Приключения Эмили в поясе верности (Эротические приключения) Часть 7: Наказание

Эмили не знала, долго ли профессор Энсон стоял перед ней, но, несомненно, он увидел достаточно для того, чтобы конкретно осложнить ей жизнь. Не удивительно, что она не услышала, как он подошёл, ведь до этого Эмили специально дистанцировалась от всего мира, заставив себя хоть на несколько минут забыть об ужасной правде — о том, что она потратила все свои сбережения на то, чтобы на виду у глазеющих на неё незнакомцев, отчаянно пытаться обдурить систему, получая оргазм с помощью прижатия вибратора к своему поясу верности, надёжно закрывающему её пенис. Иллюзия распалась, словно карточный домик, самым ужасным образом. Эмили почувствовала, как всё ещё работающий вибратор начал выскальзывать из её покрывшейся холодным потом ладошки. Даже не пытаясь удержать его, она краем сознания уловила, как он упал на пол, и, словно пытаясь сбежать, покатился к стенке. Шальная мысль попытаться сбежать самой промелькнула в голове у Эмили, но между ней и выходом из кабинки стоял пышущий яростью профессор Энсон, и, если хорошо подумать, попытка бегства только усложнит и так ужасную ситуацию.

Эмили часто попадала в неприятности, сама не желая того. То она на пару минут опоздает на занятие; то получит плохую оценку, и её приходится потом отрабатывать; то её застанут целующейся со студентом с другого потока... Всё это были незначительные прегрешения по стандартам Академии. Но в этот раз она попала по-крупному. В этот раз она нарушила Золотое Правило: Хорошие Девочки Не Кончают...

Профессор Энсон грубо схватил Эмили за локоть, и, стащив её с унитаза, силком вытащил её в коридор, полностью игнорируя её слёзы, мольбы, и просьбы дать ей хотя бы надеть свои трусики. И вот она уже шла по двору кампуса — почти совершенно голая, не считая черно-белой блузки и школьных туфель, со своим розовым поясом верности, выставленным на всеобщее обозрение, периодически подгоняемая тычками вибратора между лопаток. И что ещё хуже, она ощущала, как капли спермы из узенькой дырочки её пояска верности продолжают капать на внутреннюю поверхность её бёдер, и всё это на глазах у всех студентов и преподавателей, которые были в этот момент во дворе кампуса и с интересом наблюдали за этим внезапным представлением!

Но хуже всего было то, куда они направлялись. Эмили умоляла профессора Энсона наказать её собственноручно, так как он захочет, но он был неумолим. Ведь все знают, что если студентка нарушила Золотое Правило, ею будет заниматься лично сам директор. Без исключений.

Лицо Эмили горело огнём, пока она маршировала в полном молчании сначала по дворику, затем по аллее, ведущей к главному административному зданию, а затем и по оживлённой лестнице внутри. В таком строгом учреждении, как Академия, зрелище полуголой студентки, выставившей свои прелести напоказ, было довольно необычным. Эмили изо всех сил пыталась не обращать внимание на взгляды и вздохи изумления окружающих, и на тот факт, что девушки вокруг тут же сбивались в тесные группки, явственно хихикая и перемывая ей косточки.

И •••

вот Эмили с профессором оказались на третьем этаже, перед кабинетом директора. Внутри профессор Энсон не произнёс ни слова, лишь со стуком положил розовый вибратор на стол секретаря директора, с отвращением указал на свои испорченные спермой Эмили брюки, и, хлопнув дверью, вышел. Секретарь одарила бедняжку лёгкой улыбкой, как бы войдя в её бедственное положение, но не настолько, чтобы предложить Эмили запасные трусики, или же хотя бы полотенце, чтоб прикрыть наготу. В ответ на растерянный взгляд членодевушки, секретарь утомленным взглядом указала на деревянную скамью у дальней стены. Эмили повиновалась, почувствовав, как лакированное дерево приятно холодит разгорячённую от быстрой ходьбы голую попку. Девушка знала, что скорее всего, это последний раз за долгое время, когда она сможет сидеть без боли...

Ожидание оказалось долгим. Поначалу Эмили была в приёмной только наедине с секретарем. Тишину нарушали лишь звуки нажатия на клавиши компьютера и слабое гудение ламп дневного света. Через некоторое время профессор Энсон вернулся, на этот раз он тащил за собой Карлу и Аврору. Он наклонился над столом секретарши и тихонько о чем-то с ней заговорил. Женщина взглянула на виновато выглядящую парочку и жестом указала им на скамью, где уже находилась Эмили. С выражением страха и покорности они уселись, Аврора рядом с Эмили, а Карла рядом с Авророй. Так, в некомфортном молчании, прошло ещё минут десять. Несмотря на то, что и Карла и Аврора, очевидно, успели в деталях рассмотреть Эмили без трусиков, девушка из всех сил пыталась руками закрыть от них свой розовый поясок верности.

Последней привели Фиону. Опустив глаза, и не произнеся ни звука, она хотела сначала присоединиться к троице подруг по несчастью, но вместо этого её проводили сразу же в кабинет директора. Эмили успела увидеть затравленный взгляд Фионы, отчего её желудок скрутило от страха. Похоже, кабинет директора был звуконепроницаемым, ведь ни капли из разговора членодевушки, профессора и директора Эмили не услышала. Но, к сожалению, когда началось само наказание, слышно стало очень хорошо. Фиона была миниатюрной девушкой, но, похоже, с очень сильными лёгкими, и звуки плети, перемежающиеся с плачем, криками, и наконец, мольбами бедняжки, заставили всех троих сидящих на скамье девушек, вздрагивать от страха и ожидания их собственного наказания.

Аврора, похоже, чувствовала себя более неуютно, чем остальные. Она постоянно крутилась, меняла положение, и сдвигала и раздвигала ноги. Поначалу Эмили подумала, что всё дело в страхе; у неё самой мурашки шли по телу от звуков порки Фионы. Но, присмотревшись к подозрительному румянцу Авроры и её слегка остекленевшему взгляду, Эмили с удивлением поняла, что дело возможно не только в страхе. И Аврора полностью подтвердила предположение Эми, когда аккуратным движением руки поправила прямо через ткань юбки свой пояс верности. Эмили очень хорошо знала это почти бессознательное движение, она сама так делала тысячу раз, когда при виде накачанного пресса мускулистого парня на пляже или округлой попки сексуальной однокурсницы, нагнувшейся над фонтанчиком с •••

питьевой водой, у Эмили становилось тесно в пояске верности и она его поправляла в тщётной попытке дать своему пенису немного больше места для эрекции. Девушка отметила про себя, что, оказывается, Аврору возбуждают крики истязаемой Фионы, но предпочла не показывать, что она это поняла, уставившись на свои голые коленки.

В конце концов звуки ударов плети и крики Фионы затихли, и Эмили почувствовала, как её замутило. Ноги стали ватными, а ладошки запотели от волнения, но вытереть она их не могла, ведь юбки на ней в этот раз не было. Она посмотрела на Карлу и Аврору — они обе побледнели и дрожали.

И вот, из директорской двери вышел профессор Энсон, жестом пригласив внутрь всех троих девушек. Эмили казалось, что после её полуголой прогулки по кампусу её сегодняшние унижения закончатся. Она предполагала, что её наказание, хоть, и несомненно, довольно болезненное, останется лишь между ней и директором, но она ошибалась... Заведя троих девушек внутрь, профессор Энсон коротко извинился, и вышел, оставив их наедине с директором.

