говоря, ты уже нашла мне замену, и переместила его в нашу кровать, в наш дом и в нашу семью еще до того, как мой рейс даже покинул Ньюфаундленд. Единственное, что тебе от меня требовалось — это чтобы я оплачивал счета. Ты даже заставила меня обеспечивать его, в то время как изменяла мне с ним...

— Ужасно, когда на тебе — кровь твоих товарищей по кораблю, твоей команды. Я испытывал это не раз. Вот почему я так отчаянно нуждался в тебе, когда вернулся домой. Я рассчитывал на тебя. Вместо этого ты была отстраненной и безразличной, а я не мог понять почему, но теперь знаю: ты инвестировала себя в кого-то еще. Он, как всегда...

Первым делом.

- В то время у меня была работа, и я успешно ее выполнял. Благодаря моим действиям есть парни, которые сумели выжить и вернуться домой к своим семьям. Я горжусь этим, хотя знаю, что вы обе не одобряете это. Я просто надеюсь, что семьи, к которым они вернулись, оказались более преданными и любящими, чем моя.

Мы промолчали несколько мгновений, ни одна из женщин не встречалась со мной взглядом.

- А что будет, если я не подпишу? - спросила Карен.

- Карен, наш брак закончен. На самом деле он закончился в тот день, когда я увидел эту картину. Хотя никто из нас не хотел признавать это. Это правда независимо от того, подпишешь ты или нет. Аврил, мы с тобой не всегда согласны друг с другом, но я искренне благодарен тебе за то, что ты - Каренина подруга. Я рад видеть у вас такую дружбу. Читайте мои рассказы на сайте стефан точка ру.

- И что это должно значить? - хотела узнать Карен. Я улыбнулся:

- Мне очень жаль, но мадам Сара-Мари имеет длинные уши и острый язык. Больше я не скажу об этом. - Аврил засмеялась, а Карен покраснела. Возникла неловкая тишина.

- Так вот как все закончилось? Ты просто не хочешь понять? Ты действительно сдаешься и бросаешь любовь Карен? Оставляешь за собой двадцать пять лет полной любви и доверия? Ты так глуп, что ли? - Аврил выглядела искренне печальной.

- Аврил, я думаю, ты просто не можешь понять. Ты не представляешь себе, каково это - узнать, что тебе целенаправленно лгали и изменяли в течение двадцати лет. Узнать, что твоя безоговорочная любовь и полное доверие использовались против тебя жестоким и циничным образом. Что нет ничего, абсолютно ничего, что та единственная женщина, которую ты когда-либо полюбил, осталась исконно для тебя. Карен - все еще его женщина и всегда будет ею. Всякий раз, когда нужно выбирать, она все равно выбирает его, а не меня. И всегда так будет. Я был ее первой любовью, а он - последней и лучшей.

Я поднялся.

— Карен, не обязательно мне говорить, что ты решишь, офис Джеймса сделает все за тебя. — Я положил ключ от дома на конверт и направился к входной двери.

— До свидания, Аврил. До свидания, Карен.• • •

Может быть, ты бы хотел приехать на следующий день после Рождества и остаться до Нового года? У нас есть свободная комната, которую ты можешь занять. Она небольшая, но мы с Симоной и детьми очень хотели бы провести время с тобой и быть вместе семьей.

Я замер. Симона включила громкую связь, чтобы убедить меня.

— Мы понимаем, что праздники будут для тебя сложными, Роб. Ты можешь говорить о Карен или не говорить, как хочешь. В любом случае ты знаешь, ЧТО мы думаем об этом. Приезжай к нам, Роб.

Ну что же, я ответил положительно, и им обоим это явно понравилось. Я на мгновение задумался о причинах этой радости, но решил, что это не имеет значения. Все равно я оставался один на Рождество, но разговор с Лизой (мы все еще поддерживали связь) напомнил мне о том, что мы делали в День Благодарения. Я позвонил в местное Благотворительное общество, и да, им были нужны добровольцы на Рождество.

