Ох, уж эти пироги! Или лёгкий флирт, укрепляющий семейные отношения. Из книги Семейный отдых нудистов

Помахав рукой своему мужу, стоявшему на платформе вагона поезда «Москва-Уфа», Саша поспешила в здание вокзала и нашла там свободный телефон-автомат, чтобы сделать звонок.

— Леонид Михайлович? Здесь Осадчая, Александра Петровна... Вы все ещё помните о нашей договорённости? Нет? Прекрасно... Так что можно ожидать вашего приезда сегодня?... Когда?... Да, подготовьтесь и приезжайте к обеду... Адрес запишите?... Нет, нет, Старкова живёт дальше, а моя квартира находится в том же доме, где и Родина. Вы уже были там. Просто на другом этаже. До скорой встречи.

Как это случилось? Обнадеживающие воспоминания.

Как всё хорошо получается! — размышляла она по дороге домой в метро. И как она вообще придумала такое? Или скорее, как она осмелилась на такое?

Вспомнила (ещё раз) прошлогодний Женский день, который они отмечали всем отделом. Не на работе, как обычно, а у одной из коллег по работе дома. Всего пять женщин, из которых только две были с мужьями, а остальные холостячки. И трое молодых парней, правда двое из них уже были женаты, но согласились отказаться от своих семейных обязанностей ради такого праздника. Самым старшим из них был холостяк.

Ему уже перевалило за 30, и его внешностью особо не выделялся, но в нём было что-то особенное, что отличало его от других мужчин. Прежде всего — ум. Даже начальство проявляло к нему особое уважение.

Что ещё? Он был веселым человеком, никогда не подавался. В тот вечер он своими рассказами и анекдотами заставил всех смеяться до слез. Сергей - Сашин жених - едва не задыхался от смеха... Потом они включили радиоприёмник и начали танцевать под разные пластинки. Как он танцевал! Вращался, отталкивался от себя на расстояние вытянутой руки, а потом снова прижимал к себе. И как ловко ему удавалось проводить незаметные и случайные прикосновения во время этих движений. Руками и губами. Его глаза сверкали весёлыми огоньками.

Когда его левая ладонь вдруг легла ей на грудь, она чуть ли не задохнулась. Разумеется, следовало бы одёрнуть нахала (за кого он её принимает?), прервать танец и вернуться за стол. Но от этой ладони исткало такое тепло... А уж когда он, не видя отпора, сжал грудь всей пятернёй и, мало того, стал нащупывать сквозь ткань сосок, Осадчую совсем бросило в жар, причём такой, что она, вопреки всем правилам благорассудия, только тесно прижалась к нему и предпочла спрятать своё лицо у него на плече, чтобы спрятать свои заполыхавшие ланиты, чем он тут же воспользовался, прильнув к ним губами.

Танец закончился, все пары отправились в столовую. А Леонид, убедившись в том, что все они, втягиваясь в коридор, не думают оглядываются назад, поцеловал её в губы. Саша же, также бросив быстрый взгляд на удалявшиеся спины, безоглядно повисла у него на шее и страстно впилась в его губы.

Но надо было возвращаться к остальным.

— Спасибо, — произнёс он и, уже обеими руками погладив её груди, а потом и проведя ими по бёдрам, взял под руку и повёл к столу.

С каким нетерпением ждала она следующей своей очереди (он танцевал со всеми дамами подряд). Но не дождалась.

— Прошу прощения, — вдруг объявил он, — мне надо поторопиться, у меня должна состояться встреча.

— Зачем же ты, зная о нашем вечере здесь, назначил ещё и свидание? — возмутилась одна из дам.

— Не я назначил, а мне. Перед самым уходом с работы позвонила знакомая девушка и сказала, что будет ждать меня в девять часов у «Форума», куда она уже взяла билеты. Это случилось так неожиданно, что я не мог отговориться. Да и не думал я тогда, что тут будет так весело и приятно, что так быстро пролетит время...

— Да, жаль, — согласилась и Саша.

Жаль, что все надежды рушатся. Надежды? На что? Хотя хотя бы на то, подумала она вспомнив о том, как он после следующего танца мог предложить ей заглянуть на минутку в ванную, не ограничиваясь простыми прикосновениями по дороге в столовую...

Но это не случилось. Это было ровно десять месяцев назад. А что сегодня? Мы сядем за стол, поставим музыку и начнем танцевать. Больше не будет нужды скрываться от других и украдкой обмениваться ласками... Вот такой сценарий развивался у нее в голове, когда она поднималась по эскалатору. На улице было холодно. Люди шли от метро до выставки. Праздник...