Кабинет был довольно большим, по размеру почти как средняя классная комната. В углу кабинета высился внушительный размеров деревянный стол и три шкафа с документами. Перед столом находилось пара стульев, с сиденьями такими низкими, что кто бы на них не сидел, директор все равно оказывался выше. На стенах висели различные профессиональные сертификаты, фото различных классов выпускников, поблекшие от солнца спортивные ленты и медали из давно закончившихся турниров. Пара окон со стёклами с изящными витражами впускали внутрь достаточно света, озарявшего фотографии и вручную написанные картины прошлых директоров. Тем не менее, взгляд Эмили сразу привлек другой конец кабинета.

Не считая камина, холодного и пустого в эту непривычно тёплую осеннюю пору, и одинокой фигурки Фионы, всё еще плачущей, и потирающей свою красную от порки попку, в этом конце кабинета было сравнительно пусто, что создавало контраст с обжитым и даже несколько уютным убранством той части кабинета, где директор работал и проводил встречи с посетителями.

Не считая низкой лавочки для наказаний, покрытой чёрной кожей, на всех трёх стенах этого конца кабинета были развешаны десятки орудий для наказаний. Кнуты, плети, трости, верёвки и ещё какие-то зловещего вида приспособления, которым даже названия было придумать сложно, висели в изобилии в этом месте. Некоторые из этих приспособлений, выглядели совершенно новыми, сделанными из современного пластика, резины и нержавеющего металла. Некоторые же устройства, судя по всему, были возрастом, как сама Академия, и их тусклое много раз лакированное покрытие тускло сверкало, намекая о сотнях, а может и тысячах наказанных в своё время в этом кабинете школьниц.

Сам же директор представлял из себя мужчину среднего возраста, одетого в безупречный и сшитый по мерке твидовый пиджак; брюки, на которых не было видно ни единого заусенца, ни одной случайной складочки. Туфли были так безупречно лакированы, что, казалось, в них можно смотреть, как в зеркало. Директор был высок, подтянут, и очень строг.

Походка его была •••

неспешной, но в ней не чувствовалось ни единого колебания. Спина была идеально прямой. Каждое его движение, казалось, было выверено до малейшей детали. Каждое его слово будто бы было тщательно продумано и взвешено. Он вёл себя с истинно аристократичной властностью, которую ощущала каждая студентка, которой не посчастливилось оказаться перед ним в этом кабинете.

«Итак... Карла, Аврора...», глаза директора сузились, когда он посмотрел в направлении Эмили, отчего та вся сжалась и поспешила перевести взгляд на свои ноги, вдруг с ужасом заметив небольшое пятнышко своей спермы на правой туфельке.

«...и Эмили. Я уверен, все вы понимаете, почему вы здесь оказались. Профессор Энсон сообщил мне о своих подозрениях, которые успешно подтвердила ваша одноклассница». Он показал жестом руки на Фиону, которая тут же стыдливо сжалась в углу кабинета. «После некоторой... доскональной мотивации, она была очень рада рассказать нам о некоторых недостающих фактах в этой всей истории.»

Директор нахмурил брови и пальцем поманил Карлу и Аврору: «Начнём с вас двоих: снимите ваши юбки и трусики и ложитесь на лавку для наказаний»

Карла сразу же выступила вперёд, в то время, как Аврора в ужасе замерла на месте. Сразу стало ясно, что именно Карла была заводилой. Это было видно по тому относительному спокойствию, с которым она сняла свою юбку, затем трусики, и, сложив их на рядом стоящий стул, спокойно лягла на лавку. Карла была среди них единственной биологической девушкой, и Эмили с интересом кинула взгляд на бритый лобок своей подруги по несчастью.

Аврора раздевалась медленнее, и, перед тем, как она лягла животом вниз на лавку рядом со своей подругой, Эмили успела заметить капельку смазки на конце пояса верности Авроры. Значит, её действительно возбудили звуки порки Фионы, ещё раз удостоверилась Эмили.

Директор, не обращая внимания на Карлу и Аврору, лежащих рядышком на лавке, медленно прохаживался около развешанных на стенах орудий наказания. И вот, остановившись напротив розг, он выбрал одну из них, темную, с кожаной ручкой. Пару раз взмахнув ею в воздухе, чтоб привыкнуть к её размеру и весу, он обратился к дрожащим молодым девушкам, ожидающим своего наказания.

«Итак, курение в классе, систематическое прогуливание уроков, и наконец, вы умудрились устроить подобие черного рынка в моей Академии», перечислял он их нарушения. Аккуратно, самым кончиком розги, директор коснулся металлического кольца пояса верности Авроры между её яичками и нервно сжимающимся анусом. «Я полагаю, были ещё кое-какие прегрешения, но этого я доказать в данный момент не могу, к сожалению...»

Он приостановился, и, поднеся к лицу кончик розги, задумчиво произнес: «Думаю, по две дюжины ударов каждой будет достаточно. И, мисс Аврора, я думаю, что в данных обстоятельствах будет правильным присвоить вам жёлтый пояс верности. Что нибудь в своё оправдание, перед тем, как мы начнем?»

Его вопрос повис в воздухе, ведь ответа он и не ждал, хотя Эмили показалось, что Аврора начала тихонько плакать. И в самом деле, их настолько явно поймали на горячем, что •••

любая попытка отрицать это лишь впустую потратила бы время. И кроме того, каким бы тяжёлым не было их положение, Эмили была уверена, что они рады, что их проступок не так велик, как у неё. Директор чопорно улыбнулся, давая им ещё немного времени нервно поёрзать на лавке, не наслаждаясь их беспомощностью и унижением, но однозначно понимая необходимость этого. Он знал, что теперь начнется настоящая наука.

И вот, с резким звуком первый удар розги обрушился на попку Карлы, одним росчерком, справа-налево. И тут стало ясно, откуда было столько боли в голосе бедной Фионы. Директор не верил в постепенное увеличение силы удара, в свой первый же удар розг он вложил всю силу. Карла, которая перед этим задержала дыхание, в момент удара с шумом выдохнула, сумев сдержать крик боли. Её тело затряслось от шока и боли, но, крепко схватившись руками за лавку, девушка могла удержаться и не дёрнуться.

Директор не перешёл сразу к порке Авроры, а продолжил свои дела с Карлой на следующие пять ударов. Карла, которая начала подвывать после второго удара, после шестого уже открыто плакала

«Очень хорошо, Карла», произнёс директор с еле ощутимой поддержкой в голосе. «Ты держишься довольно хорошо.»

Следом он обернулся к Авроре, и тут же последовал первый удар, и розга прочертила первый розовый след на бледной попке девушки. Неясно, то ли болевой порог Авроры был ниже, чем у её подруги, или же с этой стороны директор бил с большей силой, но уже после первого же удара Аврора начала безудержно дёргаться из стороны в сторону и сквозь слёзы бормотать извинения и мольбы. И вот, на попках обеих девушек красовались по шесть ярко-розовых линий, хотя каждая восприняла эти удары по-разному. Но, как оказалось, директор не терпел, когда девушка сильно крутится во время наказания.

