Беженцы

Это ужасное слово беженцы. Когда я раньше читала или сама видела приехавшие в наш город семьи с Кавказа, то они вызывали чувство жалости, смешанное с брезгливостью: «Жалко их... Но чего они припёрлись? Им мест других мало? И так работы на всех не хватает!»

А теперь и я беженка! А с дочкой мы получается — беженцы.

Это маразм какой-то — на дворе XXI век, центр Европы, а мы несёмся сломя голову от войны. Я не понимаю, кто и за что воюет, да мне это и без разницы. Но жизнь уже никогда не будет прежней.

Собирались быстро, с собой брали только документы и немного денег про запас. Я даже не уволилась с работы, а у дочки кроме свидетельства о рождении и ученического вообще никаких документов. Муж ехать отказался, говорил про какие-то идеалы, свободу, право на выбор. Не помогли ни слёзы, ни безумный секс с упрашиваниями после, ни шантаж. Меня не отговаривал, сказал, что женщинам не место на войне, собрал денег на первое время, договорился о попутке и вот я уже в 300 километрах от дома. В чужом городе (даже не городе, а бывшей деревне с несколькими многоэтажками и десятком хрущёвок).

Спасибо, хоть сестра приютила. Я с ней со дня своей свадьбы не виделась — 17 лет! Думала, откажет. А она и комнату нам с дочкой выделила и с работой обещала помочь. Золотая у меня сестричка.

А мне пора обустраиваться. В 40 лет начинать жизнь на новом месте очень нелегко. В городке работы почти нет, иногда редкие подработки. Устроиться на госпредприятия не могу, хоть зарплата мизерная, но требуют документы об увольнении с прошлого места работы, а я даже не знаю, есть ли то место работы ещё.

Вот и вышло, что всё лето я прокуковала с дочкой в квартире сестры. Всё что смогла, так это малышку в местную школу пристроить (хотя какая она малышка — скоро 16 лет стукнет, хорошо, что хоть по мальчикам не бегает, а то натерпелась бы горя). Так что заниматься было просто нечем. Новости перестала смотреть через неделю, постоянные звонки со знакомыми, которые решили остаться, и с мужем, который с каждым разом был всё менее разговорчивым, сошли на нет через месяц. Все достопримечательности городка были изучены наизусть — парк, кинотеатр, исторический музей. А так как работу найти не смогла, то занималась всем по дому.

Сестра благодарила, от денег за квартиру и питание отказалась, всё шутила, что хоть какая-то отрада. После смерти мужа она осталась сыном одна. Подняла его, пристроила в местный техникум, сама продвинулась на работе. Но режим дом-работа-дом ей уже опостылел. А летом, когда сын на море с друзьями уезжает, то она просто на стену лезет от тоски, а тут мы. Так что в тесноте, да не в обиде. Правда не такая уж и теснота — три комнаты. Один зал и по одной для неё с сыном. Залом пользовались редко, поэтому его выделили нам с дочкой — так и живём.

Хоть лето тянулось долго, но оно закончилось, а с приездом племянника меня ждали несколько событий, о которых я ещё не догадывалась.

Племянника я видела ещё двухлетним малышом, который носился у нас на свадьбе под столами, а теперь это был худощавый юноша, который практически не вылазил из-за компа и которому было практически всё пофиг. Мама всё решала и за всё отвечала. Хочет комп — держи, хочет на учёбу в техникум — договорилась (как раз последний курс заканчивал), хочет вещи какие-то — подсуетилась, на отдых — денег дала. Короче вырос он натуральным нахлебником и лентяем с вечно скучающим выражением лица.

Так что последние недели августа мы с ним проводили дома практически всё время одни. Дочка раззнакомилась с соседскими девчонками и пропадала весь день в парке, сестра была на работе, я сидела перед телевизором, а племянник перед компом. В выходные все вместе выбирались в парк на пикничок, но племянник для проформы побыв с нами часок, шёл домой. А мы в девичьем коллективе ели бутерброды, кормили уток и слушали птиц. Идиллия! Мне бы ещё мужа рядом, вообще бы голову не сушила.

Всё было таким чередом, пока в один из понедельников я не завелась с готовкой, а картошки не осталось.