Цинциннати — непростое место для новичков, поэтому меня попросили заниматься загрузкой автомобилей и фургонов вместо того чтобы осуществлять доставку. Первые пару часов физический труд оказался хорошим, но после этого я почувствовал свой возраст. Я знал, что хорошо высплюсь этой ночью! У нас была довольно хорошая команда, если так можно выразиться. Когда мы сделали перерыв на обед и представились друг другу, то узнали, что среди нас — вице-президент крупной компании, футболист из Калифорнийского университета, электрик из энергетической компании и я сам под руководством этой решительной и смышленой рыжеволосой девушки. Ее возраст мог быть любым от двадцати пяти до пятидесяти, и ее фигура полностью скрывалась под зимней рабочей одеждой. Она точно знала, как все должно быть сделано, и без колебаний командовала нам. И единственное достоинство, перевешивающее все недостатки, заключалось в том, что она всегда была права.

Форвард команды по футболу интересовался, почему ему следует быть настолько решительным, особенно во время Рождества. Разве мы не должны принести утешение, радость и подобное? Вице-президент упомянул слухи о ее трудном прошлом, в котором что-то пошло не так, но, кажется, никто больше не знал ничего. Ее даже не спрашивали об этом, особенно когда она выбрала этот момент, чтобы высказать свое мнение и задать вопрос: "Почему мы все еще сидим без дела, пока дети ждут свое Рождество?"

— Потому что больше нам сидеть некуда, — проговорил линейный электромеханик настолько тихо, чтобы она не услышала его. По крайней мере, это было то, чего он хотел. Но мне показалось, что я заметил легкую усмешку на губах рыжеволосого солдата.

Когда мы закончили работать уже наступил сумеречный час и мы утомленно приблизились к входной двери, чтобы пожать руку и поздравить парня, который был ответственным за это место. Я пожал руки своим новым друзьям и сказал, что мы увидимся снова, и внезапно осознал, что я на самом деле надеюсь на это. И тут передо мной стоял наш хозяин.

— Ты новенький здесь, верно?

— Да. — В этот момент я больше всего желал принять горячий душ, чем просто пообщаться.

— Карли, — она протянула руку.

— Роб.

— Слушай, Роб, я хотела просто сказать спасибо. Мне было приятно работать с тобой. Бывший военный?

— Да, служил в флоте.

— Я так и подумала. Видно, как ты относишься к работе в организации. Послушай, у тебя не найдется времени для волонтерской работы? Мне действительно нужна помощь в организации этого места. Не мог бы ты уделить этому время раз в месяц или около того?

Я на мгновение замер в раздумье. Что могло помешать этому моменту? Никаких планов на проведение времени с семьей не было, и я всегда отдавался полностью. Мы обменялись номерами телефонов и сказали друг другу: "С Рождеством".

— С Рождеством, Роб.

— С Рождеством, Карли.• • •

веселью.

Когда слеза скатилась по моей щеке, Симона заметила это.

— Что случилось, Роб?

В ее глазах я увидел сострадание, а также в глазах ее мужа.

— В семье я был одиноким ребенком, — ответил я лишь частично. Они подошли ко мне с обеих сторон и без слов обняли меня. Но наше эмоциональное объятие было грубо прервано холодным и влажным ударом по затылку. Это была Мари, она смеялась громче всех и была ближе всех к этому происшествию. Я рассердился и погнался за ней...

Мы все утро и после обеда играли в игры на снегу, строили снежные крепости, которые мы энергично атаковали и обороняли. Нам было все равно на время, не было часов или телефона. К нам присоединились другие семьи из окрестностей. Мы устраивали горячий какао и пекли рождественское печенье, предлагая его всем участникам. Мы были засыпаны снегом и до ног, уставшие до костей, но наши улыбки не сходили с лиц. Когда мы отправлялись домой, я брал за руки по одному мальчику.

— Спасибо, дядя Роб, — прозвучал сонный мальчишеский голос в моем ухе.• • •

а их дети подбадривали меня.

Это было прекрасное время проведения семейного времени. Симона и Жорж искренне любили друг друга, сочетая в своих отношениях страсть первой влюбленности и зрелость глубокой любви. У них была полная доверия друг к другу. Их дети были активными, энергичными и подвижными, но воспитанными и полными любви. Я видел, как стабильность брака Симоны и Жоржа давала им уверенность в будущем. Они были честны и не упоминали о Карен, хотя, возможно, они видели ее в Монреале.