Удар! Аврора взвизгнула, когда розга со всех сил неожиданно ударила по верхней части её голых бёдер. Эмили поморщилась, зная, как болезненны удары в эту область, и тут же в шоке раскрыла глаза при виде того, как Аврора инстинктивно закрыла это место своей рукой. Пытаться поставлять руку во время порки было достаточно плохой идеей с любым профессором, но Эмили даже в голову не пришло бы проделать такое перед самим директором. Зубы Эмили заскрежетали, когда розга с резким звуком со всех сил впилась в нежную часть внутренней стороны предплечья Авроры. Та издала сдавленный писк и быстро спрятала руку под своей грудью.

«Постарайся держать ноги вместе во время наказания, и НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не пытайся мне помешать. Если не сможешь лежать смирно, я добавлю ещё пару ударов по твоим бёдрам» — тон директора был спокойным, даже мягким, но таил в себе полностью реальную угрозу.

«У тебя была возможность защитить себя с помощью слов, от чего ты отказалась своим молчанием. Если не сможешь защитить себя словами, то тем более ты не имеешь права защищать себя руками», он сделал паузу •••

и подошёл обратно к Карле. «Это все для твоего дальнейшего благополучия, Аврора, и, если потребуется, я готов даже связать тебя.»

Лицо директора осталось беспристрастным, но Эмили могла поклясться, что, когда он изучал багорово-красные следы своих действий на попках Карлы и Авроры, на лице его промелькнула тень довольной улыбки. Наслаждался ли он процессом? Или это было удовольствие мастера от хорошо проделанной работы? Какой бы ни была причина, наказание продолжилось: шесть ударов Карле, которая перенесла их стоически, затем шесть Авроре, которая снова не смогла удержаться от криков и рыданий. И так продолжалось до тех пор, пока все 24 удара розгой не достигли своей цели на телах плачущих девушек. На попку Авроры было больно смотреть — бедняжка получила пять дополнительных ударов за попытку непослушания, но к её чести нужно сказать, что от дальнейших попыток закрываться руками она смогла удержаться.

И вот, все было кончено. Директор отступил на пару шагов назад, позволяя девушкам прорыдаться. Карла плакала, и её плечи ритмично вздымались в такт всхлипываниям. Аврора, похоже, даже не осознавала, что все закончилось, в перерывах между рыданиями продолжая умолять и извиняться.

Оставив подруг приходить в себя на лавке, и не удостоив их больше ни единым взглядом, директор без лишних слов подвинул один из низеньких стульев, стоявших перед его столом на середину кабинета, жестом указал Эмили на участок ковра перед столом, а сам подошёл к стене с инструментами для наказания. Девушка поняла, что будет дальше — порка у директора на коленях. Такого рода наказание Эмили ненавидела больше всего. Во-первых, было достаточно унизительно показывать все свои места, обычно скрытые под юбкой и трусиками, причем так близко, что директор мог рассмотреть все в малейших деталях. Во-вторых, Эмили подозревала, что в трубочке пояса верности могло остаться несколько капель спермы, и ей даже думать не хотелось, что будет, если своими выделениями она испачкает ещё и штаны директора. А наиболее пугающим было то, что, по слухам, порка на коленке — это было одно из самых страшных наказаний в исполнении директора. Наказывая наиболее провинившихся студенток, он должен был ощущать каждый из судорожный вздохов, каждое вздрагивание и каждый спазм, и в деталях видеть, сколько ещё ударов могла выдержать попка проштрафившейся студентки.

Эмили пришлось изнывать от ожидания ещё несколько минут, пока директор наконец не выбрал орудие её сегодняшней пытки — овальную расчёску из чёрного дерева на длинной ручке. Она не выглядела огромной, но явно была тяжёлой, с лакированной широкой лопаткой, пожелтевшей от времени. Казалось, что возраст этой расчёски старше самой Академии, и с ней явно в своё время познакомились поближе многие студентки до Эмили. Эта штука была старой, твердой, тяжёлой и непрощающей.

Эмили знала, что эта спинка этой расчёски будет в вгрызаться сквозь кожу прямо в мышцы, оставляя за собой нестерпимую боль, которая не пойдет и через несколько дней, и даже через неделю она будет напоминать о себе каждый раз, когда девушка будет •••

садиться. Эмили вполне логично относилась к этому предмету, как к оружию устрашения, в отличие от директора, который держал эту расчёску с явным благоговением. Она определенно была одним из его любимых орудий, и он держал её так же, как мать держала бы своего новорожденного ребенка. Медленно он провел ладонью по щетине, уже слишком древней, чтоб выполнять свою первоначальную роль.

Удовлетворённый своим выбором, директор сел на стул, развел колени, и посмотрел на Эмили. Сопротивляться не было никакого смысла, и, не утруждая себя ни объяснениями, ни извинениями, Эмили подошла к директору, и, опустившись на колени, лягла грудью ему на левое бедро, коленями став на ковер, и выставив голую попку как можно выше.

«Ну вот, ещё и синяки на коленях останутся», успела подумать с раздражением Эмили. «Как будто бы меня трахали раком. Ох, лучше бы так, чем это...»

Она знала, что он видел все в мельчайших деталях: её дырочку, она очень надеялась, что идеально чистую; розовое кольцо металла напротив её бледной кожи; пару упрямых волосинок на внутренней стороне бедра, которые она вечно пропускала, когда брилась. Она не первый раз находилась в такой позиции, но каждый раз девушка всем сердцем ненавидела этот момент. Наконец, удовлетворённый увиденным, директор легонько прикоснулся лакированной холодной поверхностью расчёски к попке девушки, вынудив Эмили вздрогнуть.

«Мне же не надо объяснять, почему то, что произойдет, действительно необходимо?» — тон директора был холодным, словно лёд.

«Нет, с-сэр». Эмили старалась изо всех сил, чтоб её голос звучал с наиболее возможной извиняющейся интонацией. Она сомневалась, что это что-то могло изменить, но если был хоть малейший шанс на то, что количество ударов будет снижено хоть на один-два, то этим следовало воспользоваться. «Х-хорошие девочки не кончают. Я н-нарушила правило, и мне очень жаль, с-с-сэр» — Эмили почувствовала, как при этих словах её глаза наполнились слезами, и она возненавидела себя за то, как её заикание показало степень её страха перед поркой. Она была уверена, что директор уже почувствовал, как она дрожит от ужаса. Но это её, конечно, не спасет.

«Именно», подтвердил директор. «И твое извинение принято, хотя кое с чем нам ещё предстоит разобраться» — он сделал паузу.

«Ты понимаешь, что на тебя придется надеть красный пояс верности до конца этого семестра». Это было утверждение, а не вопрос, и Эмили понимала, что спорить тут бесполезно. Любая, даже неудавшаяся попытка нарушить Золотое Правило наказывалась поясом верности красного цвета за первый раз и черным за вторую попытку. Любая членодевушка, глупая настолько, что попадалась на этом в третий раз, немедленно исключалась из Академии.

Слава богу, это было первое её нарушение подобного рода, но это и так было плохо. Эмили подумала обо всех грядущих дойках простаты, которые она будет вынуждена пропустить и она чуть не заплакала об одной мысли, насколько её яички будут полны в конце этого семестра.

