Солдатская исповедь (Джулия исповедь элитной проститутки) Часть 3: Роковой Звонок

Провалялся я в лазарете c месяц. Время летело очень классно и быстро. У меня появилось много друзей среди черпаков. Здесь мне опять повезло.

Я мог уже не возвращаться в Горячую точку, а значит в часть. Так я, на больничной койке и дослужил без всяких приключений. Мечтал только целыми днями как вернусь домой и примусь девок мять, пацанам боки наминать.

Многие жаловались на службу в этой дыре, но после того, что со мной случилось, я был доволен. Сюда ни то, что слухи не могли дойти, воды нормальной в волю не могли напиться.•  •  •

Я что то пропустил?

— А ты, что не помнишь, что ты вчера делал?

— Нет. Вчера стооолько выдул... Ваааще ничего не помню и засмеялся.

— А ты память напряги. Что последним помнишь?

— Ну, что мы... это... тово...

— Тово чего?

— Я думал, что ты этого хотела?!!!

— Чего хотела-то? Конкретику давай! А то ни бе ни ме.

Я хотел было ответить, но у меня от сильного душевного волнения затряслись руки.

— Ну что? Есть что сказать, говно? — продолжала тралить.

— У тебя мания... — выдавил я. — Мания величья.

— Я этого не хотела, но видела, что ты этого хотел! Тебе, что нравится лизать?

— Нет.

— А зачем тогда все?

— ... Мне нравится доставлять тебе удовольствие, вот что. — ответил нашевшись я.

— Я тебя и так люблю, и мне с головой хватает все то, что у нас есть. А это... вообще никому не расскажешь. Стыдно делается, что муж у меня... тряпка и рохля.

— Ну извини! Я больше не будую.

— Не будуешь что?

— Рухлю лизать. — выдавил я.

Мы перешли в холостой разговор. Я решив, что этот вопрос закрыт, позволил себе расслабится.

Но через неделю, когда мы занимались любовью, я целовал ей грудь, живот (мне нравилось в ней каждая складка ее тела... грудь,... шея, живот в гармошку, жопка, и конечно же... ПИЗДААА!!!)

И когда мои поцелуи приблизились к лобку, она подняла голову и посмотрела с укоризной на меня.

Я остановился и вопрошающе смотрю на нее.

— Ну, что ты остановился? Давай лижи! Тебе же этого хочется!

Я не мог поверить своему счастью. Неужели она позволит мне прикоснуться к вратам рая и облабызать их створки.

А потом, если совсем фортанет, то и дотронуться самым кончиком языка до дырочки ада (ануса).

Я молча и осторожно поцеловал ее в лобок, она расставила ноги.

— Но меня не о чем, даже и не проси (в смысле пососать)!!!

В начале она немного куксилась, наверное от того, что видела с какой любовью я это делаю. Она смотрела в небеса, а я ей делал чудеса. Расслабилась и от этого створки расширились, позволяя раздольно гулять моему язычку. Что я и делал с неистовством моего кота, когда он видит вяленую рыбешку.

Таким образом я довел ее до самого что ни на есть исступления. Она сгруппировалась и замерла, как перед грозой, а потом смачно сквиртанула.

Покупавшись еще в послеоргазмовых ласках, повернулась ко мне жопой, как единоличник. Что ж она за человек-то такой! Я к ней, значит, со всей душей, а она ко мне со всей задницой?! Хотел, было, ее поцеловать, чмякнуть в щечку, и пожелать спокойной ночи, но она отрезала:

— Съебись в туман, пиздализ!

— Но Карииин... я же только..

— Только что?

— Неужель все что я сделал для тебя-все это ничего не значит? Все те цветы, что я тебе дарил? Все те сувениры, вещи из-за рубежа? Импортные между прочим!

— Не значат. Потому что для меня ты пустое место.

— Херею с того какая ты сучка!

— А еще из-за •••

того что ты отлизал. Так только петушки поступают.

Ругалась она почти никогда. Но это слово было на языке при всякой нашей ссоре. И получилось так, что смерится, она не могла, что я лижу пизду, но от удовольствия тоже не могла отказаться, уж больно приятно.

Такой дуализм-пиздализм у нас с ней вышел. И подставляла мне свою пизденку, делая вид, что этого не хочет, Даже делала попытки отучить меня и опозорить. Садилась мне пиздой на лицо и по всему лицу ерзала, оскорбляла меня, называла «сиклом», «снобом и говном». А я от такого наказания стрелял спермой в потолок. Мне даже, признаться нравилось.

Вот такой у нас был секс — странный. Но он меня устраивал, и я бы прожил всю жизнь с ней вот так.

А может со временем и добавили бы какое-нибудь сексуальное блюдо (копро, некро, турбо, негро), если бы непоправимая случайность не сломала шею нашей семье.