В одно прекрасное утро, когда все остальные еще не проснулись, Стефани предложила провести "взрослую беседу". Она сказала, что всегда восхищалась тетей Карен, которая была красивой и милой. Она даже призналась, что ей понравился я, но она не могла понять, почему я никогда не приезжал в Монреаль со своей тетей и почему я не живу с ними в Олбани. Она спросила свою маму об этом, и та сказала ей, что тетя Карен сделала со мной что-то страшное. Но чтобы узнать больше подробностей, Стефани должна была обратиться ко мне. Я решил переформулировать все в стиле литературного произведения таким образом: — Если ты не хочешь говорить об этом, то лучше промолчи,— ответил я на ее вопросы, глядя на свои скрещенные на коленях руки.— Но она до сих пор говорит, что любит меня,— она посмотрела мне в глаза.— Я не могу понять, как она могла сделать что-то такое ужасное, если любит меня на самом деле. Что же, я решил попытаться рассказать ей сглаженную версию всех происходящих вещей в стиле сказки от Диснея, но у меня не было подходящего материала.— Дядя Роб, я знаю о том, что называется "секс". Я знаю, что моя биологическая мама изменяла моему папе и какую боль это вызвало у него. Тетя Карен изменила и тебе? И это проблема?— Пока я пытался разобраться, как лучше поступить в этой ситуации, я увидел светлую фигуру двигающуюся в темноте возле конца коридора. Это была Мари. Ей было всего лишь двенадцать лет. Ой... Стефани тоже заметила Мари.— Присоединяйся к нам, Мари. Ты услышишь все первыми руками,— я не был уверен насчет этого.— Я знаю, что тебе всего лишь двенадцать лет, но ты всегда подслушиваешь, когда мы разговариваем с мамой. Ты так же любопытна, как и Стефани, поэтому я все равно должен тебе рассказать. Поэтому мы можем не стесняться перед тобой.— Мари не смутилась, наоборот, она улыбнулась и уселась рядом со Стефани, на другую сторону от меня.

— Вот что ты рассказывал..? — подтолкнула меня Стефани.

Я передал им основную информацию без излишних эмоций: их дедушка познакомился с Карен в Олбани, они начали связь, которая продолжалась двадцать лет. Все об этом знали, кроме меня. Я узнал всего несколько месяцев назад, когда увидел картину. Их милые лица стали грустными, а потом мрачными.

— Это ужасно, — решительно заявила Мари, сверкая голубыми глазами. — Ужасно, ужасно, ужасно. Как она могла так поступить с тобой и при этом врать нам о своих чувствах? Она просто не любит тебя. И не может. Она — лжец и обманщик... и я больше никогда не хочу видеть ее.

— Но она — член семьи, Мари. Нам придется видеться с ней и мы должны вести себя хорошо, — объяснила Стефани.

— Хорошо... Но когда-нибудь я найду настоящую любовь, и когда это произойдет, я никогда не причиню ему боль. Я всегда буду честной, как мама к папе. И я всегда буду добра к дяде Робу при каждой возможности. — Она наклонилась и легко поцеловала меня в щеку, потом отошла назад, слегка покраснев. Стефани повторила это без слов с другой стороны от меня. Я обнял каждую из них и мы провели несколько минут в объятиях.

Той ночью Симона извинилась за то, что ее дочери спросили о Карен. Я ответил, что это необязательно — мир был бы гораздо лучше, если бы больше взрослых подражали ее девочкам. Ведь они были ее дочерьми в полном смысле этого слова, хотя и не родились от нее. Рассказы о Стефани точка ру.

— Вы с Жоржем замечательно справляетесь с ними, гораздо лучше, чем я со своими сыновьями. — Это было просто правдой.

— Надеюсь, ты всё ещё сможешь выразить это через десять лет, — засмеялась Симона. — Я считаю, что самое сложное ещё впереди.

Я подтвердил свою веру в них.