В автобусе Осадчая случайно оказалась рядом со Старковой. Они работали в одном отделе, но разные комнаты. И жили в соседних домах.

— Нина Васильевна, откуда Вы? — спросила Осадчая, чтобы быть вежливой.

— От Ерофеевой. У нее было рождественское торжество.

Ерофеева и Старкова были подругами. Обе уже давно перешагнули за 40-летний рубеж. Веселые, громкие и не любящие секретов, они всегда были готовы поделиться любопытными новостями о других. Например, в тот самый запоминающийся вечер, когда Леонид ушел домой со своей женой, а двое других молодых парней попросились домой с женами Осадчей и Родиной, оставив женщин убирать со стола, мыть посуду и болтать о завершившемся вечерке, Ерофеева вдруг сказала:

— Вадик точно остался бы еще немного, если бы среди нас была Лена из первого отдела.

— А что между ними есть что-то?

— Он вселил в нее идеи этот мужчина армянского происхождения, поэтому она и согласилась, чтобы он приехал к ней, пока ее мужа не было дома.

— А ребенок?

— А что с ребенком? Ему тогда было всего годик, он еще совсем маленький.

— И что же?

— Ничего особенного.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я узнала от самой нее, — объяснила Старкова. — Ведь она живет со мной в соседней квартире и просила задержаться после работы на короткое время из опасения столкнуться с ним лицом к лицу. Поэтому, когда я вернулась домой ближе к полуночи и встретила ее на кухне, я спросила, все ли прошло хорошо. Она только развела руками и сказала разочарованно: он начал и закончил очень быстро, не дожидаясь второго раза, и уехал...

— Что ты думаешь об Игорьке?

— Он веселый парень, как Лена в этом отношении, но какой-то неустойчивый. Я думаю, его жена имеет над ним полный контроль.

— А у Леонида Михайловича есть контроль?

— Конечно, он настоящий развратник!

— Да, из конструкторских отделов к нему девушки ходят под предлогом работы.

— Они действительно ходят... Я бы тоже не против попробовать его "контроль". Но не получится... "Не связывайся с коллегами", — ответил он мне однажды, когда я спросила о его отношениях с одной из этих девушек, которые приходят к нему. За стенами нашего института их у него, наверное, великое множество.

— Вот-вот, иногда он приходит на работу бледный как полотно, просит открыть сейфы в углу комнаты, ставит между ними стул и садится передыхать.

— Может быть из-за перебора?

— Что вы! Если бы это было из-за перебора алкоголя, он пошел бы в лабораторию просить спирта для снятия похмелья. Ни разу такого не было.

Вспоминая тот разговор с подругой, Осадчая отвлекается вопросом Старковой:

— Ты так рано вернулась домой, милая. Где была?

— Была в центре, нужно было кое-что купить, — придумывает Саша неожиданно.

— И ничего не купила? — продолжает любопытствовать Старкова, глядя на пустые руки.

— Нет, просто потеряла время зря, — продолжает говорить неправду Саша.

Между тем она думает про себя, что лучше она не сказала ничего про отъезд мужа. Зачем ей это знать? И ещё что: пусть моя подруга и все другие, которые его знают, не встречаются здесь с моим гостем. Подумает ли он о чём-нибудь... Какое оправдание придумать? Может быть стоило предупредить его или хотя бы намекнуть во время разговора по телефону, что он приглашен не на встречу со всеми своими бывшими коллегами, а только с одной из них. Но у меня язык как-то не поворачивается рассказать ему сразу все. Хотя в первом разговоре, перед Новым годом, когда я его приглашала, я говорила очень непонятно, так что можно подумать, что речь идет о повторении прошлогоднего мартовского вечера с теми же людьми... Да, нужно ещё зайти в магазин, купить что-нибудь на стол...

Придя домой, Осадчая раздевается и выкладывает покупки на кухне, а затем направляется принять ванну. Её мысли все ещё заняты воспоминаниями... Рабочий стол Канунникова стоял таким образом, что за ним располагались она и Родина. И вот однажды Родина перехватила её взгляд, застывший на его записке, и шепнула:

— О чём задумалась? Что тебе интересно?

— Прической. И где он так хорошо стрижется? Ты не знаешь?

— На мосту Кузнецкого и в гостинице "Националь"… Что уж говорить, у него хороший ум. И сам он хороший парень, милый... Признаюсь, я бы ему позволила многое, если бы он...

— Да, возможно...

И внезапно, словно молния с ясного неба, приходит известие: он уходит на другую работу. Собственно говоря, такое заявление он уже подавал ранее. Но тогда, в первый раз, члены партии с серьезными лицами осудили его "попытку дезертировать". И вот сейчас опять.