Эмили почувствовала, как левая рука директора нажала ей внизу спины, намекая, что порка вот-вот начнется. Девушка •••

зажмурилась, сцепила зубы и ждала. Она почувствовала холодную древесину расчёски на своей правой ягодице, пока директор примерялся с первым ударом.

УДАР! Эмили ощутила, как первый удар пришелся на её правую ягодицу с громким звуком, выбив из неё дух. Её пороло в своё время довольно большое количество людей: родители, сиделки, учителя, тренеры... Список можно продолжать долго. Но никогда не было настолько больно, как сейчас. Казалось, что расческа сделана из расплавленного железа, и, когда удар пришелся на левую ягодицу, слёзы, которые уже давно копились в уголках её глаз, потекли ручьем и закапали на ковёр.

Хотя директор в основном всё делал нарочито медленно, порол же он тяжело и быстро. Каждый удар должен был ощущаться не только в момент наказания, но и днями после этого. Директор видел в режиме реального времени, как темнеет и краснеет кожа на попке Эмили, и, благодаря очень большому опыту в этом деле, он мог видеть, когда кожа становится очень бледной, готовой порваться, и тут же переходил к другому участку тела, который ещё мог выдержать натиск ударов. От верхней части ягодиц до середины бёдер — плоская спинка расчёски делала свою дьявольскую работу. Эмили держалась изо всех сил, чтоб не дергаться, ведь после попки Авроры она точно знала, что от этого будет только хуже, но каждая часть её бедной попки переходила все стадии от лёгкой теплоты, до ноющей боли, затем до мучительной боли, и наконец до невыносимой агонии в течении нескольких секунд.

У Эмили не получалось ни понять, сколько уже прошло времени, ни сколько ударов приняло её бедное тело. Её мучитель работал так быстро и с такой силой, что боль была не постоянной, нет, она нарастала с каждым мгновением. Вскоре она уже колотила носками своих туфелек по полу и умоляла, чтоб порка прекратилась, в этот момент она была готова пообещать все, что угодно, лишь бы прекратить это мучение. Пару раз она даже неосознанно пыталась завести руку за спину, чтоб попытаться хоть как-то уменьшить град ударов, но, благодаря тому, что Эмили сама по себе была довольно миниатюрной, директор просто прижал её к своей ноге своей свободной рукой и продолжал свое дело без помех.

А тем временем боль достигла совершенно новых высот. Краем сознания бедняжка понимала, что никакие мольбы не помогут, но это не могло её оставить.

«Нет! Прошу, остановитесь...» Новый удар пришелся на уже истерзанную попку девушки, боль, казалось, проходит через все её тело. Эмили искренне жалела обо всем: о поясе верности, об Академии, о вибраторе, о её игрушке дома, обо всем.

«Мне так жаль! Пожалуйста...» Ещё удар, казалось всё вокруг пылает белым огнём, она кричала, не осознавая этого, она плакала, просила о чем-то, молила, все вокруг слилось в бесконечную череду болезненных ударов.

Карла и Аврора все ещё лежали на лавке, их попы наслаждались покоем после наказания. Они слышали и видели все, что происходило с Эмили, и даже Карла не •••

смогла остаться безучастной к мучениям бедняжки. Они обе в своё время успели узнать на свой шкуре действие этой тяжёлой расчёски, а Аврора даже дважды, так что они обе были рады, что испытание, выпавшее на долю Эмили, обошло в этот раз их стороной.

Карла прислушивалась к ощущению в попке, которая была словно обожжена кипятком, и с трудом сдерживалась от того, чтоб прикоснуться к ней рукой, чтоб хоть как-то унять остаточную боль. Аврора тоже хотела потрогать кое-какую часть своего тела, ведь, несмотря на совсем недавно перенесенное тяжелое испытание, она чувствовала, как снова нарастает давление внутри её пояса верности. Звуки истязания Эмили заставили Аврору потечь от возбуждения. Интересно, думала она, а есть ли у Карлы ещё одна секс-игрушка где-нибудь в заначке...

Наконец, после последнего мощного удара, директор аккуратно положил расчёску Эмили на спину, позволяя ей прорыдаться. Бедняжке потребовалось около двух минут, чтоб сквозь плач понять, что наказание наконец закончено.

Сломанная, измученная, и всё ещё страдающая от невыносимой боли, Эмили лежала без сил на колене директора, и рыдала во весь голос, не обращая внимания на то, что другие её слышат. Директор отпустил её руки и легонько похлопал её по плечу, подбадривая. Он понимал, несколько болезненным может быть такое наказание, но он также знал, что Эмили, хоть и имеет некоторое неуважение к правилам, никогда до этого не совершала серьезных проступков. Он надеялся, что такое суровое наказание поможет ей больше не совершать ничего подобного.

Он позволил ей полностью выплакаться у него на коленях, но его мысли уже были заняты другим — следующей стадией наказания непокорных студенток...

Прошло пару минут, Эмили все ещё лежала грудью на коленях директора. Постепенно её рыдания перешли в тихий плач, который перешёл во всхлипывание, когда преподаватель легонько погладил девушку по голой спине. Он понимал, что ей требуется немного его терпения, ведь он выпорол её в полную силу, не жалея. Карла и Аврора уже стояли в углу, рядышком с Фионой. И вот, Эмили было приказано встать рядом с ними. Они стояли, все четверо, с руками за спиной, выставив напоказ свои ярко-красные от порки попки. Эмили не могла смотреть в глаза своим подругам по несчастью. Невзирая на то, что она сама присутствовала при наказании Карлы и Авроры, а также слышала, как наказывали Фиону, ей было стыдно, что остальные видели, как её порят, причем во всех подробностях. Девушка молча смотрела на носки своих школьных туфелек, слушая, как директор приводит свой кабинет в порядок: отодвигает тяжёлую скамью для наказаний обратно к стене; вешает на крючок на стене лакированную расчёску, способную, как оказалось, доставить ей столько мучений; отодвигает стульчик для посетителей обратно к столу.

И, вот, директор сел за свой стол и начал что-то писать. Несколько минут единственным звуком в кабинете был скрип ручки по бумаге, перемежающийся редкими остаточными всхлипами кого-то из наказанных студенток. И вот, они услышали звук сворачивания бумаги и раздался голос •••

директора:

«Карла, подойди ко мне, пожалуйста.»

Аврора, Эмили и Фиона посмотрели на Карлу, чьё лицо сразу же сделалось мертвенно бледными. Было видно, как задрожала её нижняя губа, но, собравшись с духом, девушка развернулась и направилась к столу директора.

«Вы доставите эту записку сначала школьной медсестре, а затем нашему завхозу. Потом, ввиду того, что занятий на сегодня у вас больше нет, вы направитесь к себе в комнату в общежитие, и будете находится там вплоть до начала завтрашних уроков. Я полагаю, в дальнейшем вы не будете давать повод повторять наш сегодняшний урок?» Тон его был сухой и безэмоциональный, но без намека на презрение. Карла была прощена.

«Да, сэр...», запинаясь, произнесла Карла, и, развернувшись, быстрым шагом направилась к выходу. Она немного беспокоилась о судьбе Авроры, и остальных двоих транс-девушек, но в основном она ощущала большое облегчение от осознания того факта, что для неё наказание на сегодня закончилось.