Когда в наш дом постучала беда, нашему браку было четыре годика.•  •  •

с моей женой, в мои планы не входит. А Карина, если такое узнает, точняк разведется. Даже ребенок ее не остановит! Если только, что может не поверить, но на такое рассчитывать нельзя, ведь она такая у меня умница. Глотает по три книги за раз, а про людей и говорить нечего, читает их как рекламки.

Что делать?... Не знаю... полная паника, безысходность, мать ее так!

Я положил трубку на место. Пусть еще раз позвонит, надо узнать кто она такая?, что она знает?, и чего хочет?

Телефон зазвонил, где-то, через час.

Я был в таком напряге, что даже пернуть стеснялся. Вдруг не успею трубку снять. Караулил трубку как дневальный.

— Алё.

— Камиляяя! У меня к тебе просьба не бросать трубку, это не в твоих интересах!

— Так! Ты кто? И что тебе надо? — срываясь на крик вопрошал я.

Мой голос явно дрожал.

— Ты не волнуйся так и успокойся. Кто я? Я тебе уже сказала. Подруга Карины, по институту. А что мне надо? Это встретится и поговорить с тобой.

— Зачем?

— Мне Карина за пять лет учебы много рассказывала о своем муже, какой он красивый, сильный и атласный, к тому же срачник. Как она его любит, а он любит ее. Я за нее была очень рада. Но мне стало обидно за нее, когда я узнала, что ее много лет обманывают. И вот я хочу встретиться, посмотреть на тебя, и определить для себя, рассказывать ей все или нет. Ты то сам, что об этом думаешь? Рассказать ей?

— А что ты расскажешь? Что ты знаешь?

— Ну то, что ты жен-щи-на, и зовут тебя Камиля! Тебе этого мало?

— Откуда?

— С блиндажа.

Я вспомнил как попался с поличным, когда драчил в наряде. Вспомнил, как меня опустил сержант и его земеля. Вспомнил, как бежал от них в самоволку. Помню все унижения до мельчайших... нюансов.

— Хорошо, давай встретимся. Где? И когда?

— Я сам... кккххх... сама подъеду. Адресс дай.

— Хорошо. Улица такая-то...

— Да что ты там пиздишь, гаундооон. Ты вообще мужчинааа или петушок на палочке?

Я растерялся. Меня давно так не опускали.

— Я... я...

— Кусок говна, у мемориала встретимся.

— Хорошо. — ответом я, хотя сам не знал куда идти.

— Вот и отлично!... и еще. Я знаю что у Карены там очень много хорошего белья. Будешь ехать на встречу, одень ее трусики, хе-хе. Все до встречи, чепушила.

Послышались гудки.

— Мать твою еб... ! — расхрабрился я, но было уже поздно.

Мои полуночные размышления ни к чему не привели. Нужно было исходить из того, чего она хочет.

Я поехал на встречу, трусы своей жены я не надевал, взял с собой пенопласт, банан, вазелин и кусок скотча. Настроен был враждебно. Я был готов убить эту сцуку. Избить ее и трахнуть!

Я стоял у выхода с метро и искал глазами почему то брюнетку, всю в черном, мужеподобную и с какими то мазохистскими атрибутиками. Но время ишло, а никто так и не •••

появлялся. Я как дурак вглядывался в лица прохожих, силился распознать таинственную незнакомку раньше чем она меня раскроет. Со стороны меня вдруг окликнула девушка, не брюнетка, а блондинка, чуть ниже меня ростом, симпатичнее всех моих ожиданий. Я аж растерялся и не находил, что говорить. Но оказалось что она беженка с Украины. Попросила денег (я дал) и ушла.

Раздался звонок. Я поднял.

— Алё.

— Але.

— Ты где вот сейчас? — спросил я с угрозой.

— На месте. Ты где, гаундооон?

— Я уже час тут стою. Тебя не видно. Ты где? — переспросил я.

— Да тут я, тут. Вон видешь ларек 24 часа? Вот я в нем сижу. Заходи.

— Ты что меня прикалываешь?

— Я тебя щас разъебу. Сам-то ты где?

— Да, на МЕМОРЕАЛЕ Я!!! Бляя... — матюкнулся я, боясь разгневать собеседницу.

— Погоди-погоди, петушок. На каком это ты мемореале?

— На обычном московском который... улица такая-то..

— Какой «в Мосвке»? Что ты мне тут чешешь, очкошник?! В Грозном мемориал. Один единственный во всем мире!

— Как в грозном? в каком грозном?

— Бляяя, ты совсем, петушара, попутал. Ни Афгана, ни Чечни, сколько лет вообще?

— Я служил, честно. В блиндаже.

— С кем ты служил? Ротный, сержант. Фамилии, живо, черт!.

Со страху не мог вспомнить ни одного имени. Всплыло только одно:

— Фарух.

И на том конце провода я услышал удовлетворение.

(продолжение следует...)