— Сколько волка не корми, всегда будет стремиться в лес, — высказал свое разочарование начальник отдела Емельянов, подписывая заявление.

— Жаль, что вы уходите от нас, Леонид Михайлович, — сказала Осадчая ему однажды они остались наедине в комнате. — Мы будем скучать по вам.

— Вы знаете мой номер телефона? — неожиданно спросил он. — Если позвоните, буду рад услышать, что у вас нового. И, вообще... Может быть, мы еще увидимся. Если вы соберетесь и вспомните обо мне, приглашайте.

В этот же день ей пришлось зайти в медицинский кабинет по делам.

— Ваш Канунников заходил с больничным листом, — услышала она от медсестры там. — Жалко. Парень просто отличный! И женщинами интересуется!

— Интересуется женщинами?

— О да! Бывает, смотрит глазами как будто раздевает до гола и оценивает...

— Он часто бывал у нас? У него со здоровьем что-нибудь?

— Нет, похоже нет проблем. Только однажды пришлось возиться с ним, когда нужно было пройти процедуру гастропробы для диспансеризации, а он не мог проглотить резиновый шланг с миндалиной на конце... Так и не удалось получить от него образец желудочного сока.

— Что ещё он требовал от вас?

— Обычно он приходил с утра и просил, чтобы мы дали ему что-нибудь, чтобы не заснуть.

— Он действительно часто жаловался на то, что снова не выспался. И каким образом вы ему помогали?

— Мы давали кофеин, одну или иногда две ампулы. И он сразу становился бодрым. Но это только кофеин. Если бы попросил что-то другое, мы бы не отказали...

«Я бы тоже», — молча согласилась Осадчая.

Теперь, когда она вышла из ванны и вытерлась полотенцем, она начала приготавливаться перед зеркалом.

Хотелось бы сходить в парикмахерскую и сделать новую прическу, но вчера это вызвало бы лишние вопросы у мужа. Сегодня уже поздно для этого. Да, лицо не особенно привлекательное, кожа не гладкая, щеки немного опухшие и обвисшие... Может быть подпудрить немного?... Теперь подведем ресницы и брови... Покрасим губы, но не слишком ярко... Грудь выглядит лучше.

Она взяла ее обеими руками и с удовольствием рассмотрела в зеркале. Посмотрела спереди и сбоку. Да, она немного опущена... Ничего страшного... Зачем нужен лифчик? Где он?... Ага, нашла... Примерим его... Может быть, обойтись без него? Нет, в нем она выглядит лучше, более эффектно... И дополнительная поддержка тоже не помешает... Кстати, где мой новый лифчик, который я купила на Новый год? Он тоже чёрный, но застегивается спереди?

Осадчая пошла в спальню и просмотрела шкаф с одеждой. Она нашла новый лифчик и надела его. Затем она одевалась перед большим зеркалом в шкафу. Трусы - эти. Они тоже чёрные... Хм, её талия не особо тонкая, и живот не выглядит лучше... Но это можно скрыть поясом для чулок. Где-то должен быть такой, который она не надевала после беременности... Вот он... Теперь подтянемся... Ух, очень тесно. Но это можно вытерпеть... Чулки... Какие выбрать? Да, тоже чёрные... И чёрное комбинезончик... А сверху что? Может быть зеленое платье? Вот так... Мне нравится... Как оно будет смотреться на других? Не слишком ли обтягивает? Особенно живот и бёдра... И вырез спереди слишком большой, виден верх комбинезона... Нет, лучше эта кофточка - шелковая, тёмно-синяя с высоким воротничком. И юбка - из плотного материала и длинная... Так, отлично... Теперь нужно набрызгаться духами и можно приступить к столу.

Вступление.

Однако, накрыть стол в кухне должным образом не успевает. Звонок раздаётся. Саша мчится на секунду в спальню и бросает последний взгляд на своё отражение в зеркале, затем направляется открывать дверь квартиры.

— Это вы, Леонид Михайлович?... Проходите... Рада видеть вас!

— Здравствуйте, Александра Петровна! Пришёл, не позабыл о вас.

— Раздевайтесь, пожалуйста, снимайте пальто и шапку, вешайте сюда... Нет-нет, ботинки оставьте. Пройдите на кухню. К сожалению, я не успела накрыть стол, будете помогать мне... Вы не замёрзли?

— Да на улице тепло...

— Тепло? Утром было около семи градусов, когда я вышла из дома.

— А сейчас, возможно, около пяти.

