Дороги похоти

«Пить надо меньше! Надо меньше пить!» — говаривал умудренный личным горьким опытом Женя Лукашин, приплясывая на морозце перед домом номер 25 на 3-ей улице Строителей в Городе-Герое Ленинграде... Полностью с ним согласен. А лучше и вообще не пить, чтобы не попасть в ситуацию, подобную той, в какую сегодня угодил я.

А начиналось-то все прекрасно, если не сказать — сказочно. Яркое солнышко безжалостно жгло обнаженную кожу, прохладная речушка, весело бегущая по проторенному собой руслу, отражала жидким зеркалом те самые беспощадные солнечные лучи. Ледяное пиво дожидалось очереди в переносной морозильной камере.

Под боком — любимая супруга Алена, с которой мы женаты уже год, а напротив — лучший друг Леха со своей подругой Настей, которая любит невпопад махать руками и произносить пять тысяч слов в минуту. Отдых на природе в кампании тех, кому доверяешь, как себе. Пятница. Шашлык-машлык и все такое прочее. Что может быть лучше?

Однако закончились эти посиделки скандалом и мордобоем, вследствие чего я стою на автозаправке в торговом павильоне. На дворе час ночи... Губа моя разбита, кулаки саднит, а на душе скребут серые кошки. Стою полупьяный и злой как черт. Матерюсь про себя хуже того сапожника, и испытываю желание дать подзатыльник впереди стоящему синяку, который трясущимися руками не может наскрести мелочь на полторашку крепкого, чем безумно тормозит очередь в лице меня.

Но вот он наконец справился с тремором, расплатился и благополучно свалил, победно прижав к впалой груди драгоценный баллон пива. Школьник-отличник так не лелеет у сердца грамоту за первое место на городской олимпиаде по математике, как этот мужичок обнимает свой пивандрий. Я даже позавидовал их милым отношениям и чуть не пустил слезу, временно позабыв про гнев и обиду, которые раздирали потревоженную душу, но вот подошла моя очередь сделать вклад в отечественную экономику посредством покупки необходимого товара и уплаты в государственную казну налога на добавленную стоимость.

Приобретенный мной товар не блистал оригинальностью: пачка сигарет и две бутылки пива. Они мне нужны, дабы скоротать время, пока я пешком шлепаю домой по ночной трассе, так как посиделки наши происходили километрах в пяти от города на даче у Лехиной подруги. Фу, блядь... даже вспоминать про этого черта не хочется! Нет у меня больше друга Лехи — помер он для меня, собака... Сдох вместе с сучкой этой...

Не отходя от кассы, я сорвал зажигалкой пробку с бутылки и приложился к горлышку под уничижительным взглядом уставшей продавщицы. Я для нее — такой же алкоголик, как и тот мужичок с полторашкой. И немудрено. Морда моя разбита, футболка порвана, а изо рта несет, как от взорвавшегося пивзавода. И хрен бы с ним... Сейчас мне на все насрать. Хотел было уже со злости кинуть крышку на пол павильончика, но услышал позади себя грозный окрик работницы торговли:

— Слышь, ты!.. Не мусорить мне здесь!

Я посмотрел на нее тяжелым взглядом, но смутить видавшую виды женщину не смог, поэтому побрел к выходу. В дверях столкнулся •••

с входящей внутрь брюнетистой дамой, автоматически заценил ее стройную фигуру, облаченную во все черное, и выпал из душной железной коробки на свежий ночной воздух. У бензоколонки одиноко стоял белый «крузак». Как-то слишком людно на этой заправке для второго часа ночи... Да и плевать. Залил содержимое первой бутылки в свою утробу, смачно рыгнул и зашвырнул пустую тару в произрастающие неподалеку кусты. «Быдло, хули...» — философски дал я себе определение и, снова выйдя на трассу, понуро потащился в сторону города, раскуривая сигарету.