«Вы ничего не забыли?» — спросил директор, даже не пытаясь скрыть веселье в голосе. Карла обернулась в страхе, но при виде еле уловимой улыбки на устах преподавателя слегка успокоилась.

«Сэр?», С трудом произнесла она, ощущая, как сухо стало у неё во рту.

«Ваша одежда, мисс Карла?», директор указал взглядом на её трусики и юбку, аккуратно сложенных на стуле у стола. «Может, у профессора Энсона и нет проблем с марширующими через весь кампус полураздетыми студентками, но я бы предпочел, чтобы случай с Эмили был единственным таким прецедентом за сегодня.»

Эмили густо покраснела. За всей сегодняшней болью, ужасом и слезами она почти забыла о своей сегодняшней прогулке абсолютно голой ниже пояса. Шутка директора заставила её вспомнить всё об этом во всех ужасающих подробностях. Этот ужасный день когда-то закончится? И кстати, если подумать, профессор Энсон не позаботился о том, чтобы забрать её одежду со злополучной Уборной. Неужели ей придется возвращаться обратно в своё общежитие в том же виде — с поясом верности и голой попой у всех на виду?

Трое наказанных студенток слышали, как за их спинами Карла быстренько оделась, и, наконец, покинула кабинет. Как же все они ей завидовали! Так они и стояли, слушая, как директор продолжал что-то писать. Затем он по внутреннему телефону попросил секретаря сделать ему чай, который через пару минут она ему принесла.

И вот, минут через десять томительного ожидания раздался аккуратный стук в дверь. Эмили услышала, как дверь открылась, и кто-то вошёл внутрь.

«А, сестра Паттерсон. Спасибо, что зашли. Можете поставить коробку на стол.»

Девушки услышали, как медсестра пересекла кабинет, поставила что-то на стол, и вышла, щёлкнув автоматической защёлкой дверного замка.

«Мне кажется, прошло достаточно времени, чтобы отойти от наказания, девочки», произнес директор. «Пожалуйста, подойдите к моему столу.»

Эмили отвернулась от стены, и, с руками, все ещё заведенными за спину, она подошла вместе с другими членодевушками к столу. Рефлекторно она хотела прикрытия спереди, но удержалась, тем более она понимала, что директор и так все что можно, там уже рассмотрел. Стоя •••

у стола, Эмили с завистью кинула взгляд на аккуратно сложенные трусики и юбки Авроры и Фионы. Троица стала у стола в ряд, их розовые пояски верности были выставлены на обозрение, а их взгляды были прикованы к таинственной коробке.

Директор закончил писать, выдвинул ящик стола, аккуратно положил ручку и письмо внутрь, достал оттуда медный ножик для бумаг, разрезал им ленту, скреплявшую крышку коробки, убрал нож обратно в ящик и закрыл его. Директор встал, открыл коробку, и повернулся к Фионе. В полном молчании достав из коробки новенький металлический пояс верности красного цвета, директор положил его на стол перед вздрогнувшей членодевушкой. Бедняжка до последнего надеялась, что клеточка для пениса будет жёлтого цвета, но она знала, что даже неудавшаяся попытка нарушить Золотое Правило каралась очень строго, потому протестовать не было ни малейшего смысла.

Затем директор повернулся к Эмили, и залез рукой обратно в коробку. Даже зная о том, что она увидит, Эмили почувствовала ком в горле при виде пояска верности красного цвета, оказавшегося перед ней. Это было очень, очень плохо. Она даже не предполагала, что сделают с ней её родители, увидев у неё в трусиках пояс верности красного цвета. Взглянув на то, как увлажнились от поступающих след глаза Эмили, директор, ободряюще улыбнувшись, достал из коробки её трусики и юбку, которые, очевидно, кто-то забрал из уборной. Несмотря на огорчение, Эмили легонько улыбнулась в ответ и почувствовала, как слёзы отступают.

Повернувшись наконец к Авроре, улыбка директора угасла. Из коробки он достал не один пояс верности, а целых три. Сначала он достал обещанную желтую клеточку, затем красную, и, наконец, черную. Эмили украдкой кинула взгляд на лицо Авроры, которая, казалось, сейчас упадет в обморок. Она прерывисто дышала, широко открыв глаза, в то время, как кровь отливала с её лица. Как бы плохо себя не чувствовала Эмили, какими бы ни были ужасными последствия от ношения красного пояса верности, она даже представить себе не могла, что бы она ощущала, если бы перед ней на стол положили пояс верности чёрного цвета. К тому же, Эмили внезапно ощутила небольшой укол зависти, заметив, что размер её пояска верности был намного меньше по сравнению с поясами верности её подруг по несчастью.

Последним директор вытянул связку из трех небольших ключей. Три пары глаз завороженно следили за его движениями: они отчётливо понимали, что именно отпирают эти ключи. Директор легонько ухмыльнулся, видя их очевидное внимание, и спрятал ключи в карман пиджака. Затем он расправил складки на своем костюме и сел обратно в кресло.

«Мисс Аврора, как вы можете увидеть, ваши подруги будут носить красные пояса верности до самого конца семестра и даже на протяжении рождественских праздников, в немалой степени благодаря именно вашим действиям. Тем не менее, мне несколько трудно поверить в то, что вы никогда сами не использовали в личных целях... кхм... тот предмет контрабанды, который вы с вашей подругой сдавали в •••

аренду в уборной моей академии.»

Директор наклонился вперёд, глядя Авроре прямо в глаза.

«Я спрошу один единственный раз: вы нарушили первое правило Академии Рэттенгроув?»

Эмили услышала, как Аврора прерывисто и глубоко вздохнула.

«С-сэр, я...» Эмили видела, как та колеблется, выдавая себя голосом. На её лице четко читалась внутренняя борьба между правдой и ложью. Аврора смотрела в немигающие глаза директора, как олень смотрит на фары несущегося на него автомобиля; глаза её были полны ужаса. Наконец, она взглянула на три пояса верности, сложенных в ряд на столе перед ней, и, набравшись смелости, выпалила:

«Д-да, сэр. Я н-нарушила его. Мне так... Мне... Мне так жаль, Сэр.»

В голосе транс-девушки чувствовалось облегчение от правды, и в то же время страх от последствий сказанного.

Директор поднял руку, и извинения замерли на устах Авроры. Без слов он взял желтую клеточку для члена и положил её обратно в коробку. Эмили сглотнула слюну. Она не была близко знакома с Авророй, да и у неё день выдался не из лёгких, но смотреть, как такое происходит с кем-то на твоих глазах, было достаточно тяжело.

«Я понял». Голос директора потеплел. В его тоне слышалось разочарование, но в то же время и что-то ещё, возможно гордость?

«Спасибо, что сказала это, Аврора. Нелегко говорить правду, когда соврать было бы намного легче. Нарушение этого правила я не могу так просто снести, и ты заслуживаешь наказания.»

Рука Авроры сама по себе очутилась на её истерзанном заднем месте, в то время, как сама она побелела ещё сильнее. Директор улыбнулся и покачал головой.

«Нет, я полагаю, что порки с вас на сегодня достаточно. Я имел другое в виду. Я не буду спрашивать, сколько именно раз вы посмели нарушить главное правило, право же, я не хочу этого знать. Но я совершенно уверен в том, что после сегодняшнего преподанного вам урока вы больше не будете нарушать его.»