— И всё же... Заморозки... Давайте прогреем вас сейчас. Ого, а у вас есть бутылка! Открывайте её, а я закончу готовить закуску. Вот рюмки, наливайте пока... Рюмки, правда, небольшие. Может, вам больше налить?

— Пусть будут эти, одинаковые. Какой прекрасный стол! Какая может быть ещё закуска?

— Сейчас, сейчас, я ещё нарежу колбаску... На первый раз хватит.

— И не только на первый раз. Присаживайтесь, если меня усадили, и приступим к обогреву. Ну что, поднимем рюмки? За что выпьем?

— За встречу.

Таращатся бокалами. Леонид опустошает свой бокал, бросив голову назад. Саша лишь дотрагивается губами до рюмки и скривляется.

— Чего это вы?

— Не могу... Не люблю этого напитка.

— Понимаю. Раньше и я предпочитал сладкие ликёры и легкое вино. Даже сейчас пью водку со сдержанным отвращением... Так что следуйте моему примеру, выпейте все сразу это проклятое зелье. Следующая будет легче... Вот так, молодец!

Саша едва не задохнулась, сразу взяла вилку и стала отправлять в рот все блюда со стола: соленый огурчик, квашеную капусту, салат, колбасу.

— Пфф, пронесло. Ну что же, будьте на ваше здоровье, давайте повторим... Наливайте...

Ее глаза светятся решимостью.

— Вторая оказалась не такой уж отвратительной, как первая.

— Бог любит троицу, — напоминает Леонид, снова наливая рюмки. — Следующий напиток будет проходить гладко и легко.

— Да вы настоящий алкоголик...

— Не буду им.

— Чем только вы меня не учите?..

— Я?... Учить?... Мне бы самой у вас чему-то научиться...

— Намекаете на то, что я старше вас?

— Боже упаси!... Я намекаю на то, что вы замужняя женщина со множеством опыта...

— Ой-ой!... Умею рубить капусту и солить огурцы... Пробуйте пожалуйста!

— Это действительно вкусно, прямо пальчики оближешь!... Но я не об этом...

— Угощу и борщом, если так случится. Готовила вчера.

— Для себя одной? Или...

— Или!... Кормила мужа перед дорогой.

— Он в пути?

— Да.

— В дальнюю поездку?

— Дальнюю...

— А дети? У вас же, как я помню, двое мальчиков...

— В лагере... Завтра они вернутся... А пока их нет, я бы с удовольствием что-то у вас выучилась... Вы так прекрасно танцуете...

— С большим удовольствием! Есть музыка?

— Не очень хорошая, но сейчас будет. Пойдемте.

Саша взяла его за руку и повела в комнату, которая, по всей видимости, была детской.

— Здесь будет немного тесно... Но ничего страшного. Просто нужно достать радиоприемник из спальни. Хорошо?

Они направились к спальне.

— Вот она, видишь, стоит на столе. Поднимешь?

— Конечно, подниму и передам. Но нужно ли ее перемещать? Она уже установлена и, как я вижу, подключена к сети.

— Но здесь совсем тесно... Видишь: половина комнаты занята двуспальной кроватью, шкафами для одежды и книгами, есть еще стол-секретер, стулья...

— Мы можем убрать стулья и освободить место!... Где пластинки?

— Пластинки не очень хорошие. Но мы найдем танго. Вот пожалуйста.

Зазвучала музыка. Пара начала двигаться в такт.

— В тесноте, да не в обиде, верно? — спрашивает она, глядя ему в глаза.

— Именно так! Можно быть еще ближе, если вы не возражаете...

Не получив ответа, он положил её правую руку на свое плечо и свою левую руку обхватил её за спиной и притянул к себе.

— Ох, я думаю я уже слишком выпила, ноги запутались, я не могу двигаться в такт с вами. Вы, наверное, ругаетесь на меня за мою неуклюжесть. А я вспоминаю, что вы делали с нами в Родине тогда, 8 марта.

— Что именно я делал с вами?

— Как же вы не помните?

— Конечно помню: например, осмелился прикоснуться руками и почувствовать красоту вашей груди... Вот так...

И точно так же, как тогда, тепло от его ладони заполняет её грудь и распространяется по всему телу. И точно так же она прижимает свое пылающее лицо к его плечу и ощущает его губы на своей щеке, а затем на ухе и шее.

Но тут музыка заканчивается. Саша освобождает его объятия.

— Жаль, что так быстро кончилось, — говорит Леонид. — У вас нет долгоиграющих пластинок?

— Нет, но я поставлю другую прямо сейчас.