Не, ну каков мудак, а... Трахнуть жену лучшего друга прямо у него под носом, пока тот сладко спит с устатку и видит ласковые сны... И ведь на этаж выше дрыхла Настя, которая тоже слегка устала. Даже ее не постеснялся, пидормот... Надо бы и мне его Настюху пропердолить вдоль и поперек, чтобы уравновесить колебания судьбы. В общем, жизнь — говно, любовь — сука, а дружбы в наше неспокойное время просто не существует.

Такие горькие выводы роились внутри моей потрепанной черепной коробки, пока я размеренно шагал в кромешной тьме по грунтовой обочине, которая постепенно уходила из-под ног куда-то вниз. Двухполосная извилистая дорога отнюдь не федерального значения была с двух сторон зажата плотным лесом, из которого временами доносились звуки, похожие на гундеж филина. Ему тоже, видать, не спится в ночь глухую. Наверное, его женушка-совушка тоже улетела налево, и скоро этот ночной крикун обзаведется мощными лосиными рогами... Бедолага.

Ну ничего... Завтра... нет, уже сегодня я устрою кое-кому интересную жизнь. Некая мадемуазель с именем Алена полетит из моей хаты белым лебедем вместе со своими шмотками. Но сначала мне самому нужно до дома добраться... В целом иду уже где-то полчаса, если не брать в расчет время, проведенное в павильоне, значит километра три прошел. Следовательно, до города уже, что называется, рукой подать... Главное не зарядил бы дождь, потому как где-то далеко на горизонте черное небо прорезала рваная молния, а вслед за ней раздался глухой раскат грома. Надо бы заправиться...

Сковырнул пробку со второго пивного пузыря и сделал большой глоток. По мере того, как пиво приводило похмельный организм в норму, случившиеся события постепенно казались все менее значимыми. Это мне сейчас и нужно. Главное добраться до кровати и рухнуть мордой в подушку, а все проблемы — потом.

Телефон в кармане джинсов ожил, вибрируя и дребезжа. Вынул его из кармана и посмотрел на экран. Входящий звонок: Анна Викторовна.

— Слушаю!

— Саша?

— Он самый... Кто ж еще-то?

— Ты где? Что у вас случилось?

— А что у нас случилось?

— Не знаю! У тебя и спрашиваю — что случилось?

— Все нормально. Иду домой, дышу свежим воздухом, слушаю крик совы, наслаждаюсь атмосферой пригородного леса. А тебе, я так понимаю, Алена позвонила, нажаловалась?

— Да, только она не жаловалась... Я вообще ничего не поняла... Что произошло-то?.. И где ты идешь?

— Говорю же, к городу подхожу. А что произошло — пусть тебе Алена и расскажет.

Анна на другом конце беспроводной •••

связи тяжко вздохнула и пробормотала:

— Что ж вам мирно не живется?.. Ты можешь толком объяснить из-за чего вы поцапались?

— А сестрица-Аленушка что тебе сказала по этому поводу?

— Что вы с Алексеем подрались. Но из-за чего — я не поняла... Саш, она в слезах вся, рыдает...

— Пусть порыдает, ей полезно.

— Не говори так... В общем, ладно... Ты от Юбилейного далеко?

— Да нет, подхожу уже... — сказал я, допив пиво и швырнув пузырь в траву.

— Тогда иди ко мне, моя квартира ближе, чем ваша. Нечего ночью по городу слоняться, тем более, что гроза начинается... Ты понял? Иди ко мне!

— Так точно! Вас понял, перехожу на прием.

— Шутник хренов... Давай, жду!•  •  •

ответил я, схватив ее за руку и с силой притянув к себе. Она успела только ахнуть перед тем, как я запечатал ее рот поцелуем.

— Да ну тебя! — запоздало запротестовала Анна. — От тебя несет, как от пивной бочки!

— Не ври, я зубы почистил.

— Что толку-то от этого...

