Из мамы в секскуклу. Глава 1: Серая мышь. Порно комиксы мамы и сына

До 15 лет я жил вместе с мамой и бабушкой в одном доме. В нашем жилище действовал строгий режим, установленный бабушкой. Это было настоящим испытанием в ограниченном пространстве, скажу без преувеличений. Моя мама, известная коллегам как Тамара Федоровна, постоянно находилась под давлением домашнего деспота, ощущая себя виноватой и недовольной по отношению ко всем пунктам бесконечного списка требований своей агрессивной матери. Я же предпочитал проводить время за компьютером в звукоизолирующих наушниках или же зависать в гараже с инструментами, разбирая старый мотоцикл деда, который был настолько древним, что напоминал динозавра. Его восстановление требовало чудес и новых запчастей, но я все же поставил его на колеса.

Когда бабушки не стало, я стал хозяином дома. Почему именно я? У меня была возможность уйти от жестокой тирании, а мама продолжала жить в страхе и подчинении, как ее приучили с детства; она всегда выглядела как жертва. Ее неуверенность и боязнь сделать что-то неправильно ощущались даже издалека. Наверное, поэтому ей часто доставалось по жизни и у меня не было отца. Упущенные возможности и старая дева — кажется, так описывают подобные ситуации умники из книг.

Однажды к нам в гости пришла тетя Ира — младшая сестра мамы — со своим маленьким сыном. Племянник весело резвился с ними в гостиной, когда я зашел за забытым телефоном. Я попал в самый разгар игры: он смеясь сидел на спине у мамы, а она катала его как пони. Тетя при этом радостно хлопала в ладоши, наблюдая за сестрой на четвереньках с ребенком на спине. Ее темные волнистые волосы весело подпрыгивали от рукоплесканий к худым плечам, а голубые глаза светились счастьем. Я задержался на ее красивом лице и слишком долго смотрел вниз по вырезу блузки. Тетя Ира заметила мой взгляд и лукаво улыбнулась мне. Я отвел глаза от ее округлостей третьего размера.

Взяв в руки привычный телефон, я быстро активировал камеру и начал записывать видео. Для них это казалось забавным занятием, как будто речь шла о чем-то незначительном. Меня сильно привлекала картина маминого широкого силуэта, который плавно двигался в халате. Его подол поднимался вверх от движений ее бедер, едва прикрывая край трусиков и округлые ягодицы. Это была игра на грани дозволенного. Камера ловила все яркие моменты. Я немного опустил руку, чтобы запечатлеть то, что скрывали края цветного халата. Моя мама с глуповатой улыбкой передвигалась по полу на коленях, а сверху на ней сидел ребенок, кричащий от радости. Когда она повернулась, ее старомодный белый лифчик открылся и показал нежные формы. Часто я возвращался к этому моменту в своих мыслях и именно после него захотел узнать свою обычно сдержанную маму получше. Под подолом халата камера запечатлела детали, недоступные для моего взгляда с высоты роста — ее хлопковые трусы, ткань которых съехала и обнажила одну щеку и темное пятно рядом с ней.

Я долго размышлял о том, что это может быть: лобковые волосы, открытая срамная губа или просто тень... Моя мама не следила за собой и чаще всего появлялась без макияжа — погруженная в работу на государственном предприятии и заботы по дому. Внешне ей казалось не больше тридцати пяти лет; продолговатое лицо украшала усталая улыбка. Я часто задумывался о том, как бы она выглядела с косметикой на лице. Ее фигура мне нравилась: женственная, с округлыми бедрами и выразительной грудью.

Помимо учебы в профессионально-техническом училище, мне удавалось подрабатывать в автомастерской, где я латал машины местным парням. Пара деревянных запчастей также всегда была у меня на запас.

Март наступил, а вместе с ним и Международный женский день. Я купил тюльпаны и вручил их маме вечером, добавив к букету небольшой сверток. Увидев цветы, она растянула лицо в улыбке и поспешила поставить пару подвявших тюльпанов в вазу, шепча себе: "Какие красивые!"

Затем она нерешительно развернула упаковку и достала из нее прозрачный черный халат. На ее лице отразилось удивление; пальцы теребили тонкую ткань, глаза заблестели. Она посмотрела на меня так, будто ожидала негодования или крика, и тихо произнесла:

— Что это такое, Сергей?