Саша направляется к радиоле, а он следует за ней и пока она выбирает новую пластинку и ставит ее на проигрыватель, он легко целует ее шею в затылке, обхватывая ее подмышки.

— Ощущение приятное, — восклицает она и вырывается из его объятий. — Предлагаю танцевать вместо этого.

В этот раз Саша прижимается животом к Леониду, а грудь и плечи немного откидывает назад. В его глазах можно заметить игривые огоньки любопытства: видимо, он интересуется, что будет дальше.

И дальше Леонид наклоняет голову и страстно целует ее. Так они продолжают танцевать, точнее, двигаться на одном месте под ритм музыки до конца песни. Когда музыка заканчивается и им приходится оторваться друг от друга, он предлагает:

— Может быть, сядем?

И с расположением кладет руку на постель. Саша на какое-то время стоит в замешательстве... Согласиться? Ни в коем случае! Все эмоции и необдуманность как будто испаряются.

— Нет, — не очень уверенно возражает она и объясняет: — Простыня на постели предназначена для других целей... Давайте уважать это... и, кстати, не пора ли вернуться за стол?

Они возвращаются и садятся за стол. Канунников наливает рюмки. А Саша, глядя на него — задумчивого и, как ей показалось, немного потерянного, а теперь уже сожалеющая о том, что отклонила его предложение слишком резко, решает исправить свою ошибку и предлагает:

— Давайте выпьем за дружбу... Идет?

— Идет! — с радостью соглашается гость.

Сдвигая стулья, они стукнулись рюмками, поцеловались, выпили и после закуски продолжили ласки. Поцелуи прерывались только для того чтобы подышать воздухом. Его руки уже не ограничивались обследованием ее груди - они опускались на талию и бедра, поднимались к животу и вновь прикасались к груди. При этом пальцы аккуратно разглаживали пуговку на блузке в попытке расстегнуть ее.

— Ох, что это вы? — она схватила его за эти пальцы.

— Во-первых, не "вы", а "ты". А во-вторых, почему нельзя взглянуть на то, что там?

— Не слишком ли много и сразу вы хотите?

— Опять "вы"! Придется повторить тост на брудершафт!

— Да уж, извини, придется...

— Итак, мы друзья, верно?

— Да, приятель. Можно я так буду тебя называть?

— Можно, подружка. Но, как я знаю, друзья делают все для друг друга... А здесь получается жалко позволить расстегнуть блузку...

— Погоди! Речь только об одной пуговице была. А теперь все тебе нужно?

— Так значит жалко?

— Жалко не жалко, а ты безжалостный!

— Безжалостный — это когда никого не жалко, даже подругу или ничего не жалко, даже для друга?

— Пожалуйста, не морочь мне голову!... Дело не в жалости, а... Не знаю как точнее сказать...

— А мне вот ничего для тебя не жалко... Чего расстегнуть, с чем расстаться? Скажи только!

При этих словах Леонид взглянул на ширинку своих брюк и попытался положить ее ладонью. Саша испуганно вырвала руку, но затем, рассмеявшись, предложила:

— Вот пиджак можно снять... Давай, я пойду повешу его.

— Бога ради, я с удовольствием расстанусь с ним. И с галстуком тоже... Можно?

— Разрешено.

— А заодно и верхнюю пуговицу рубашки расстегнуть... В упрек некоторым... Нет, две... Даже три... Если разрешите...

— Будет, будет!

— Как понимать эти слова? Как согласие или как призыв прекратить?

— Как хочешь, так и понимай... Подожди минутку, пока я пойду повешу пиджак и галстук.

— Жду возвращения и надеюсь на взаимность! — крикнул Леонид ей вслед.

Открывая дверцу шкафа в спальне и обнаруживая свободную вешалку, освободившуюся сегодня утром от костюма мужа, Саша замедляет: возможно, нет необходимости использовать ее для пиджака другого мужчины, может лучше повесить его на спинку стула или на вешалку в прихожей? Но она сразу же отбрасывает эту мысль: это просто глупость, вешалка, даже если она принадлежит супругу - это не кровать. И кстати, было бы неплохо перевесить сюда его пальто с шапкой из прихожей... Просто на всякий случай... Хотя нет, пусть они там остаются... Да, эта свиданье принимает интересный оборот... Они уже добрались до пуговиц... Ты подумала об этом? Конечно же нет... Вот как ты раззадорилась! И что будет дальше? Забавно... Что он там еще сказал? "Я надеюсь на взаимность!" Подожди-ка! Хотя... Может быть все-таки поиграть с ним немного? Интересно, как он отреагирует, увидев, что у меня расстегнута верхняя пуговица? Нет, две... О нет, сразу три! Вот так... Ты не заметишь комбинацию? И это прекрасно! Вперед, к новым приключениям!