Директор взял в руки черный пояс верности и покрутил его в руках, его пальцы как будто бы лаская, поглаживали гладкий металл этого тотема сексуального воздержания. Подарив Авроре обнадеживающую улыбку, он наконец положил черную клеточку для пениса в коробку. Эмили увидела, как сразу же расслабилась Аврора, и тут же сама выдохнула, с удивлением обнаружила, что и сама затаила дыхание.

Раздался стук в дверь, и вся троица оглянулась через плечо.

«Пожалуйста, входите», произнес директор, и входная дверь распахнулась.

«А, Мистер Сэмсон, благодарю вас. У вас получилось найти то, о чем я вас попросил?»

Мистер Сэмсон был школьным завхозом. Приветливый, но слегка грубоватый мужчина слегка за пятьдесят, он всегда был готов пообщаться и плоско пошутить с любым, кто бы ни остановился поболтать, к тому же он обладал удивительной способностью помнить имя, кажется, каждого студента и студентки Академии. Кожаные рабочие ботинки мистера Сэмсона выглядели поношенными, но чистыми, как и его синий комбинезон. Он снял свою шляпу перед директором; было видно, что он заметно нервничал, смешно подёргивая своими седоватыми топорчащимися усами из стороны •••

в сторону.

«Да, я нашел их. Именно там, где вы и сказали. Пришлось почистить их от пыли и слегка отполировать. Кажется, они находились на чердаке уже очень давно, сэр. И ещё некоторое время пришлось потратить, спуская их вниз. Тяжеленные, как оказалось. Умели же делать вещи раньше, не то, что сейчас, не правда ли, сэр?» Завхоз нервно крутил в руках свою шляпу, поглядывая на красные от порки попки проштрафившихся студенток. И хоть другой мужчина в подобной ситуации с вожделением бы рассматривал голые прелести молодых красавиц, видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке, ведь похоже, в своё время он учился в таких же строгих по дисциплине заведениях, и был знаком непонаслышке с телесными методами наказания.

«Я уверен, что ваши усилия пойдут на благо Академии, мистер Сэмсон», улыбнулся директор, слегка озадаченный очевидным страхом, который он, сам того не желая, внушил бедному завхозу. «Пожалуйста, принесите парты в мой кабинет, и можете возвращаться к своим обязанностям.»

Мистер Сэмсон склонился в глубоком поклоне, явно радуясь окончанию разговора, и, подперев дверь, занёс поочерёдно в кабинет три очень древних школьных парты. Они выглядели довольно старыми и потёртыми, но, очевидно, все ещё довольно крепкими. Парты сверкали от быстросохнущего лака, которым в спешке попытался отполировать их завхоз. Но то, что заметили все три девушки в первую очередь, был не блеск отполированного дерева, и не древность этих парт. Первым в глаза сразу же бросался толстый деревянный ствол фаллической формы, поднимающийся из центра сидения каждой парты. Было очевидно, что тому, кто бы попытался сесть за такую парту, пришлось бы сделать не что иное, как поместить этот предмет в единственное место своего тела, которое подходило для этого.

Эмили открыла рот от изумления. Эти... Эти парты считались ничем иным, как городской легендой. Страшилкой, которую студентки рассказывали друг другу перед сном. Они не могли существовать в реальном мире. Двадцать первый век на дворе! Она точно знала, для чего они сделаны: для того, чтоб наказанная студентка писала линию за линией объяснения своему проступку, в то время, как специально вбитые в поверхность сидения металлические заклёпки больно впиваются в только что выпоренную кожу ягодиц. И, конечно же, с наибольшими подробностями студентки в своих страшных рассказах описывали друг другу так называемое «средство удержания» — толстый 15-сантиметровый дубовый фаллос, предназначенный для того, чтобы удержать девушку на месте, пока она не закончит прописывать указанное количество строк.

Это наказание перестало использоваться так давно, что все упоминания о нем превратились в мифы, такие же древние, как и наградные ленты, висящие на стене у директора. И тем не менее, эти парты стояли прямо тут, у Эмили перед глазами. Похоже, хоть пару минут назад в это трудно было поверить, но день становился все хуже...

Завхоз установил парты в ряд и поспешно ретировался, одарив троих членодевушек сочувствующим взглядом. Директор встал из-за стола и подошёл к этим почти античным предметам интерьера. •••

Он провел пальцем по их поверхностям, после чего поднеся его к глазам, изучая наличие пыли. Удовлетворившись, похоже, усилиями завхоза, директор обратился к троице:

«Знаете, когда я только начинал здесь работать, я думал, что эти штуки — это просто выдумка», его тон стал отстранённым, как будто он о чём-то задумался. «А я ведь начинал преподавать учителем драматического искусства, кто-то из вас знал об этом?»

Трое девушек в шоке посмотрели сначала друг на друга, а затем на деревянные фаллосы, торчащие из сидений парт, и все, как одна, отрицательно покачали головами.

«Нет? Хм. Ну, вы ведь тогда ещё даже не родились. Я обнаружил эти древние реликты на чердаке, когда однажды полез туда в попытках найти дополнительный реквизит для одной из своих постановок. Полагаю, я был первым человеком за несколько десятилетий, который тогда поднялся туда. Никогда бы не подумал, что придется пустить эти штуки в дело, но в то же время я и никогда не думал, что когда-нибудь кто-нибудь сделает то, что умудрились натворить вы трое за сегодняшний день.»

Эмили почувствовала, как сфинктер её ануса сжался, протестуя. Эти парты казались плохим сном, но теперь она отчётливо увидела своё ближайшее будущее, в том числе её предстоящее более интимное знакомство с ними...

Звук звяканья ключей в руке у директора вывел Эмили из мрачных мыслей. Обычно этот звук означал хотя бы временное, но освобождение, и, на один крайне короткий миг её сердце радостно встрепенулось, чтобы затем осознание настоящего значения этого звука поглотило все её мысли.

«Руки за спины, девочки», строгом голосом произнес директор. Обычно, за исключение тех нескольких случаев, когда пояс верности Эмили снимался для того, чтоб дать ей возможность получить настоящий оргазм, при каждом снятии пояса верности её руки не туго, но крепко связывались за спиной. Но в этом случае одного присутствия директора было достаточно, чтоб в зародыше пресечь даже мысли о том, чтоб воспользоваться ситуацией, когда пояс верности был снят.

Фиона была первой. Директор натянул пару латексных перчаток и склонился перед миниатюрной девушкой. Поворот ключа — и замочек был открыт. Эмили услышала, как Фиона тихонько вздохнула от удовольствия, когда трубочка соскользнула с её пениса. Эмили могла её понять, ведь после долгого сексуального воздержания даже самое слабое воздействие на постоянно запертый орган, оказывало очень сильное ощущение. Аккуратным, четко выверенным движением, директор снял с основания пениса и яичек Фионы розовое металлическое кольцо. Он взял кусочек марли, и, смочив её в антисептике, аккуратно протёр ею половые органы транс-девушки.

Фиона, покраснев, закрыла глаза и закусила губу. Эмили знала этот страх. Нельзя, чтобы член встал, только не перед директором! Как же это было бы унизительно. Даже после всего, что уже произошло, это было б самым ужасным окончанием этого и так бедственного дня. Но Фиона смогла выдержать с честью, пока директор её чистил, а затем осматривал кожу на момент царапин или раздражения. Удовлетворённый осмотром, он продел яички с пенисом сквозь красное •••

кольцо, после чего надел на место и металлическую трубочку, которая соприкоснулась с кольцом, позволяя замочку автоматически защёлкнуться.