Но я ее уже не слушал. Халат Анны Викторовны полетел на пол, а сама она оказалась лежащей грудью на столе. Женская круглая попа манила, призывно покачиваясь из стороны в сторону, поэтому я быстро утопил разбитое лицо между мягкими ягодицами, сев перед ней на пол на колени. Анна вздрогнула и задышала чаще, когда мой язык раздвинул бритые колючие половые губы, и подалась мне навстречу. Во рту почувствовался привкус ее густых соков. Член начал подавать признаки жизни, наливаясь кровью, поэтому я, обхватив желанную задницу руками, сильнее прильнул губами к текущему влагалищу.

Буквально минута, и дело в шляпе: Анна Викторовна готова принять внутрь бойца, который давно просится на передовую. Еще секунда, и он перекочевал из штанов туда, откуда двадцать три года назад вытянули на свет божий мою нынешнюю супругу Алену. Дороги похоти неисповедимы не меньше, чем пути Господни...

Стол задрожал под напором мощных толчков, а стоящий на нем заварник забрякал крышкой им в такт. Анна подавалась крупом навстречу точкам, но этим только сбивала с ритма: подмахивать она никогда не умела. Я положил руку ей на спину и прошептал:

— Тихо, успокойся...

Теща обмякла, покорно расслабившись, и только сильнее ухватилась за края столешницы. Я же, положив ладони Анне на талию, принялся колотить бедрами по ее ягодицам, с каждым ударом все больше стервенея. Насаживая на член мать своей жены, я вкладывал в резкие движения ту обидную досаду, которую испытал сегодня в полночь, стараясь окончательно выбить ее из себя, хоть и понимал, что это невозможно. Зато эта пылкость давала плоды — Аня получала удовольствие, которого была лишена последние пару месяцев, что мы с ней не виделись. Ну хоть кому-то сегодня хорошо... Хотя, это тоже относительно — она переживет за дочь. Любая мать переживает за свою дочь. Даже та, которая тайно трахается с зятем...

Когда все закончилось я налил себе и Анне Викторовне по чашке кофе, после чего мы сели с ней напротив друг друга за тот самый стол, на котором происходил процесс греховного соития. Любовница посмотрела на меня своими карими глазами:

— Что все-таки у вас случилось?

— Зачем спрашиваешь? И так все знаешь, она ведь тебе по любому все рассказала по телефону.

— Не все... Только в общих чертах.

— Она мне изменила.

Анна уставилась на меня долгим взглядом. Я этот взгляд не выдержал и отвел глаза.

— Ты тоже ей изменяешь. То есть, мы изменяем...

— Это другое.

— Это еще хуже, — она тяжело вздохнула. — Дай сигарету...

Мы закурили. Женщина глубоко, по-мужски, затянулась и снова посмотрела мне в глаза. Я старался избегать ее взгляда. Побарабанил пальцами по столу и спросил:

— Она там осталась?

— Да... Алексей •••

отвезет ее завтра домой... Вернее, сегодня уже.

— Алексей... — повторил я, чувствуя, как внутри закипает злость, а по сердцу будто кто-то ножом проводит.

Анна накрыла своей ладонью мою, которую я сжал в кулак:

— Саш, не кипятись. Сейчас вообще ни о чем не думай. Выбрось из головы пока. Оставь все на потом. Приди в себя, отоспись, но ничего не решай сейчас, на горячую голову. И даже завтра ничего не решай. Разберись в ситуации... Мне тоже надо разобраться.

— Тут не в чем разбираться, — усмехнулся я, но на душе стало легче: Анна Викторовна — теща мировая, умеет поддержать в трудный момент душой и телом. Я выдул сигарету последними двумя затяжками и раздавил окурок в пепельнице. — Ладно, Ань, я тебя понял... Подумаю, но ничего не обещаю. А сейчас ты пойдешь со мной в кровать.

Анна усмехнулась и сжала мой обмякший кулак:

— Пойду, куда от тебя денешься. Только утром ты уйдешь... Ко мне может Аленка приехать, поэтому тебе здесь делать нечего.

— Хорошо, — согласно кивнул я, встал со своего места и потянул тещу за собой в ее спальню, где мне случалось бывать не раз, не два и не три...