- Ну и чем ты тут занимаешься без меня? - вызывающе спрашивает Саша гостя, возвращаясь на кухню и садясь рядом с ним.

Изменение в ее одежде не ускользает от его взгляда. От неожиданности он широко открывает рот и глубоко вдыхает.

- Что с тобой? - интересуется она, поворачиваясь к нему лицом и радуясь его смятению.

- Ничего... - бормочет он.

- Да, кстати, о какой взаимности ты говорил?

- Боже мой! - наконец приходит в себя Леонид. - Это действительно подарок!

— Какой-то человек только что упрекнул меня в том, что мне жалко расстаться с незначительной вещью...

— Нет, нет! Я отзываю свои слова, прошу прощения...

— Ладно, я прощаю.

Их губы снова соединяются, а его рука направляется за открытый ворот блузки и начинает гладить ее грудь через комбинезон, затем поднимается выше к верхнему краю комбинезона и пальцы пытаются проникнуть за край бюстгальтера.

— Какая красота! И как жаль, что моя ладонь ограничена в своих движениях, а глазам ничего не видно...

Жар его ладони на коже ее груди снова охватывает всё ее тело. И этот жар становится невыносимым, когда его пальцам удается проникнуть глубже и пощекотать сосок. Саша задергалась и, хихикая, вырывается из его объятий.

— Больно, — объясняет она ему. — Бретельки впились в кожу.

— Так давай я сниму их с плеч! И они мне тоже мешают.

— А лифчик сам не мешает?

— Мешает, конечно.

— Ну так попробуй, сними его, — улыбаясь, предлагает она вдруг, сама удивившись своей смелости.

И прикрепив свои губы к его рту, она чувствует, как одна из его ладоней сжимает ее правую грудь через блузку и комбинезон, а другая, проникнув за воротник кофты, опускается по ее спине под комбинезон и находит лямку бюстгальтера. Он напряженно скользит по ней в поисках застежки.

— Подожди минутку, — бормочет он, оторвавшись от ее губы и вставая. Он пытается заглянуть ей за спину, чтобы увидеть то, что пальцы не могут обнаружить.

— Ну как, не получается? — с искусственным недоумением спрашивает Саша.

И, не сдержавшись, рассмеялась.

— Ты говоришь, всего лишь минутку? Ну-ну! И сколько мне еще ждать?

Однако заметив, что Леонид чувствует себя немного обиженным, она заставляет себя принять серьезное выражение лица и начинает объяснения:

— Как ты видишь, это особенная застежка, со своим секретом... Ну ладно, пока оставим её в покое. Она никуда не денется. А мне стало так жарко от твоих ласк и поцелуев, что больше продолжать не могу. И тебе наверное так же. Твоя рука, кажется, тоже вспотела...

— Да, подруга, но от своих бесполезных усилий. А не только рука. Вся моя одежда пропиталась потом.

— Ещё бы, рубашка наверняка из нейлона? Может быть ты освободишься от неё? Не стесняйся.

— Действительно, без неё наверное будет легче. А стесняться чего? Вот видишь — был в рубашке, остался в майке. Но, по-моему, и тебе уже жарко. Так что зачем стесняться? Снимай кофточку!

— В таком случае я стесняюсь быть первой. Но я последую твоему примеру.

— Позволь мне, пожалуйста, расстегнуть оставшиеся пуговицы...

— Сможешь?

— Постараюсь... Вот, видишь, сделано... Кофточка была на плечах и её больше нет. Зато можно насладиться плечами поцелуями... И груди уже доступны как глазам, так и ощущениям...

— Да, с пуговицами справиться оказалось проще, чем с застежкой! — опять не может удержаться Саша.

— Ох этот проклятый замок! Где он только есть?

— И не пытайся его найти! Я же сказала, что он с секретом и время для его раскрытия ещё не пришло. Тебе кстати не холодно теперь?

— Тебе холодно рядом со мной? О чем ты говоришь? Давай, лучше поцелуемся!

На сколько далеко до границы?