Аврора была следующей. Когда директор снял с её пениса металлическую трубочку, транс-девушка застонала в смущении, ведь следом за трубочкой потянулась вязкая капля прозрачной смазки. Когда наказывали Эмили, Аврора текла от возбуждения, и не в силах скрыть это теперь, она спрятала свое лицо в ладонях. И, что ещё хуже, она не смогла сдержать эрекцию, когда директор чистил её кожу. В его руках её член встал, и, густо покраснев, Аврора могла только смотреть, как новая капля смазки ужасающе медленно капает на запястье директора.

Он ухмыльнулся: «Похоже, красная клетка тебе действительно пойдет только на пользу.»

Не прерываясь, он закончил с антисептиком, тщательно осмотрел область вокруг её эрегированного органа, а затем, взяв её полные от спермы яички в свою руку, вдруг сильно сжал. Аврора захныкала и попыталась отстраниться от этого сильного захвата, но директор буквально держал её за яйца, и, под действием продолжающегося болезненного сжатия, её пенис постепенно начал опадать, пока не стал мягким и безвольно висящим, каким он и должен быть у послушной членодевушки. Отпустив яички Авроры, директор быстрым и профессиональным движением надел на неё её новое кольцо и со щелчком защёлкнул замочек, надев трубочку пояса верности. Аврора убрала руки от лица и с грустью посмотрела на свой новый красный аксессуар.

Последней была Эмили. Она не смогла сдержать стон наслаждения, когда металлическая трубочка соскользнула с её пениса, и свежий воздух достиг её самой чувствительной кожи. К сожалению, на коже, рядом с головкой осталось несколько пятен спермы, при виде которых сердце у Эмили замерло в ожидании реакции директора. Но он никак это не прокомментировал, ловким движением сняв розовое металлическое кольцо с основания пениса и с совсем недавно опустошенных яичек транс-девушки.

Эмили густо покраснела, так же как и Фиона с Авророй, когда директор, смочив стерильную марлевую салфетку в спиртовом растворе, протирал кожу, до сих пор прикрытую пояском верности. Эмили изо всех сил прикусила себе язык, в то время, как директор аккуратно поворачивал ствол её пениса в поисках мест раздражения от пояса верности. Это было восхитительное ощущение, но Эмили изо всех сил надеялась, что там не будет никакого раздражения. Потому что в противном случае, ей пришлось бы провести некоторое время без пояса верности, пока раздражение на коже не заживёт. Но, учитывая, что верить ей на слово в этом вопросе нельзя было, это бы значило провести две недели, прикованной к кровати, причем прикованной буквально, ведь во избежание нелегальной мастурбации, её руки были бы зафиксированными наручниками к краям кровати. При даже малейших мыслях о мастурбации без пояса верности, Эмили с ужасом почувствовала, как кровь начала приливать к её половому органу. Директор, кажется, тоже это заметил, поэтому тут же прекратил инспекцию, и отработанными движениями быстро закрепил металлическое кольцо и трубочку поверх её медленно встающего члена, закрыв замочек •••

со щелчком.

Поднявшись, директор смахнул крошечную ниточку с ткани своих брюк, и ещё раз проверил замки поясков верности всех троих девушек. Удовлетворённый результатом, он подошёл к своему столу, достал оттуда три карандаша, флакончик лубриканта и толстую стопку разлинованной бумаги. Жестом руки приказав идти за ним, директор прошел в направлении трех древних парт, а троица последовала за ним.

И опять, первой была Фиона. Директор разделил стопку бумаги на три равные части, и разложил их на парты, дополнив их карандашами. Поманив девушку к ближайшей парте, он нанес на деревянный ствол, торчащий из сидения, щедрый слой лубриканта. Фиона была очень миниатюрной, меньше ростом, чем Аврора и Эмили, хотя и их никак нельзя было назвать высокими. Эмили даже не могла представить, как Фиона вместит внутри себя весь этот ствол. Директор молча стоял, скрестив руки на груди, и ждал, глядя на Фиону. Казалось, что у него не было сомнений, в отличие от Эмили.

Фиона попыталась. Она несмело подошла к сиденью и, приподнявшись, разместила голую попку над шестом. Собравшись с духом, она присела, попытавшись протолкнуть деревянный фаллос в свой анус, но у неё ничего не вышло.

«Умоляю, сэр...», несмело произнесла она, глядя на директора, но тот просто помотал головой.

Медленно, сопровождая весь процесс хныканьем, нытьем и жалкими стонами, Фиона, все же присев всем своим весом, смогла протолкнуть в себя конец деревянного ствола. Медленно она опускалась вниз, пока её разгорячённая от порки попка не прикоснулась к металлическим заклёпкам, торчащим из сидения. Выдохнув и наконец позволив себе чуть расслабиться, Фиона слегка взвизгнула, когда последние два сантиметра вошли в её попку. Она вспотела и тяжело дышала, её лицо было красным от напряжения и унижения, но она это сделала.

«Очень хорошо, Фиона» — похвалил директор. Если он и заметил выпуклость на её животе, показывающую, как далеко внутрь её тела вошёл деревянный фаллос, то вида он не подал. Постучав пальцем по столу прямо перед Фионой, он произнес:

«200 строчек. Хорошие Девочки Не Кончают. Одним размером, и соблюдая правила каллиграфии. Когда закончите, вы свободны.»

Аврора была следующей. Хоть она была и повыше Фионы, но она была такая же худенькая. Как и Эмили, Аврора теперь знала точно, что это возможно, поэтому в психологическом плане ей было чуть легче. Как и Фионе, ей поначалу было тяжело — конец деревянного фаллоса был безжалостно широким, но в итоге и у неё получилось ввести его в себя. Как и Фиона, она потела и напрягалась, медленно насаживая себя на все 15 сантиметров деревянного монстра. Аврора жалостливо застонала, когда острые заклёпки вонзились в её попку, но в итоге она тоже полностью уселась, ствол был полностью внутри неё, а всем своим весом она сидела на неприятной поверхности сидения.

«Уже не течёте, не так ли?», спросил директор.

Аврора уже к тому моменту была красная, как рак, от унижения, но в её голосе явно послышался стыд:

«Н-нет, сэр».

«Вот и славно, 200 строк. Та же фраза: •••

Хорошие Девочки Не Кончают. Когда закончите, одевайтесь, и можете идти».

Эмили сглотнула слюну. Лучше бы она была первой. Видя, как тяжело это далось Фионе и Авроре, она сильно переживала о том, что ей сейчас предстоит. Но директора нельзя было заставлять ждать.

Эмили скривилась, когда конец деревянного ствола, щедро покрытого холодной смазкой, коснулся её дырочки. Она определенно была привычна к тому, что что-то, а чаще кто-то входит в неё сзади, но сейчас, под пристальным взглядом директора, ей было очень тяжело расслабиться достаточно, чтоб впустить эту штуку внутрь себя. С тоской Эмили поняла, что в этом и была суть этого испытания.

