Penis captivus

«Известно, что оргазм не принадлежит ни к одному из органов чувств, но когда оргазм есть, он затмевает собой все остальные чувства» (Пол Джоанидис «Библия секса»)

«Это твой не входит, а мой входит, смотри Пятачок: входит и выходит, входит и выходит»•  •  •

круги, но она, преодолевая боль, встала и снова набросилась на отца. Оставив жену, он стал бить и пинать дочь. Теряя сознание, девочка услышала: «Поддай этой сучке, чтоб не лезла... «.

Она пришла в себя и, дрожа от холода, села на полу. В спальне горел свет, слышалось шарканье и смех. Из приоткрытой двери полоска света пролегла по полу до стены.

Клавдия встала и, подойдя к двери, заглянула в щель; голая, с распущенными волосами, мать, сидела верхом на голом отце, а он бегал кругами по комнате на четвереньках. Мать хохотала и взвизгивала, когда он резко останавливался и разворачивался.•  •  •

передок оказалась: таскалась со всеми подряд. И бил он её и уходил; да, видно, сердцем присох, вот и наложил на себя руки от безысходности. Тут, по весне, ты ещё с армии не пришёл, бригада шабашников летники строила. Все на неё слазили. Кто-то и наградил триппером. Два раза лечилась. Ты ещё не хватал?

Закурив, Кошайкин вышел на улицу.

— Ладно, пойду я, через часок вернусь.

В восьмом часу утра, сдав смену и попрощавшись с напарником, Толька пошёл домой.

В каморке весовой сидела тётя Надя. Любка ушла пораньше, подоить корову.

С первыми лучами восходящего солнца согра ожила от стайки воробьёв, с чириканием и верещанием опустившихся на дорогу и наскакивающих друг на друга.

— Эй, мелюзга, ну, чё опять не поделили? — Толька остановился, едва не наступив на драчунов, испуганно фыркнувших из-под ног.

Загудел котёл, запущенный сменщиками, ритмично застучал транспортёр, и с крыши элеватора сизой тучей тяжело взлетела и, рассыпаясь в воздухе, опустилась на землю стая голубей. Через плотину на ток проехал первый нагруженный зерном самосвал. Сентябрь был на исходе, уборочная заканчивалась.

«Возьму отпуск и закачусь в тайгу на охоту», — размечтавшись, не услышал, как с ним поздоровались.

«Толька!»

Он обернулся.

Во дворе дома, Клавдия, снимала с верёвок высохшее за ночь бельё и увидела проходящего мимо одноклассника. Она поздоровалась с ним, но тот даже не обернулся. Тогда, выйдя за калитку, она окликнула его.

«Клавка! Постой, ты же учиться должна, в городе».

«Отучилась. Буду в школе работать. Завтра к директору пойду, заявление писать. Кто у вас тут директор школы?»

«Ой, ну не придуряйся, ну кто у нас ещё может быть, Иван Кузьмич, конечно. А тётя Валя где?».

«Уехала к тётке в гости. Послезавтра вернётся».

«И ты не пригласишь меня?», — Толька усмехнулся, заглядывая в глаза.

Сердце трепыхнулось и заколотилось, толкая кровь, удушливой волной нахлынул жар и, растекаясь по жилам стёк к животу. С усилием отведя глаза, Клавдия ответила, — Знаю я, что у тебя на уме, под юбку полезешь, бабник.

Русоволосый статный красавец, с голубыми, как весеннее небо, глазами и бархатным, завораживающим баритоном: по нему сохли все старшеклассницы в школе. Но, Тольку, мокрощелки, как он говорил об одноклассницах, не интересовали.

— Дай хоть воды попить, — и... шагнул к калитке.•  •  •

ягодицы, вдавливая в себя... скользнув правой рукой по животу и отклонившись влево потянул её за собой... гладил попу и пальцем водил по ложбинке от ануса к влажному набухшему влагалищу и захватывая мошонку прижимал яички к ягодицам... опустив левую руку и втиснув под его живот пальцем щупала твёрдую как камень плоть и, раздвигая вульву, коснулась клитора... и отстранившись и приподнявшись ждал когда повернётся и ляжет на живот и опустившись погрузился в липкую мякоть влагалища сжимая её плечи и двигаясь медленно и ритмично... и опираясь левой рукой просунул правую под её живот и нащупав пальцем припухший клитор гладил и тёр его... и застонав, выгнулась станом навстречу, чувствуя как хватает матка и сокращается влагалище, сжимая погружающийся член и охнула от боли, когда головка, через стенку влагалища ткнулась в мочевой и, когда он вышел из неё, снова повернулась и легла на спину разведя ноги и, выгибаясь навстречу его движениям и, опускаясь, со стоном, прикусила губу и, закрывая глаза, хрипела, задыхаясь... и

— Есть кто дома?

Клавдия вскрикнула от, резанувшего влагалище и промежность, спазма. Толька резко дёрнулся и застонал, лицо перекосилось от боли.

Соседка, тётя Шура, стояла в проёме комнатной двери и, зажав рот рукой, смотрела на любовников, округлившимися глазами.

Толька снова дёрнулся, пытаясь вызволить член из плена, и снова, острая боль в паху, перекосила его лицо.

— Сука, ты меня склещила — и, повернув голову, бросил: — чё ты пялишься, иди к врачихе.•  •  •

так, теперь расслабься и, ещё раз — и она, резко, ввела средний палец правой руки, девушке в анус, с нажимом на кобчик. Толька дёрнулся и, освободившись, сразу же сел, прикрывая руками распухший и посиневший член. Клавдия, сгорая от стыда, лежала, уткнувшись в подушку.

— Ну-ка — Глафира Лукинична развела руки Анатолия.

— Тебе повезло, boyfriend. Ещё семь-десять минут плена и ты бы стал импотентом. На всю оставшуюся жизнь. Сделай холодный компресс, через несколько дней опухоль пройдёт — и, вымыв руки под рукомойником, вышла из дому.

— Шура — Глафира Лукинична строго смотрела в глаза женщины, — я понимаю, тебе не терпится разнести это по соседкам.

Шура замотала головой, а глаза бегали из стороны, в сторону, выдавая нетерпение.

— Но, подумай, что будет с девушкой, какая пойдёт по деревне молва. Ей уже нестерпимо стыдно от того, что мы, стали свидетелями. Косой взгляд, ухмылку она будет воспринимать как насмешку; любую недомолвку — намёком.

— Шура, — Шура подняла глаза. Медленно, с паузами, Глафира Лукинична проговорила — ты... никому... и... ничего... не... расскажешь. Иди. Забудь и сделай. Иди. Шура повернулась и пошла.•  •  •