Его новый стиль одежды открывает возможности для более интимных прикосновений. Тонкий материал его комбинации не мешает, а, возможно, даже усиливает поток энергии, исходящей от его горячих рук. Одна из его ладоней спускается к ее талии, проникает за пояс юбки и начинает делать круговые движения вокруг ее пупка. Осторожно поднимая подол комбинации и оставляя обнаженную кожу, она собирает его в складки и тянет вверх. Не переставая целоваться, Осадчая пытается остановить это, крепко удерживая слишком любопытную руку за запястье. Рука послушно останавливается на ее животе, но через мгновение продолжает свое движение вверх под задранной комбинацией, достигает нижнего края лифа первой чашечки бюстгальтера и затем другой, поднимает их и начинает ласкать соски. Саша возбуждается. Ее глаза закрыты. Обнимая Леонида, она сама начинает легко гладить его обнаженные плечи, верхнюю часть ключицы и лопатки. Но им не хватает воздуха, и они вынуждены оторваться от поцелуя.

— Ох, давай переведем дух...

— Не пора ли включить свет?

— У нас еще есть время.

— Уже темнеет на улице, а здесь тем более.

— Мне стыдно...

— За что?

— За то, что мы перешагиваем все границы...

— До границы еще далеко, так что не стоит беспокоиться.

— Как же не беспокоиться?... В каком положении мы находимся?

— В каком?

— В неприличном!

— Друзья должны хорошо знать друг друга. А чтобы достичь этого, нужно обнажить свое тело и душу...

— И как ты оцениваешь меня?

— Очаровательной... Жаль только, что такие привлекательные части твоего тела, например, груди, до сих пор остаются недоступными. Может быть, уже пора раскрыть секрет застежки?

Вместо ответа Саша опять прижимается к Леониду. Его язык ласкает ее губы и облизывает резцы ее зубов. Когда губы раздвигаются, язык направляется вперед навстречу ее языку. Правая рука оказывается под одной из чашечек лифчика и играет с мягкостью и соском, а левая рука обходит талию, спускается вниз по поясу юбки и продолжает гладить живот, дотрагиваясь до его нижней части. Пальцы скользят по лобковой дорожке и попытки продвинуться дальше.

— Тебе не мешает? — на всякий случай Леонид прерывается на секунду и спрашивает.

Осадчая молчит, но сжимает бедра так сильно, что проникнуть между ними становится невозможно.

— О, черт! И здесь преграда! — с фальшивым негодованием ворчит Леонид. — И такое называется гостеприимством?

— В чем проблема, дорогой?

— Проблема в том, что ты не позволяешь моим пальцам ознакомиться с входом в твои "сокровищницы"... И еще то, что пояс от юбки упирается в кисть руки и вызывает боль, не говоря уже о том, что лишает меня свободы действий! А я уже не говорю о другом поясе, который я обнаружил на твоих бедрах и который предназначен для поддержания чулок...

— И что с ним?

— Он также мешает!

— Бедняжка!... Что предлагаешь делать?..

— Если бы я был на твоем месте, я бы избавился от всего этого дерьма!

— От чего именно?

— От юбки!

— Ну так убери руку оттуда, и она перестанет мешать...

И он делает это.

— Наверное, ты права. Давай попробуем другую тактику...

— Что именно ты предлагаешь?

— Ты вскоре узнаешь.

Его правая рука также освобождается из-под чашечки лифчика и сразу же опускается вниз, на ее колени. Отодвигая подол юбки, она медленно ползет вверх по внутренним поверхностям бедер.

— Будь аккуратнее! Ты можешь порвать мои чулки! — она хватает его за локоть.

— Неудивительно! В конце концов, я действую на ощупь... Однако есть еще один способ... Поднимись, пожалуйста!

— Зачем?

— Пожалуйста!

— Ладно... Что дальше?

— Дальше? Ты скоро узнаешь...

Канунников находит застежки по бокам юбки и расстегивает их.

— Справедливость, наконец-то, на моей стороне! — он торжественно заявляет и начинает снимать юбку с ее бедер.

Однако это оказывается не так просто. Юбка не идет с него.

— Неужели ты так рано радуешься, молодой человек? Как я вижу, это дело не такое простое... И тебе, вероятно, понадобится чья-то помощь.

— Я держусь за слово...

— Да, я не вижу другого выхода... Все равно ты снимешь юбку с меня со своей настойчивостью. Просто будь осторожен и пойми, что ее нужно снимать... через голову. Так что мне придется преодолеть стеснение и гордость... Видишь, я готова быть послушной и уступчивой...

— Я вижу и готов проявить не меньшую готовность... Разрешаю тебе заняться моими брюками: открыть ремень и ширинку, чтобы убедиться, что они быстро окажутся на полу, в отличие от твоей юбки.

— Нет, спасибо. Тебе будет удобнее самому сделать это.

— Прошу! Раз, два, три, четыре, пять — вышел зайчик на прогулку!..

— О милый Господи, а там ещё трусы?

— Трусы? Раз, два, три — потри свои глазки! Где они? Там же, на полу...