— Это халат! — уверенно ответил я, крепче вложив легкую вещицу в ее теплые руки. — Теперь сможешь избавиться от старья — все уже в дырках!

— Но через него... через него... все видно будет,— закончила мама, а на ее лице появились румяные пятна.

— И что? Ты же дома! Подарок особенный — здесь свои люди! Так что носи его! — с ухмылкой сказал я, бросив взгляд на подаренный китайский халатик. Внутри меня бушевали волнения и надежды на женскую слабость и привычную робость мамы.

Она неуверенно поблагодарила:

— Спасибо...

Но она не спешила менять свой гардероб и продолжала надевать растянутые старые халаты из прошлого века. Это постепенно начинало меня раздражать и вызывать гнев.

Однажды она вернулась с работы и закрылась в своей комнате переодеться. Слышались хлопки дверцы шкафа одна за другой. После нескольких безуспешных поисков она тихо спросила из-за двери:

— Сережа! Где же моя домашняя одежда?

— Я выбросил твои старые вещи! Надевай что-то новое! — воскликнул я, не отрываясь от битвы с монстрами на экране компьютера. Сердце колотилось так, что казалось, его пульс можно было услышать даже в ушах. Я гадал, уступит ли мама или наденет то, что обычно носит на выход. Через несколько минут раздались быстрые шаги к кухне. Нужно проверить. Я зашел туда, будто собирался взглянуть в холодильник за новыми запасами еды. Уверенной походкой прошел мимо, как сытый кот, и увидел свою маму в черном пеньюаре, который она получила месяц назад; она держала стакан с соком. Сделав несколько шумных глотков, она поспешно помыла стакан под водой.

Ее округлые бедра почти полностью были видны, а трусики и лифчик просвечивали сквозь ткань так, будто на ней не было ничего. Зеленые глаза мамы прятали стеснительный взгляд; руки медленно скользили по шее, затем с отчаянной решимостью попытались закрыть откровенный вырез блузки в тщетной попытке скрыть грудь. Под черной тканью бюстгальтера заметно двигались её формы. Она потянула край пеньюара вниз, но короткий подол лишь еще больше обнажил белоснежные трусики.

— Тебе очень идет! — мне удалось сдержаться и не уставиться на её одновременно одетый и раздетый вид. Женственное тело изменило моё восприятие о маме: за серой и неприметной внешностью скрывались привлекательные формы — хорошие груди, стройные ноги и изящная шея. Я даже прицокнул языком и налил себе немного сока из холодильника.

Она задрожала и нервно стала шуметь посудой для приготовления ужина.

Через неделю скромная мать Тамара Федоровна привыкла к прозрачному халату, почти не замечая, что ходит почти в одном нижнем белье. Помогла аномальная жара и обогреватель, который я полностью включал перед ее возвращением на работу. Я не хотел ее напугать и старался выглядеть обычным и скучающим, когда зрелая женщина проходила мимо меня, раскачивая своей сжатой лифом грудью, готовой выбраться из пленки под звон отстегивающихся застежек. Мое возбуждение достигло предела. Оно стало таким сильным, что я чувствовал боль в головке члена. Он стоял твердым и тянул трусы до предела. Я с трудом сдерживал стонки, когда она остановилась всего в десяти сантиметрах от моего лица, а глубокий разрез между ее пышными грудями манил меня засунуть туда нос или что-то еще.

— Ты не знаешь, где пульт? — загадочно спросила мама и почесала лобик ногтем.

— Нет. Хотя вот он! — я кивнул рукой за ее спину. Она повернулась на половину и посмотрела в том направлении. Мои собственные глаза остановились на выпирающем из трусиков женском лобке. Пришло время переходить к следующему шагу плана "Распустить старый бутон". У меня появилась похотливая улыбка на лице. Незаметно я сделал пару фотографий мамы, которая наклонилась за пультом от телевизора. Я специально уронил пластиковый корпус с кнопками на пол перед ее любимым сериалом. Получился отличный ракурс, честное слово. Вид снизу, откуда я вылез 18 лет назад, притягивал к своей белой заднице, прикрытой прозрачной накидкой и обычными трусами. Медленно выпрямившись и не придавая значения задравшемуся подолу, она села на диван. Глупая женщина. Той ночью я потратил все свои силы на рассматривание фотографий груди и задницы мамы. Потом мой возбужденный член залил пустую банку от крема горячей спермой. Свет от экрана телефона погас, и я замолк. Я прислушался - кажется, мамка тоже шевелилась за стенкой. Интересно, она слышала меня? Мои глаза закрылись, а трусы остались спущенными на коленях.