— Виталик, сходи за картошкой! — позвала я племянника из кухни. Дома мы как всегда одни, самой идти лениво — базар в понедельник не работал и пришлось бы тащиться в дальний магазин. Но в ответ тишина. — Виталик!!! — опять тишина.

Пошла к его комнате, открыла дверь и застыла на пороге. Виталик сидел ко мне вполоборота с наушниками-лопухами и полуостекленевшим взглядом уставился в монитор. Там женщину очень средних лет трахал какой-то мальчишка, скорей всего, по сюжету её сын. Охи и ахи пробивались через наушники. На экране камера постоянно меняла ракурсы, а любовники позы. Вот мальчик на ней сверху, а вот она уже нависла над ним и трётся промежностью о его лицо, снова смена и маленький член просовывается ей в зад. От увиденного я аж к косяку привалилась, кровь прилила к лицу и, кажется, не только к лицу. Соски набухли, а внизу живота начало свербеть. Я даже сразу не заметила, чем Виталик занимается, а он усиленно надрачивал свой член.

По другому этот орган не назовёшь. Сантиметров 15—17 в длину и это явно ещё не пик возбуждения, грибовидная красная головка, которая венчала столб диаметром в 5 сантиметров, по крайней мере, мне так показалось от дверей. Больше я держаться не могла. Тихо прикрыла дверь и кинулась в зал.

Рукоблудством я не занималась со школьных лет, до брака были устойчивые отношения без всяких извращений, а в браке вообще абсолютный стандарт. Минет мужу не понравился, в попочку мне было больно и неприятно, поэтому обычный секс 2—3 раза в неделю. Который в итоге свёлся к одному разу в неделю, так что я была уверена, что к сексу охладела. А тут!

Влетев в комнату, я плюхнулась на диван, откинув полы халата и просто отодвинув трусы, буквально всадила в сочащуюся пизду два пальца. Начала выть, а потом закусила халат и продолжила натирать многострадальный орган. Внутрь два пальца, проход по клитору, сжать клитор отпустить и снова внутрь. Уже три пальца, которые со скоростью отбойного молотка влетают в разгорячённую плоть по самые костяшки а напряжённая ладошка бьёт по клитору. Когда добавила четвёртый палец, то кончила я со звёздочками в глазах и выплёскиванием жидкости на пол. Благо ковёр на лето скрутили, а то не отмыла бы.

Чтобы довести себя до пика мне хватило секунд 30. Так быстро я ещё никогда оргазм не получала. Поднялась, шатаясь, снова вернулась к комнате племянника, заглянула в комнату и увидела, что он уже откинулся в кресле и вяло поглаживает опавший член. Видать тоже кончил. На экране действие подходило к концу — юнец выплёскивал белые потоки на лицо женщины, а та жадно ловила их ртом и растирала то, что не попало, по лицу.

Быстро вытерев следы разврата в зале, я открыла все окна для проветривания (духман ещё тот стоял) и выскочила на базар.

Жизнь моя с этого момента изменилась коренным образом.

Ближайших три дня у меня проходили по одному и тому же расписанию. Ранний подъём, готовка завтрака, провожание сестры на работу, выпроваживание дочки на улицу к подругам и тайное наблюдение за племянником. У Виталика дни тоже не отличались разнообразием — подъём ближе к 10, полусонное поглощение разогретого завтрака и уход к себе в комнату, откуда показывался только к вечеру, когда его мать возвращалась к работе. Что он делал в комнате, оставалось только догадываться или просто знать — знать про его ручные забавы.

Влетать в комнату с какими-то предлогами я не рисковала, поэтому ещё в первый день приметила небольшую щёлочку, которую оставляла неплотно прикрытая дверь и периодически заглядывала в неё, ожидая сигнала для подглядывания.

А сигнал был простой, когда Виталик гонял чёртиков по экрану, то клацанья мышки и клавиатуры разносились по всей квартире (как я этого раньше не замечала), но как только клацанья затихали (а это бывало обычно каждый час), то следовало затишье, которое иногда сопровождалось мерным поскрипыванием кресла. В такие моменты я могла свободно приоткрывать дверь и смотреть. Виталик настолько ...