— Хорошо, хорошо! Давай я пойду и уберу все эти вещи в шкаф. Подожди меня здесь.

— Надеюсь, ты вернешься без юбки?

— Надейся на это. Просто не замерзай! Подкрепись чем-нибудь.

Через некоторое время Саша возвращается на кухню. И чтобы скрыть свою смущенность, она старается вести себя так, будто она из кабаре.

— Ну что скажешь обо мне? — спрашивает она, остановившись в дверном проеме и потянув за шнурок выключателя.

Канунников смотрит на нее не скрывая удивления, которое можно было принять и за восхищение. Она стояла перед ним в свете зажженной кухонной лампы: в черном комбинезоне, подчеркивающем белизну ее плеч и рук, в черных чулках; одна рука согнута в локте с ладонью, повернутой к груди, другая на бедре, немного приподняв подол, чтобы видеть узкую полоску между ним и чулком. Леонид вскакивает со стула и бросается к ней, громко вскрикивая. Но она выключает свет и в темноте неожиданно изящно и легко для ее полной фигуры ускользает от его объятий и направляется к своему месту за столом.

— Садись, Леночка.

— Почему ты выключила свет?

— Знаешь, мне все-таки как-то не по себе. Так что давай немного выпьем!

— Давай! Наливаю... За дружбу и любовь!..

Выпили, закусили.

— Может быть у тебя есть ещё какие-то желания? Погреть борщ?

— Я действительно хочу чего-то другого, но не борща.

— А зачем?

— Тебя!..

Обняв ее одной рукой и прижав губы к ее рту, он другой рукой берет ее ладонь, кладет ее на свое колено и ведет вверх. Но как только эта ладонь касается того, что было под трусами, Саша оттягивает ее.

— Что случилось?

— Мне стыдно за то, чем мы занимаемся... Хорошо, что уже темно и ты не видишь мое лицо...

— Я понимаю твои чувства. Именно поэтому я не спешу и не предлагаю нам сейчас сразу приступить к тому, на что я надеюсь время придет... Ведь мы только что выпили за любовь. Правда?

— Да, но...

— Именно... Учитывая это "но", я даже не настаиваю на предварительных ласках и играх в полной темноте, как ты предпочитаешь, а хочу делать все при ярком свете.

— Ты хороший. Я это вижу. Спасибо!

Саша прижимается к нему всем своим телом и снова отдается его поцелуям и ласкам. Но как только он снова кладет ее ладонь на свои трусы, она оттягивает ее.

— Но почему? — возмущается он.

— Мне стыдно копаться в чужом белье... Фу!

— Давай снимем его! И мое и твое...

— Ты думаешь, что это поможет мне перестать стыдиться? Я не уверена.

— Давай попробуем!

— Нет! Прошу тебя! Ведь ты хороший...

— Да, послушный, может быть, даже чересчур.

— Нет, нет. Все в меру, я уверяю тебя!

— Хорошо, если тебе стыдно проверить своими руками, насколько я напряжен, то мне не страшно узнать о твоей температуре и влажности...

Протянув руку ей под юбку и далее под трусики, Леонид начинает ласкать её интимные волоски пальцами... Так как это было уже не первое прикосновение к ним, Саша не считает нужным возражать или противиться.

— Интересно, какого цвета они? — интересуется он.

— Рыжие, глупый!... Доволен?

— Правда? Не обманываешь?

— Хочешь убедиться сам?... Наглец! Но ты будешь ждать...

— Надеюсь, дорогая, что ты не всегда будешь так категорична... А пока позволь мне поцеловать тебя... Где твои губки?

— Вот они, в твоем распоряжении...

После некоторой паузы, вызванной продолжительным поцелуем, она признается:

— Как у тебя хорошо получается! Особенно, когда наши языки соприкасаются и начинают...

— Повторим?

— Да!..

Его пальцы в то время играют ритмом на её лобковом холмике и двигаются дальше. Саша инстинктивно сжимает бедра, но сразу же раздвигает их, широко открывая доступ, гораздо шире, чем раньше. И в этот момент она ощущает, как его палец проникает внутрь её.

— Ого, там уже достаточно влажно... Жалко трусики? Может быть, снимем их?

— О, Боже! Забудь об этих трусиках!..

— Не трусики меня интересуют, а эти губки твои, которые несправедливо называют интимными и мешают мне наслаждаться ими из-за этих проклятых трусиков!

— Ты думаешь, что так легко избавиться от них? Там целая система защиты...

— Понятно, словно у ядерного реактора... Вот пояс со всеми приспособлениями к нему