Всем им было грустно видеть, как я уезжаю ранним новогодним утром, даже Жоржетта немного прослезилась. Все они хотели, чтобы я обещал вернуться рано или поздно, и я знал, что это произойдет. Когда я двигался на югозапад, погода была очень холодной, но в моем сердце было тепло — теплее, чем за последние несколько месяцев.• • •

Там также лежал запечатанный конверт с моим именем на передней стороне. Отправитель — Карен. Я знал, что находится внутри и не мог пройти мимо этого без всякой подготовки. Перед тем как его открыть, я поел и занялся другими делами до тех пор, пока у меня не закончились оправдания для откладывания этого момента. Я взял пиво и принялся читать:

Дорогой Роб,

Мне нужно сказать тебе несколько вещей. Я хотела бы обсудить это лично, но так, по крайней мере, я знаю, что ты выслушаешь меня.

За день до Рождества я села с Сарой-Мари, чтобы извиниться за то, что ты так резко отреагировал на тост в честь Филиппа. Она ошеломила меня своим отношением — она отмахнулась от моих извинений и сказала, что уважает то, что ты сделал, хотя сама не извинилась за свой тост.

Я рассказала ей о том, что ты подал на развод и что я ещё не дала ответ. Я всё ещё надеялась найти способ убедить тебя в том, что Филипп не отнимал меня у тебя, и что всегда будешь для меня первым в сердце. Она сказала мне, что я никогда не добьюсь успеха в этом, потому что это ложь. «Так всегда было с Филиппом», — говорит она. «Каждую женщину, которую он брал, он забирал целиком, включая тебя. Роберт — хороший мужчина своего рода, но против моего сына у него не было ни единого шанса».

Она заявила, что моя любовь к Филиппу безгранична и будет существовать вечно. Мы спорили, но в конце-концов я поняла, что она и ты были правы. Я приняла это.

Не смотря на это, я все же считаю, что была для тебя хорошей и преданной женой. Я старалась удовлетворить все твои потребности не только для скрытия своих отношений с Филиппом, но и потому что я люблю тебя. Теперь я осознаю, что не смогла сделать этого полностью и прошу прощения за свои ошибки. Я не жалею о том, что обманывала тебя: знание о нашей связи только причинило бы боль и ничего не изменило. Я никогда не отказывалась от этого. И я никогда не стыдилась любить Филиппа, также как не стыжусь сейчас.

Сара-Мари рассказала мне, что все знают, какой хорошей женой я была для тебя и утверждают, что ты поступил глупо, разрешив мне уйти. "Многие хорошие жены не ставят своих мужей на первое место в сердце", - сказала она, - "иногда это карьера или любимое дитя". Она говорила, что у меня такое прекрасное и любящее сердце (это ее слова, а не мои, и да, я покраснела), что твоя глупая потребность быть первым в нем будет стоить тебе гораздо дороже, чем мне. Но ты оказался недостаточно разумным, чтобы увидеть это.

Я не уверена в этом. Она очень проницательная и в чем-то права, но она не знает тебя так хорошо, как я. Мы были оба очень одиноки, когда встретились друг с другом, и для нас обоих было так же важно найти кого-то, кому можно доверять, как и кого-то, кого можно полюбить. Я всегда любила и всегда буду любить тебя. Однако я понимаю почему ты чувствуешь себя обманутым: я подорвала твое доверие. Я хотела бы чтобы ты принял мою любовь к тебе такой, какая она есть и всегда была. Мне грустно, что ты не в состоянии сделать это, но я понимаю тебя, хотя здесь никто не может. Тебе нужно иметь возможность доверять тому, кого ты любишь, а ты не можешь мне доверять.

Поэтому, когда я вернусь домой завтра, я решу подать прошение о разводе. Я осознаю, что тебе нужно то, чего я не могу предложить. Если бы я знала, что моя любовь к Филиппу приведет к концу нашего брака, сделала бы ли я что-то по-другому? Вероятно нет. Сара-Мари и Аврил говорят, что это не имеет значения, и когда Филипп стал интересоваться мной, все остальное было неизбежным. Хотелось бы думать, что у меня было больше самоконтроля, но в правде я была слаба и беззащитна перед Филиппом, не слишком задумываясь о тебе - только о том, как скрыть это от тебя. Так что возможно они правы в этом также.