Спустя месяц я приобрел в хозяйственном магазине стиральный порошок под названием «СуперСтир». Моя мама не могла им пользоваться из-за аллергии на его состав, что вызывало у нее зуд и даже крапивницу при контакте с одеждой, выстиранной этим порошком. Как только причина стала ясна, мы убрали «СуперСтир» из дома, но вскоре он снова оказался у нас.

После того как мы поужинали борщом и выпили чая, я решительно открыл упаковку порошка. Белые кристаллы посыпались мне на руку. Я направился в спальню и с трудом открыл мамины комоды. В одном из ящиков оказалось нижнее белье, далекое от изящных моделей. Я перебрал несколько бюстгальтеров моей мамы — они были черными и белыми, с крупными чашками и широкими бретелями, напоминали доспехи рыцаря. Я задумался о том, как в них могло быть жарко. Затем я аккуратно начал втирать порошок в ткань этих бюстгальтеров, особенно там, где предположительно находились соски. Трусики я решил оставить в покое — это было бы слишком жестоко. Вернув лифчики обратно на место, я оставил их как ловушку для груди своей мамы.

На следующий день результаты стали заметны.

Мы смотрели сериал, когда она время от времени пыталась почесаться под лифчиком. Позже она ушла в ванную комнату и случайно столкнулась со мной на выходе. В этот момент я ощутил её упругую грудь своей грудной клеткой. Нужно действовать! Я громко удивился:

— Что это у тебя там? — указав пальцем на область декольте.

— Не знаю, но ужасно чешется, целый день ощущается жгучая боль. Моя тихая и темноволосая собеседница ответила виноватым голосом, словно школьница с двойкой в дневнике.

— У меня есть идея! — Я для вида отскочил за угол в другую комнату. Когда вернулся, у меня был баночка крема, и я начал нежно натирать красное пятно под шеей матери.

— Он такой липкий и пахнет странно! — она скривилась отвращением.

— Зато зуд пройдет и краснота! — мои пальцы аккуратно распределяли жирный крем с добавлением специального компонента по всему месту, уже проникая под халат и лифт. Не давая маме время осознать происходящее, я аккуратно провел рукой вглубь чашечек и вытащил на виду ее сочные, упругие груди. Ошеломленная, она только хлопала глазами, пока я продолжал натирать блестящие шары с крупными темными сосками на верхушках.

Наконец, она смогла произнести:

— Я сама. Спасибо, сынок.

Но я не мог остановиться, мои руки продолжали распределять жир и специальный компонент по этим выпуклым формам. Пыхтя, я снял ей лифт и серьезно сказал матери, которая была в недоумении:

— Пусть все впитается. Думаю, у тебя аллергия на бюстгальтер. Твоя кожа очень нежная.

Мама прикрылась и почти побежала в свою комнату. Она редко выходила оттуда и всегда надевала другой лифт из шкафа, прячась до самого сна.

На следующее утро я встал пораньше и увидел маму перед большим зеркалом в коридоре. Она рассматривала свое отражение, раскрыв халат словно эксгибиционист пальто. Я подавил кашель в кулак и она тихо вздохнула, завернувшись в прозрачную ткань.

Дурочка, подумал я и улыбнулся.

— Ты права, — вздохнула она. — Похоже, я действительно не могу носить лифт. По всей груди... сыпь и порча кожи.

— Просто иди на работу без него сегодня, — сказал я. Ее глаза расширились от шока.

— Не переживай, грудь у тебя такая же, как у девушки, никто этого не заметит, — пожал я плечами.

Тамара Федоровна вышла ко мне в облегающем платье, и даже несмотря на это, ее соски отчетливо проступали сквозь ткань, когда она поднимала руки, обтягивая полную грудь.

— Прекрасно! Ничего не видно! — подмигнул я ей и откусил кусочек бутерброда.