Она начала мягко двигать бедрами вперёд-назад, позволяя легче раскрыться своей тугой дырочке. Обычно от таких телодвижений она начинала тут же течь от возбуждения, но эта ситуация была какой угодно, но не эротичной. Было не особо комфортно пытаться кончить под пристальным взглядом Авроры в уборной. Делать же что-то подобное перед директором было просто нестерпимо.

И вот, кончик был внутри, и Эмили с облегчением выдохнула. В том, что предстоит дальше, было мало приятного, но той части она боялась больше всего. Дерево было неприятно холодным, и вызывало ощущение отторжения, пока оно медленно прокладывало себе путь все глубже и глубже в прямую кишку Эмили. Она начала понимать, почему Аврора и Фиона так потели при этом — это действительно было непросто, плюс старое дерево, хоть и покрытое лубрикантом, было не идеально гладкое, доставляя дополнительный дискомфорт чувствительному анусу транс-девушки.

Когда наконец её измученная и воспаленная от порки кожа прикоснулась к сиденью, Эмили не смогла сдержать слез. Холодный металл жестоко впивался в её попку, покрытую синяками, она ощущала каждую заклёпку, как маленький кусочек раскаленного угля, медленно впивающегося в её истязаемую плоть. Она сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь привыкнуть к этому ощущению. Через пару мгновений Эмили поняла, что может терпеть эту боль. С трудом, но может. Она вдруг поняла, что 15-сантиметровый кусок дерева в её попке — это не самое страшное.

«200 строк. Хорошие Девочки Не Кончают. Как закончите, можете быть свободны».

Директор вернулся за свой стол и невозмутимо продолжил работать с документами. Он периодически кидал взгляд на троицу, но он знал, что легендарная эффективность этих устройств уже делает всю работу за него.

Эмили изо всех сил сосредоточилась на задании. Деревянный кол, на котором она сидела, постепенно нагрелся внутри неё и она почти привыкла к нему. Но вот боль от впивающихся ей в кожу заклёпок становилась все сильнее с каждой минутой. Строчку за строчкой выводила Эмили настолько каллиграфическим почерком, насколько это было возможно. Было очень сложно заставить перестать дрожать свою руку. Её истерзанная попка почти что кричала ей закончить работу как можно быстрее, но она знала, что если напишет неряшливо, придется снова садиться на этот фаллос, и писать заново.

Спустя 50 строчек, рука и запястье Эмили были просто в агонии. Она решила сделать небольшой перерыв. Подняв взгляд на Аврору, Эмили •••

встретилась с ней глазами — та тоже отдыхала. Аврора улыбнулась, и Эми улыбнулась в ответ. Вся вражда ними исчезла под действием общей беды. Осторожно глянув на занятого своим делом директора, Эмили вытянула руку и поддерживающим жестом сжала ладонь Авроры. Улыбка последней стала шире и она кивнула в знак благодарности, вернувшись затем обратно к правописанию.

На 100 строках, Эмили сделала ещё один перерыв. Почти минуту понаблюдав за директором, и убедившись, что он полностью поглощен работой со своими документами, девушка медленно напрягла мышцы ног, и, одновременно оттолкнувшись локтями от парты, она немного поднялась вверх по деревянному фаллосу. Совсем немного, но достаточно, чтоб металлические заклёпки перестали впиваться в её кожу. Облегчение было мгновенным и Эмили с трудом удержалась от громкого вздоха. Она понимала, что нельзя было рисковать, и сейчас придётся снова сесть всем весом на сиденье, ощутив снова всю эту гамму болевых ощущений. Но ощущение от этого временного облегчения было все же невероятным.

Последние 100 строк шли очень медленно. Кисть и запястье ныли уже почти также, как и её бедная задница.

50 строк... 40... Когда Эмили осталось около 30 строк, Фиона медленно поднялась с деревянного шеста и подошла к директору с пачкой исписанной бумаги. Он пересчитал строчки, затем молча кивнул. Фиона собрала свою одежду, без слов оделась и вышла из кабинета. Эмили наблюдала за ней с глубокой завистью. Хоть её кожа уже почти привыкла к давлению заклёпок, но длительное проникновение в её анус такого большого и твердого предмета уже начинало сказываться, и просто неприятные до сих пор ощущения начинали перерастать в болезненные.

Когда Эмили до конца оставалось 11 строчек, Аврора начала трудоемкий процесс поднятия с парты. Вставать с этого большущего куска дерева, очевидно, было тяжелее, чем принимать его в себя. Аврора испустила вздох облегчения, когда её попка наконец перестала касаться безжалостных заклёпок, а затем жалобно (и по мнению Эмили, совсем немного похотливо) застонала, когда деревянный фаллос вышел из её ануса. Быстро собрав бумаги, она отнесла их на стол директору. Пока он их проверял, Аврора аккуратно потрогала свою попку, коснувшись вдавленных в кожу следов заклёпок. При этом она слегка развела свои ягодицы, открыв взору Эмили все ещё зияющий анус. Это зрелище даже немного возбудило Эми, но она быстро продолжила дописывать строчки, ощущая все сильнее растущую необходимость скорее встать с этого мучительного девайса. Наконец, директор кивнул, и Аврора, быстро одевшись, направилась к выходу.

Проходя мимо Эмили, Аврора её удивила, положив руку ей на плечо и легонько сжав его в жесте поддержки. Это был большой риск, ведь Аврора стояла спиной к директору и не видела, смотрел ли он на неё в это время. Эмили оценила этот жест, и впервые за вечер она тепло улыбнулась.

Осталось несколько строчек, но неприятные ощущения в её самой нежной дырочке плюс боль в постоянно напрягающейся кисти сделали её почерк более неряшливым. Пару раз ей даже пришлось останавливаться, чтобы •••

унять дрожь в уставшей руке.

Наконец, карандаш вывел последнюю букву, и Эмили закончила. Она быстро пересчитала строчки. Было бы очень обидно, если бы пришлось садиться за эту адскую парту ещё раз только из-за того, что строчек было не 200, а 199. Но все было в порядке, и Эмили начала наконец подниматься.

Как и раньше, мгновенное облегчение от того, что острые заклёпки больше не впиваются в её нежную кожу, было ошеломляющим. Ощущение сладкой пустоты, когда деревянный фаллос медленно выходил из неё, было тоже очень приятным. Полностью поднявшись, Эмили почувствовала, как у неё закружилась голова. Она быстро схватилась руками за края парты. Было бы совершенно неуместным упасть сразу же обратно на это садистское приспособление. Взяв бумаги, Эмили подошла к столу директора.

Взгляд его был теплым, и, казалось, что он её полностью простил. Тщательно изучив написанное, жестом руки он дал Эмили понять, что она свободна. С благодарностью натянув на себя трусики, она надела юбку и принялась заправлять в неё свою белую школьную рубашку.

«Я очень надеюсь, что если вы поторопитесь, то вы ещё успеете на свои вечерние занятия», произнес директор, глядя в свои бумаги. «После сегодняшних событий я бы крайне не рекомендовал злить ещё больше профессора Энсона».

Глаза Эмили широко раскрылись и она с трудом сдержалась от произнесения неподходящего слова. Ну почему это всегда происходит именно с ней? Эмили развернулась на каблуках и выбежала за дверь. Она была почти уверена в том, что сможет успеть вовремя.

Продолжение следует.