Прежде чем закончить, хочу поблагодарить тебя за то, что ты - хороший человек, отец и муж. За двадцать пять лет ты ни разу не подвел меня и всегда заслуживал доверия. Я понимаю, что многие жены не могут сказать то же самое о своих мужьях, включая Аврил, и за это я благодарна тебе. Я рада, что мы обсудили твою поездку в Ирак. Это было единственное, что вызывало у меня сомнения в нашей любви все эти годы, и теперь я лучше понимаю всё.

Я не могу жаловаться. За двадцать лет до Филиппа умереть, у меня была прекрасная жизнь, такая же как и у тебя. Я все еще верю, что то, что я сделала, было самым лучшим для нас троих. Я хотела только одного - рассказать тебе о своей второй большой истории любви и поделиться своим счастьем с тобой, моей первой любовью. Аврил думала, что так и случилось, и я позволила ей думать так, но была уверена, что это станет концом нашего брака. Теперь мы знаем, к сожалению для нас обоих, что я была права.

Я всегда буду испытывать к ней глубокие чувства и желать ей только самого наилучшего. Я надеюсь, что она найдет то, что ей необходимо, и мне очень жаль, что я не смогу быть тем человеком. Всегда с любовью, Карен.

P.S. Я думаю, ты планируешь встретиться со Симоной и Жоржем. Пожалуйста, будь осторожен, чтобы не создавать разрыв между Симоной и ее семьей. Сара-Мари очень переживает из-за своей внучки больше, чем из-за тебя. Пожалуйста, не допускайте их отдаления друг от друга. Ее сыновьям нужны связи с родственниками из Дю Монт.

Карен.

Что ж, это как раз то, что я хотел услышать в этот день полный проблем. Мне было приятно заметить, что она не продолжила разговор об "оставшемся в прошлом". Я задумался о том, гордится ли старая женщина всеми браками своего сына: разделенными детьми без отцов, однажды счастливыми домами, оставленными пустыми. Все это было ради его удовольствия от нового романа. А теперь последняя ирония: Карен нашла нормальным разрушить мои отношения с сыновьями, заставив их скрывать ее роман в тайне все эти годы, когда они выросли, но одновременно я должен быть предельно осторожным, чтобы не вмешиваться между Филиппом и Андре и их глупым дедушкой? Я лишь покачал головой. Вспомнились слова Лизы, сказанные несколько недель назад, как это уже случалось: "Это не то, что она говорит тебе или себе, а то, что она делает". Читайте рассказы на сайте cefan точка ru.

"Всегда люблю", написала Карен. Мне было ясно, что она на самом деле так чувствует. Также как Аврил и старая Сара-Мари. Но им было безразлично то, как она унизила меня, показывая всем эту связь и презентуя ее перед обществом. Черт возьми, мне даже приходило на ум, как она заставляет меня одеваться в наряды и ходить на разные высокопоставленные мероприятия, где она говорит всем, какой потрясающий парень ее любовник. Как она могла это делать, если любила меня?

«Она просто не испытывает любви, это все. И не в состоянии». При вспоминании решительных слов Мари на моем лице возникла улыбка. Никто из их семьи никогда не говорил, что любит меня, но они оказывали мне поддержку, приветствовали меня в своих сердцах и доме, и через множество мелких проявлений показывали, что я им не безразличен. Я всегда знал, я чувствовал, что никто из них, даже Жоржетт, никогда не будет относиться ко мне также как Карен делала и до сих пор делает. Они любили меня.

Я безгранично любил Карен. Если бы она проявила готовность расстаться со своим любовником и вернуться к нашему браку, я бы приложил все усилия для того, чтобы это сработало. Никогда не узнаю, получилось бы у меня или нет, но я так сильно ее любил, что попытался бы изменить обстоятельства в случае ее собственной попытки. Однако она этого не сделала: горячий секс и тройка с Аврил - это все, что она мне предложила. Мы любили друг друга, но она не любила меня настолько, чтобы выбрать меня перед Филиппом, даже после его смерти, а я не любил ее настолько, чтобы принять это.